Порочный Чикаго

— Люди не пойдут за нами — мы им противны. — Мы и мне противны.       Само собой, после такого заявления мне захотелось на максимальной скорости рвануть к мрази Льюису и голыми руками лишить его в качестве разминки кадыка, но сестра попросила для начала хотя бы обнять ее. Не стану лить в уши, что это меня сразу же утихомирило, но что‐то в груди зашевелилось иначе из‐за близости родного человека. Стиснутые зубы, частое дыхание и палящая ярость внутри не смогли меня покинуть. Однако даже находясь далеко от Сэма, я нашел того, кому могу надавать лещей, не покидая территорию просторного кабинета самого влиятельного мужика в городе. Да мне, собственно, насрать, кто он и каково его положение…       Мягко отодвинув от себя Нину, я медленно перевожу взгляд на Гризли.       — Фред, мой дорогой друг, — раскрываю объятия, пародируя манеру самого Боунса; улыбка получается хищной, чувствую. — Как же так вышло, что твои куколки на протеине не смогли защитить твою, — морщусь от мысли, — женщину?       Гризли смотрит мгновение, а затем отворачивается к столу и наполняет три бокала виски. В его движениях нет и намека на опасение: он уверен, что я не стану применять силу. Да, наверное, он прав… Я вспыльчив, агрессивен, но не глуп: калечить или убивать его пока не выгодно, а это все, что меня беспокоит. Правда, к списку добавилась сестра, но ее взаимоотношения с мужчинами — тема отдельная, обсуждаемая уж точно не при ее, блять, бойфренде.       — Ты же понимаешь, что с ними не ограничатся воспитательной беседой? — произносит Гризли, все также стоя ко мне вполоборота.       — А я не про них, если что, — слова и воздух между нами пропитаны моим презрением, парами спирта, запахом табака и еще какой‐то вонью: кажется, это от Нины. Обращаюсь к ней, не прерывая зрительного контакта с Боунсом: — Нина, приведи себя в порядок, я подожду тебя.       — Ага, как же! — фыркает она. — Чтобы вы тут поубивали нахуй друг друга? Мечтай, братец!       — Нина, — настаиваю, вынужденно поворачивая к ней голову.       Мой тяжелый взгляд против ее упрямого, из-под нахмуренных бровей. Не знаю, к какому выводу она пришла, но поджимает губы, откидывает назад длинные спутанные волосы, задирает носик и покидает нас, смачно хлопнув дверью. Не стала еще спорить, но протест выразила. Правду говорят, что некоторые вещи не меняются: Нина всегда делала так раньше, когда была вынуждена подчиниться воле родителей.       Оставшись с «великим и ужасным» наедине, я молча жду его комментария. Гризли неторопливо тянет в себя алкоголь, звеня печаткой о грани стакана. К своему я не притронулся. Выпить я, конечно, не прочь, но хмельной туман сократит время разговора, быстро переведя его к тумакам и, вероятно, вывихнутой челюсти, затем на шум сбегутся собачонки, а я киллер — не рестлер.       Любому терпению приходит конец. Напряженная тишина угнетает обоих, я вижу, но мой визави не спешит открывать рот с иной целью, кроме как поместить туда жидкость. Он ждет, когда я ему въебу? Провоцирует?       — Почему ты мне не сказал про нее?       — Ты не спрашивал, — ровно отвечает Боунс.       — А с хуя ли я должен был догадаться об этом?        Стараюсь сдерживаться, стараюсь…       — Я должен извиниться? — он поднимает бровь и возвращает внимание напитку.       — Ее изнасиловали, твои дауны провафлили, и ты умиротворенно бухаешь, — киваю.       — В стрессовой ситуации все ведут себя по-разному, — он слегка пожимает плечами.       — О, да у тебя стресс! — смех рвется из груди. — Как я сразу не понял?       Что ж, достаточно любезностей. Лицо снова приобретает соответствующий настроению вид. Я приближаюсь к столу, опираясь на него обеими руками.       — Смерти за такое мало. Льюис должен страдать. Я отберу у него все — близких, бизнес и способность кушать и какать без боли. Он будет вспоминать обо мне с каждым вдохом. Поверь, если я не увижу твоего энтузиазма по поводу участия в этом, вы будете думать обо мне дружно. И пока я что‐то не наблюдаю каких-то действий. Заботы к сестре мне тоже лицезреть не пришлось, но я не в курсе, как вы между собой общаетесь. Спрошу у нее. — Я выпрямляюсь. — Передай ей, что я жду на улице. — Уже в дверях добавляю: — Задаток не верну. Это компенсация ей.       Меня никто не останавливает, никто не хочет что‐то сказать, прояснить или напомнить. Хорошо, Фредди, я понял твою позицию.       В «Макао» шумно и людно. Впрочем, здесь вечерами и не бывает иначе. Ну конечно, как же еще развлечься толстосумам? Азарт, кокс, бухло покрепче, шлюхи послаще… Наверное, я один из немногих, кто не рвется стать частью якобы рая. Безусловно, я люблю и бабки, и секс, и ощущение власти — лучший наркотик, но быть среди этих жирных ублюдков не хочу. Если ты в круге, значит, ты тоже когда‐то кому-то хорошенько лизнул зад, а то и отдался в него. Такая тактика не для меня. Есть еще вариант Гризли — идти по трупам, даже друзей. Убивать не трудно, тут я мозоль набил, и друзей у меня нет… Однако я не любитель натянуто улыбаться, без чего в системе не обойтись. Не хватает надолго моей вежливости, хоть мать и приучала к этикету. Постепенно все настойчивей становится желание увидеть рожу собеседника через оптику. Лучше на своем месте, чем прогнуться, чтобы залезть выше.       На улице свежо. Светло лишь благодаря россыпи огней с манящих вывесок в этом районе. Тут тебе и ресторан «Роялти» через дорогу, где дорого накормят порцией котенка; и клуб «Чикаго» в пяти минутах неспешной ходьбы, где всегда найдется таблетированный повод для веселья; и ворох баров, кафе и бутиков. Здесь ошивается элита и те, кто бездумно тратит кровные на ерунду, чтобы казаться своими среди определенно чужих. Места, что по карману большинству, находятся чуть дальше, в паре кварталов, и сложно сказать точно, где жизнь проходит пестрее. Однако есть зона, где могут встретиться оба слоя: буквально за углом «Запасного пути» расположилась «Красная лента» — чудное заведение с безотказными дамами на любой вкус и кошелек. Я туда сегодня обязательно загляну, проведаю старого знакомого… Но пока я курю на ступенях казино, ожидая сестру.       Она выходит с легкой улыбкой, поправляя шарф и убирая телефон в карман удлиненного черного пальто. На голове небрежный пучок, но даже я, мужик, понимаю, что на что‐то более изящное требуется время, которое сейчас я не жажду дарить прическе.       — Выпьем? — вздохнув, предлагает Нина.       Идти долго не хочется, но и бары класса «люкс» не прельщают, поэтому мы выбираем золотую середину — «Усталую лошадь».       Удивительно, но здесь есть свободные столики. Не советуясь, я направляюсь к тому, что в отдалении, в глубине, чтобы избежать любителей подслушать чужой треп, но Нина уже по дороге встречает знакомую.       — Ни-ина! — приветственно окликает ее высокая шатенка. — Я рада тебя видеть! — Она обнимает ее. — Как ты, дорогая?       — Ох, — улыбается Нина, — через раз. В двух словах не расскажешь.       — Да? Что‐то случилось? — девица принимает озабоченный вид, но я вижу наигранность в этом.       — Давай потом встретимся, поговорим, хорошо?       Они обмениваются поцелуями в щеку, и мы все-таки усаживаемся за наш столик.       — В твоем возрасте пора уметь отличать вежливость от настоящей заинтересованности, — замечаю я, открывая меню. Нина усмехается.       — По-твоему, всем насрать, когда они спрашивают, как дела?       — Именно.       — Почему же? Ты ведь не знаешь эту девушку! Я буду мартини с ананасовым соком, — не глядя в список, говорит она официанту.       — Бурбон. — Парнишка в белой рубашке уходит, и я возвращаюсь к теме: — Потому что проблемы других всегда заботят куда меньше собственных. Тебя, например, волнует, жрал ли сегодня афракционер Билл? Или больной ребенок, не вылезающий из Эрудиции? Возможно, ты в состоянии позволить себе кратковременное сочувствие к ним, но реальней для тебя всегда будет то, что надо бы зайти в магазин за туалетной бумагой, а то дома закончилась.       — Ты судишь по себе, — она качает головой, сложив перед собой руки в замок.       — Ой, да ладно! Все моралисты для общества, но без эгоизма не выжить — так мир устроен.       — Я уже хочу уйти, — Нина смеется. — Еще немного, и это произойдет.       — Вот видишь, — я косо улыбаюсь.       — Что?       — «Я хочу». А где же способность самоотверженно слушать, проникаться бедами других?       — Слушать бред и помогать людям — не одно и то же, — парирует она.       — Скажи это психологу. — Я делаю глоток, будто произнесенное — тост.       — Хм, не так я представляла встречу с братом. — Она подносит бокал к моему, чокаясь.       — Согласен. Ну, рассказывай, как ты оказалась с Гризли? Поверь, мне правда интересно, — ухмыляюсь.       — Все так и говорят, — она морщит нос и показывает язык. Черт возьми, я скучал по ней.       Затем Нина вздыхает, облизывает губы, видимо, прикидывая, с чего бы начать, выпивает залпом свой мартини и подзывает специально обученного человека для добавки.       — Ты готов к монологу?