Photos

— Я честно старался, — опустив голову, робко улыбнулся Нико. Только что он закончил возню у плиты и представил Уиллу свое творение — ужин. По всем признакам он действительно старался, потому что мясо подгорело только частично, а овощи почти все нормально прожарились. А соус и вовсе не умел никаких изъянов, кроме излишнего количества соли. Однако Уилл все равно был рад. Втайне он давно мечтал, чтобы Нико заботился о нем так же, как он сам делал это в течение долгого времени. И, возможно, это можно было считать плюсом того, что он попал в аварию. Смотреть на то, как Нико проверяет не горячий ли его чай, готовит для него, помогает одеться, стоило того, чтобы попасть в больницу. Его выписали два дня назад. Отлепили пластырь с виска, проверили у психиатра и травматолога и отпустили домой с гипсом на руке, где раньше был ужасный открытый перелом. На день выписки пришли Лу с Сесилом и устроили целую битву с Нико. Битву за Уилла. Эти двое теперь стали жить вдвоем и утверждали, что окружат друга двойной заботой. Нико же оказался в более выгодном положении. В его кармане не просто завалялся, а пригодился аргумент о том, что у него есть частичное медицинское образование. Пусть двойной заботой он не сможет окружить, но профессиональной — точно. И Лу отступила. Каждое утро только забегала и проверяла, как ребята справляются. По их мнению, они справлялись. По мнению Лу, по ее чисто девчачьему мнению, они оба жуткие неряхи, но с этим ничего не поделать. Поэтому она отдавала им очередную порцию чая из своей огромной коллекции и убегала по делам. В свободное время, когда Уилл спал или читал, Нико занимался конкурсом. Последний этап выбивал из него все силы. Тема оказалась очень хорошей и сложной. Каждый день, выходя с Уиллом прогуляться, Нико делал несколько снимков. Вечером разбирал их, пристально рассматривал и методично, один за другим, ставил на них печать брака, отправляя в корзину. Ничего не подходило. Как он ни старался. — Почему эта не подходит? — спросил Уилл, опираясь на плечо Нико тяжелой рукой в гипсе. — Она яркая, — ответил Нико, и фотографий в папке стало на одну меньше - три. Яркость во всех фотографиях Нико сначала старался убирать, а потом браковал снимок.В других ему не нравился, ракурс, цветность, количество людей, свет или другие мелочи, которые, по мнению Уилла, были незначительны и вовсе не портили фотографию. Нико же считал иначе и, будучи максималистом, стремился к созданному своим воображением идеалу. Кто-то мог бы сказать, что идеалов не бывает. Но Нико был достаточно упрям. Если он чувствовал, что идеал близок, то он максимально приближался к нему. — Ты можешь объяснить, чего ты хочешь? — Уилл медленно поглаживал его плечо пальцами здоровой руки. Стараясь делать вид, что ничего не замечает, Нико смотрел на экран. Он не хотел обижать Уилла сейчас. И не хотел давать ему надежду. — Я хочу горячий кофе и более размытый снимок, — с какой-то радостной ненавистью Нико ударил по клавише и удалил предпоследний снимок в папке. — Будет тебе кофе, — улыбнулся Уилл и моментально скрылся в коридоре. — Эй! — крикнул ему вслед Нико. Про кофе он сказал, не задумываясь. И не знал точно, действительно ли он хотел кофе. — Я это не серьезно! — А я очень серьезно, — весело отозвался с кухни Солас.

***

— Ну, давай же! — Аннабет потянула его за руки, и Перси едва удержался на ногах. — Это же так просто! - и, вцепившись в нее, Перси предпринял очередную попытку кататься на коньках. Звонкий смех взметнулся к самой крыше, когда его ноги снова разъехались в стороны. Отложив на край стола тесты семиклассников, Перси продолжил листать их с Аннабет фотографии. Он наткнулся на них, когда хотел найти где-то в недрах своего компьютера огромный реферат о Кеннеди, который писал еще на первом курсе. Реферат пропал, как будто его и не было. Зато обнаружилась тысяча фотографий, на которых последовательно отобразились все восемь лет их с Аннабет отношений. Лагерь. Прогулки у озера. Ночные посиделки после отбоя. Уютные домики. Лес. Каждое памятное место. Везде они оставили свой след. Где-то Перси объяснялся Аннабет в любви. Где-то Аннабет целовала его. Счастливое почти-детство, когда им казалось, что они такие взрослые и счастливые. Потом колледж. Гуманитарный. Архитектурный. Встречи в кафе и совместная домашняя работа. Объяснение друг другу простых истин. Фотографии быстрые, размазанные, светлые, темные. Полные эмоций. — Ты этого не сделаешь! — А вот и сделаю! — Нет! Перси схватил Аннабет, повалил на траву и принялся щекотать. За кадром хохотала Пайпер, мешая Джейсону снимать. В следующий миг он все равно опустил камеру — парочка увлеченно целовалась в тени деревьев. Фотографии последних лет были лишены этого счастья. Улыбки стали дежурными. Обнимали они друг друга, как будто так надо. На одной была только Аннабет. Растрепанная, завернутая в одеяло по пояс, а грудь оставалась обнаженной. Это еще летом Перси утром не удержался и сфотографировал ее. Тогда эта фотография вызывала бурю чувств. Нежность, умиление, сладкое желание, любовь. Перси еще раз посмотрел на спящую полуобнаженную Аннабет и раздраженно щелкнул мышкой по красному крестику. Ничего. Как не было этих восьми лет. Чужая девушка на фото. Фотографии юности еще вызывали желание вернуть то былое счастье, а эта, которой не так много лет, не вызывала никаких чувств от слова совсем. На кровати звякнул телефон, и Перси, моментально забыв об Аннабет, бросился смотреть, кто ему написал. Последние несколько дней он так реагировал не любые средства связи. Телефонный звонок — срочно нужно достать телефон, даже если придется прервать объяснение материала на полуслове. Сообщение — немедленно прочитать. А еще он фанатично проверял электронную почту при любом удачном случае — примерно каждый час. И еще не разу телефонные звонки и сообщения его не порадовали. Писали все, кому не лень, когда Перси, хоть и отрицал это даже самому себе, ждал одного-единственного человека. «Перси, ты идешь с нами гулять. Зайдем за тобой через двадцать минут». Рейчел узнавалась в каждом слове. Ее настойчивость, казалось переходила иногда в эгоизм, но сама она называла это заботой о друзьях. Она считала, что если она не вытащит их куда-нибудь, то они сами так и будут вечно сидеть дома и выходить только на работу. Ее не волновало, где сейчас находился Перси — просто сразу подразумевалось, что он дома. По-другому и быть не может. А если бы Перси вдруг оказался в Центральной Африке, то Рейчел нашла бы способ и туда добраться за двадцать минут. Покачав, головой, Перси только вздохнул и пошел одеваться. Еще недавно гулять вместе с Рейчел ходила и Аннабет. А еще несколько лет назад Аннабет ревновала Перси к ней потому, что у них были короткие отношения. Действительно короткие — Перси и Рейчел встречались всего пять дней. Но Аннабет ревновала так, будто те были когда-то женаты. Это было еще одним ярким свидетельством того, что Аннабет совершенно плевать на Перси. Он очень хорошо знал ее и понимал — она не могла смириться. Он просто стал ей безразличен. Привычка, удобство — не больше. Всем нужно постоянство, и у Аннабет оно было. Было до тех пор, пока это самое постоянство вдруг не стало предъявлять ей претензии. Тогда она предпочла от него избавиться. У Перси как будто глаза открылись, когда все эти мысли появились в его голове. Словно туман рассеялся и явил ему абсолютно другой мир, не такой, какой он себе представлял. Где не было ничего идеального, ничего хорошего, зато все было понятно. И Перси точно знал, что ему нужно делать. Ему никогда не удавалось так быстро набирать что-то на клавиатуре телефона, но сейчас он в одну секунду набрал номер, который успел заучить наизусть и узнал бы его из тысячи. Тот номер, с которого он все безрезультатно ждал звонка. Гудки длились вечность. Один. Второй. Третий. Нервно постукивая пальцами по подоконнику, Перси считал каждый противный протяжный звук, и после каждого ему казалось, что вот сейчас, вот именно в этот миг он услышит твердый низкий голос Нико, но раздавался только новый гудок.

***

— Нико, — Уилл заглянул в ванную и улыбнулся открывшейся ему картине. — Отлично выглядишь, — не удержался он, глядя на Нико с зубной пастой на подбородке, и протянул телефон. — Долго уже звонит. Нико вынул зубную щетку изо рта и посмотрел на экран. Подумал пару секунд, вслушиваясь в тяжелые басы звонка, и сбросил. — И кто это был? — спросил Уилл, закрыв дверь за собой и прислонившись плечом к дверному косяку. — Какая разница? — невнятно произнес Нико. Его брови сошлись вместе на переносице от злости, и любой нормальный человек не стал бы донимать расспросами. Видно было, что они не приносят ему никакой радости. Но у Уилла отсутствовали тормоза на этот счет. — Просто интересно, почему ты вдруг не отвечаешь на звонок такому симпатичному парню, — пожал плечами Солас. Не отрицай, ты считаешь его симпатичным. Готов поспорить, пока мы с тобой не общались, ты все время с ним гулял. — Не твое дело, — Нико стер зубную пасту с подбородка и надел чистую футболку. — Я не хочу об этом говорить, Уилл. Когда ты уже научишься это понимать? Мне, — он подошел к нему вплотную и угрожающе посмотрел в глаза. — Неприятно. Когда. Ты. Навязываешься. — Извини, — сказал Уилл, но Нико уже скрылся в комнате. Их отношения были ужасно странными. Как ни пытался Уилл бороться с этой неопределенностью, она все равно возвращалась. И с каждым разом с ней было все сложнее разобраться. Говорить с Нико по-дружески у него не получалось, а когда он начинал говорить с Нико, как с почти-своим-парнем, тот злился, обижался и уходил в другую комнату. Хотя в квартире, где было всего две комнаты, не составляло серьезной проблемы его найти, Уилла это задевало. Пока Солас стоял и пытался разобраться в поведении своего друга-парня, Нико переоделся и как ни в чем ни бывало спокойно шнуровал ботинки в прихожей. Они еще утром решили, что, как только стемнеет, пойдут фотографировать снова. Уилл не надеялся на их удачу — Нико и в этот раз ничего особенного для себя не найдет, можно быть уверенным. — Не хочешь мне помочь? — его рука уже болела не настолько, чтобы он не мог сам надеть джемпер, но он все равно продолжал притворяться. Нико верил каждому его слову насчет самочувствия, и Уилл пользовался этим, игнорируя все возмущенные вопли собственной совести. Он еще никогда в жизни не шел ей наперекор. Когда-нибудь это должно было случиться. Возможно, потом ему будет очень стыдно, однако сейчас он наслаждался тем, как руки Нико заботливо закатывали ему рукав над гипсом. Собираясь, они перебрасывались короткими фразочками. С напускным раздражением подгоняли друг друга, ругали, когда кто-то что-то забывал. Обычно забывал Нико. В плане некоторых вещей он был очень забывчивым. Помня о сумке с фотоаппаратом до самого момента выхода, он обычно понимал, что не взял ее, только на пороге. Телефон в его памяти вообще отсутствовал как вещь, поэтому Уилл смирился и носил его в своем кармане. Нико мог забыть надеть шапку, застегнуть пуговицы на пальто, взять ключи с тумбочки, положить фотоаппарат в сумку. И все это было совершенно нормально. И даже заставляло Уилла умиляться. До поры до времени. Когда-то его терпению должен был прийти конец. — Я не понимаю, как можно было забыть деньги? — он возмущенно всплеснул руками и тут же упер их в бока, грозно смотря на ди Анджело. — Я понимаю, можно выйти из дома без шапки или без телефона. Но как можно забыть деньги?! Как мы теперь будем добираться обратно? К твоему сведению, последние свои деньги я спустил на проезд в метро. Ты мог бы раньше обнаружить пропажу своего бумажника. — Боги, Уилл, замолчи, — устало протянул Нико, присаживаясь на одно колено, чтобы захватить в объектив огромную немецкую овчарку, привязанную к фонарному столбу. Свет конусом падал на нее и освещал небольшое пространство на дороге, создавая впечатление драматичной картины, будто хозяин забыл про любимого пса, уйдя домой. — Прогуляемся по пути домой, — он говорил, не отрываясь от работы. Взял пса с одного ракурса, с другого. Ближе, дальше. Подошел и погладил. Уилл боялся его отвлекать, потому что Нико был без ума от собак. Он их обожал. А котов ненавидел, хотя сам больше походил на кота, который гуляет сам по себе. — Тебе полезно бывать на свежем воздухе, — почесывая довольного пса за ухом, говорил Нико таким тоном, что, скорее, обращался к собаке, а не к Уиллу. — И чего он недоволен? Все же хорошо, — Нико совсем забыл про Уилла и направился все внимание на пса, который был этому только рад. — А то, что я могу замерзнуть и простыть, тебя не волнует? — подобная капризность могла быть присуща какой-нибудь девушке, но никак не Уиллу. Солас не способен думать о своем здоровье. Даже если бы ему грозила смерть от воспаления легких, он все равно думал бы о Нико или о ком-нибудь еще. — К кому ты меня ревнуешь? — не выдержал Нико, выпрямляясь во весь свой невысокий рост. — К фотоаппарату? К собаке? К моей работе или увлечениям? Солас, что творится у тебя в голове? — Иди сюда, — Уилл с серьезным лицом поманил его к себе, отступая в тень дома. Нико раздраженно выдохнул и приблизился. Он с удовольствием сказал бы Уиллу, что тот ему надоел, однако было несколько «но». Во-первых, Уилл был его лучшим другом. Во-вторых, он сам и их отношения только что пошли на поправку. И в-третьих, Уилл пока не успел надоесть настолько сильно. Поэтому Нико опустил фотоаппарат в сумку и, засунув руки в карманы, встал напротив Соласа. Несколько секунд они, вглядываясь в темноту, смотрели друг на друга. Затем Уилл будто решился. Приблизился вплотную, прижал Нико к себе и настойчиво поцеловал. Сразу чтобы или да, или нет. Без других вариантов. Чтобы решить все наконец и успокоиться, потому что этот ураган в душе уже не давал спокойно спать по ночам. Едва ощутив, как язык Уилла коснулся его губ, Нико уперся ладонями ему в грудь и оттолкнул. Он ожидал чего-то такого, но все же впал в оцепенение, когда между ними проскользнула эта искра. Он почти решился ответить на поцелуй, однако его разум взял вверх. Потому что Уилл — просто друг. Хороший, очень близкий. Друг. — Уилл, послушай, — он поймал его здоровую руку и заставил развернуться. На глазах парня блестели слезы. Но что они могли означать, Нико не решился бы судить. — Ты мне очень дорог, — пальцы крепко сжали запястье. — Как друг. Ты… Правда, мне очень жаль, что так получается. Я бы очень хотел полюбить тебя, потому что ты очень, — он с нажимом повторил это слово, — очень хороший. Но я не могу. Ведь этим не управляют. Не возможно приказать себе любить кого-то. Они возвращались домой пешком. И Уилл за всю дорогу не произнес не слова. Он походил на погасшую лампочку, у которой вдруг оборвалась металлическая ниточка. Перегорел. Жизнь — это череда не полос. Это череда людей, которые приходят и уходят, вплетаясь в канву судьбы. Чем крепче вплетется — тем сильнее чувства. Уиллу казалось, что от него оторвали часть его жизненной канвы, вытащили ниточки, и та распалась. Он смотрел на эту составляющую и чувствовал ноющую боль в груди. Потому что Нико был удивительно спокоен. Молча шел на шаг впереди, снимал прохожих и магазинчики в огнях — только заканчивался ноябрь, а люди уже готовились к Рождеству. А Уилл только что лишился своего рождественского чуда. Ему недостаточно было простого понятия друг. Ему надо больше, потому что Нико стал частью его души. Они вместе прошли через такое, что их отношения не вписывались даже в понятие любовь. Это было что-то такое крепкое, что Нико с завидным упорством и удовольствием разрушал. Но и в своем разрушающем настроении Нико был прекрасен. И это больше всего причиняло боль Уиллу. Смотреть на его красоту и легкую невозмутимость. Как будто ничего не произошло.

***

Перси быстро удалось отделаться от Рэйчел. Стоило только заикнуться о выдуманной простуде, как она приложила ладонь к его лбу, оценила ситуацию. И безапелляционно отправила домой, потому что у него температура, которую она естественно выдумала себе сама. Придя домой, Перси как был — в свитере и джинсах — упал на разобранную постель с телефоном в руках. В его голове крутились фразы, оправдания. Мысленно он уже сочинил идеальный текст сообщения и отправил его Нико. Тот простил его и все было хорошо. Но стоило опуститься с небес на землю, и все было уже не столько радужно. Потому что в поле ввода висело одно-единственное «Привет». Перси всегда считал, что если не можешь выразить свои мысли вслух, то их проще записать. Это, конечно, был не самый лучший вариант для него. Из-за дислексии. Но Нико не отвечал на его звонки. Что тогда еще оставалось делать? Вариант «просто жить дальше» не принимался. Перси давило чувство вины, и еще он скучал по Нико, однако не собирался себе в этом признаваться. «Привет, Нико. Давно хотел тебе написать и попросить прощения…» Нет, ерунда какая-то. Давно — не так много дней прошло. Нужно что-то другое. Такое, к чему Нико не смог бы придраться. Такое, чтобы Нико прочитал один раз и сразу простил его, сам позвонил, и они бы быстро помирились. «Привет, Нико. Надеюсь, у тебя все хорошо, потому что я не хотел…» Опять «я». Давно, когда Перси учился в школе, его научили, что во время примирения не может быть «я». Когда идешь навстречу человеку и просишь прощения, может быть только «мы» и «ты». А Перси все пытается сказать о себе. «Нико, привет. Мы в последний раз не договорили. Ты не стал слушать, а нам нужно было кое-что обсудить…» А это вообще никуда не годится. Так ходить вокруг проблемы можно до бесконечности, но так ни к чему и не прийти. Что это за обороты? Кое-что обсудить? Если бы Перси точно знал, что им стоит обсудить, то все было бы проще. Он бы просто пришел к Нико и заставил его поговорить. На деле же он и не представлял, на что обиделся тогда Нико. И обида ли это? Скорее, злость. Наконец, Перси не выдержал. Стер последний вариант и закрыл сообщения, чтобы надолго забыть об этом способе решения проблем. Потому что если проблема есть, то ее нужно обсуждать, слушая друг друга, читая эмоции и идя на уступки. Он набрал номер, но нажать кнопку вызова долго не решался. Его охватило незнакомое чувство нерешительности. И в душе поселилось странное предчувствие, будто именно в этот раз на его звонок будет ответ. Но ничего хорошего в этом предчувствии не было. Долгие десять гудков ответа не было. Перси уже успел отправить свое шестое чувство в отставку за такую ужасную работу, как вдруг гудки прекратились. Но голос, который Перси услышал, принадлежал не Нико. Этот голос был мягче и как будто источал тепло. — Здравствуйте, — произнес голос. — Я друг Нико, меня зовут Уилл. Вы меня не помните? Перси припомнил блондина, который был дома у Нико, когда случилась та история с разбитой камерой. Кажется, Нико еще назвал его своим бывшим парнем. Подавив желание бросить трубку, Перси напряженно ответил. — Помню, — медленно произнес он. — Но почему ты отвечаешь на его звонки? Я вообще-то хотел поговорить с Нико. — Я не знаю, почему, но Нико не хочет с тобой говорить, — тихо сказал Уилл, будто Нико оказался рядом. — Подожди секунду, — и его голос пропал, послышавшись издалека. Так же издалека Перси уловил голос Нико. И его сердце пропустило удар, когда он понял интонацию Нико. Теплую, заботливую. Он не мог разобрать, о чем говорили парни, но Нико говорил очень мягко. Перси никогда не слышал от него такого. И не мог его таким представить. — Извини. Так Нико не хочет говорить с тобой, но я хочу. — Я польщен такой честью, — не удержался Перси. Его почему-то раздражал этот парень. — Ты можешь ревновать его сколько угодно, между нами ничего нет, — строго сказал Уилл. — Мы можем встретиться завтра? Может быть, часа в два? — Хорошо, — ему без особенных причин не нравился этот парень, но Перси цеплялся за любую возможность, которая могла привести к примирению с Нико.

***

— Уилл, прекрати болтать уже, — ворчливо позвал Нико, когда Уилл незаметно отложил его телефон в сторону. Не хватало еще Нико увидеть, что Уилл брал его. Этого бы он терпеть не стал. — Иди сюда, смотри. Уилл встал позади него и увидел черно-белую фотографию. Лестница где-то на улице, с которой спускается толпа людей. Но Нико как-то поколдовал над снимком, и толпа превратилась в один сплошной поток, в движущееся пятно. — Кажется, это идеально, — улыбнулся Уилл. — Да, — довольно вздохнул Нико и повторил. - Да. Да. Да. Идеально.