***
Сквозь полосы светлых жалюзи в палату лился нежный свет зимнего солнца, которое грело лишь тогда, когда проникало сквозь стекло. На тумбочке лежала толстая книга. Уилл обожал этого автора, но читать ему запретили, поэтому все его посетители, приходя, в первую очередь брали книгу и читали ему. Это была история о Маленьком принце. Сесил часто говорил, что это детская книга, но Уилл едва ли был с ним согласен. Каждый раз, когда ему становилось трудно в его жизни, эта книга давала ему невероятно ценный совет, какого на свете, наверное, не дал бы больше никто. На стуле у кровати часто сидела Лу, грызла яблоко, принесенное для Уилла, и делилась последними новостями. Потом переключалась на свои любимые мультики и сериалы. Говорила и говорила, не умолкая и стараясь развлечь друга. Эти визиты утомляли его, хотя и приносили радость. Лу говорила слишком быстро, как будто ее слова не поспевали за ее мыслями, отчего Уиллу постоянно приходилось вдумываться в смысл сказанного ею. И таких нагрузок его пострадавшая голова не выдерживала. Бывало, заглядывал Сесил. Бросал в воздух пару шуток, показывал ему новые розыгрыши — в этом он был профессионалом. Каждая шалость была запечатлена на камеру мобильного телефона с невозможно большим экраном. Но Сесил быстро уходил — парень просто не умел долго находиться в одном месте. И после больницы мог пойти куда угодно. Самыми приятным визитами для Уилла были визиты Нико. Пусть с его приходом весь воздух в палате заполнялся неловкостью и недосказанностью, Уилл не мог выгнать Нико. Ему нравилось, как он осторожно стучал в дверь, нерешительно заглядывал, робко улыбался и медленно, словно боясь, что ему прикажут убираться, проходил от двери до стула у кровати. Первым делом Нико всегда доставал фотоаппарат — делал несколько снимков и клал его на тумбочку рядом с книгой. Первые полчаса — Нико всегда приходил надолго — она никогда не разговаривали. Просто Нико брал в руки книгу, Уилл устраивался поудобнее и слушал. Голос фотографа был немного хриплый, тихий, успокаивающий. А потом они разговаривали. Неловко, перескакивая с темы на тему, словно хромые с костылями, что ходили по больнице. Нико с опаской, боясь, как бы не оттолкнуть Уилла. А Уилл будто бы просил прощения каждой своей фразой. Прощения за то, что мог подумать плохо о Нико, что снова едва не предал его. — Значит… последний этап? — спросил Уилл, косясь взглядом на фотоаппарат, стоявший на тумбочке с закрытым объективом. Он словно спал, но спал так, что в любой момент мог быстро проснуться и приняться за работу, подчиняясь любой просьбе Нико. — Да… — Нико тоже посмотрел на камеру, скользнув взглядом по Уиллу и на секунду встретившись с ним глазами. Дольше секунды ни один из них не выдержал. Проще смотреть на одну вещь, чем друг другу в глаза. Слишком много вины было в них. Где-то Нико слышал, что настоящая любовь — это смотреть в одном направлении, а не друг на друга. Возможно, в их случае это утверждения было верным. Только речь шла немного о другой любви. Крепкой, дружеской. Проверенной временем. Простой любви человека к человеку. — Ты выиграешь, — Уилл улыбнулся и подрагивающими от волнения пальцами коснулся руки Нико. — Я верю в тебя, — его удивлению не было предела, когда, повернув кисть, Нико переплел их пальцы, хотя все еще смотрел куда-то в окно. — Спасибо, — слабо улыбнулся Нико. Его глаза теперь закрывала челка, и Уилл без всякого подтекста наблюдал, как двигаются его губы, скорее уже не слушая его, читая все фразы по губам. — Мне достанется эта победа такой ценой, какой я никогда бы не хотел ее получить. Они помолчали, понимая, что словами тут невозможно как-то разрешить ситуацию. Не существовало таких слов, способных бы сгладить эмоции от смерти человека, которого убил почти собственными руками. Конечно, Нико рассказал Уиллу, как он разобрался с Октавианом, что его смерть совсем не входила в планы. Они собирались устроить лишь небольшую аварию. И не рассчитали. Они — Нико и его отец. О Перси Нико ни словом ни обмолвился. Частично потому, что мысли о нем разжигали внутри Нико сильную злость, частично потому, что Нико больно было о нем вспоминать. От Перси с того дня ничего не было слышно. Нико хотел ему написать, но так и не решился. Отключил телефон и пошел в больницу к Уиллу, где встретил Лу и Сесила. Тогда они впервые, спустя столько времени собрались всей компанией. Это были замечательные несколько часов, когда Нико чувствовал себя самым счастливым в кругу пусть и бывших, но друзей. — Скоро тебя выпишут? — спросил Нико. По всем признакам Уилл был совершенно здоров. Свободно шевелил пальцами загипсованной руки и не жаловался на боль. Не кривился он резких движений головой, от которых она раньше раскалывалась на кусочки. Повязку на голове, время от времени пропитывающуюся кровью, сменил детский пластырь с солнышками и облачками. Уилл специально попросил такой и был рад, когда Нико вошел, улыбнулся, увидев солнечную полоску на виске, прикоснулся кончиками пальцев к его волосам. — Думаю, дня через три, — пожал плечами Уилл. — Страхуются. И, знаешь, я вынужден согласиться. Была очень опасная травма и могут быть осложнения. — Но ведь их нет, — полувопросительно произнес Нико. Его обеспокоенный взгляд осмотрел Уилла с ног до головы. Если не брать во внимание идеально белый гипс и веселый пластырь, то он выглядел замечательно. Загорелый, солнечный, он сидел на кровати в уютном коконе из одеяла на гнезде из подушек. И создавал в скучной больничной палате настоящую домашнюю атмосферу. — Их нет, — успокоил его Уилл, засияв широкой улыбкой. В свете, лившемся из окна, он казался человеком, сошедшим с солнца. Его светлые волосы светились, и все его тело было окружено таким светящимся контуром. Нико вдруг показалось, что если он обнимет Уилла, то заберет себе частичку этого тепла. Уилл был настоящим ангелом. Поддавшись эгоистичному порыву, Нико обнял его. Забираясь на кровать с ногами, он плотно прижался к Уиллу и крепко обхватил его руками. Наверное, он лишил его возможности дышать. Потому что следующую фразу Уилл прерывисто прошептал ему на ухо. — Я люблю тебя, — и сердце Нико пропустило удар. По телу прошла удушающая волна несогласия, буквально приказывающая ему убрать руки и не совершать ошибку.***
В гостиной Грейсов стоял невообразимый шум. Маленький Джаспер был выпущен в свободное путешествие вместе со всеми своими игрушками. И он воспользовался этой возможностью сполна. Гремел всеми погремушками, пищал резиновыми уточками, нажимал на говорящие игрушки. За его развлечениями не было слышно телевизор, по которому шли мультики. «Время приключений» — Джаспер отвлекался на него всего секунд на пять, а Перси серьезно залип, стоя у порога. — Перси! — Пайпер пришлось прикрикнуть на него. — Пойдем на кухню. Грустно опустив плечи, Перси поплелся за ней. Он прекрасно знал, зачем Пайпер позвала его, пока Джейсон был на работе. Разговаривать на эту тему ему не хотелось, но Перси не умел отказывать красивым девушкам. Даже если красивая девушка — жена его лучшего друга. Разлив чай по кружкам, она поставила одну перед Перси, а сама оперлась поясницей о кухонную тумбу. Удивительное дело, после рождения ребенка Пайпер стала больше уставать, однако не любила сидеть и лежать. И ела она стоя, и смотрела телевизор, и играла с сыном. — Значит, вы расстались? — категорично спросила Пайпер. Ее взгляд был строгим, словно перед ним стояла сейчас не подруга, а учительница, узнавшая, что он снова странным образом проделал дыру в стене спортзала. Правда, та химичка смотрела на него точно так же. — Это была не моя инициатива! — Перси быстро вскинул руки, сдаваясь, готовый выкладывать все, о чем она попросит. — Она сама позвонила мне и сказала, что хочет отдохнуть от меня! — И ты согласился с ней? — выражение на ее лице стремительно поменялось. Теперь она смеялась над ним. Но смеялась так же по-взрослому. «Ты что, не понимаешь?» — говорили ее глаза. И Перси не понимал. Что он снова сделал не так? — А я должен был сказать «Не оставляй меня, Аннабет! Как же я без тебя?! Ведь мои рыбьи мозги ни на что не способны! Кто же, кроме тебя будет мне изменять?!» — на секунду Пайпер впала в ступор. Никогда она не ожидала, что Перси способен быть таким. Жестоким. Его взгляд стал стальным, губы сжались в тонкую полоску, и Пайпер стало не по себе. Аннабет рассказывала ей, как однажды Перси защищал ее от грабителей где-то в Неваде. По ее словам, если бы она вовремя его не остановила, то он вполне мог бы убить их всех. Троих. — Ты мог бы спросить, в чем дело, — ровно ответила Пайпер. — Да мне нет разницы, почему она вдруг решила меня бросить, — ответил он. — Я бы и сам это сделал, только не по телефону, а при личной встрече. Просто ждал. — Он просто ждал! — Пайпер взмахнула руками, голос ее сочился сарказмом. — Чего ты ждал?! У моря погоды? Ты вел себя, как трус! К твоему сведению, Аннабет вернется только в феврале! — Да пусть возвращается, когда хочет! — вспылил Перси. — Пусть развлекается там с калифорнийцами! Пусть по ночам общается с заказчиком! Мне уже нет дела! Мы расстались, Пайпс, понимаешь? — он подошел к ней и заглянул в глаза. — Мы расстались. Она тяжело вздохнула. И оттолкнула его от себя. Без всяких высоко моральных мыслей — он забирал у нее кислород, мешая дышать, пугал одним своим взглядом. Пайпер подумала, что больше она не выдержит этого разговора. Ей открылась какая-то другая, чужая сторона Перси Джексона. Куда-то пропал добродушный, веселый парень с мозгами из водорослей, а на его месте появился пугающе-жестокий человек. Когда в гостиной вдруг что-то загремело, Пайпер даже обрадовалась и побежала туда. На помощь Джасперу. Перси остался сидеть на кухне. Почему-то все девушки считали своим долгом называть мудаками всех парней, с которыми расстались. А вместе с ними этих парней переводили в разряд подонков их подруги. Что следовало дальше не трудно предположить — через некоторое время девушки удивленно оглядывались вокруг и с недоумением замечали, что нормальных парней не осталось. Перси всегда думал, что его девушка не такая, как все. Ведь Аннабет была разумнее многих. Но все-таки оставалась девушкой. Женское начало в них вообще сложно победить. — Десять тысяч святых! — воскликнула Пайпер в гостиной. — Джаспер, зачем ты туда полез, это же мои журналы! Еще одна девушка, которой мужчина принес неприятности. Пусть Джаспер и был пока еще маленьким мужчиной. Со своими мужскими обязанностями он справлялся неплохо. Перси вдруг вспомнил о Нико. К теме его размышлений никак нельзя приписать появление в них Нико. У него ведь и девушки, наверное, никогда не было. Поэтому и ненавидеть они его не могли, и он никаким образом не заставлял их ненавидеть его. Просто ангел какой-то, а не простой фотограф. Тяжело вздохнув, Перси заглянул в свою кружку с чаем. У Нико дома даже чай вкуснее казался. Почему вдруг он стал о нем так много думать? — Ты должен позвонить ей, — Пайпер вернулась к нему со стопкой журналов и положила их на стол. Прямо рядом с банкой шоколадной пасты. — Никому я ничего не должен, Пайпс, — Перси устало посмотрел на нее. И уже мечтал, чтобы Джейсон поскорее вернулся. — Я понимаю, что Аннабет твоя лучшая подруга и ты хочешь ей помочь, но все-таки знаю больше. Поверь, ей там скучать без меня не приходится. Все это было похоже на сцену из бразильского сериала. Высокопарные эмоциональные фразы. Наигранные чувства, которые Перси пытался выразить, но не мог. — И чего я о ней не знаю? — она ревностно посмотрела на него, с достоинством сложив руки на груди. Когда она готова была обидеться Пайпер всегда вела себя так. Немного высокомерно. Ведь она считала себя лучшей подругой Аннабет. Лучшие подруги всегда знают друг о друге все. Даже то, чего не знают родители и парни. — Того, что она чуть не переспала с Лео на вашей свадьбе, — начал Перси. — А там, в Калифорнии, с каким-то парнем по ночам «работала над проектом». — Не знаю, что там у нее с Лео, — сказала Пайпер. — Но тот парень, про которого ты говоришь, это племянник заказчика. Ему семнадцать лет. Вряд ли Аннабет заинтересует какой-то малолетка. — Не делай из нее святую, — мрачно ответил Перси. — Я пойду домой. Спасибо за чай. На пути домой, пиная ногами только выпавший снег, он непослушными от холода пальцами набирал сообщение Лео. Сначала он хотел написать Нико, но так и не придумал, какими словами выразить, что он хотел сказать. «Вальдес. Ты. Я. Бар. Через полчаса». Нажав «отправить» он с удовольствие в красках представил, как напивается в компании друга, который не потребует объяснений, а будет весело рассказывать анекдоты и обсуждать девушек за соседними столиками. У него это получалось отлично. И было правильно позвать с собой именно Лео, потому что он не умел так промывать мозги, как Джейсон. Лео умел самую большую проблему сделать никчемной и поднять настроение. А потом Перси посмотрел на номера в быстром наборе. Немного поколебался и, нажав на «вызов», приложил телефон к уху. После трех гудков послышался знакомый голос. — Привет, Аннабет, — произнес он.***
Поздним вечером офис опустевал. Оставались только те, кто был женат на своей работе. Они запирались в кабинетах и утыкались в монитор. Некоторым хотелось сделать работу на неделю вперед, чтобы потом отдохнуть с семьей. Некоторым просто было некуда идти, кроме пустой квартирки, поэтому они предпочитали остаться здесь. Рейна действительно не хотела возвращаться домой. Создав себе образ сильной, независимой женщины, она завела не сорок кошек, а двух собак. И ей было немного грустно от того, что, кроме них, дома ее никто не ждал. Потому она иногда позволяла себе засидеться допоздна на работе, а потом возвращаться домой через круглосуточный магазин, чтобы извиниться перед Аурумом и Аргентумом чем-нибудь вкусным. Удивительно, но собаки всегда прощали ее. В некотором отношении они были намного лучше людей. Они умели понимать. Вздохнув, Рейна открыла папку с фотографиями второго этапа. В ней были фотографии Октавиана. Пять фотографий с высоты десятого или пятнадцатого этажа. Дороги, по которым красно-желтыми полосами скользили автомобили. На самом деле в этих фотографиях не было ничего особенного. Кроме того, что теперь Октавиан больше никогда не сможет сделать еще хоть одну фотографию. Она сама не могла понять, жалела ли она о смерти Октавиана. Нико сам рассказал ей, что все подстроил он. И так же честно признался, что рассчитывал на другой результат. Рейна не могла его винить, но все-таки становилось немного грустно. Да, она никогда не считала Октавиана хорошим человеком или своим другом. Он был, скорее, чем-то вроде развлечения на работе. Если хотелось выпустить пар, можно было всегда пригласить его к себе в кабинет и задать невинный вопрос. Октавиан умел сделать из мухи слона и довести ее до точки кипения. Грустно, что теперь от него остались лишь фотографии. Рядом с ними были фотографии Нико. Еще меньше — три штуки. Смотря на эти три кадра, Рейна готова была признать Нико гением. Он сделал их на камеру телефона. Да, на айфоне хорошая камера и многие пользуются им вместо фотоаппарата. Но никак не Нико, который признает только длинные объективы и дорогие фотоаппараты с множеством функций. Или еще лучше — пленочный фотоаппарат. И тут он приносит ей три фотографии аварии. Это была гениальности на грани жестокости и сумасшествия. Он признавался Рейне. Сидел, опустив голову. Говорил, что виноват и что не может не отдать фотографии, потому что после нескольких штрихов в фотошопе они стали идеальными. Такими, какие не сделаешь ни на какой профессиональный фотоаппарат. Может быть, это было жутко. Но Нико был жутким парнем, Рейна к этому привыкла. Ему было действительно тяжело признаться, что он лишь воспользовался возможностью сделать красивые кадры, когда в той машине обрывалась жизнь человека. Ведь он все равно ничем не мог помочь. Он не хотел идти к своей цели по головам, и это получилось случайно. Случайно, и он раскаялся в этом. А фотографии остались, и жюри их оценило. Может быть, потому что они не знали подлинной истории рождения этих кадров. И Рейна сама не могла не признать жуткую, холодящую кровь, завораживающую красоту фотографий. Больше всего ей нравился момент, когда черный внедорожник Октавиана уже встал на колеса. Стекла казались тонированными, в них отражались фары грузовика. А из-под капота, как вода, выливался огонь, взмывая вверх. Рейна так и видела продолжение, не перелистывая кадров. Все делало воображение. Подбрасывало автомобиль над землей и заставляет недолго полыхать, пока не приедут пожарные. На последнем кадре вода столкнулась с огнем. Нико удалось поймать момент, когда справа вся машина была в воде, а слева еще полыхали языки пламени. Нико — чертов гений. Жуткий, сумасшедший. Немного убийца. Немного эгоист. Но в то же время хороший друг, который всегда придет на помощь. Мальчик, сотканный из противоречий. Рейна вдруг поняла, почему она простила Нико его действия. Просто он — ее друг. И она слишком хорошо знает его. Вряд ли кто-то еще знает его так, как она. Она была обязана. И не хотела его терять. Часы мигнули. И 22:59 сменилось на 23:00. Слишком поздно. И в этот поздний момент на почту ей пришло письмо. С темой следующего этапа. Кажется, время траура по ушедшему участнику конкурса прошло. Рейна грустно усмехнулась и по памяти набрала номер. — Привет, Нико, — произнесла она, когда услышала усталый голос.