Милая моя дочь!
Я не была тебе матерью, но я доживаю свои последние дни, и хотела бы видеть тебя.
С любовью, твоя мама, Мерлин Кристи.
Сначала Ами решила, что это глупый розыгрыш. Затем бросилась к телефону, судорожно тыча пальцами по кнопкам. На другом конце ответил сонный мужской голос. — Алло? — Папа, она жива и присмерти! — дрожащим голосом проговорила Ами. — Кто — она? — все еще недоумевающим голосом спросил Наум. — Мама! Зами долго молчал, не зная, что ответить. Почти тридцать лет он врал дочери, скрывая, что её настоящая мама жива. Он говорил, что женщину убили нацисты, что она погибла героической смертью, защищая дочь. На самом же деле, Мерлин Кристи, сбежала от Наума и дочери, когда Америке не было и года. Зами знал, что в этом была и его вина. Он был слишком занят и часто не обращал внимания на жену, которая без мужа засыхала, словно цветок без воды. Но как сказать маленькому ребенку, что мама её бросила? Наум не смог, и пришлось лгать. — Ты должна поехать к ней, Америка. — Во многом Наум чувствовал свою вину в произошедшем, ведь будь он внимательнее, у девочки была бы любящая мама. — Но ты говорил… —Забудь! — Наум не дал договорить дочери. — Она тебе все объяснит. Ты поймёшь и простишь её, я уверен. Мерлин хорошая женщина, и ты должна узнать её. Пусть и так поздно. Побудь с ней перед смертью. — Тогда надо торопиться! Не попрощавшись, Ами бросила трубку и побежала наверх. В спешке, всё еще прибывая в шоке от того, чт узнала, Америка совсем забыла сообщить Полу, куда она уехала. Ни записки, ни письма. Зимой на Майорке значительно теплее, чем в Англии, и Ами была даже рада известию, заставившему её поменять холод и сырость на яркое испанское солнце. По дороге к дому, Зами всё думала, что же могло заставить мать бросить своего ребенка. Причина должна быть очень серьезной. Но как бы там ни было, Америка не держала зла на Мерлин. Она её не знала, а обрести мать к тридцать годам было даже приятно. Таксист, которому Америка сунула открытку с адресом, что-то без умолку болтал на испанском, кружил женщину с детьми по самым живописным местам Пальма-де-Майорка. Не влюбиться в этот город невозможно и, Ами, откинувшись на сидении и расслабившись, вдруг вспомнила, что не оставила Полу никакой информации о себе. Дом, в котором жила Мерлин, стоял на самом берегу моря, окруженный высокими пальмами. Небольшое двухэтажное строение, выкрашенное в белый, с большими окнами, показалось Америке очень милым и уютным. Дверь открыла невысокая испанка в бледно-розовом платье, и на чистом английском узнав, кто приехал в гости, проводила Америку с детьми на второй этаж, в комнату хозяйки. Мерлин недавно проснулась и, сидя в кровати, причесывала длинные светлые волосы, которых слегка коснулась седина. Про себя Ами отметила, что её мама совершенно не похожа на больную женщину. Завидя гостей, Мерлин подскочила с кровати и бросилась обниматься и причитать, как же она им рада. Завтрак подавали на веранде, находящейся со стороны моря. Свежевыжатые соки, свежие фрукты и морепродукты. Мэри и Натан схватили несколько яблок и побежали строить песочные замки. А Ами решила поговорить с матерью. — Как вы себя чувствуете? — Зами робко взглянула на женщину, потягивая апельсиновый сок из трубочки. — Ты хотела спросить не это, но спасибо, сегодня мне стало значительно лучше, — Мерлин отправила в рот креветку и, поправив солнечные очки, обратилась к дочери. — Хочешь знать, почему я ушла? — Конечно! Я не осуждаю вас, но я никогда не пойму этого поступка. Мерлин что-то сказала своей служанке по-испански, и та принесла Америке большой альбом. Зами очень удивилась, листая его. Вся её жизнь была вклеена в этот альбом. Фотографии, статьи, афиша и билет с мьюзикла, статьи и фотографии из желтых газет, которые писали небылицы про МакКартни и Зами. Даже пластинка, вышедшая в прошлом году, на которой Ами спела «Колыбельная для Мэри». Всё судебное разбирательство, умело записанное и зарисованное журналистами. Особенно Америке понравились комиксы, изображающие её кровожадной разлучницей и дикой битломанкой. Но сособенно её внимание привлекла песня, записанная от руки. — Я услышала её на одной из радиостанций, — хвасталась Мерлин. — Сказали, что эту песню ты написала Полу, в ответ на его «And I Love Her». — Очень странно, я её не писала. — Чего только не придумают журналисты — Мэрлин рассмеялась, затем серьёзно произнесла - Ами, в жизни может случиться всякое. Нельзя быть уверенным в затрашнем дне на сто процентов. Что-то обязательно пойдёт не так. Я очень горжусь тобой. Ты выросла замечательным человеком. А я не жалею ни о чем в своей жизни, кроме, пожалуй того, что не была рядом в важные для тебя моменты. Не читала тебе сказок на ночь, не выбирала с тобой свадебное платье и… что еще бывает важного для дочери и матери? Я даже не знаю. — Так что же произошло? — Зами отложила тяжелый альбом в сторону и внимательно посмотрела на мать. — Я влюбилась, Америка. Но разводиться в наше время было не принято, а Наум не хотел отдавать мне тебя. И правильно сделал. Жизнь помотала меня по всему земному шару, где я только не ночевала. Тебе было лучше с отцом. Спасибо, что не держишь на меня зла. Мерлин на минуту задумалась, смотря как играют на берегу Мэри и Натан. — Вот, — женщина указала на своих внуков. — это главное в жизни. Понимаешь это уже на сметном одре. — Чем вы больны? — Рак. — улыбаясь, ответила женщина. — Я решила не бороться с ним, а прожить оставшееся время в своё удовольствие. Я хочу провести это время с вами, — Мерлин взяла дочь за руку. — Не знаю, на сколько мы сможем остаться. Я совсем забыла сообщить… — Полу. — перебила Мерлин. — Он уже едет, не беспокойся. Я позвонила ему и сказала, что неприлично так долго морочить голову моей дочери и не жениться на ней. Женщины рассмеялись, а Америка подумала, что очень жаль, что она не узнала Мерлин раньше. Эта женщина, несмотря ни на что, была настоящей матерью и очень точно чувствовала и понимала свою дочь. Обиды остаются в прошлом. В них нет никакого смысла, если сейчас тебе хорошо.