Сине-голубая печаль

«Что бы там ни было, так низко я ещё не опускался. Стоя в лесочке я был уверен, что не покидаю эту работу, боясь оставить тетрадь на радость Райану, но, открыв ее, я понял, что не уехал из-за Джерарда. Понимаю, как это по-дурацки звучит: я не уехал, потому что не хочу терять это упитанного человека-загадку, которому на меня по-настоящему плевать. А я буду наслаждаться им со стороны, так и не признавшись. Пока смерть не разлучит нас. И с нашей работкой это случится очень скоро. Звонила мама, и как я ни старался сделать вид, что у меня все в порядке, не вышло ровным счетом ничего. Мои записи теряют смысл, все мои мысли только о Джерарде. Я боюсь выходить из дома, потому что схожу с ума, меня собьет машина и это будет неудивительно, потому что путь с седьмого неба слишком стремителен… или же его нет. Сам себе удивляюсь, полдня пробыл в компании трупа, а думаю и пишу о том, кто его зарывал. И труп стал чем-то обычным и совсем не значимым. Джерард потащил меня в лес, а я не сопротивлялся, я хотел одного — чтобы его руки держали меня сильнее и не отпускали. Зачем я разбил ему нос. Любовь — самое прекрасное чувство на свете, и хуже нее ничего нет, по крайней мере, для меня. Она делает слепым глупцом, за это я ее ненавижу, даже понимая, что я одурачен, я продолжаю быть слепцом, не в силах ей противостоять. Я преклоняюсь перед ней, так как она самое прекрасное и чистое, что есть на Земле. Но я ненавижу ее за то, что она неминуемо уходит, ее возвращения ждать бессмысленно. Остаётся только убивать себя изнутри, зачем-то винить. Сегодня я влюбился. По дороге домой я решил, что тетрадь окончена. Сегодня последняя запись. Она мертва. Мертв и тот Фрэнк, который ее вел на протяжение последних лет. Наверное, этого я и хотел, садясь на автобус в Диксон. Происходящее сейчас можно назвать либо "Новая Жизнь",либо "Сладостная Деградация", третьего не дано».       Поставив точку, Фрэнк спрятал тетрадь под линолеум и, не перечитывая написанное, как раньше, сразу лег спать.       Новый сон: тихий ужас, который будет вспоминаться весь день. Фрэнк видит себя со стороны, может читать свои мысли. Он сидит в центральном парке Диксона совершенно один: нет ни прохожих, ни птиц, ни белок на деревьях. Наступила осень, холодный ветер пришел на смену ставшему привычным за лето теплу, и хмурое небо не дает ни намека на прояснение. К лавочке, на которой сидит Фрэнк, подходит Джерард, садится рядом, не здороваясь. Они молчат, но Фрэнк читает мысли. Он слышит, как его двойник думает о любви, как он потерял бдительность, каким уязвимым от этого стал, потерял свою расчетливость, хладнокровие. Он просто сумасшедший, любовь, как раковая опухоль, поразила его сознание, он не видит спрятанный в кармане куртки Джерарда кинжал. Фрэнк, смотрящий этот сон, уже догадывается, кому он приготовлен, но Фрэнк на лавочке слеп и беззащитен, он не чувствует опасности, когда кинжал оказывается в руке у Джи и скрывается за спиной. Он обманут фальшивой улыбкой. Кинжал пронзает его спину раз за разом, Фрэнк истекает кровью, но не чувствует боли, он бессмертен, пока любит. Тогда Джи оставляет окровавленное оружие прямо на лавочке и так же молча, как и пришел, исчезает. Разум Фрэнка на лавочке пробуждается и кричит о предательстве. Он умирает то ли от боли, от потери смысла его жизни, то ли от множества кровоточащих ран. Он успевает умереть раньше, чем его любовь. Ее частичка пробирается в сердце Джерарда. Теперь Фрэнк может читать мысли Джи, который, уходя, убеждает себя в правильности поступка. Сам он не верит в любовь Фрэнка, думает, что Фрэнк им пользовался, что по-настоящему влюблен только он сам. Не пожелав делить ни с кем Фрэнка, он его убивает, зная, что если Фрэнк его любит, любовь залечит эти раны. Но он умирает. Это просто чертов сон. Джерард ушел, потому что знал наперед о смерти Фрэнка, а Фрэнк умирает, решив, что его предали и кинули. Как все-таки похожи действия влюбленных на действия сумасшедших.       Этот парадокс мог родиться только в голове спящего Фрэнка. В реальной жизни такой вариант невозможен. Если Фрэнку снились сны, которые он был в состоянии запомнить, они обязательно оказывались вещими или хотя бы отчасти правдивыми. И этот сон не на шутку напугал его, продержав все утро в раздумьях.       Фрэнк был в супермаркете, когда раздался звонок: — Ты срочно нужен, новое задание, — это звонил Джи. — Хорошо, я всегда готов, — он уже соскучился по его голосу. — Я сейчас заеду. — Я в магазине, на Грин стрит, подъезжай на парковку, я буду ждать тебя там. — Оʼкей. Через пятнадцать минут буду.       Фрэнк набрал еды быстрого приготовления, что-то вроде готовых пицц, пирогов, которые нужно только разогреть в духовом шкафу, суп а-ля добавь воды и съешь, консервы десяти сортов, чипсы, пэпси лайт, вермишель с ароматом курицы, и, наконец, сигареты.       Он немного задержался на кассе, но успел оказаться на парковке вовремя. Знакомая белая машина только въезжала и еще не припарковалась. Фрэнк пошел быстрым шагом навстречу, махнул рукой, но Джерард не ответил, даже не улыбнулся. — С ним что-то не так. — Единственное, что сейчас приходило в голову Фрэнку. Он сел в машину и стал ждать пока Джи сам поздоровается, но он молчал. Они отъехали и остановились у обочины. Фрэнк начал разговор: — Ну привет. Почему молчим? — О чем говорить? — Он внимательно смотрел в окно, будто ждал чего-то, но ни происходило ровным счетом ничего, машины проносились мимо, солнце светило по прежнему ясно. — Например, какое на сегодня задание. — Как всегда, обычное. Почему ты не уехал? — А почему я должен был уехать? — удивился Фрэнк. — И зачем ты мне звонил, если думал, что я уехал?       Ответа не последовало. — Ладно, ты что, придурок? Ты вообще разговор поддержать можешь? Хватит туда пялится. — Ты ненормальный, что ты ко мне лезешь? — Я думаю, напарники должны хоть как-то общаться. — Может быть, но не я, не со мной. Понимаешь? — Нет, — у Фрэнка появилось желание издеваться над ним. — Ты что, особенным себя возомнил? — Нет, — в его голосе появилась доля агрессии. — А что тогда? Расскажи. — Я тебе не обязан. — он глянул на Фрэнка, глазами полными ненависти. — Да что с тобой? Хорошо, не отвечаешь — не надо, извини, что лезу. — Он сам удивился своим извинениям и не мог понять, почему у него такое непреодолимое желание унизить и в тоже время чувство вины.       А машина продолжала стоять на обочине. — Я просто не в настроении сегодня, — почти шепотом сказал Джи и завел мотор.       Они поехали в центр, по дороге у него зазвонил телефон, он записал адрес, который был их конечным пунктом. Они подъехали к двухэтажному дому, из него вышла высокая светловолосая девушка с белым портфелем за спиной. Она подошла и сразу открыла заднюю дверь: — Это такси? — спросила она. — Да-да, Джефферсон стрит 97,верно? — Джерард был на удивление приветлив. Девушка тут же села на заднее сиденье. Они поехали. — Лина Брук? я прав? — Да, но откуда вы знаете? — она удивилась. — И куда вы меня везете, я же не назвала адрес!       В ту же секунду двери с щелчком заблокировались, Лина кинулась дергать ручку, но запертая дверь не поддавалась. Девушка начала кричать, несвязные угрозы переменялись просто истошными воплями, потом она резко успокоилась: — Отпустите меня, умоляю. Я заплачу, много… пожалуйста. Джерард засмеялся: — Нет, дорогуша, мы тебя уже не отпустим, — его маленькие белые зубки в сочетании с черными волосами, природной бледностью и ставшими сумасшедшими глазами сделали из него самого Сатану, Фрэнк первый раз видел такую широкую улыбку, полную звериного наслаждения. Он уже догадывался, что ждет эту несчастную девушку, но ему было практически не жаль ее, крики о помощи и обещания тоже вызывали у него улыбку. А взгляд Джерарда в его сторону обжигал и рождал новых бабочек внутри.       Они остановились у водохранилища. Как только Джерард разблокировал двери, девушка тут же выскочила и побежала в сторону леса, надеясь там затеряться. Но он настиг ее буквально в несколько шагов, сильным и грубым ударом повалил на землю, взял за длинные волосы и потянул по земле к кромке воды. Она сопротивлялась, визжала, а от ног оставались две неглубокие полосы в земле. Перед тем как выпустить из рук ее волосы он с силой мотнул ее головой, в этот момент она не смогла кричать, он едва не свернул ей шею: — Ты кричи, Линочка, кричи, сучка, тебя никто не слышит, — он говорил, очищая руку от вырванных волос, которые запутались между пальцами, небрежно кидал их на нее и посмеивался.       Лина Брук лежала, заливаясь слезами, шепотом молила о пощаде. Фрэнк тоже вышел из машины и встал неподалеку, не вмешиваясь. Джерард пнул ее ногой в бок, от чего она скорчилась, потом присел на корточки рядом, его лицо стало серьезным и он медленно проговорил: — Знаешь, почему ты здесь?       В ответ она продолжала просить оставить ей жизнь. — Что, сука, сама знаешь, что достойна смерти? Ты ее получишь… Но сначала ответишь. — Пожалуйста не надо, прошу вас. Нет, — она смотрела на Фрэнка жалобным взглядом скулящей собаки, а он не улавливал его, наблюдая за происходящим в целом.       Взглянуть на Джерарда она боялась. — Надо. Мисс Брук, вы сейчас находитесь здесь, потому что не достойны жизни, сейчас не я ваш судья, я только исполняю приговор. Запомни мое лицо. Я твой падший ангел, пришедший восстановить справедливость. Я лишу тебя жизни, а как быстро это случится — зависит только от тебя. Бойся меня, я твоя смерть. Я буду забирать последнюю надежду, лишать тебя мечты, твоей самоуверенности, занижать твою заоблачную самооценку, постепенно лишу тебя всего. Пока ничего не останется. — Джерард выдержал паузу, девушка посмотрела на него. Когда их глаза встретились, он схватил камень: — Сука, ты меня бесишь! — он схватил ее за голову сзади одной рукой, другой взял булыжник и со всей силы ударил ее в глаз, кровь брызнула и потекла струей. — Теперь тебе нечем меня оценивать, тебе ведь только для этого глаза были нужны. Смотреть на других, ставить себя выше, купаться в превосходстве. — Он придавил ее к земле, сам навалился сверху, хотя она просто истошно орала и не сопротивлялась, держал ее, а потом ударил во второй глаз. Острая сторона камня прорвала веко, и в кровавом месиве виднелась пустая глазница. — Тебе он все равно бы не пригодился, — усмехнулся Джерард. Он встал и пошел к машине, по дороге потрепал по голове с тем же диким выражением лица сидящего Фрэнка, открыл такой многофункциональный багажник и достал из него пилу и нож, больше напоминающий кухонный. — Фрэнк, ты мне поможешь? — Нет, я в этом не участвую. — Как скажешь… — Я разочаровался в тебе, ты совсем не тот, за кого себя выдавал. И, правда, только ублюдок может получать удовольствие от такого. — Не надо было очаровываться, Фрэнки. И на себя посмотри, как ты лыбился, когда я ее карал. — Карал? Ты сумасшедший. Господа Бога из себя возомнил, а сам жалок, «караешь» по заказу тех, кто слабее. — Ты ничего не понимаешь, — Джерард смотрел на извивающуюся у воды Лину, с кровавым лицом, которое она прикрывала руками. — Ты правда не понимаешь. — Ну да, куда уж мне до Вселенского разума, — Фрэнк пошел в лес, подальше от кошмара, творящегося позади. Он продолжал идти, пока крики почти не затихли. «Что со мной происходит, я схожу с ума, или у меня раздвоение личности. Сначала я с наслаждением наблюдаю за этим ублюдком, плевать что он творит, я словно пьян, он для меня тот, за кого себя выдает — божество, но стоило ему отойти от этой девчонки, как с меня слетели розовые очки. Он убивает и получает удовольствие. Ненормальный», — думал про себя Фрэнк, а с водохранилища опять доносился неистовый вопль. «Похоже, я еще и трус. Да, новый Фрэнк — слабак, теперь отговорки и самооправдание — мое второе я. Случись вся эта дрянь месяц назад, я бы не боялся свалить с этой работы, не прогибался под обстоятельства, будь это месяц назад, я бы выслал родительские деньги обратно, а себе бы уж как-нибудь заработал, не инвалид ведь. Мой разум был чист, я думал о жизни, расставлял приоритеты, было о чем размышлять. Сегодня я идиот, ничего не хочу, не вижу своих ошибок. Как я могу его любить, не зная кто он, уже которое утро начинать думая о человеке по имени Джерард. Полюбил бы я его месяц назад, откуда теперь знать, но пошел бы и остановил его, не дал убивать, попытался помочь ему исправиться, это точно. Но я дебил! Которого возбуждает его грубость». — Фрэнк, хэй. Ты куда ушел?!       Он пошел навстречу Джерарду, который стоял с окровавленными руками, одна штанина выше колена тоже была пропитана кровью: — С ней покончено, помоги ее закопать. — Я что, неясно выразился? Нет. — Я понимаю, что ты сейчас про меня думаешь, — Джи положил руку на плечо напарника. — Обещаю, наступит время, и я расскажу тебе правду. — Правду о чем? — резким движением он избавился от руки на своем плече. — Всему свое время. Ты больше не хочешь быть со мной в паре? — Честно. Не знаю. Я вообще не хочу работать на такой работе. — Ты сильный не только потому, что не уходишь, ты можешь признать, что тебе противно, и ты смог бы уйти. Ты первый из моих напарников кто признал, что таким как мы бывает страшно, противно, что все мы — обычные люди. — Много напарников у тебя было? — Ну. прилично. — И куда они все подевались? — Их просто больше нет. Кто-то работал, строил из себя настоящую мразь с железной психикой и безразличием ко всему, а потом кончал с собой в ванной, кому-то помогли наши люди. — Действительно, так просто. — Он проговорил это очень медленно. — А ты, Джерард, признаешься, что тебе противно? — Да, так же, как и тебе. Мне кажется, мы похожи, — уголки губ Джи подпрыгнули вверх, а глаза загадочно заблестели. — Я не заметил. Ты убивал эту несчастную с такой страстью. Видел бы ты со стороны, ты не был хладнокровен, наоборот, счастлив, самый настоящий псих! — Нашел время болтать. Иди копай, я один работаю, ты только бегаешь по окрестностям. «Убивать не хорошо!», да-да, смертный грех. Если я и так попаду в ад, мне нечего терять. — О, заметь, это не я пришел и пообещал сказать правду.       Фрэнк пошел вперед, ноги не слушались, он пинал камни и одновременно спотыкался об упавшие ветки, Джерард был где-то позади, пока Фрэнк резко не обернулся: — А ты ведь знал ее… назвал имя. Лина Брук. Кто она? — Всему свое время, — глядя в сторону ответил Джи.       Они вышли из леса и снова оказались у водохранилища. Картина была ужасающая. У самой воды лежало то, что осталось от тела Лины. Одна нога была отпилена и засунута в ее когда-то белый рюкзак, ставший теперь буро-красным. Из левой руки торчал нож, на шее был глубокий порез, но кровь из него не вытекала, она была уже мертва на момент его нанесения. Живот был разрезан посередине, кишки вытянуты и лежали частично на ней и часть — на траве рядом. Когда они подошли ближе, Фрэнк увидел у нее на голове следы от зубцов пилы, множество противных рваных ран, Джерард, похоже, хотел снять скальп, но передумал. Ее лицо стало неузнаваемым, его больше не было, кожа вырезана округлыми кусками и засунута ей в бюстгальтер. Кожа вокруг рта тоже была срезана, поэтому оголились передние зубы, щеки были просто разрезаны по прямой линии до ушей, язык отрезан на половину, где его вторая часть — одному Джерарду известно. Было непонятно раздроблен ли череп или это следы пилы. Фрэнка уже тошнило. Казалось, вся кровь вытекла из растерзанного тела девушки, земля уже не впитывала ее, а она была белее, чем лист бумаги. — И после этого ты не зверь?! — орал Фрэнк. — Ты мне противен, этот город, эти люди, эта конченая жизнь! Убей и меня, Джерард, сукин ты сын! Иначе я убью тебя! И про вашу чертову организацию я расскажу полиции, вам придет конец, всем.       Джерард стоял, опираясь на лопату с напряженным лицом, мучаясь над тем, что сказать Фрэнку:  — Ты не знаешь, что я чувствую, ты не знаешь, каково быть мной. — Я тебя убью! — еще громче заорал Фрэнк. Он уверенным шагом пошел к трупу девушки, чтобы вытащить нож из ее руки и прирезать ублюдка Джерарда, но не заметил, как он сам пошел за ним. Когда он хотел обернуться, услышав шаги, Джи огрел его лопатой по голове. Ноги Фрэнка подкосились, в глазах потемнело, и он рухнул на траву, как мешок картошки. — Господи, что я наделал… — он откинул лопату. — Прости меня, Фрэнки, прости.