Ломая рассвет

      — Саске-сан, вы кого-то убили? — неожиданно спросила Сакура, продолжая жадно хватать воздух.       Такая странная озвученная мысль несколько ошеломляла. Что могла придумать Сакура, которая испытывала жёсткость лишь на словах? Было ясно, что лишь в детстве и, быть может, на самом начальном этапе юности Сакуре и Камелии довелось отведать отцовских ударов по рукам и ступням. Сакура редко слышала о себе нечто плохое, в конце концов, в высшем обществе она держалась около Камелии и родителей, небрежно кивая всем кавалерам, которые смотрели в её сторону, за что и получила строгий взгляд матери, а после уже в поместье внимала наставлениям Кизаши.       Но что она могла знать об убийстве? Холодные, бескровные тела, напоминающие бытовой мусор, точно безжизненное животное на ферме у крестьянина, лишённые эмоций, действий и убаюкивающего сердцебиения трупы, похожие на бледно-синий костюм с отвратительным зеленоватым оттенком. Бездыханный человек с лицом, подобным маске, такой натуральной, что желудок готов вот-вот взбунтоваться. А вдруг этот кто-то умер, захлебнувшись кровью? Вдруг его волосы и когда-то тёплая кожа украшены бордовой жидкостью, аромат которой напоминает сталь, а от тела исходит запах душистого чая?       Саске напрягся. Меч, доселе аккуратно находящийся в левой руке, он вдруг положил на специальную подставку. Если б Сакура обернулась к нему, то потерялась бы в эмоциях. Саске был знатным аристократом — даже его лицо обладало властными чертами. Покатые плечи слегка приподнимались, а затем плавно опускались.       — С чего такие подозрения? — сосредоточенно спросил он, глядя на ту, кто так восторженно и бойко пару мгновений назад реагировала на его действия.       Сакура молчала, собираясь с мыслями и силами. Тошнота не проходила, а металлический привкус, казалось, задержался на кончике языка, отравляя сознание. Всё было таким запутанным, что напоминало спутавшиеся клубки пряжи. Оби, завязанный в сложный бант, так и манил взор Саске.       Кто знал, что могла представить Сакура, у которой при мыслях о чём-то жестоком кружилась голова, а земля, казалось, уходила из-под ног. Худое тело покидали последние силы. Дыхание становилось рваным, тяжёлым и шумным. Все страхи и предположения буйно вились в голове, перепутывая факты и события. Она представляла, как Саске кончиком меча медленно разрезал человеческую плоть. Эти бесконечно чёрные глаза прожигали жертву пламенем, от которого веяло холодом и страхом. Она отчего-то вспомнила, как случайно нанесла себе глубокую рану острым стеклом несколько месяцев назад. Те ощущения проклятьем вспыхнули в голове, а давнее увечье неприятно зашипело на левой ладони.       — А ведь это было всего лишь стекло, — прошептала Сакура, краем глаза посмотрев на мирно лежащее на подставке оружие.       Она недоверчиво потёрла ладонь, словно желая очнуться от наваждения. Та боль резью отразилась в сердце, но стоило представить смертоносную катану в руках опытного воина, как страх накрывал с головой, заставляя робко потирать вспотевшие ладони. Стоило ей представить тело с глубокой раной от ключиц до низа живота, как мир вдруг пошатнулся, и она невольно отступила. Руки тут же стали искать опору в картонной двери, через которую проходил чистый воздух, наполненный запахом дождя и пыли. Сакура тяжело наклонила голову, отчего Саске смог видеть бледную шею, скрываемую доселе длинными волосами и высоким воротом праздничного кимоно.       — Саске-сан, ваш обед, — неожиданно раздался голос по ту сторону комнаты. — Я вхожу.       Вошедшая служанка низко опустила голову, аккуратно положив перед собой руки, коснулась их лбом и тут же тихо прошептала слова извинения. Она плавно выпрямилась, робко глядя на них. Нервозность проявлялась в бесконечном трепании пальцев и приглушённом голосе. Бледно-коричневое кимоно и бордовый оби просто и одновременно нелепо смотрелись на ней. Она напоминала вдову, которая отчаялась во всей жизни, потеряв где-то на далёком севере всех своих мужчин. В чёрные, похожие на солому волосы была вплетена ярко-розовая лента, крепко держащая немудрёную прическу. Сакура лишь косо смотрела на ту, кто посмела так бесстыдно влезть в разговор, от которого всё тело было в мандраже и чувствовало страх с крупицей девичьего любопытства.       — Кто ты такая? — грубовато спросила Сакура, глядя на неё.       Поборов удивление, она осторожно развернулась, озадаченно разглядывая незнакомую прислугу. Привыкшая незамедлительно получать ответы на вопросы, Сакура прищурила глаза в надежде испугать нахалку, медленно поднявшую голову. Но женщина молчала. На секунду Сакура даже поверила, что сия непокорная немая, но ведь она говорила! И этот голос был таким запуганным, невероятно тихим и покорным.       — Почему ты молчишь? — с новой силой взбунтовалась Сакура, слегка притопнув ногой.       — Я принадлежу Саске-сану, — неожиданно ответила женщина, чуть согнувшись в спине, учтиво склоняя голову.       Сакура не могла не заметить взгляд этой, как казалось, во всём отчаявшейся женщины. Взор, с которым она смотрела на своего господина, был таким печальным и покинутым… В карих глазах было столько преданности, что прикажи Саске отравить кого-либо, то она это выполнит. На секунду Сакуре показалось, что эта женщина чего-то боялась. Служанка отчаянно тёрла ладони, из-под длинных ресниц поглядывая на Саске, словно дожидаясь желанных слов, действий, взглядов…       — Ты свободна, — чётко и жестко произнёс он, даже не удостоив женщину кивка.       — То есть свободна? — снова вспыхнула Сакура, уже заставив Саске прямо посмотреть на неё. — Как мне понимать такие грубые действия, которые были исполнены? Как женщина, прислуживающая моему клану, смеет игнорировать меня?       Он ухмыльнулся, глядя, как недавний страх, поразительно легко читающийся во всех движениях, сменился аристократической проницательностью и девичьей вспыльчивостью. Саске всё так же спокойно восседал на татами, равномерно дыша. Бумажная стенка издала едва слышный шорох, а после глухой треск — Томиро исполнила приказ. Сакура перевела взгляд на пустое место, а потом злобно и требовательно посмотрела на Саске, всем видом излучая недовольство.       — Она прибыла сегодня ночью, — вдруг ответил он. Сакура лишь отстранилась, не понимая, почему Саске вдруг решил ответить на её вопрос.       — Я не знала об этом, — покачала головой она и слегка склонилась. — Прошу прощения.       Сакура медленно выпрямилась, снова превратившись в истинную хозяйку поместья. Теперь Учиха мог заметить, что она поистине прекрасна, даже когда на лице проскальзывала грусть, от которой мир становился таким тусклым, что тёплые мелодии, которыми была укутана природа, разбегались. Саске представлял, что Сакура злилась на себя и на его грубые действия. Она не должна была расспрашивать о новенькой, по крайней мере не потенциального убийцу и гостя в одном лице.       — Она обучалась в одной из здешних школ, теперь же наш клан забирает её себе. Не забивай себе голову, Томиро не побеспокоит, гарантирую. — Его голос был хрипловатым и усталым, но Сакура была благодарна, что он хоть и поверхностно, но ответил на простые вопросы.       — Томиро, значит, — как-то легко протянула Сакура, снова едва поклонившись. — Думаю, что мы можем продолжить после обеда.       Была ли это тревога или же интерес, но кое-что она понимала точно — на протяжении этих нескольких дней все мысли были лишь об этом тихом и молчаливом человеке, движения которого порой можно было сравнить с кошачьими. Саске был осторожен и бесшумен, его шаги мог услышать только острый слух филина, притаившегося за могучим кедром. На удивление многих господ Саске всегда держался достойно, с присущей клану гордостью. Порой слышались подозрительные или восторженные шёпоты о нём, подающем большие надежды. Иногда рождались странные истории: поговаривали, что, будучи одиннадцатилетним, Саске, приняв в пользование первую катану, спустя два дня чуть не отсёк руку служанке, посмевшей уронить около его ног катушку с нитками. Лишь одному Будде известно, почему та девушка до сих пор жива, или же, быть может, сплетни есть сплетни?       — Мне нужно закончить дела, — спокойно произнёс Саске, с новой силой сжимая острую сталь. — Я приду позднее.       — А как же обед? — скорее из вежливости, нежели из-за волнения за его здоровье поинтересовалась Сакура. Зная, что не получит ответ, она медленно направилась к двери.       Стоит ли говорить, что её мысли были — впрочем, как и всегда — далеки от скучных забот? Стоило Сакуре выпорхнуть из тусклой комнаты, как спустя пару секунд две миловидные девушки спешно подбежали к ней, сообщив, что Мебуки-сан недовольна. Она, по словам служанок, излучала зловещую ауру, а зоркий взгляд золотых очей, казалось, вот-вот начнёт метать молнии. Она была поистине женщиной-воительницей, матерью прекрасных детей и верной женой, способной отстоять честь и достоинство. В гневе она была действительно опасна.       Саске был человеком, способным одним взглядом заставить другого страдать, почувствовать себя жалким и беспомощным животным, который подчинится тому, кто выше его. Он спокойно смотрел на смертоносный металл, способный ранить души. Его глаза, подобно раскалённым углям, сосредоточенно исследовали лезвие, а бледные пальцы с присущей воину ловкостью резко перехватили рукоять катаны, отчего закалённое остриё стало опасно смотреть на картонный пол. Мужественная спина, окутанная в чёрное одеяние со знаменитым гербом клана, подобно флагу Императора, была известна каждому солдату и крестьянину земель. Саске неожиданно расправил плечи, приподнял подбородок и с точностью, приобретённой за столько лет, вложил катану в ножны. Устрашающий ледяным спокойствием, он по-солдатски раскрыл дверцы, ведущие в тихий сад, а после, вдохнув прохладный воздух, покинул комнату.       Дождь, приятно ласкающий слух, усиливался. Женщины спешно срывали выстиранное белье, прятали отделённые от грязи крупы и убирали разбросанные вещи. Лошади, чей покой нарушила Сакура, услышав раскат грома, с новой силой заржали, заставляя двух конюхов изрядно поработать. Но случилось то, чего все жители клана Харуно боялись больше всего, — белоснежная лошадь, предназначенная клану Учиха, вырвалась из рук юного мальчика и, весело гарцуя, принялась размахивать длинной гривой, недовольно фыркая.       Несмотря на природное спокойствие, присущее масти Товеро, эта лошадь для Саске была особенной. Это единственная кобыла, на которую он не мог поднять руку. Она была подобна женщине, способной заставить мужчину забыть обо всём. Вспышка была не военной, а, скорее, прогулочной лошадью, но время от времени Саске позволял себе оседлать эту строптивицу с коричневым пятном от ярёмного жёлоба до рёбер. Его Ворон был куда быстрее, выносливее, упорнее и азартнее, но Вспышка была наваждением — живым существом, которое приносило покой его душе. Стоило Саске оставить это существо с золотистыми щётками от самых колен в деревеньке Нагоя, как жизнь изменилась: стала более однообразной.       Поместье оживилось, стараясь накинуть на шею Вспышки тугую удавку и увлечь в шумное тёплое стойло. Егоза в последний момент убегала, продолжая гарцевать под тяжёлыми каплями дождя. Саске всё так же стоял спокойно, сжимая смертоносную катану. Его взгляд буквально на несколько секунд подобрел, а на губах должна была вот-вот появиться улыбка. Но… он услышал тихие, медленные и ровные шаги, тут же узнав человека, который так неуклюже, но воистину грациозно присоединился к нему. Будь он сейчас в своём поместье, то непременно заставил бы понести наказание слугу, посмевшую без предупреждения войти в покои.       Правила. Правила. Правила. Клан Учиха издавна подчиняется ряду указов, которые прописывали нормы поведения. Саске — собственно, как отец и Итачи, — с детства жил по строгому порядку, что удручало и заставляло ненавидеть жизнь, но всегда идти напролом, чтобы не потерять её. Глядя на лошадь, низко опускавшую шею к земле и счастливо перебирающую копытами, он ловил редкие секунды счастья и умиротворения. Он продолжил бы стоять на краю террасы, если б не Томиро, покорно остановившаяся на расстоянии трёх шагов от него. Она слегка поклонилась, держа разнос с простым обедом в виде риса и пареной рыбы.       — Саске-сан, вам нужно поесть, прежде чем вы покинете поместье, — на одном дыхании проговорила она. — Лучше отобедать дома, иначе вы простудитесь.       Томиро излучала печаль, свойственную только тем влюблённым, которые были либо отвергнуты, либо всей душой и затуманенным, но чистым разумом осознали, что ничто не вечно. Её карие глаза излучали неподдельную доброту и порочное, но невинное желание лишь прикоснуться к спине до сих пор милого сердцу Саске. Томиро хотела всегда заботиться о нём, неподвижно стоявшем впереди, но не могла и лишь поэтому несколько дерзко вернулась в тёплое помещение, желая разложить пока ещё горячую еду на низкий столик.       — На улице, — продолжая смотреть на игривую лошадь, приказал Саске, наслаждаясь грубыми порывами ветра и холодными каплями дождя, изредка падавшими к ногам.       Краем уха услышав покорное «Слушаюсь, Саске-сан», он то ли по привычке, то ли осознанно скрестил руки перед грудью, глядя на такую непростительную суету поместья. Взор был усталым, но всё таким же сосредоточенным, и любой был бы уверен, что, несмотря на спокойствие, он мог одним взмахом катаны снести голову с плеч, а после хладнокровно отряхнуть лезвие от свежей крови.       Притихшая Томиро бесшумно принесла столик, по высоте чуть выше человеческой лодыжки, и мягкую подушку дзабутон, а после ловко принялась расставлять свежеприготовленные вкусности. На её лице появилась странная улыбка, стоило ей представить, как Саске будет принимать трапезу. Закончив приготовления, она краем глаза посмотрела на бардак на улице и едва видно покачала головой.       — Вам здесь будет шумно, Саске-сан. Может, стоит сменить место? — набравшись смелости, поинтересовалась Томиро, выпрямившись.       — Свободна, — грубо произнёс он и, не посмотрев в её сторону, быстро прошёл к приготовленному месту.       Он понимал, что всё же стоило принять предложение Сакуры да спокойно отобедать с семьёй. Но что-то подсказывало, что наслаждаться тишиной и уединением за общим столом не получится: в конце концов, Сакура, посмевшая вести себя с ним так, как комфортно ей, точно не была из тех, кто способен бесшумно сидеть на месте. Уж лучше наслаждаться звуками природы и панорамой, где до сих пор резвилась молодая лошадь, игриво размахивающая длинной влажной от дождя гривой.       Саске слышал, как ругались конюхи, отчаянно стремившиеся поймать пятнистую красавицу, как суетились женщины, едва успевшие спасти многочасовые труды. Всё было таким живым и загадочным, что он волей-неволей почувствовал лёгкость. В сердце тонкой ниточкой проникала природная энергия, от которой всегда прибавлялось сил и смелости.       Раздалось громкое ржание Вспышки, которую всё же удалось поймать тугой удавкой. Саске даже как-то довольно ухмыльнулся, зная, как эта лошадь любила резвиться в воде, как вдруг почувствовал на спине чьи-то тонкие пальцы, заботливо желающие укрыть его чёрной тёплой мантией. Раздался короткий непроизвольный женский крик, который мог услышать каждый, кто находился в поместье.       Недовольный тем, что кто-то посмел его потревожить, Саске демонстративно опрокинул столик с едой. Он словно поддался тем порочным эмоциям, которые служили слабостью для человека, крепко держащего оружие. Раздался звон дорогой фарфоровой посуды, подобно камнепаду мелких горных пород. Небо, словно решив, что на него никто не обращал внимания, издало в горах устрашающий раскат грома, от чего Вспышка заржала, принимаясь весело бить землю передним копытом. Некоторые служанки, убирающие двор, недовольно и изумлённо обернулись на источник шума, но, завидев Томиро, лишь низко поклонились, снова принимаясь за работу.       Саске тяжело выдохнул, а после резко поднялся с уютного татами, излучая ауру недовольства и презрения. Лёгкость и спокойствие мгновенно испарились. Глаза были закрыты, левая рука крепко сжимала узорные ножны. Он шумно сглотнул, недовольно обернувшись через плечо, глядя на Томиро, которая, казалось, потеряла дар речи. Она с болью смотрела на свои руки и еду, лишь мгновением назад красиво составленную на столе. Ни на секунду не забываемый страх тут же электрической волной прошёлся по её телу, от чего необходимые слова извинения исчезли, уступив место временному оцепенению.       — Как ты посмела своевольничать? — глядя на неё, грубо спросил Саске, и сорвал с себя тёплую мантию.       Томиро казалось, что если она посмеет смотреть ему в глаза, то точно больше никогда не сможет говорить — она утонет в сжигающих чувствах, которые пробуждал этот грозный человек, отвечающий головой за имперскую армию. Томиро интуитивно наклонилась, пряча ладони в широких рукавах дешёвого кимоно. Отчего-то в голове снова возродились воспоминания, где её за неряшество с силой били по рукам тонким прутом.       — Только вернулась, а уже позволяешь вести себя таким образом? — жёстко добавил Саске и недовольно посмотрел на бархатную ткань у себя в руке, кинув её в лицо Томиро. — Убери здесь всё и извинись перед хозяевами.       — Простите меня, — снова поклонившись, тихо произнесла она, плавно, но дрожа всем телом, присаживаясь на влажный грязный пол.       — В поместье получишь по всей строгости. — Обдав прислугу ледяным спокойствием, Саске лёгкой поступью намеревался спуститься на траву.       — Как прикажете, — всё тем же глухим голосом проговорила Томиро, собирая осколки и пачкая кровью деревянный пол.       Секунду постояв, он вновь посмотрел на серое небо, тяжело выдохнул и поспешил скрыться в доме, оставляя суету позади. Недовольный произошедшим, он был подобен туче, скоро передвигающейся по коридорам поместья. Служанки, явно побаивающиеся Учих, спешно и неуклюже кивали, стараясь из-под опущенных ресниц рассмотреть мужскую фигуру и впустить в мысли образ принца, который может спасти их от невзгод. По крайней мере, они могли хотя бы позволить себе мечтать о светлом будущем с этим смертоносным человеком.       День не радовал мрачной погодой. Для одной части населения внезапные, но желанные ливни были чем-то знаменательным — посевы риса требовали немалого участия природы, чтобы он не нуждался в необходимой влаге. И всё же что Саске, что Сакура знали главную причину его затянувшегося пребывания в поместье клана Харуно. Стоит заметить, он отчётливо знал истинные планы отца и Кизаши, а вот Сакура…       Она до последнего верила в свою свободу, в своё важное слово в обществе. Она думала, что с её взглядами должны считаться многие, принимая к сведению её мнение и воззрения. Вот только на практике это не то чтобы не соблюдалось — просто игнорировалось, ведь обязанность женщины — сохранение семейного очага и вынашивание крепкого наследника. Устоявшееся правило, по которому любая женщина воспитывалась в строгих рамках, подчиняясь до трёх лет наставлениям матери, а после — отца.       Саске терпеливо ждал, когда официально обручится с Сакурой. В нём играл азарт мальчишки, и за победу в состязании он получит весьма ценный приз. Хоть Учиха и Харуно тесное сотрудничали не одно столетие, на передний план выходили политические, экономические и духовные интересы. Какой клан откажется от нескончаемых гектаров плодородных рисовых полей и плантаций чая? Ко всему прочему военная помощь в обмен на продовольствие — невероятно выгодный обмен.       — Император будет вынужден согласиться с тем, что ваш клан нуждается в охране, — задумчиво проведя по подбородку двумя пальцами, с едва видной ухмылкой произнёс Фугаку, свободной рукой постукивая пальцами по блестящей поверхности стола.       — Главное, чтобы всё пошло по плану, — устало заметил Кизаши, глядя на приоткрытые сёдзи.       Он двумя пальцами подозвал белокурую красавицу, аккуратно придерживающую бутылку свежего саке. Девушка лишь медленно наполнила традиционные гуиноми — повседневные чашки для напитков — алкоголем, а после снова исчезла в дальнем углу комнаты, стараясь не появляться без надобности.       — Кто это такая? — кивком указав на неё, поинтересовался Фугаку, взболтнув напиток.       — Никогда не видел англичан? — весело рассмеялся Кизаши, прекрасно зная, что он недолюбливал иностранок. — Она плохо владеет японским, но от неё много проку. Молчит, тихо прислуживает и не смеет ослушаться! — деловито пояснил он, залпом выпивая далеко не первую порцию саке.       — Она здесь просто ради того, чтобы ты ей дал крышу? — хмыкнул Фугаку, следуя его примеру.       Они сощурились, пару раз тяжело фыркнув.       — Да, — спокойно ответил Кизаши, наслаждаясь вторым обедом.       — Жалкая женщина, — в своей манере произнёс Фугаку, по-хозяйски подзывая слугу, одним своим видом показывая, чтобы та и не думала поднимать на него взор.       Время летело скоротечно. На серый небосвод неожиданно напали мрачные сумерки. Животные, птицы и насекомые, прятавшиеся от дождя, напомнили о своём существовании — на улице раздалась приятная музыка. Деревья не смели издать даже шороха, отчего казалось, что растительность вымерла, уступив место всему, что могло ползать, летать и плавать. Это было нечто волшебное, дарило приятный покой и гармонию душе. Шумные лошади давно успокоились и тихо дремали, наслаждаясь опытными движениями конюхов, старательно очищающих роскошные гривы от мусора и грязи.       В доме всё так же в болезненном состоянии лежала Камелия, успевающая время от времени читать нотации Сакуре, а в уличном домике Мебуки перебирала крупы. Сакура посвящала себя обязанностям, украдкой пробираясь к Камелии. Представители обоих кланов шумно обсуждали планы, заглядывая в непредсказуемое будущее, а слуги работали по дому.       Покинув мастерскую, Сакура облокотилась на узорчатую балюстраду, наслаждаясь тёмно-синим небом, на котором, точно капельки, стали видны звёзды. По виду не скажешь, но в её душе творился целый ураган. Её жизнь, казалось, изменилась за секунду. Всё, что она так трепетно представляла, враз упорхнуло, оставляя мутный свет. Это можно было сравнить с красотой бабочки, спокойно размахивающей тонкими крыльями: она могла резвиться и стремиться улететь за облака в надежде прожить день так, как желала, но в итоге она лишь угодит в ловушку природы и попадётся в руки безжалостному человеку.       Сакура чувствовала себя этой бабочкой, на которую люди смотрели с восхищением и скрытой завистью. Она была чем-то до безобразия дорогим и недоступным, чем-то, что нельзя купить за деньги или славу. Она так считала, но попалась в руки отца и Фугаку. Стоило ли по-детски топать ногами, старательно напоминая отцу, что её мать он встретил никак не под алтарём? Это ребячество так и хотело вырваться наружу, да вот только разум твердил, что ей просто не повезло родиться в эпоху войн и восстаний. Выбор супруга был чем-то знаменательным, да вот только мало ли желающих связать себя узами с кем-то вроде неё? Увы, нет. И она это понимала.       Та романтика, о которой она читала в исторических книгах, не могла свалиться бесконечным звездопадом. Она верила лишь в судьбу-злодейку, которая управляла её жизнью. Сакура ждала момента, когда окажется в тёплых мужских объятиях, будет желанной женщиной супруга, который будет проводить с ней вечера в саду. Те неизведанные эмоции ярким румянцем отразились на белёсых щеках. Редкий порыв вольного ветра легко трепал изумрудную ленту на волосах, принося тонкие лепестки любимого вишнёвого дерева.       Стоило потрепать в руках это дивное произведение природы, как на лице снова отразилась печальная улыбка, в которой читались, пожалуй, все чувства. Сакура лишь тяжело выдохнула и неуклюже побрела в то место, где должна была встретиться с Саске ещё два часа назад. Не то чтобы она хотела развеселиться, но чувствовала необходимость отчитать Саске за непунктуальность. Это не было гневом — скорее, способом поднять настроение. А мысль о том, что можно поиграть с судьбой, так и придавала энергии.       — Вы изрядно опоздали, — стараясь скрыть нотки весёлости, прикрыв тыльной стороной ладони лицо, остановившись в пяти шагах от Саске, огорчённо произнесла Сакура.       Она ждала чего-то наподобие рассказа или трогательной повести, ведь в мыслях уже пролетело миллион сцен из книг и фантазий. Она ждала подробного рассказа о долгом отсутствии человека, вновь старательно ухаживающего за катаной.       — Виноват, — лаконично произнёс Саске, пряча сталь в узорные ножны.       Сакура тут же рефлекторно двинулась с места, в надежде увидеть его глаза, как снова обомлела.       — От вас всегда будет пахнуть кровью при встрече со мной? — прикрыв глаза от недовольства, хрипло спросила Сакура.       Мысли о возможной романтике улетучились. Она снова стала представлять обескровленные трупы, лязг металла, ловко разрезающего кожу и кости, отчего-то услышала крики, похожие на отчаянные вопли болезненно умирающего человека. Фантазия ежесекундно рисовала всё новые фрагменты, пугая красочностью и реалистичностью. Ещё и этот мерзкий запах стал мерещиться в воздухе.       — Не думаю, что вам стоит это знать, — мягко ответил Саске, развернувшись к Сакуре.       Около его ног лежали белоснежные лоскутки ткани с пятнами, происхождение которых было известно Сакуре. Это было несколько омерзительно, что она непременно покинула бы его, сославшись на плохое самочувствие, но спустя пару секунд отчётливо узрела на руках Саске кровавые следы от чистки катаны. Гонимая чувствами, она робко, но бесстрашно схватила горячие ладони Саске, принимаясь изучать их. Сакура взмолилась великой Ками о том, чтобы это оказалась не его кровь. Пусть это будет, как бы высокомерно и напыщенно ни звучало, чья-то другая. Но стоило Сакуре прикоснуться к Саске, как руки тут же окрасились в багровый цвет. Он, удивившись такому напору, даже не сразу отреагировал на её действия, но, одумавшись, поспешил отойти от порочной близости с ней.       — Вы ранены! — прокричала Сакура, для убедительности притопнув ногой. — Смотрите на мои пальцы! — чуть громче произнесла она, недовольно размахивая ими перед лицом Саске. — Что вы видите?       — Утром всё пройдёт, — не меняя тона, ответил он, выпрямив руки по швам, внимательно изучая запоминающееся лицо.       Сакура лишь сердито рассмеялась, приказав ему оставаться на тёплой террасе. Она юркнула вглубь дома, недовольно бурча ругательства. Злость так и стремилась вырваться наружу, желательно разбив при этом пару-тройку чашек дорогого сервиза. Сакура металась по углам разных комнат, словно в надежде найти что-то бесценное, а после отправить в дальний полёт, но воспитание не позволяло. Она отчаянно подбирала баночки с мазями, громко покатившиеся по полу. От такого нахальства она завелась с новой силой, на этот раз негромко выругавшись. Почему-то Сакуре казалось, что, просиди она ещё несколько минут в комнате, Саске, решив, что она разозлилась, уйдёт к себе в покои. Уложив всё найденное в маленькую корзинку, она поспешила к Саске.       — Знаете, вы очень скверно следите за ранами, — тихо произнесла она, остановившись напротив него. — Это опасно для здоровья, — нравоучительно закончила Сакура, аккуратно присаживаясь на колени.       — Обычно я более осмотрителен, — мягко произнёс Саске, покорно усаживаясь на дзабутон по-турецки. — Не против?       — Как вам удобно, — в тон ему ответила она, поправив выбившуюся прядь. — Я сейчас принесу горячую воду, никуда не уходи! — пригрозив пальцем, шуточно добавила Сакура, неуклюже поднимаясь с пола.       Саске мог пару минут побыть в тишине. Он прекрасно понимал, что день был изрядно утомительным и мрачным. Несмотря на то что у него был ряд людей, которые обязаны беспрекословно выполнять его указания, некоторые вещи Саске предпочитал решать сам. Это было чем-то вроде персональной проверки, с помощью которой можно удостовериться в информации, полученной в результате многих секретных миссий. Он любил точность, благодаря которой в голове создавались стратегии тех или иных решений. Но сейчас мысли словно вымерли, оставляя лишь спокойное ожидание. Вечер был на удивление прохладным и свежим. На террасе, где ещё ранним утром Сакура нелепо столкнулась с ним, было умиротворённо. Стоило Саске прислушаться, как он услышал неуверенные шаги, звук которых с каждой секундой становился всё отчётливее.       — Надеюсь, что никакая зараза не попала в кровь, — держа в руках глубокую чашу с горячей водой, от которой расходился густой пар, тихо произнесла Сакура. — Иначе процесс заживления не будет таким скорым.       — Можно просто позвать врача, — справедливо заметил Саске, глядя, как она бросила чистую ткань в воду.       — Я лучше любого доктора разбираюсь в колотых, резаных и рваных ранах. Позвольте нарушить ваше личное пространство, Саске-сан, — это было сказано по-дружески, с желанием ободрить и развеселить.       Она осторожно взяла его правую руку, медленно принимаясь обтирать рану лоскутками. Сакура уверенно промывала довольно глубокий порез, стараясь прочистить рану от грязи и пыли, которые некрасивой бледно-красной линией стекали по руке.       — Отчего же лучше? — ухмыльнулся Саске, наблюдая за сосредоточенным выражением лица, тут же заметив перемены.       Сакура звонко захихикала, прикрывая губы ладонью и откинув грязные тряпки в воду. Она смело посмотрела в глаза Саске, коварно ухмыльнувшись одними глазами. Саске отчётливо видел азарт, живо читающийся сквозь призму её эмоций. Благодаря игривости Сакура была слишком простым человеком, несмотря на высокий статус и завидное положение.       — Оттого что в какой-то период детства я, путешествуя в дрожках, в первую нашу встречу запустила в вас ведром!       Саске, что было несвойственно его характеру, засмеялся. Он помнил одну из самых первых встреч с Сакурой. В свои четыре-пять лет она не была похожа на девушку: носила широкие хакама, которые надевали мальчики, волосы были вечно собраны в короткий хвостик, прикрытый белой шапкой. Она любила бросаться тяжёлыми вещами, устраивать скандалы, участвовать в драках, падать с качелей и крыльца, а после со слезами бежать к лекарю, чьё мастерство заживляло бесчисленные ушибы, не оставляя рубцов. Кожа Сакуры всегда оставалась изящной и беленькой, такой нежной, что порою даже виднелись тонкие голубоватые венки.       — От ваших действий у меня было много проблем, — снисходительно ответил Саске, наблюдая, как Сакура ловко обрабатывала раны тошнотворно пахнущей жидкостью, а после принялась ловко перебинтовывать руку от самого локтя, всё ближе подбираясь к пальцам.       — Прошу прощения, господин, за то, что посмела нарушить ваш покой, — всё таким же тоном пропела она, крепко затянув тугой узел на локте. — Есть ли ещё ранения?       — Теперь всё в порядке, — по инерции сжимая перебинтованную руку и удовлетворённо рассматривая её, спокойно, но с благодарностью ответил он, прямо посмотрев на Сакуру.       Её настроение было таким игривым, что Саске невольно расслабился, слегка ссутулив плечи и прикрыв глаза. Он ещё несколько раз инстинктивно сжал излеченную руку, а после отодвинул зловонную катану, прекрасно зная, что Сакура плохо переносила запах крови.       — Подождите, пожалуйста, меня. Мне нужно унести всё внутрь и обтереть руки, — пояснила она, собрав всё, что было вокруг.       Саске лишь глубоко вдохнул воздух, свежесть которого приятно бодрила. Пребывание в поместье Харуно возвращало забытые ощущения, но при этом утомляло. Даже сейчас компания Сакуры, которая должна по задумке глав клана стать его женой, дарила лёгкость. В конце концов, Учиха больше всего не любил ложь, но давно решил, что его будущее будет переплетено с кланом Харуно. Хоть Саске и было чуждо ставить мнение женщины на уровень своего, но эта тактика приближала к самому важному моменту, который будет осуществлён буквально через пару дней.       В конце концов, ему ли не знать, что точность и расчёт — два самых важных элемента, которые помогают успеху и счастью? Вот только грандиозные мысли прервал кто-то, кто снова бесстрашно коснулся его плеч, укутав спину чем-то мягким и тёплым.