Говорят, что...

      Когда Кейтлин вдавливает тлеющую сигарету в чувствительную область под глазом, раздается вопль, заглушенный кляпом в виде промасленной грязной тряпки.       Говорят, что шрамы от сигаретных ожогов не исчезают сами по себе. Небольшие кружочки, сквозь года проносящие вместе с собой память о боли. Сноу предпочитает, чтобы ее оппоненты помнили боль до конца жизни, как бы мало им ни осталось. Она знает о боли, в том числе и на собственном опыте, до неприличного много, а потому со знанием дела продолжает вжимать ломающуюся в пальцах сигарету в кожу, посыпая рябые щеки мужчины табаком.       До одури привычный запах яблок щекочет нос, и она морщится. Барри думает, что ее лицо принимает милое выражение, да и сама Кейтлин становится похожей на котенка. Барри думает, что никогда не решится сказать ей об этом: Сноу лишь фыркнет, сощурит глаза и в лучшем случае одарит ледяным взглядом. Аллену кажется, что сколько ни пробивайся к ней сквозь бесконечные слои брони, их всегда будет хоть на один, да больше, чем предполагалось.       Барри просто сильнее затягивает пластиковые хомуты на чужих запястьях, пока не проступает кровь. Кейтлин небрежно роняет окурок на бетонный пол, топчет носком туфли от Бетти Мюллер. Она поправляет белые медицинские перчатки, достает из неприметной черной сумки бутылек с кислотой и подходит к мужчине, наклоняется к нему, рассматривая покрасневшую кожу, и цокает языком:       — Где это ты успел пораниться? — в ее голосе неподдельное удивление; в глазах — скука и немного брезгливости. Она льет жидкость из бутылька на лицо щедро, позволяя ей затекать под ресницы. Мужчина мычит от боли; Барри хватает его за подбородок, заставляя запрокинуть голову, и фиксирует это положение; Кейтлин, одной рукой распахивая глаз, другой выливает туда остатки кислоты.       — Теперь тебе можно дать новую кличку. Будешь Одноглазым Гарри вместо старого прозвища. Толстый Гарри звучало слишком, эм, оскорбительно? Тебе так не кажется? — ответом ей служит лишь невнятное бормотание и предобморочное состояние. Сноу просит Аллена отпустить голову мужчины и с размаху бьет того по лицу, чтобы привести в чувство. Он лишь мотает головой, издавая нечленораздельные звуки.       — Одни слабаки, — Кейтлин закатывает глаза и достает изо рта допрашиваемого кляп, находит в сумке шприц и несколько ампул, содержимое которых смешивает и вводит в вену мужчины. После вытаскивает из пачки сигарет одну и позволяет Барри щелкнуть зажигалкой.       — Ты уверен, что он хоть что-то знает? — Кейтлин старается не обращать внимания на проворные пальцы Аллена, пауками бегающие по ее запястью, танцующие на грани между перчаткой и кожей.       — Я убил двоих, одному сломал ключицу, а третьему прострелил легкое, чтобы узнать об этом Гарри. Вероятность высока, — Барри пожимает плечами, взъерошивает волосы. Кейтлин поворачивается к нему лицом, въедается взглядом в зелень вокруг зрачка и выдыхает в лицо дым.       — Лучше бы тебе не ошибаться. За эти три недели мы потеряли сорок человек. С помощью несложных математических расчетов можно выяснить, что каждый день, за который мы не нашли Короля Часов, стоит жизни примерно двоих наших людей. Это не нравится никому.       — И под никем ты подразумеваешь Эдди?       — Я подразумеваю всех, в том числе Айрис и Джо, которые могут оказаться теми двумя, что умрут, например, завтра, если мы не найдем способ подобраться к этому парню. Статистика забавная штука, ты не находишь?       — Прости, Сноу, но мое чувство юмора барахлит, когда кто-то шутит о смерти близких мне людей.       — Никаких шуток, Аллен, лишь сухие факты.       — В таком случае, что мешает быть этими двумя мне и тебе?       — Ничего, — Кейтлин делит слово на слоги, выпуская кольцо дыма после каждого, — кроме, разве что, наших навыков, — она вскидывает руку и смотрит на часы. — Забавная штука — статистика, я же говорю, — быть безгранично равнодушной к своей судьбе (по крайней мере, напоказ), несомненно, одна из очаровательных ее черт характера, но Барри лишь закатывает глаза, вдыхая запах яблок. Ему, в общем-то, плевать на всех людей, что компенсируется чрезмерной заинтересованностью в судьбах нескольких; Сноу из их числа.       Она снова подходит к мужчине, привязанному к стулу, и тушит сигарету об его кожу под еще не сожженным кислотой глазом. Он тихо и протяжно стонет, смотрит на нее мутным взглядом, пытаясь сфокусироваться на ореховых глазах, уже излучающих нетерпение.       — Ну так что, Одноглазый Гарри, может, расскажешь нам все, что знаешь, пока твое прозвище не пережило очередной апгрейд и не превратилось в «Слепой Гарри»?       — И вы оставите меня в живых? — он говорит невнятно: часть губы сожжена кислотой.       — Все, что я могу тебе гарантировать, это то, что станет легче, — с бескомпромиссной уверенностью заявляет Кейтлин. Гарри мучительно что-то обдумывает несколько секунд, а потом медленно кивает головой.       — Я расскажу вам все, что вы хотите знать.       — Кто такой Король Часов?       — Этого я не знаю, но зато я знаю, что он активно работает с одним парнем. Кажется, его зовут Рой Биволо. Если кто и знает личность Короля, то только он. Больше мне ничего не известно. Теперь вы выполните обещание? — Гарри тяжело дышит, заглядывает в глаза преданно, как собака, словно ожидая, когда же его потреплют за ухом и дадут обещанное угощение за отлично выполненный трюк. Сноу становится противно; она кривит губы, оскорбленно встряхивая волосами.       — Я всегда выполняю свои обещания, — она разворачивается к Гарри спиной, тут же теряя к его личности любой интерес, обменивается с Алленом многозначительными взглядами.       Кейтлин кладет ладонь на ручку двери и непроизвольно дергает лопатками, когда сзади раздается выстрел. Барри стреляет точно и быстро, уверенным движением выхватывая пистолет из наплечной кобуры. Он оставляет только аккуратную дырочку в центре лба. Гарри не успевает ничего понять, как его тело обмякает, а стена позади затылка покрывается брызгами крови.       Сноу спиной чувствует, как Аллен до невозможности похож в этот момент на героя какого-нибудь старого вестерна; был бы у него револьвер — прокрутил его на пальце. Она украдкой тянет уголки губ в улыбке и выходит из комнаты.       Барри подхватывает сумку и уходит вслед за Кейтлин.       — Ты же обещала, что оставишь его в живых, — замечает Барри, открывая дверь машины.       — Я обещала, что ему станет легче, — отвечает Кейтлин, набирая сообщение Циско с просьбой найти кого-то по имени Рой Биволо. #       Когда Барри возвращается домой, часы невозмутимо показывают три часа ночи.       Говорят, что по статистике чаще всего людей обкрадывают их родственники или близкие друзья. У Барри немного таких друзей или родственников, имеющих запасной ключ от его квартиры. Он достает верную Беретту и снимает ее с предохранителя, когда замечает, что входная дверь не заперта. Аллен расслабляется, стоит ступить за порог: в коридоре витает запах яблок и прохлады.       Кейтлин сидит в темноте в кресле, поджав под себя ноги. Туфли лежат вразнобой: одна у входа в комнату, другая ближе к центру, отмечая траекторию движения. Свет от уличного фонаря сочится сквозь щель между шторами, оставляя на ее лице тонкую светлую полосу. Когда Кейтлин вскидывает вверх голову, прожигает взглядом вошедшего Аллена, то полоска света скользит по щекам. Барри кажется, что на них видны блестящие дорожки от слез.       Перед Кейтлин стоит ополовиненная бутылка виски, изъятая из секретных запасов хозяина квартиры. Он даже не удивлен, что она смогла найти его заначку. Барри тянется к выключателю, когда слышит просящие нотки, смешанные с легкой хрипотцой.       — Не надо, пожалуйста, — ее голос звучит умоляюще, и это обескураживает намного больше, чем само присутствие в его квартире. Он медленно опускает руку и подходит к ней. Кейтлин вжимается в кресло чуть сильнее, судорожно ищет пачку с сигаретами, подрагивающими пальцами чиркает зажигалкой. Раздаются только бесполезные щелчки, огонька не возникает. Сноу чертыхается, когда Аллен медленно садится на колени рядом с креслом, бережно выпутывает зажигалку из ледяных пальцев и поджигает сигарету.       Она затягивается глубоко, давится дымом и молчит. Смотрит куда-то поверх головы Барри, который терпеливо ждет, когда ей захочется поговорить. Ему кажется, что даже если она сейчас встанет и просто уйдет, как бывало много раз, то он все равно просто останется сидеть уже рядом с пустым креслом и покорно ждать, когда она решит рассказать ему о том, что так ее гложет.       — Сколько лет ты вынашивал план мести? — Кейтлин впивается в него взглядом, не замечая, как пепел падает на колени, выжигая дыры на брюках. Ее голос сиплый, чуть дрожащий, как бывает после слез и истерики.       — Двадцать лет, — тут же отвечает он. Барри уверен: скажи она, что если ей станет легче, вытащи он свою селезенку, его заинтересует только то, каким ножом лучше воспользоваться и где резать.       — Двадцать лет, — она словно пробует на вкус это словосочетание, мысленно рисует двойку, а рядом ноль. Два десятилетия, потраченные на терпеливое ожидание, выискивание подходящего шанса. Она не в уверена в том, хватило бы у нее терпения в подобной ситуации. Кейтлин тянется мимо него к бутылке, стоящей на столе. Заливает в себя алкоголь щедро, не морщась, захлебываясь.       — Как ты думаешь, какова вероятность того, что сын Роя Биволо окажется таким же настырным, как и ты? — она говорит с некоей долей иронии, сжимая горлышко бутылки до белеющих костяшек пальцев.       — Сын? Циско ничего не говорил о том, что у него есть сын.       — Не говорил.       — Почему ты решила, что это сын? Может племянник или просто шестерка из уличной шпаны.       — Я смотрела в его глаза, в их глаза, как сейчас смотрю в твои, — Кейтлин наклоняется к Барри, прижимается вплотную лицом. Он ощущает запах виски, яблок и отчаяния. У нее в глазах блестят слезы, и его передергивает от одной только мысли, что она сидела в одиночестве в его квартире и плакала. — Это был его сын. Я приставила дуло пистолета, вот так, — Сноу достает пистолет и прижимает его к виску Аллена; тот не дергается, даже не моргает. — А потом я сказала, что если он не расскажет мне все, что знает о Короле Часов, то я прострелю башку мальчику. Я взвела курок, продолжая смотреть на Биволо. Я видела, как он вздрогнул, когда услышал щелчок. Я видела, с какой ненавистью и безысходностью он смотрел на меня. Биволо рассказал мне все. И я выстрелила в него, когда она стал бесполезен, прямо вот сюда, — она тычет пистолет в его переносицу. — И самое ужасное не в том, что я была готова пристрелить пацана, и не в том, что я застрелила отца у него на глазах. Самое ужасное, что когда мальчик подбежал к телу, то посмотрел на меня с такой неприкрытой яростью, что я хотела убить его сразу же, чтобы не мучиться мыслями: решит он мне отомстить через пару десятков лет или нет. Скажи, как мы докатились до такой жизни? Я всегда надеялась, что буду действовать по кодексу, извращенной чести, вывернутым наизнанку моральным принципам. А в результате я убиваю отцов на глазах детей, чтобы потом раздумывать над тем, а не убить ли и детей тоже.       Она роняет пистолет на пол. Барри берет ее руки в свои, целует пальчики. У нее засохшая кровь вокруг ногтевой пластины и потрескавшийся алый лак на указательном пальце. Барри смотрит в ее глаза с зашкаливающей преданностью и серьезно спрашивает:       — Хочешь, я найду этого пацана?       — И убьешь? — Барри пожимает плечами, словно говоря: «Одним больше, одним меньше». Ребенок — пока еще не убитый солдат. Он видел множество таких парней на войне. Он знал множество таких парней. Большая часть из неубитых солдат превратилась в мертвых. Сухая статистика военных действий: выживают далеко не все. Кейтлин видит в его глазах ставшее привычным безразличие к человеческим жизням и тянется к нему. Перехватывает его ладонь, прижимает к своей щеке, закрывая глаза, позволяя себе расслабиться.       — Просто на какое-то мгновение мне стало страшно, Барри. Действительно страшно.       — Кейти, — он шепчет нежно. — Я никому не позволю причинить тебе боль.       — Ты думаешь, что я боялась того, что он вырастет и придет по мою душу? — Кейтлин удивленно распахивает глаза и смеется. — Я вспомнила о тебе, когда увидела его ненавидящие глаза. Я подумала о том, каково было тебе видеть, как умирает твоя мать. И я чертовски испугалась того, насколько сильно и глубоко ты забрался в мою голову.       — Кейти…       — Не надо, — она резко встает с дивана и отходит от него. Обнимает себя руками, собираясь с мыслями. — Это то, о чем мы должны были поговорить давно. Мы — это ненормально, Барри. Это какая-то опухоль, злокачественное образование, которое нужно было удалить, когда оно только появилось. А теперь… Посмотри на нас! Я раз за разом влезаю в твою квартиру, твою жизнь, руша все на своем пути, подталкивая к гибели! Но тебя все устраивает! Сколько раз ты ловил пули за меня? Сколько раз попадал в больницу? Я несу смерть всем окружающим меня людям! Родители, Ронни… Почему ты не отталкиваешь меня? Почему не прогонишь? Я сплю с Эдди, я бросала тебя из-за Ронни, а ты все равно маячишь рядом, готовый выискивать маленьких мальчиков и убивать их, потому что я так хочу! Это не отношения! Это токсичные отходы! Неужели ты этого не понимаешь? Неужели ты не чувствуешь, как из-за этого мы приближаемся к краю? — Кейтлин срывается на крик. Барри медленно подходит к ней, но она отскакивает назад, пока не упирается спиной в стену.       — Ты просто пьяна, Кейтлин. Тебе стоит отдохнуть, — Аллен пытается увести ее в спальню, но Сноу лишь впивается ногтями в его запястье.       — Я не пьяна! Я просто до чертиков боюсь того, насколько сильно погрязла в тебе! Насколько сильно не готова отпустить! Насколько сильно желаю, чтобы тебя не было под моей кожей, в моих венах, в моей голове. Почему ты все еще рядом? Почему ты постоянно рядом? — она переходит на шепот.       — Потому что я люблю тебя, — просто отвечает Барри и улыбается болезненно, вымученно, но счастливо. Он отпускает слова, которые должен был сказать семь лет назад, с облегчением. Кейтлин замирает и ослабляет хватку. Его признание ей облегчения не приносят; оседают тяжестью в желудке, застревают комом в горле. — Но даже не это страшит тебя, ведь так? Тебя страшит не то, что я до помутнения рассудка, до нехватки кислорода люблю тебя. Нет. Тебя ужасает то, что ты любишь меня настолько сильно, что с кем бы ты ни спала, за кого бы ни собиралась замуж, все равно возвращаешься ко мне.       — Я не хочу этого. Ты — моя слабость, а когда у тебя есть слабости, то ты погибаешь намного быстрее. Это то, что я поняла еще в детстве, — в ее срывающемся на шепот голосе звенят кубиками льда в бокале слезинки. Она закусывает губы и смотрит отчаянно; смотрит загнанным в угол зверем, наконец решившимся посмотреть в глаза охотнику, из-за которого он и оказался в таком положении. Вместо охотника видит лишь хищника, опасного хищника с зелеными глазами, от которого не уйти, потому что не в его природе отпускать так просто свою добычу.       — Это не слабость, Кейт. Никогда ею не было.       — Для тебя может и да, но не для меня. Ты раз за разом смотрел на меня, и в твоих глазах я видела один и тот же вопрос: «Почему мы не можем быть вместе?» Хочешь знать ответ? Потому что рядом с тобой я чувствую себя слабой. Я не могу себе этого позволить. Просто не могу, — Кейтлин пытается отвернуться, спрятаться в кокон из пренебрежения, безразличия и сарказма, но Барри не дает. Их точка невозврата уже пройдена; он видит ее настоящую, и это волнует его куда больше, чем он даже мог вообразить. Барри мягко разворачивает ее голову, заставляя смотреть на себя. Кейтлин подчиняется, закусывая губу до выступающей на нежной коже крови.       — Я всегда буду защищать тебя, Кейт. Ты можешь быть слабой рядом со мной, — он гладит ее лицо, целует лоб. — Ты можешь быть любой рядом со мной, какой только захочешь. Это ничего не изменит.       Она целует его порывисто, глубоко засовывая язык. Кусает губы, запутывается пальцами в волосах и тянет их. Она стоит на цыпочках и чувствует, как его руки огненным кольцом сжимаются на талии. Он обжигает своими прикосновениями кожу через тонкую ткань блузки. Он прижимает ее к себе так сильно, что кислорода катастрофически не хватает.       — Если ты действительно любишь меня, — она заставляет его склониться ниже, шепчет прямо в ухо, — то отпусти. Прошу, помоги мне. Прошу, Барри. Я задыхаюсь рядом с тобой.       Он расслабляет хватку и смотрит на то, как она буквально выбегает из квартиры. Он смотрит на ее туфли, так и валяющиеся на полу, на пистолет, оставленный ею. Когда хлопает входная дверь, Барри берет ее пепельницу, полную окурков, и бросает на пол. Хрустальный лист разлетается на множество осколков, смешивающихся с пеплом. Барри чувствует, как в висках стучит пульс, как перед глазами встает алая пелена. Он утробно рычит и переворачивает кресло, кидает бутылку виски в стену, превращается кофейный столик в груду бесполезных деревяшек. Когда он, наконец, успокаивается и смотрит на разгромленную гостиную, то просто вытаскивает из груды вещей ее туфли, уносит в коридор и ставит у входной двери. Иллюзия того, что она все еще здесь, лучше, чем ничего.       Аллен идет на кухню, достает бутылку текилы и пьет. Он терпеливый, он подождет. #       Говорят, что тот, кто ищет, всегда найдет. Кейтлин упорный поисковик, умеющий фильтровать и анализировать полученную информацию. Эдди знает это слишком хорошо, чтобы пренебрегать ее навыками в данной области. Именно поэтому уже много лет именно она составляет отчеты лично для него. И уж совершенно незначительной деталью является тот факт, что от ее отчетов всегда пахнет яблочным дымом. Приятный бонус.       — Уильям Токмен, — Кейтлин бросает на стол перед Эдди папку со всей информацией, которую удалось найти по Королю Часов. Тоун довольно улыбается, проводя кончиками пальцев по ровно напечатанным строчкам отчета. Черное на белом. Первый шажок по направлению к смерти этого наглеца, посмевшего угрожать ему.       — Отличная работа, Кейтлин, — Эдди встает из-за стола и подходит к ней. Ведет пальцами по плечу, тянется к губам, но она впервые за несколько лет отворачивается. Выскальзывает из его объятий.       — Извини, я устала, — она оставляет маслянистый след от губной помады на его щеке и уходит. Тоуну отчего-то кажется, что точка невозврата в их отношениях была пройдена именно сейчас. Он ослабляет узел галстука, наливает себе бренди и приглашает жену на ужин.