Говорят, что...

      Кейтлин просыпается и чувствует стерильный запах больницы и чужое горячее дыхание у себя в волосах.       Говорят, что при делении бесконечности на бесконечность или ноля на ноль получается математическая неопределенность. Горизонтальные восьмерки — бесконечность; его пальцы привычно вычерчивают их на ее бедре. Вытянутые круги — ноли; его пальцы следка вдавливают линии в кожу. Горизонтальные восьмерки над восьмерками, вытянутые круги над вытянутыми кругами — бесконечно большие и малые числа делятся друг на друга. Нечто неконкретное на нечто такое же неоднозначное.       Неопределенность надо раскрывать. Тайну их взаимоуничтожающих отношений раскрыть они не в состоянии.       — У тебя до сих пор постельный режим, — шепчет Кейтлин, прижимая скомканное в кулаке одеяло к груди; подтягивая его вверх.       — Я и лежу, — обжигающим дыханием отвечает Барри куда-то в затылок; вжимается носом в заманчиво пахнущую ямку в основании черепа. Его пальцы гладят ее бедро. Восьмерки, нули — неопределенность их жизней.       Сноу поворачивается к нему лицом; бьет прядями волос по щеке. Аллен смотрит чуть виновато, чуть горестно и широко распахивает глаза, позволяя любоваться изумрудным блеском своей радужки. Она может чувствовать, как он выдыхает воздух тонкой струйкой; дышит на нее. Она кладет раскрытую ладонь на его лицо; большой палец напротив уголка глаза. Игла капельницы выскальзывает из руки.       — Айрис говорила, что ты приходил, когда я спала. Почему сейчас решил остаться? — Кейтлин легонько тарабанит пальцами по линии роста волос.       — Захотелось, — Барри слегка дергает плечом. Убирает руку с ее бедра, стягивает одеяло вниз и кладет ладонь на ее шею. Сноу обмирает; сердце начинает биться чаще. Его ладонь идеально подходит под отпечаток синяков, оставленных на бледной коже. Синяки с желтоватым ободком, как признаком рассасывания. Он чуть сжимает руку; она приоткрывает рот и шумно втягивает воздух. Неотрывно смотрит в его глаза; тонет в темнеющих бездонными ямами зрачках       Аллен убирает руку, скользит подушечками пальцами по коже. Кейтлин облизывает мгновенно пересохшие губы и только тогда выдыхает. Сердце все еще бешено колотится.       — Послушай, я должен сказать…       — Не надо; я знаю, — она прикладывает палец к его губам. У нее привычно холодные пальцы; он сжимает их в своей руке, отводя от своего лица.       — Несколько лет назад я обещал тебе, что такое не повторится. И теперь…       — Мы не можем держать все свои обещания. Это нормально. Все в порядке, — Кейтлин улыбается и тянется к его лицу. Распахивает губы и обхватывает ими его рот. Аккуратно скользит языком, поглаживая чувствительную кожу. — Я все понимаю. Ты давно уже привык жить войной. А когда она тарабанит в твою дверь, стоя на пороге, ты не можешь действовать иначе. — Шепчет она. И чуть отстраняется, снова кладя ладонь на его скулу.       — Я не знаю, что на меня нашло, я просто…       — Был готов меня убить? Не ты первый, не ты последний, — перебивает поток самоуничижения Сноу. — Ты можешь чувствовать ко мне все, что захочешь. Ты можешь даже пытаться меня убить. Но только не обижайся на Линду. Она действительно очень любит тебя и хочет сделать, как лучше. Даже согласилась на предложенную мной аферу. Ради тебя.       — Линда хорошая, я знаю и не обижаюсь на нее. Приняла мои извинения. И спрашивала о твоем самочувствии. Вот есть только одно но: я никогда не смогу быть для нее хорошим выбором.       — А я никогда не смогу быть хорошим выбором для тебя, Барри, — виновато кривит губы Кейтлин и хочет отвернуться. Он не дает; хватает за подбородок, выглаживая большим пальцем ямочку под нижней губой.       — Ты только что сама разрешила мне чувствовать к тебе все, что я захочу, — Барри наклоняется к ней. Она по инерции отклоняется чуть назад; воздух застревает в легких.       — Я имела в виду ненависть.       — То, что я к тебе испытываю, иногда очень близко к ненависти, — Аллен накрывает ее губы своими; она чувствует на вкус его улыбку. Его губы с привкусом клюквы и ментоловой жвачки. Он настойчиво проникает языком в ее рот, отвоевывает территорию.       — И сейчас? — с придыханием спрашивает Кейтлин, смотря в потемневшие от возбуждения зеленые глаза. Она просовывает руки под его свитер; обводит контуры кубиков напрягшегося пресса. Аллен тяжело и часто дышит. — И сейчас ты меня ненавидишь?       — Не совсем, — с хитрой улыбкой отвечает Барри, переворачивая ее на спину. Нависает сверху. Она приподнимается на локтях. Расстегивает ремень, тянет ширинку джинс вниз. Он задирает ее больничную рубашку вверх, отмечая, что на ней нет трусиков; Кейтлин подмигивает, закусывая губу.       — Мне плевать, — безразлично произносит она, когда его руки опускаются на перевязанную рану внизу живота. В подтверждении своих слов Сноу сдергивает с него джинсы.       Он нежно целует шею, приподнимая ее бедра. Входит медленно, ловя с ее губ каждый мучительный выдох. Она горячая, пульсирующая, сводящая с ума. Она вцепляется в его плечи, закидывает одну ногу на поясницу. Он прижимает губами к ее ключице, постепенно увеличивая темп.       Кейтлин подталкивает его ногой; Барри вылизывает каждый оставленный своими руками синяк. Она тихо стонет, не стесняясь незапертой двери и любопытных медсестер. Она и так считается главной головной болью отделения за последние годы; секс в палате ничего не изменит.       Он пахнет чем-то сладким, домашним. Он пахнет давно забытым словом уют. Она запрокидывает голову назад, ударяясь об изголовье кровати. И тихонько хохочет; полусчастливо, полуистерично. С Алленом даже секс-извинение на узкой больничной койке нечто животрепещущее, выбивающее из легких воздух.       Дверь открывается, но тут же захлопывается. Кейтлин смотрит на все еще вибрирующую от сильного захлопывания дверь поверх его плеча и шепчет:       — Мы кого-то спугнули, — довольным тоном говорит она ему на ушко, не удерживаясь и облизывая мочку.       — Ему повезло, что жив, — Аллен хрипло дышит в ее яремную впадину, снова укладывая ее на спину. Она зажмуривается до цветных кругов перед глазами и задерживает дыхание, пока мир вокруг кружится. Барри судорожно вжимается в нее; утыкается лицом в плечо и затравленно дышит, щекоча. Кейтлин тихо выдыхает.       Он перекатывает на бок, застегивая джинсы. Она оправляет рубашку.       — Извинения приняты, — кокетливо улыбается Кейтлин. Барри прижимается к ней в мучительно-нежном поцелуе. Он гладит ее затылок, пока она вырисовывает математическую неопределенность на его шее. Горизонтальная восьмерка, деленная на восьмерку, вытянутый круг, деленный на овал. Когда в следующий раз он не станет церемониться, а просто пристрелит ее? Придушит?       Аллен улыбается открытой мальчишеской улыбкой, взъерошивая волосы, когда отрывается от нее. Сноу нарочито медленно облизывает губы. Он бросает взгляд на часы и чуть не подскакивает на месте.       — Черт, мне пора, — он чмокает ее в нос и соскакивает с кровати, — зайду позже.       — Принеси мне сигареты, Аллен! Тоун сговорился с врачами! Они не дают мне курить! — кричит она ему вслед.       — Прости, но здесь я на стороне Тоуна, — Барри пожимает плечами, отправляет ей воздушный поцелуй и уходит.       — Все самой нужно делать, — бурчит Кейтлин, вызывая медсестру.       Когда женщина с недовольным выражением лица меняет ей капельницу и уходит, Сноу увеличивает скорость введения препарата и закрывает глаза. Рана мучительно ноет, а раз уж она тут застряла (Эдди со всеми надавили массой и не дали выйти из больницы раньше срока), то почему бы не выспаться.       Она спит, когда медсестра заносит в ее палату цветы с запиской «Выздоравливай. Эдди». Они стоят в вазе рядом с цветами от Барри. Восьмерка, деленная на восьмерку; ноль, деленный на ноль, — распутывать этот клубок она не собирается. #       Подвал — личная территория Сноу. Он выжигает роговицу слепящей белизной стен; забирается в нос запахом кварца; срубает наповал стерильностью.       Говорят, что белый цвет может означать безразличие, высокомерие и эмоциональную холодность. Тоун вспоминает об этом каждый раз, когда спускается сюда. Белые шкафы с медицинскими препаратами, баллоны с жидким азотом, медицинские инструменты, стол для вскрытия и кресла с фиксирующими ремнями для конечностей. Эта комната могла бы походить на операционную, если бы не въевшийся в кафель запах смерти.       Эдди смотрит на Мардона, усаженного в одно из кресел с ремнями. Марк бледный, в халате, напоминающем больничный, с капельницей, торчащей из руки. Тоун подходит к нему и шлепает по щеке ладонью.       — Просыпайся, — его холодный тон льдинками отражается от стен. Мардон слабо стонет и открывает глаза; хлопает веками, не понимая, где он находится. Эдди подходит к рабочему столу Кейтлин. Вешает пиджак на спинку стула, снимает часы, обручальное кольцо, достает из кармана мобильный телефон и кладет все это на стеклянную столешницу. Закатывает рукава.       Мардон пытается сфокусироваться на лице светловолосого мужчины, еще не совсем понимая, что происходит. Тоун подходит к нему и, предварительно размяв плечевой сустав, чуть разворачивает корпус и, занося кулак, с разворотом ударяет пленника в лицо. Голова Мардона дергается, ударяясь о спинку стула. Марк закашливается, выплевывает кровь. Сжимает руки в кулаки и пытается вырваться; ремни затянуты туго.       — Ты и твои ребята неплохо потрепали моих людей. Я поражен, — Эдди сжимает-разжимает пальцы, а после снова бьет; хрустит нос. Мардон запрокидывает голову назад и смотрит на Тоуна с наглой кровавой улыбкой.       — Просто твои люди такое же дерьмо, как и ты, Тоун, — Мардон захлебывается собственным смехом, когда Эдди подходит к нему, всаживая кулак несколько раз в область солнечного сплетения. Марк рвано глотает воздух, потом все равно поднимает голову и продолжает улыбаться. — Ты хочешь избить меня, потому что осознаешь мою правоту? Вы ничего не добьетесь, убив меня!       Тоун хмыкает, хватает Мардона за волосы и, оттягивая за них голову наверх, с ледяной яростью произносит:       — Убить? Что ты, Марк! Я обещал твою шкуру отдать на развлечение Фрост. Я просто здоровался, — он отходит от пленника, берет белое полотенце из шкафа и вытирает кровь с рук. После запускает пятерню в волосы, заглаживая их наверх. — На самом деле я бы хотел узнать у тебя месторасположение твоих заначек, а также номера заграничных счетов и пароли к ним. Однако я понимаю: ты человек дела, ты вряд ли расколешься от пары сломанных костей или содранных ногтей.       Тоун садится на угол стола, расслабленно опустив руки на колени.       — Знаешь, в настоящее время все как-то забыли об истоках. Раньше было достаточно вмазать кому-нибудь пару раз битой, выстрелить в колено или раздробить пальцы, и все, человек рассказывает каждую значимую и незначимую мелочь из своей жизнь, будь то кличка первой кошки или имя девчонки, на которую дрочил в старшей школе. Сейчас все стали стойкими, закаленными. Необходимо изощряться, чтобы добиться от людей нужной информации. Сейчас мы находимся в личном кабинете Киллер Фрост. Вот на этом столе, — он небрежно указывает рукой на стол для вскрытия, — она пытала твоего брата. У меня есть записи. Жуткое зрелище, но завораживающее. Я покажу их тебе. Она настоящий мастер своего дела. А какие чудеса она творит с жидким азотом. Просто художник.       — К чему ты ведешь? — хрипит Мардон, дыша ртом. Сломанный нос опухает.       — Спрашивать о заначках и скрытых счетах будет спрашивать она; до этих пор ты будешь залечивать дыру в своем животе и думать о хорошем. Однако это не значит, что я пришел сюда, чтобы поболтать с тобой о твоей дальнейшей судьбе. О чем я там говорил? А, да. Я раньше был простым костоломом. И был хорош в своем деле. Так вот такие, как ты, на самом деле, были всегда. Небольшой процент, но все же встречался. Презирающие слабости, смеющиеся над болью. Но я нашел способ, как усмирить ваш пыл.       Эдди берет телефон и что-то быстро набирает, отправляя сообщение. Через несколько минут дверь открывается, и в комнату закидывают девушку. С запекшейся кровью в уголке рта, пережженными краской светлыми волосами и связанными кабельной стяжкой руками. Она в разорванном блестящем платье, тушь размазалась. Еле стоит на ногах и испуганно смотрит на Тоуна. Эдди притягивает ее к себе, обхватывая плечи, и подводит к пленнику.       — Марк! Что происходит? — шепчет срывающимся на всхлипы голосом она. Мардон ерзает на стуле, но освободиться не может. — Кто все эти люди, Марк? Что происходит?       — Ах ты, ублюдок! — почти рычит Мардон. Эдди разворачивает девушку лицом к себе.       — Как вас зовут, мисс?       — Дейзи, — шепчет она. — Отпустите его, пожалуйста. Если это из-за той драки, то там была виновата я. Он просто защищал меня.       — Какое красивое имя, Дейзи, — Тоун ведет костяшками пальцев по ее скуле. Она дрожит то ли от страха, то ли от холода, мечась взглядом между льдистой синевой глаз незнакомого ей мужчины и паническим взглядом Марка. — И какая самоотверженность, Дейзи. Это похвально. Однако дело вовсе не в драке; и уж точно дело не в вас.       — А что тогда происходит? Дело в деньгах? Уверена, мы можем договориться, — она подается вперед, стараясь выглядеть сексуальной. Эдди смеется.       — Деньги здесь не помогут. И вы сексуальны, не могу не признать это, но не в моем вкусе. А теперь я бы хотел извиниться перед вами, Дейзи.       — За что? — она непонимающе округляет свои кукольные глаза.       — За это, — Тоун хватает ее за волосы и ударяет лицом об угол стола для вскрытия. Слышится хруст ломаемых костей. Дейзи затравленно кричит, падая на пол. — Уверяю вас, в этом нет вашей вины. Вы просто даете себя трахать не тому человеку.       — Я убью тебя, мразь! Она не причем! — Мардон брызжет кровавой слюной и продолжает вырываться. Эдди садится на корточки рядом со скулящей Дейзи, поднимает ее голову за волосы, показывая Марку ее окровавленное лицо. Она харкает кровью, выплевывая осколки зубов. Нос сломан и смещен вбок. Тоун поднимает ее голову еще выше, а после с силой впечатывает лицом в пол.       — Видишь ли, в чем дело, Мардон. Я не могу просто бить тебя, слепо надеясь, что однажды найду такую точку, ударив в которую, получу желаемое. Я не так наивен. Но я могу найти кого-то, дорогого тебе, и избить у тебя на глазах. Эта Дейзи кажется милой девушкой. Вот только вряд ли она так хорошо переносит удары, как ты.       Тоун помогает встать ей на ноги. Дейзи тихо плачет. Эдди улыбается и пинает каблуком ботинка в колено. Сустав выскакивает со своего места, у нее подгибаются ноги, но Тоун продолжает ее держать, пиная другое колено. И только потом позволяет ей упасть.       — Ты, мразь эдакая, пошел против меня и моей семьи. Погубил четырех моих людей, трое из которых сейчас в больнице. Ты ранил Киллер Фрост, и за это она будет отрезать от тебя по кусочку каждый день, пока ты не предпочтешь сказать нам все, лишь бы наконец сдохнуть.       — Потому что ты подставил меня! Сказал Акселю, что это мы убили Джесси!       — Если бы ты не начал по-тихому заказывать гранатометы, взрывчатку и откладывать их для нападения на меня и мою семью, если бы ты не сливал информацию Снарту, я бы тебя не тронул, но ты принес дерьмо в мой дом! Подсунул мне заклинивающие автоматы, из-за чего полегло несколько моих ребят! И ты предал меня, Марк! — срываясь на яростный громкий тон, говорит Эдди, схватив Мардона за воротник его больничной пижамы. — Так что не смей говорить мне, что это моя вина! Ты продал меня и наше сотрудничество давно, Мардон! И этим убил не только своего брата, но и эту милую девушку.       Тоун ударяет Мардона по лицу, берет со столика с медицинскими инструментами скальпель и подходит к Дейзи. Садится рядом с ней на колени. Гладит по голове, распутывая испачканные в крови волосы.       — Тише, Дейзи, скоро все закончится, потерпи еще немного, — он приподнимает ее и всаживает в горло скальпель по самую рукоять. Она царапает его руки, пытаясь отстраниться, но Тоун надежно фиксирует другой рукой ее затылок. Он медленно ведет скальпелем, разрезая мышцы, ткани; не отводит взгляд от заплаканного окровавленного лица; смотрит прямо в испуганные карие глаза. Дейзи хрипит, падая. Пытается зажать шею руками, но раны слишком обширны. Ее пальцы лишь скользят по коже. Она смотрит на Марка, лежа на полу, тянет к нему руку, что-то неразборчиво хрипя.       — Нет! Нет! — кричит Мардон. Эдди подходит к раковине, стоящей в углу комнаты, и тщательно моет руки. После вытирает их, пока Дейзи издает свой последний вздох. Он надевает часы, обручальное кольцо, засовывает мобильный телефон в карман. Берет пиджак и кладет его на сгиб локтя.       — Теперь тебе будет о чем подумать, пока я не найду еще одну шлюху, с которой ты спал, а, Марк? — Эдди выходит из комнаты. Марк, не отрывая взгляда, продолжает смотреть в широко распахнутые безжизненные глаза Дейзи, лежащей перед ним в собственной крови. Он невольно поднимает стопы, чувствуя, как расползающаяся ало-красная лужа подбирается к его ногам.