Порочный Чикаго

      Практически каждому хоть раз приходилось страдать от похмелья, и я не исключение, а, наоборот, старый приятель этого недуга. И, как и положено у настоящих друзей, он издевательски не дает мне нормально поспать и будит в четвертом часу ночи.       Сушняк. Такой, что губы слиплись, а язык присох к небу. На веках будто лежат монетки, настолько они тяжелые, неприподъемные, словно я сдох и кто‐то прикрыл мне глаза, чтобы я не пугал народ. Не чувствую левую руку: во сне я поднял ее вверх, и кровь сбежала прочь. Перекидываю ватный мешок вниз, ближе к телу, что тут же сопровождается противным покалыванием, от которого никуда не деться. Пытаюсь сквозь заплытые щелки глаз рассмотреть себя и обстановку, с радостью обнаруживаю, что я дома, даже в своей постели. Точнее, я просто лежу сверху на ней, ведь забраться под одеяло, видимо, для меня вчера было бы перебором, или просто топлива для автопилота хватило только на то, чтобы добраться до собственной койки. Что ж, я уже пиздат и вкусно пахну. Ну, насчет последнего, конечно, я себе льщу. Сам понимаю, что пасет от меня, как от скунса в состоянии испуга. Я совершенно не удивлен, что все еще одет, на мне до сих пор куртка и шапка, зато штаны расстегнуты и приспущены. Стоит снова похвалить себя: я пытался.       Движение шеей, приподнимающее голову, явно было сделано зря: сразу же последовал звон в ушах, обзор загородил калейдоскоп, виски начало ломить так, что захотелось прижать к ним пальцы, но я знаю, что это сродни подорожнику сейчас — вряд ли сработает, поэтому просто мученически морщусь и ложусь обратно, стаскивая с себя шапку. Постепенно гул уходит, а вот жажда все еще при мне, да и в теплой парке слишком жарко, и скоро от меня будет вонять не только перегаром, но и потом. Смело сойду за афракционера.       Ужасно лень, однако я встаю. Надо же, я даже ботинки снял! Сделав два шага, споткнувшись и кое‐как удержав равновесие, нахожу чертову обувь. С бонусной болью в ноге ползу на кухню, раздеваюсь по дороге, бросая вещи в сторону шкафа в прихожей, и пью прямо из крана. Насытившись, подставляю голову под струи холодной воды. Это бодрит, приятная дрожь расслабления бежит вдоль позвоночника.       Ебучий случай, какого же хрена я так напиздюрился?       Сажусь на стул, силюсь восстановить воспоминания, из‐за чего мозг снова посылает мне колокольчики к барабанным перепонкам. Мокрыми ладонями провожу по лицу, опасаясь закрывать глаза: так я снова будто плыву на лодке или сутки еду в поезде, где слишком качает. Не сразу и не все удается сложить в одну картинку, потому как память, жадина, кидает мне лишь какие‐то куски, обрывки фраз и короткие видеозаписи.       Я был в «Запасном пути», видел там шоколадных братьев и Льюиса, потом пошел за ними в «Красную ленту»… А дальше? Кажется, я там еще бухал. Ну, это выглядит логичным пока. Злился. Почему? Они до меня доебались? Или кто‐то еще? Нет, если бы так, то болела бы не только башка, и костяшки тоже не сбиты. Меня хотели выдворить из борделя? Вряд ли, я бы отбивался, уж пьяный-то точно, а повреждений на мне, как только что выяснил, нет. А на месте ли бабки? Лезу в карман джинсов за лопатником: нихуя себе, я что, вчера штукарь просрал?       Сижу в недоумении, глупо пялясь на кошелек, потом перепроверяю деньги по всем отделениям. До меня вдруг доходит, что просадить столько я мог исключительно на бабу. Точно! Я был у мулаточки! И опередил меня Педрад, вот почему я и нажрался…       Супер, синий еблан, приревновавший шлюху.       Поход на работу никто не отменял, и мысль о том, что до нее лишь несколько часов, принуждает поднять задницу со стула. На подвиги типа душа я пока не готов, поэтому просто ковыляю обратно в спальню.       И снова похмелье делает свое дело, когда я просыпаюсь раньше будильника на пятнадцать минут. Возможно, причина в другом: ворочаясь, я улегся поперек кровати, и голова стала свисать с нее. Конечно же, шея затекла, а когда я попробовал лечь нормально, ко мне вернулись мои любимые цветные пятна перед глазами.

***

      На то, чтобы превратить себя в подобие нормального человека, ушло добрых полдня. Автомат воспринимается мной по весу сейчас как гранатомет, мне тяжело идти и самому, но без оружия в район афракционеров суются только дебилы.       Проходя по сектору, я чувствую на себе взгляд и, повернувшись, замечаю Лили, которая сразу же делает вид, что нашла что‐то увлекательное в здании рядом. Невольно ухмыляюсь. Поймали тебя, сучка, можешь не пытаться спрятаться. Мне бы полежать чуток, я бы тебя трахнул, а пока живи.       — Джон, — обращаюсь к напарнику, — что это на меня наша блатная новенькая косится?       Он смотрит на девицу, а после немного наклоняется ко мне и говорит вполголоса:       — Брайан и Роб решили ее подъебать и стали при ней рассказывать про тебя байки, мол, какой ты секс-гигант, как от тебя телки прутся. В общем, у тебя не хуй, а волшебная дубинка, — хохочет Джон. Я фыркаю.       — Так это и не байка, я действительно крут, — высокомерно заявляю я, задрав подбородок, но все же улыбаясь. Приятель только громче ржет, толкая меня в бок локтем.       — Хэйес, бабам своим в уши ссы!       — Не веришь? Ну, твое дело. — Я пожимаю плечами. — От меня недовольной ни одна не уходила. А за рекламу парням спасибо.       Лили, похоже, слышала наш диалог, раз уж снова начала периодически посматривать в мою сторону. Да, мне точно стоит поблагодарить пиарщиков, ведь сближение с племянницей командира в моих интересах.       Пока я прорабатываю план захвата этой белокурой крепости, в мою хмельную голову без спроса лезут мысли о Кристине. Опять. И вот она, как раз таки, мне нахуй не вперлась: проститутка, которая полезна только навыками. Лили поможет построить карьеру. Казалось бы, выбор очевиден. Если бы не тянуло…       Понимание того, что глупо даже думать о ней, не то что позволять чувствам расти, у меня есть. Какие могут быть чувства к шлюхе, кроме похоти? Я же не кретин, чтобы влюбляться. Ведь нет?

***

      После обеда мне полегчало окончательно. Горячий суп после вечера с вискарем творит чудеса. Хамоватый тип во мне проснулся и стал требовать женщину, хотя бы на перспективу, если не сейчас. Наблюдательности мне не занимать, и, приметив расстроенную Лили, которой не хватило торта, я подхожу к толстому сопляку и резко говорю: «Смотри!», указывая на потолок. Он, само собой, ведется, и я спокойно забираю его порцию десерта. Тортом больше, тортом меньше… Для него все равно этот кусок незначителен.       — Сладенькое для красавицы! — Я улыбаюсь и ставлю тарелку перед Лили.       — Спасибо. — Уголки ее губ приподнимаются. Раз уж она не противится и не возмущается, она не видела моих манипуляций с изъятием бисквита. — Питер, — зовет она, — там какой‐то мальчик на тебя пальцем показывает.       — Правда? Где? — деланно удивляюсь и оборачиваюсь. Пухляк что‐то ворчит в мою сторону, а я приветливо машу ему рукой, одну секунду демонстрирую средний палец, снова коротко машу и возвращаюсь к собеседнице. — Как тортик?       Лили с аппетитом и наслаждением уплетает лакомство, и зрелище это весьма приятное… Аккуратные пальчики несут вилку ко рту, и он готовно приоткрывается, чтобы принять в себя все, что пожелает хозяйка. Блять, хочу быть этой вилкой.       Похоже, я слишком увлекся разглядыванием и выгляжу вполне однозначно, потому что Бесстрашная вдруг перестает есть, спрятавшись за широкой чашкой чая. Я смутил ее. Это мне на пользу.       — Скажи, Лили, а почему ты выбрала патруль? — мягко интересуюсь я. Не банальная светская беседа — мне действительно любопытно.       — А что? — Она слегка улыбается, приподняв бровь.       — Ты просто слишком хороша для такого места, — и снова я честен.       — Вот поэтому.       Все ясно. Амбиции. Попытка доказать, что не просто набор красивых частей тела.       — Ну, фракция может предоставить не мало рабочих мест, где есть шанс самоутвердиться, но без общения с бомжами.       — Питер, ты же знаешь, кто я командиру, зачем задаешь глупые вопросы? — Прищуривается, немного склонив голову.       Она умна. С одной стороны, я терпеть не могу тупых куриц, единственный толк от которых — пизда, а с другой — она может помешать моей задумке, если мозг шарит достаточно. Пока я не решил, как относиться к этому факту. Еще, насколько я понимаю, карьера ей и самой нужна, и служба в патруле — только обязательная практика, обычный плацдарм.       — Ладно, пора возвращаться на работу. — Лили встает с места. — Благодарю за торт.       Я киваю, но не спешу следовать за ней, вместо чего любуюсь красотами ее вида сзади. Хороший такой, душевный…

***

      Обходя заново территорию, я все думаю, как же мне грамотно подобраться к Лили, чтобы она хотя бы какое‐то время не осознавала мои истинные намерения, не связанные с благородством. Мыслей хуева туча, а путных что‐то маловато. Правильный Питер внутри напоминает о том, что надо меньше бухать, чтобы котелок продуктивно варил. Нет, не подходит. Уж лучше научиться пить так, чтобы продолжать качественно соображать. От выпивки совсем отказаться я не готов, хоть и признаю, что вчера был перебор. Удивительно, что я после всего вылаканного не подружился крепко с унитазом. Печень, спасибо! И прости.       Вижу впереди силуэт, одежда черная — кто‐то из наших. Иду ближе, всматриваясь. Девушка, судя по изящной фигуре, коротко стриженная, тащит два здоровых баула и останавливается, обратив внимание на меня, упирает руки в бока и выдыхает белесый пар в морозный воздух. Что она делает в секторе афракционеров с этими сумками?       — Ого, какие люди! Привет, Линн. Переезжаешь?