Ломая рассвет

      На небе сгустились тяжёлые тучи, угрожая проливным дождём. По улицам разъезжали крестьянские повозки, а за ними весело мчались дворняги. Шум детворы не был таким гулким, но всё же некоторые озорники выбегали поплескаться в маленьких лужицах. Ещё вчера страна издыхала от невыносимой духоты, молясь богу о дожде. И чудо свершилось! Но кто-то радовался, а кто-то грустил. Стоило ли говорить о состоянии Сакуры? Определённо стоило.       Без того, по её мнению, мерзкая погода сопровождалась уборкой ветхого здания, в котором водилась всякая живность вроде пауков, стрекоз и прочих насекомых, которых она боялась с детства. Сейчас же отец убедительно разъяснил: она должна убрать две комнаты, в которые не смела заходить даже прислуга. Сакура словно сейчас помнила несколько минут, во время которых страх сковывал тело. Отец был зол настолько, что запретил ей покидать особняк месяц. И будь это наказание принято летом, зимой или осенью, она сидела бы дома и писала картины. Но сейчас начало апреля — родная Япония превращалась в розовое полотно, от которого будет исходить приятный запах диких лепестков вишнёвого дерева.       Сакура не знала, шутил ли отец про её заточение, но события, которого она ждала год, ей точно не видать. Останется лишь наблюдать за прилетающими цветами, которые будут опускаться на траву и крыши или же вовсе пролетать мимо. Низкие потолки старого здания были покрыты паутиной, мебель внутри была скрыта под толстым слоем пыли. Когда-то бежевые искусственные перегородки, разделяющие комнаты, превратились в тёмно-серый деформированный от сырости картон.       Однако грязь была не единственной проблемой. Стоило Сакуре сделать глубокий недовольный вдох, как во рту поселился удушающий тошнотворный запах, и она ощутила первые рвотные позывы. Заслезились глаза, а внутри образовалась непонятная обида и грусть. Сакуре казалось, что сейчас всё поместье — нет, весь мир! — против неё. Желание выполнить приказ отца тут же сменилось злостью и намерением разрушить всё, что находилось в ветхой комнате.       — Здесь же полгода не убирались! — чуть ли не крича, возмутилась Сакура и выбежала из здания, намереваясь захватить в плен больше свежего воздуха. — Я не выживу там! Определённо.       Стоило ей высказаться, как отчётливо прогремел гром. От неожиданности Сакура вскрикнула, сперва крепко зажмурив глаза, а после распахнув их. Спустя пару секунд она почувствовала плечами холодный ветер, противно укутывающий в колючую вуаль. Будет сильная буря.       — Как же несправедливо, — простонала Сакура, беспомощно разглядывая свинцовое небо, и с тоской поглядела на убежище. — Ненавижу дождь.       — Госпожа Сакура! Ваш отец зовёт вас в рабочую комнату! — кричала Тори, неся тёплый дождевой плащ. — Возьмите, иначе простудитесь.       — Правда? — изумилась Сакура, с благодарностью принимая вещь. — А насколько серьёзным был его тон? — скинув лёгкую накидку с плеч, поинтересовалась она.       — Вам несдобровать, — понимающе произнесла Тори, слегка приобняв её за плечи. — Вам нужно научиться быть спокойнее и сдержаннее, иначе тяжело придётся. Вы все замёрзли! Пойдёмте в дом, я принесу вам горячий чай.       Сакура и правда изрядно вымокла за полдня, поэтому благодарно смотрела на Тори, которая довольно часто отчитывала её за опрометчивые поступки. Всё поместье знало, что их Сакура непоседа, каких свет не видывал. Она могла резвиться целыми днями, получая нагоняй от Камелии, матери, отца и Тори. Найти управу на неё было несложно — все знали, что Сакура боялась отца и беспрекословно слушалась Камелию, но вот никто не любил и не хотел ругаться, пожалуй, с единственной стоящей наследницей клана Харуно. Однако все знали, что женщине не дадут управлять поместьем самостоятельно.       Кланы Харуно, Учиха и многие другие являлись группой родов древней и средневековой Японии, которые происходили от детей императоров. Конечно, мудрые Императоры, имевшие не одну женщину в своём пользовании, издали указ, по которому многим родам отказано в правах на трон. Никто не мог являться принцем и принцессой Японии, если фамилия записана в этом законе. Дети различных родов стремились укрепить власть, стараясь приблизиться к политике. Время шло, многочисленные войны постепенно затихали, а некоторые кланы и вовсе отказались проникнуть в Императорский дворец. Возможно, это была их ошибка, а возможно, и спасение.       Клан Харуно, добровольно уступивший дорогу другим, уже около трёх веков наблюдал за дипломатическим противостоянием многочисленных родов. В какое-то время везло одним, а в какое-то — другим, но всё сводилось к воспитанию Императора. Клан Учиха был, пожалуй, сильнейшим оружием в руках Муцухито, однако большинство глав и наместников провинций считали действующую власть глупой и наивной. Стоило ли скрывать, что страна нуждалась в мудром и решительном правителе? В конце концов, Муцухито отказывался вникать в суть проблемы, подписывая указы, порой и вовсе не зная их содержания, что усиливало напряжённую обстановку.       Клан Харуно был, пожалуй, великим и могучим, специализирующимся на сельском хозяйстве. В него входила знать более пятидесяти родов, а каждый содержал около двухсот крестьян, трудившихся на полях и поместьях. Все, кто добровольно вошёл в клан, становились членами семьи и обладали правом стать главой. Так вышло, что Мебуки не смогла подарить клану наследника, и в скором времени встанет вопрос о новом управленце. По крайней мере, Сакура знала именно эту правду.       — Тори, а скоро обед? — неожиданно спросила она, оставляя обувь при входе в дом на гэнкане.       — Через полчаса. Я приготовлю вашу одежду, — добродушно улыбнулась Тори, указывая Сакуре на дверь, в которой её ожидал отец.       Она лишь понуро опустила голову и тяжело вздохнула, устало направляясь в нелюбимую комнату. Прошлый разговор она помнила отчётливо: пришлось помогать на кухне. Правда, ничего хорошего из этого не вышло: приготовленную ею еду смог бы есть лишь самоубийца. Единственное, что Сакура вкусно готовила, — мисо-суп, но вот рис всегда имел странный привкус, а иногда вместо треугольных шариков получались овалы.       — Что же будет? — тихо задалась вопросом она. — Я вхожу, отец, — оповестила Сакура, бережно отодвигая сёдзи.       Не дождавшись ответа, она медленно проникла в комнату, глядя на отца, по-турецки сидящего на небольшой подушечке и неторопливо курившего дорогой табак.       — Сакура, сядь рядом со мной, — необычайно мягко произнёс он, правой рукой указывая на место около себя.       Она удивлённо последовала просьбе отца, аккуратно остановившись позади него. От такого тона Сакура заволновалась сильнее, и ровное дыхание сбилось. Через несколько секунд просьба повторилась, а рука отца хлопнула пару раз по мягкой ткани на полу. Это было бытовым приглашением для серьёзного разговора, который должен был состояться в любом случае. Сакура медленно опустилась на колени, положив поверх них влажные и трясущиеся от холода руки, а после уверенно выпрямилась, робко опуская взгляд на бамбуковый пол.       — Как думаешь, о чём я хотел поговорить? — задал вопрос Кизаши, делая глубокую затяжку.       — О моей несдержанности и глупости? — предположила Сакура и поджала губы. На самом деле она знала, что зрела в корень проблемы, да и Кизаши прекрасно понимал, что его угроза на крыльце остудила её нрав.       — Об этом можно говорить вечно, — отрывисто засмеялся он, слегка подавившись табаком. — Я хотел спросить тебя: что ты знаешь о клане Учиха?       Сакура приоткрыла губы и неожиданно для себя что-то промычала, тут же покачав головой. Сказать, что вопрос об их гостях застал врасплох, — не сказать ничего. Собственно, теперь Сакура точно могла сказать, что речь пойдёт о её браке.       — Немного. Клан Учиха — это полная наша противоположность, — довольно абстрактно, но в то же время конкретно заметила она, облегчённо выдохнув.       — А что ты знаешь о нашем положении в обществе? — спросил отец, неожиданно развернувшись к ней. — Почему твоя одежда вся мокрая? — тут же изумился он, сердито сведя густые брови.       — Я просто не успела зайти внутрь. Тори пошла готовить мне сухие вещи, — спокойно ответила Сакура и начала пересказывать ощущения, которые настигли её, стоило зайти в ветхий домик. Отец спокойно слушал её речь, изредка качая головой и медленно наслаждаясь терпким запахом табака.       — Сакура, пойми правильно. Они наши самые близкие друзья. Сейчас мы можем рассчитывать только на их защиту, — вдруг серьёзно сказал он, внимательно глядя ей в глаза.       — Но разве мы не под защитой Императора? — искренне удивилась Сакура. — Хочешь сказать, что мы не сможем отразить чьи-либо набеги? — озадаченно предположила она.       Если б она знала, что попала в цель. Кизаши не желал озадачивать её, прекрасно зная безрассудность и способность Сакуры эмоционально принимать решения. Заставить ещё совсем юную красавицу нести бремя своего клана — настоящая жестокость, и Кизаши знал это.       — Никто не нападёт на нас, — уверил он, аккуратно потрепав Сакуру по густым розовым волосам. — Ты же знаешь, как народ любит тебя, не правда ли?       Он медленно поднялся на ноги.       — Я знаю, но они любят весь наш клан, — протянула Сакура, глядя на него снизу вверх.       Кизаши лишь усмехнулся, протягивая ей руку, намекая на то, что ей стоит встать.       — Я должна была первая подать руку, — хихикнула Сакура, принимая помощь.       И стоило ей подняться, как она оказалась в крепких объятиях. Отец невероятно сильно сжал плечи Сакуры, отчего она лишь обомлела, осторожно поглаживая его спину. Она нелепо уткнулась щекой в его грудь, слыша стук сердца. Возможно, Кизаши и не представлял, насколько важен в её жизни. Сакура была за отцом словно за каменной стеной, которую не мог проломить никто вплоть до того момента, когда перед ней встанет выбор о смене семьи. Этот этап проходил по-разному: одни покорно принимали судьбу, навечно покидая отчий дом; другие же, напротив, противились ей, а некоторые даже совершали суицид. Отчего-то Кизаши почувствовал невероятную боль, не желая отпускать своё сокровище во взрослую жизнь. Она просто-напросто разобьётся об истину, которую на самом деле хранил мир.       — Знаешь, как называют тебя подданные, пока ты не слышишь? — распустив волосы Сакуры, нежно поинтересовался он, глядя на её нежную улыбку.       — Нет, не знаю. Всегда по имени, — задумчиво проговорила она, блаженно прикрыв глаза.       — Ото-химе или химе-сама, — улыбнулся отец, отходя на шаг.       — Младшая принцесса? — искренне, но сдержанно засмеялась Сакура.       На её лице отразилась та добрая улыбка, за которую любой бы отдал жизнь. Она согревала душу, а смех оставлял приятный отпечаток в памяти — хотелось слышать его снова и снова.       — Именно, — подтвердил отец, снова небрежно потрепав её по влажным волосам. — Кто мог подумать, что они у тебя настолько длинные…       — Меня нельзя называть принцессой. Я, скорее, просто Сакура, — хмыкнула она, покраснев.       В конце концов, ей неофициально присвоили статус принцессы, а «химе» могли называть только дочь Императора. Сакура была цветком клана, который бережно охраняли все, кто приезжал в поместье. Она была в центре внимания, одарённая подарками и взглядами. Сколько предложений поступало о браке — страшно представить. И нетрудно вообразить все отказы, которые летели с её уст.       Не все любили Сакуру, считая её избалованной лентяйкой, вечно делающей всё что заблагорассудится. Некоторые считали её белоручкой, осуждая за неумение вести хозяйство, а иногда ходили сплетни, будто она проклята и ей нельзя переходить дорогу, иначе безобидная девчушка наведёт порчу на обидчика и тот умрёт в страшных муках. Поговаривали, что такие необычные волосы достались ей, оттого что она предала религию и Будда, разозлившись, навечно поставил на ней клеймо чародейки, — Сакура не умела готовить, а лишь могла заваривать вкусный травяной чай, от которого человек чуть ли не возрождался. Но ведь где возрождение, там и смерть?       Злые языки часто старались навредить ей, обвиняя в том, что она прокляла достойного будущего главу клана Харуно, но кто знал, что случилось на самом деле. В конце концов было решено, что Сакура будет всегда ездить с семьёй, чтобы скрыть непорочность от давления и гнева окружающих.       — Ты красивее самой Императрицы Нинжу, правившей два века назад. Она была необычной женщиной, которая несла мир и доброту, — тихо произнёс Кизаши, искренне желая Сакуре счастья. — Тебе пора переодеться.       — Папа. Что ты хотел мне сказать? — поинтересовалась она, заинтересованно разглядывая едва видные морщинки на его лице. — Ты ведь не моими волосами любуешься.       Отец лишь по-доброму рассмеялся, в очередной раз потрепав девичьи волосы. Ему необычайно сложно было начинать разговор об её девственности. В конце концов, в какой-то степени девушки любого клана выступали источником доходов. С помощью браков по расчёту сливались кланы, что означало выгоду для обеих сторон. Девушка выступала в качестве гаранта сделки. Прежде чем начать церемонию, в поместье будущей жены приезжал лекарь, который осматривал невесту, вынося вердикт о возможности выносить будущего наследника и шанс умереть при родах. Порой будущие супруги не имели понятия, как выглядели жених или невеста. Молодожёны знакомились, уже когда шли рука об руку к храму. Конечно, в случае с кланом Харуно разговор должен был идти в другом направлении, но факт оставался фактом: отцу нужно было поговорить с Сакурой.       — Это не очень важно, но… — Кизаши замялся, вновь глядя на неё.       — Я смутно верю тебе, — покачала Сакура, заставив его тяжело выдохнуть и посерьёзнеть.       В какой-то момент она решила, что нужно бежать отсюда, надеясь, что всё всегда так и будет происходить. Её любознательность вечно приносила проблемы. Было видно, что отец тяжело собирался с мыслями, но нет же — ей нужно самой убедиться в его намерениях. Для отца это был, пожалуй, самый неловкий момент, ведь он должен был объяснить ей некоторые вещи, о которых ей стоило знать.       — Солнышко. Не пойми меня неправильно, но время идёт быстро, и все мы не вечны, — как-то тяжело начал Кизаши. Его плечи то опускались, то поднимались, а взгляд выражал крайнюю степень собранности. — В стране очень нестабильная ситуация…       — Я знаю, — кивнула Сакура, как-то понуро смотря в пол. — От меня что-то нужно?       Она сказала эту фразу так несмело и невнятно, что будь рядом не человек, который растил её, а кто-то ещё, то непременно попросил бы повторить. Казалось, Сакура начала задыхаться, ощущая скованность. Было нетрудно понять, что дрожь, медленно пронзающая тело, вызвало не влажное платье, а осознанный страх, который внушали одни лишь домыслы.       — Да, — так же тихо ответил отец, наблюдая за ней.       — Вы хотите, чтобы я стала частью клана Учиха по вашей воле? — горько усмехнулась Сакура, незаметно для себя покачивая головой.       В этом коротком диалоге рушилась вся её жизнь. Сказки о любви и счастье в один момент покидали её сознание, постепенно проводя в мир, где мужское плечо послужит опорой во всех начинаниях, а спина выступит щитом от всех напастей. Выжить без мужчины в таком экономическом упадке, где слово женщины лишь шум ветра. В конце концов, мелкий ветерок никому не страшен, пока он не превратится в смертоносное торнадо.       Как можно доверить вести хозяйство из пятидесяти родов девушке, если другие кланы лишь посмеются в лицо, грубо сказав, что стоит властительнице поместья сменить свой статус на «юдзё», что означает женщина для удовольствий. Они будут открыто насмехаться, утверждая, что с таким сочным, аппетитным и молодым телом она сможет выиграть большой куш. Что стоит красавице сменить привычно завязанный спереди оби на пояс, который легко и удобно развязывается спереди, стоит лишь умелым мужским пальцам ловко потянуть вниз… В конце концов, проституция не была запрещена, а многие женщины, вынужденные заниматься торговлей своего тела, стремились получить более высокий титул. Ведь чем выше власть, тем больше денег, а где деньги, там и уважение.       Пока Сакура представляла будущее, отец лишь странно улыбнулся, а после издал лёгкий смешок, привлекая её внимание.       — Да хоть за Хьюгу, Нару, Узумаки, да даже за Учиху. Это не имеет значения, — одобрительно произнёс Кизаши, снова делая глубокую затяжку.       — Не понимаю…       — Если ты станешь женой одного из них, то сможешь жить в безопасности и вечном здравии, — пояснил он. — Я имел в виду другое.       Сакура удивительно облегчённо выдохнула, заметив, что её часто стали посещать мысли о браке. Это было неожиданно, в конце концов, она хотела остаться жить с семьёй, с Камелией. Муж мог приезжать раз в несколько месяцев, чтобы удовлетворить потребности и подарить клану наследника. Конечно, отношение к этой ситуации было бы двояким: всё-таки в какой-то степени Сакура не являлась бы частью клана, снимая все права наследования, но, с другой стороны, брак направлен на сближение двух родов, благодаря чему её родители имели право относиться к её мужу как к сыну. Таких случаев было крайне мало: стоило супругу не появиться в доме в течение пяти лет, брак считался расторгнутым. Пожалуй, это один из двух пунктов, по которому женщина имела право подать на развод.       — Ты должна была определиться с выбором в тринадцать или в четырнадцать лет, а к шестнадцати подарить наследника, — коротко дополнил Кизаши, глядя, как порозовели её щёки. — Ты должна понимать, как это важно.       — Но в тринадцать лет я только вернулась с обучения, — довольно справедливо ответила Сакура. — Как бы я сделала выбор, если никого не знаю?       — Некоторые встречаются с супругом перед алтарём, — сурово произнёс отец, на этот раз выдохнув дым, заставив раствориться его в прохладе.       — Да… Я знаю, — виновато произнесла Сакура. — Что я должна сделать?       — Я даю тебе ещё год, — твёрдо произнёс Кизаши, и его взор заледенел, как айсберг.       — Год? — тряхнув головой, переспросила Сакура.       — Год, — повторил Кизаши, зная, что в какой-то мере шокировал её.       — Но, отец, я же…       — Как только тебе исполнится семнадцать, будет назначена дата свадьбы. И тебе решать, кто будет твоим избранником и чью фамилию тебе носить.       Мягкий по характеру человек порой становился волком, который являлся вожаком стаи. Кизаши иногда проявлял небывалую твёрдость и решительность, от которой у Сакуры подкашивались колени, а желание спорить и доказывать правоту отходило на второй план. Всего одно слово — и она подчинялась, и неважно, будут ли это приятные сердцу действия или же убийственные муки. Весь клан жил негласными распоряжениями Кизаши, в конце концов, такие порядки процветали не одну тысячу лет. Каждый слуга воспитывал детей, обучая определённому ремеслу. Каждый член клана знал обязанности и план действий, подобно сплочённой стае, где движение вожака ― закон и сигнал.       Сейчас перед Сакурой стоял не любящий отец, а глава клана, перед которым она покорно склонилась, не смея разогнуть спины. В её движениях появилась плавность и грациозность, от наблюдения за которыми можно было потерять голову.       Слова не смели слететь с языка, а ведь вопрос всё так и остался не оглашённым: почему? В голове, казалось, происходило настоящее броуновское движение, только не частиц, а мыслей. Вопросы, вопросы — и никаких ответов. Одни лишь домыслы. Внутри что-то сломалось. Что-то, что контролировало все действия и отвечало за положительные эмоции. Оставались буквально считанные минуты, в течение которых Сакура поняла главное: вот-вот обрушится бесконечный поток слёз, горя и печали.       — Ты можешь идти, — странным, несколько мягким, но одновременно жёстким тоном огласил Кизаши.       Его взгляд был изучающим и безразличным, что означало лишь одно: он сожалел. Эти две противоречивые эмоции исчезли, когда Сакура резво выбежала из комнаты, оставляя отца на съедение мыслям. Отчаяние и боль поселились в его сердце. Правильный ли это выбор?       Тем временем Сакура пробежала по длинному коридору, задыхаясь от выступивших слёз. Тело пробила дрожь, от которой подкашивались ноги, отчего пару раз она чуть не упала, споткнувшись о подол длинного платья. Внутри что-то трепетало, а потом и вовсе зазвенело, подобно колокольчику, который с каждым мгновением звучал всё громче, будто кто-то принялся бить по нему с новой силой. Душу охватила горькая обида, заставляя теряться в пространстве. Пелена слёз жгла глаза, что-то чёрное побежало по светлой коже, оставляя грязные полосы. Мысли. Мысли. Мысли. Они, подобно тарану, беспощадно убивали всю сосредоточенность.       — Ты невозможна, — мягкий, несколько успокаивающий баритон раздался с конца комнаты, стоило Сакуре буйным вихрем влететь внутрь.       — Что? — лишь удивлённо спросила она, глядя на Саске.       В то же мгновение Сакура осознала простую истину: она вошла не в ту дверь. Несколько жалкое появление ― мятая, мокрая и зарёванная. Нет ничего ужаснее, чем явиться в таком виде перед тем, кого через год назначат её мужем. Саске был невероятно спокойным. Сакура не знала, как он понял, что это именно она забежала в комнату, — в голове развивался настоящий ураган.       — Здесь у вас хранятся книги. Вот почему я здесь, — пояснил он, наблюдая за отражением Сакуры в вазе.       — Не оборачивайся! — вдруг вскрикнула она, выставив руки. — Я ухожу! Простите, — шмыгнув носом, как можно чётче попросила она, пряча лицо.       Саске лишь усмехнулся и, не утруждаясь, выполнил дерзкое пожелание. Его забавляла такая ситуация, в конце концов, книги его интересовали в последнюю очередь. Сейчас он был занят уходом за катаной, мысленно составляя в голове речь.       — Сходи, переоденься и приходи сюда, — высказался он, взяв со стеллажа какой-то свёрток.       Не зная зачем, Сакура кивнула и спустя пару секунд медленно вышла, а после до слуха Саске донеслись лёгкие постукивания по полу, напоминающие барабанную дробь. Стоит отдать должное: Сакура сдержала обещание и довольно быстро вернулась к нему. Сейчас она выглядела несколько отстранённо и непривычно тихо. Саске не составило труда понять это — в конце концов, он слышал её сдержанные рыдания и дрожащий голос.       — Вы хотели что-то узнать? — вежливо поинтересовалась Сакура, продолжая стоять около стены, понуро опустив взгляд в пол.       — Присаживайся, — мягко произнёс он, одним движением руки приглашая Сакуру расположиться по левую руку от него.       На его удивление она не стала задавать лишних вопросов, а лишь покорно прошла на указанное место. Только сейчас Саске смог оценить новое традиционное одеяние Сакуры: довольно простое фурисодэ¹ бледно-голубого цвета, который и вровень не стоял с ярким утренним небом, — скорее, этот цвет напоминал облака, небрежно смешанные с синей краской. Но стоило Сакуре медленно подойти ближе, как на длинных рукавах он заметил бледный жёлтый цвет, подчёркивающий солнце. Он тянулся тонкими ниточками по всей верхней части кимоно, встречаясь с мелкой россыпью цветов на краях доходящих до пола рукавов. Сакура медленно приподняла руки, и становилось ясно, что точно такие же цветы распустились на всех нижних вставках, обрамляя нижнюю часть одеяния. Сакура садилась невероятно медленно и утончённо, а взор был направлен на приборы на полу возле ног Саске.       — Что это? — вежливо поинтересовалась она, переводя взгляд на него. — Почему ваша катана обнажена?       Саске проследил, как она медленно провела руками по жёлтому, слегка оранжевому оби, поверх которого были завязаны маленькие пояски — косихимо — с маленьким кружком в центре. Сакура напоминала кусочек неба, запертого в картонных стенах. Стоило открыть сёдзи, как она упорхнёт, просто сольётся с природой или же осветит даже серые облака.       — У меня была тренировка, — спокойно ответил Саске, беря меч в левую руку режущей кромкой вверх, отчего кончик меча смотрел в правый верхний угол.       — Да, я была той несчастной, которая вам помешала, — кокетливо произнесла она, внимательно смотря на блестящую сталь.       Саске взял лист бумаги и принялся очищать смертельное оружие, с которым умело обращался. У Сакуры перехватило дыхание, а проблемы, которыми она себя мучила последние полчаса, растворились. Это было странно — в конце концов, она никогда не была настолько близко к холодному оружию. Вдруг она резко закрыла руками лицо, завидев, как Саске сжал лезвие сквозь тонкий лист.       — Вы поранитесь! — закричала Сакура, заставив его остановиться, а после по-доброму ухмыльнуться.       — Если продолжишь кричать, то непременно, — припугнул он, продолжая протирать лезвие правой рукой от самой гарды, тщательно убирая масло и пылинки до самого острого кончика.       Немой ужас застыл в глазах Сакуры, стоило Саске приподнять листок, а после снова прислонить к основанию режущей стали, вновь и вновь проделывая одни и те же действия, заставляя её слушать ритм сердца, которое будто рвалось наружу. В зелёных глазах читался восторг и непонимание. Она, пожалуй, только сейчас поняла, что катана — оружие, что способно лишить жизни, если окажется в руках умелого воина, — тоже нуждалась в чистоте. Со стороны Сакуры раздался облегчённый выдох, стоило ей заметить, как Саске прекратил дотрагиваться до катаны.       — Саске-сан, — не скрывая восторга, начала Сакура, — часто ли вы этим занимаетесь?       Его рука медленно потянулась к какому-то странному мешочку.       — В настоящее время — да, — кивнул он, на секунду посмотрев в зелёные глаза.       — Я никогда не видела катану так близко и… — Сакура вдруг принялась отчаянно махать перед собой ладонями, видя, как Саске принялся внимательно рассматривать лезвие. — Что ты делаешь?       — Снова неформальный тон? — спросил он, принимаясь наносить порошок сначала на заднюю часть меча, а после на боковые стороны лезвия. — Убираю грязь, чтобы катана не потеряла свойства.       — Извините, — низко поклонившись, Сакура робко приняла своё первоначальное положение, качая головой.       Саске сидел, казалось, неподвижно. Лишь его руки снова и снова протирали лезвие от грязи, которую должен был стереть порошок. Лезвие катаны казалось очень чистым и пугающе блестящим. Он внушал страх, Сакуре вдруг пришла мысль о том, что этот меч окрашен в багровый цвет. В цвет крови разного происхождения. В горле вдруг встал непонятный и противный стальной привкус, от которого кружилась голова и бросало в жар.       Саске всё так же занимался катаной, на этот раз убеждаясь, что бытовой мусор убран. Неожиданно он снова стал натирать лезвие, но уже хлопковым покрытием, предварительно смоченным желтоватой жидкостью. Лезвие заблестело с новой силой, вкус крови опять стал тормошить сознание. Но на этот раз Сакура принялась глубоко хватать ртом воздух, а после и вовсе неуклюже поднялась на ноги, шумно отворив закрытую створку.       — Саске-сан, вы кого-то убили? — неожиданно спросила она, продолжая жадно хватать воздух.