Розмари.
25 октября 2015 г. в 23:31
Пояснение: эта часть — рассказ Роуз.
Мне было около двенадцати, когда я попала в приют: моя мама погибла. Сколько себя помню, она всегда твердила мне о самообороне, и именно она научила меня драться. Я понимала, что мы бежим от чего-то, но я не понимала от чего.
За несколько дней до ее смерти, мама пришла с радостной улыбкой на лице, а когда я спросила, в чем дело, ответила, что скоро все закончится, что мы вернемся к отцу, которого я, к сожалению или к счастью, не помнила.
Но мама погибла, а меня определили в приют. Воспитатели обращались со мной как с забойным скотом, дети же посчитали меня новым козлом отпущения, каждый норовил меня чем-нибудь поддеть, ударить побольнее.
Я становилась старше, на меня начали поглядывать мальчики, а девочки на почве ревности пытались всячески отгородить меня от их возлюбленных, избивали, не понимая, что их парням нужно только одного — снять свое напряжение. Тогда я этого тоже не понимала, но меня дико раздражали их многочисленные взгляды на одну меня. В тринадцать я стала замечать такие же взгляды у мужчин-учителей, а в один прекрасный день, меня под белы рученьки привела воспитательница к нашему физруку и оставила с ним наедине. В тот день я поняла, что означали эти странные взгляды в мой адрес, поняла, какова была почва для ревности и начала биться за собственную честь так, как не билась за свою жизнь прежде.
В шестнадцать меня избила группа парней до практически бессознательного состояния — они хотели меня изнасиловать, но я находилась практически в коматозном состоянии… Один из мальчишек, забавный-рыженький, занес ногу для того, чтобы пнуть в живот, а затем подмигнул мне перед ударом, который был сыгран великолепно, я театрально дернулась и замерла. «Пульса нет», — испуганно сказал тот самый парень, что «пнул» меня последним. «Не, некрофилия — не мое», — сказал другой и вся шайка, кроме рыжего удалилась. Рыжий спас меня.
Он представился как Мейсон и помог мне сбежать. У него была некоторая наличность, и мы остановились с ним в небольшом мотеле, а на следующий день, пошли за провизией, однако, пока Мейсон был в магазине, я бросилась тебе под колеса, устав от жизни.
Дмитрий, ты бы только знал… Ты выскочил из машины, в глазах испуг, а на лице ни единой эмоции, такой красивый, мужественный… Ты что-то спрашивал, а я забыла как дышать и не смогла вымолвить ни слова: ты был настолько прекрасен!
Знаю, говорю сумбурно, но…
Ты стал в один момент подобно Богу для меня, центром моей вселенной. Когда ты поймал меня на побеге из больницы и разрешил остаться с тобой, я попала в сказку, самую настоящую.
Я старалась в благодарность доставлять тебе как можно меньше хлопот, но зачастую, вещи все равно валились у меня из рук, как только ты попадал в поле моего зрения, я не могла оторваться, любуясь тобой: твоей фигурой, твоей походкой, твоими плавными, полными грации движениями.
С каждой минутой я все больше влюблялась в тебя и, как ни странно, понимала это.
А первая наша ночь, ты помнишь? Мне так было страшно, что ты поиграешься и бросишь меня, но я доверилась тебе, Дмитрий. Доверилась тебе и твоим ласковым объятиям. За многие годы я почувствовала себя тогда счастливой: ты был нежным, ласковым, заботливым, говорил разные милые глупости, отвлекая от боли…
А на следующий день все изменилось… Все, абсолютно все в тебе. Все, кроме глаз.
Твои глаза говорили мне правду. Я была спокойна, потому что знала — ты меня любишь.
А после родился Павлуша, и ты стал водить в дом проституток и приходить пьяным. Я злилась и обижалась на тебя, мне было больно, очень больно — я ночами плакала в подушку, а потом совершенно случайно узнала, что это все лишь твоя хорошая актерская игра: твои «подружки» развлекались в твоей спальне, а ты сидел и смотрел на сына ночи напролет.
И тогда я решила, что стоит побыть девочкой — дурочкой, раз уж это стало жизненно необходимым.
И что бы ты не делал, я продолжала тебя любить.
И, да, я все еще люблю тебя. Люблю, как никогда.
Примечания:
Жду много тапочков!)