***
Их примирение буквально спасло все Восточные земли от страха, ужаса, смертей и ссор, которые всегда закладывали корень зла в отношения. С момента яркого, наполненного слезами и счастьем дня прошло чуть больше недели, за которую жизнь в поместье изменилась. Эти новшества не были очевидными и кардинальными, но всё же украсили серые стены кусочками радости. Слуги, знавшие о внутренних конфликтах больше, чем хозяева дома, вовсю сплетничали, тщательно исполняя обязанности под пристальным взглядом Томиро и Осен-сан. Они вздыхали, дыша полной грудью, поняв, что когда-то зоркий, наполненный сталью и необъятной силой глаз Саске стал более снисходительным и мягким. Он не грозился расправой или казнью, не упоминал петли и розги, ставшие для слуг привычными. Если раньше вся прислуга млела, столкнувшись с ним в коридоре, то сейчас покорно отступала, зная, что не последует упрёков и придирок. — Я не могу дождаться, когда Саске-сан передаст вам право полного контроля очага, — улыбалась Каору, помогая Сакуре надеть западный наряд. — Я первый раз шнурую корсет, — хихикнула она в надежде, что не разочарует её. — Глупости, если мой муж это сделает, то спустя пару дней заберёт свои слова назад, — усмехнулась она, крепче схватившись руками за края кровати. — Несильно туго… — Вы знаете, что за весь период Саске-сан единожды был недоволен? — не унималась Каору, ослабляя крепкие нити. — Ну, он и был здесь лишь две ночи за три недели, — пояснила Сакура, выпрямившись. — И то остался недовольным. Каору потупила взор, облачая её в роскошные голубые ткани наряда, который носился ею ещё тогда, когда она именовалась Харуно. Оно до сих пор ей было впору, придавая шарм и женственность. Привезённая из стен дворца тёплая меховая накидка должна была согреть от приближающейся зимней стужи и ветра, а волосы, убранные в причёску, которая делалась исключительно младшей сестре Императора Муцухито, подчёркивала благородные черты, выдавая знатность её происхождения. — Убери с меня эти гребни, — усмехнулась Сакура, осознавая, как нелепо смотрелась традиционная японская причёска, поддерживаемая канзаши, жиром и прочими приспособлениями, цена которых была никому неизвестна. — Правда ли, что у химе-сама¹ волосы толще конской гривы и чёрные, словно сама ночь? — трепетала Каору, исполняя приказ. — Я бы хотела поддержать твои мечты, но не могу, — засмеялась Сакура, чувствуя, насколько легче стало голове. Каору улыбнулась, жалея, что не смогла пойти на парад, чтобы посмотреть на правящую династию нынешнего предводителя Японии, заменившего умершего отца, и сестру Муцухито, по рассказам и картинам являющуюся воплощением самой богини Бэнтэн. Летописцы описывали её как священное божество, единственную, кто осталась из родных братьев и сестёр рядом с властителем престола. — От Ками мудрости, искусств, любви у неё лишь происхождение, — цокнула Сакура, тряхнув волосами. — Моего Ветра уже тренировали? — Поэтому и ходят слухи, что вас называют химе-сама, — прошептала Каору, расчёсывая волосы, не залитые густым жиром. — Ваш конь, Сакура-сан, действительно бесподобен, словно сам Фудзин² наградил его ураганом из своего мешочка. Как ваши успехи в верховой езде? — Ты как всегда учтива, — тяжело выдохнула она, наблюдая за её ловкими пальцами. Как только приготовления были окончены, Сакуре подали нечто, напоминающее сапоги с закрытым носом. Как всегда роскошная и невероятно дорогая, она гордо покинула комнату, в которой ещё когда-то ночевала одна, прячась от Саске и слуг, недовольных ею. Её западный наряд приковывал взгляды окружения, привыкшего носить идеально ровное кимоно, скрывающее фигуру. Голубое платье демонстрировало тонкую талию и маленькую грудь, скрытую под корсетом. Сакура знала, что Саске будет крайне зол, если она посмеет оголиться так, как делали женщины на западе, поэтому позволяла себе носить лишь платья, оставляющие открытой только шею. Сакура остановилась, низко поклонившись Саске, находящемуся на лестнице, с которой удобно лицезреть прислугу, столпившуюся внизу. Ни для кого не было секретом, что в скором времени произойдёт, поэтому большая часть повинных поклонилась, наконец официально приветствуя Сакуру. — Теперь они твои, — хмыкнул Саске, передавая списки всех, кто служил здесь из поклонения в поколение. — Спасибо, — прошептала она, глядя на шкатулку с круглыми свитками. Теперь она смогла почувствовать свою значимость, смогла взять в руки маленький кусочек власти, способный превратить это поместье в любимый дом, хоть немножко, но похожий на тот, в котором прошло её беззаботное детство. Этот жест со стороны Саске был знаком абсолютного доверия, которое предавать не хотелось. Он дал ей права на волю, мысли и действия, способные скрасить вечную службу перед ним. Саске позволил не гнуть перед ним спину, буквально возвысив Сакуру над другими женщинами. Жаль, что спокойствие, зарождавшееся так долго, всё ещё было хрупким.***
Изо дня в день Саске пропадал на службе, возвращаясь домой нервным и раздражённым. Глотнув ложку покоя и уюта, расслабивших его, он очеловечился. Его другую сторону видела только Сакура, всё ещё робко засыпающая рядом, не смеющая касаться его даже кончиками длинных волос. Она вела себя тихо, замечая усталость и напряжённость, исходящие от Саске, которые ему удавалось сдерживать с трудом. Как-то раз ей удалось застать его около сада в то время, когда бодрствовала только стража, дежурившая около ворот и по всему периметру поместья, — глубокой ночью, освещаемой луной. Саске стоял на заднем дворе поместья, где находился тренировочный полигон, размахивая катаной. Его движения были резкими и меткими, разрубающими на две ровные части невидимую преграду, мешающую ему продвинуться вперёд. Сакура стояла в ту ночь у окна, наблюдая за ним, таким сильным, но бесконечно слабым, сражающимся с мнимыми врагами, лишающими его сил. Она не знала, как спустилась, не разбудив Каору, как пробралась по длинной лестнице особняка, как замерла, стоя на террасе с заснувшими на всю зиму лианами, как притаилась, всматриваясь в капли пота, стекающие по мужскому телу. Дар речи пропал, но мысли всё так и витали в голове, прошибая и порождая сострадание. Было глупо полагать, что удастся остаться незамеченной, но надежда всё-таки зародилась в сердце. — Иди в постель, — грубо отозвался Саске, замахнувшись для рубящего удара. Лезвие ослепительно засверкало в кромешной тьме, промчавшись шустро, словно вражеская стрела, и будь на месте пустоты человек, то его рассекло бы на две части. Сакура застыла, поражаясь отточенности этих устрашающих, но не раз спасающих жизнь действий, однако продолжала смотреть, как раз за разом скорость клинка замедлялась. — Мне не спится, — выдохнула она в надежде, что её не погонят прочь. — Подойди, — устало произнёс Саске, опустив руку с катаной к земле. Сакура не знала, какие эмоции отразились на лице, но среди них точно читалась радость, вызванная его доверием. Её шаги не были такими тихими, как и у него, и грациозными, но это не имело никакого значения, когда, оказавшись около плеч Саске, она увидела взор, направленный на неё. — Что на этот раз? — задал вопрос он, решив, что у неё возникли какие-то проблемы. — Нечто важное, — призналась Сакура, несмело посмотрев ему в глаза. — Спустя месяц мой муж вернулся домой, но не говорит мне и слова, предпочитая размахивать мечом на холоде, когда уже далеко за полночь. Казалось, его на первый взгляд немного рассмешила эта фраза, наполненная ревностью и обидой. Однако чувство лёгкости ненадолго расслабило Саске, заставив показать давно не видную улыбку за маской безразличия. — Признала меня своим покровителем? — хмыкнул он, изогнув бровь, но так и продолжая крепко держать катану. — У меня не было выбора, — опустив взгляд в пол, чуть печально произнесла она. — Вы можете простудиться… — Взгляни, — вдруг перебил её Саске, протягивая катану вперёд. — Что ты видишь? Сакура замялась, всматриваясь в идеально чистую сталь клинка, покрытого едва заметными рубцами. Она понимала, что это оружие убийства и пыток, но знала, что это именно то, чем дышал Саске. Запах крови и звук воплей вмиг стали осязаемыми, близкими и душераздирающими, но перестать любоваться блеском меча было выше её сил. — Лично я вижу войну, — изрёк Саске, приблизившись к Сакуре, — предательство и переворот. Это откровение заставило её содрогнуться, недоверчиво взглянув на него. — Сразись со мной, — приказал Саске, резко спрятав катану в ножны. — Нападай так, как можешь. Сакура, не веря в услышанное, несколько раз хлопнула ресницами, от изумления приоткрыв рот. Ситуация казалась ей крайне абсурдной, бессмысленной и глупой, но приказной, властный и принуждающий тон твердил, что это не шутка. Она сглотнула, пару раз покачав головой, умоляя Саске одуматься. — Если сможешь задеть меня хоть раз, то отдам тебя генералом в армию, — с усмешкой добавил он, прикрыв глаза. — Но это глупо. Вы на меня можете поднять руку, я же — никогда. Хотя я знаю, что вы не позволите себе снизойти до такого без причин. — Именно поэтому нападай. Единственное, что смогла Сакура, — это кивнуть, сделать шаг вперёд и замахнуться для удара по лицу, словно желая нанести пощёчину. И только ладонь должна была достигнуть цели, как, не выдержав, остановилась. Страх настолько сковал её тело, что от беспомощности хотелось сбежать. — Смелее, — произнёс Саске, вынуждая в очередной раз повиноваться. Сакура неохотно замахнулась вновь, крепко зажмурив глаза, а после почувствовала, как оказалась в близости, будущей в табу у японцев, уткнувшись носом в оголённую грудь Саске. Это было для неё настолько поразительным и смущающим, что лицо окрасилось нежно-розовым оттенком, а глаза раскрылись от удивления. Шок и скованность — первые эмоции, из-за которых Сакура забыла, что умела дышать. — Это тебя и отличает от женщин, которые должны были стать моими жёнами. Ты никогда не держала в руках даже боккэн³. — Чего вы от меня хотите? — напрямую спросила она, чувствуя, что даже в такую прохладную ночь руки Саске были тёплыми. Как бы Сакура ни храбрилась, но её голос был писклявым и раздражающим. — Ты не из клана самураев, поэтому неспособна сама защищать честь и семью в случае моего… отсутствия. Саске говорил медленно, словно взвешивая каждое слово, подбирая их мастерски быстро, но ловко. От этого напряжение лишь увеличилось, а руки медленно опустились вдоль тела. Сакура до сих пор считала происходящее неправильным. — Меня уже поздно обучать искусству войны, но я буду сопротивляться до последнего и не оставлю свой дом. — Иди внутрь, — устало добавил Саске, явно недовольный таким ответом. — Завтра я проверю твои успехи в верховой езде. Казалось, он разочаровался, но прежде всего ненавидел себя за то, что ослаб. Саске прекрасно понимал, что Сакура будет прилежно исполнять супружеские обязанности, ублажать его и поддерживать, даже когда не нужно. Саске приручил её безоговорочно, резко приструнив, перекрыв в первые же дни кислород, заперев в каменных стенах, прячущих её от всего мира. Но теперь его хватка ослабла, сделав его мягче. От этого он становился порой невероятно злым и чёрствым, грубым и заносчивым, умудряясь оставаться немногословным и резким. И многие слуги видели, что Саске походил на Фугаку, являлся точной копией не прощающего проступков человека, но всё же… Нельзя было и игнорировать, что он, пожалуй, один из самых справедливых помещиков, которых они знали. — Сакура, — одёрнув руку, грубо, точно имя предателя, прошипел Саске, сузив мучительно прекрасные глаза. Но даже услышав эту фразу, в которой читалась явная угроза, Сакура не смогла отступить, схватившись за ткань мужской юкаты. Она ничего не могла поделать с внезапными порывами, но именно сейчас ей не хотелось отпускать его мозолистую от рукояти меча ладонь, позволив себе принудить Саске отправиться внутрь вместе с ней. — Я не знаю, что вас мучает, но если я могу помочь, то буду только рада, — смущённо, заметно покраснев, отозвалась Сакура, потянув его в поместье, чувствуя, как в его шаге не было и грамма сопротивления.***
Утро, которое должно было принадлежать помирившимся супругам, было на удивление тёплым и безветренным. Подняв личную охрану, Саске приказал разведать обстановку на поляне, находившейся от поместья на другом конце города. Сакура восседала на Вороне, ловко мчавшемся по улочкам столицы под управлением Саске. Народ, закупающийся продуктами, почтенно расходился, пропуская вооружённую стражу, чтоб не попасть под тяжёлые копыта скакунов. — Саске-сан, почему мы взяли Ветра? — дрожащим от неровной езды голосом спросила Сакура, покрепче обхватив руками Саске. — На волю. Он оценит, — отозвался он, косо посматривая на любимца Сакуры, который желал сорваться на галоп, демонстрирующий его скорость и грацию. — Я не знаю, когда Ветер последний раз был в поле… Их путешествие заняло чуть больше часа, но от бесконечных скачек и тряски Сакуру слегка мутило. Она ещё не знала, что поляна, о которой говорил Саске, была территорией, подаренной предыдущим Императором. На вид это был простой дикий кусок земли с безграничными просторами и девственной природой, но стоило проехать глубже, через маленький лес, взору предстало маленькое ухоженное здание, напоминающее летний домик с пристройками, огороженный низким забором. Саске ловко спрыгнул с Ворона, а после аккуратно спустил Сакуру, поражённую местностью. В её глазах был единственный вопрос: что это? Стража отчиталась перед Саске, получив разрешение расположиться в домиках для прислуги. Оставлять их одних недопустимая роскошь — самая трудная часть службы только начиналась. — Я так устала, — промычала Сакура, разминая шею и затёкшую спину. — Как вы так ездите? — поражалась она, глядя, как Саске спокойно стоял на ногах. — Мы можем остаться здесь на ночь, — отчеканил он, отпуская Ворона, принявшегося исследовать уже знакомую местность. — Займись Ветром, — чуть мягче добавил он, поравнявшись с Сакурой. Она кивнула, но продолжила озираться, восхищаясь красотой пёстрых деревьев и вековых елей. Стоять на земле, усыпанной листьями и застеленной жёлтой высохшей травой, вдыхать запах леса полной грудью было сродни сказке. Шуршание крыльев птиц и шелест крон приятно успокаивали, даря покой, которого так не хватало столько времени. Ярко светило холодное осеннее солнце, отгоняя густые чёрные тучи, ветер не беспокоил пышные белые облака, позволив им передвигаться медленно, томительно, видоизменив пышные формы. Сакура отвлеклась, услышав ржание коня, бьющего копытом землю, и улыбнулась. Вся эта тряска стоила того, чтобы насладиться почти искрящимся воздухом. Вобрав запах сгнивших листьев и сырости, смешанный с ароматом пихт и елей, она сделала шаг. Саске слегка потянул её в сторону вороного коня, привязанного к перекладине, на что Сакура улыбнулась — не вымученно, а благодарно. Глаза светились счастьем и радостью, от этого она и прижималась к рыхлящему землю Ветру, фыркающему от недовольства. — Каору положила нам овощей и свежего риса; если вы разведёте костер, то я смогу приготовить и мясо, — улыбнулась Сакура, убирая уздечку с чёрной морды. — Не уходи далеко, мой дорогой, — уткнувшись лбом в шею Ветра, прошептала она, легонько шлёпнув по ней ладонью. — Лошади всегда возвращаются к хозяину, — произнёс Саске, приглашая Сакуру внутрь дома. — Идём. — Меня клонит в сон, но чувство голода сильнее, — смущённо призналась она, осматривая маленькую комнатку. Помещение было удивительно тёплым, хотя каждый понимал, что стоило потушить ирори, то воздух, прогретый маленькими угольками, охладел бы. Сакура поспешила скинуть пропитанный влажностью хаори, накинутый поверх западного платья, на что Саске, ухмыльнувшись, забрал его, повесив над огнём. Они сидели вдвоём напротив друг друга, глядя на столик, заваленный рисом и овощами. Учиха выдохнул, беря в руки онигири, сделанный ещё в поместье, и видел, что Сакура дожидалась его, чтобы не начать трапезу первой. Саске, покрутив в руках рисовый шарик, внимательно смотрел на него, после чего неожиданно протянул ладонь с ним Сакуре. — Благодарю, — глухо отозвалась она, вздрогнув. — Еду приготовит служанка, которую специально привезли сюда. Если хочешь спать, то отдыхай. — Нет! Меня просто преследует звук копыт и тряска. Она сделала лёгкий, едва заметный укус, проклиная себя за резкую и громкую речь, в которой было нечто скрытное, волнующее и приводящее в смущение. Её слова и поступки нарушали все правила этикета, которые учила каждая девочка с четырёхлетнего возраста. Обедать первой в присутствии мужчины — верх неуважения. И только она хотела было сказать, что не голодна, как желудок завыл, выдавая Сакуру, вынудив её стыдливо смотреть на Саске из-под опущенных ресниц. — Не боишься сесть верхом на Ветра? — поднявшись на ноги и озадачив её спокойствием и наигранным безразличием, задал вопрос он.***
Этот день стал, пожалуй, самым счастливым. Сакура не знала, откуда у Саске столько уверенности, что этот норовистый конь пустит её на свою чёрную спину, не встанет на дыбы, как всегда делал с наездниками, и не сбросит на сырую землю. Однако Саске уверенно подвёл её к спокойному Ветру, крепко стоящему на ногах и размахивающему хвостом. — То, что на нём седло, ничего не значит… — Верно. Если на нём будешь ты, то он не сделает тебе ничего плохого, — подбодрил её Саске. Сакура же действительно боялась, и этот страх оказался настолько сильным, что сопротивляться было практически бесполезно. Она смотрела в тёмные глаза любимого питомца, дрожащими пальцами поглаживая лоб с белой звездой посередине. Наблюдать за умными глазами Ветра было удивительно приятно. Он стоял смиренно, издавая глухое ржание или крутя мордой. Тонкие пальцы хаотично чесали густую ухоженную гриву, в которой виднелись сухие травинки. Конь одобрительно фыркал, качая головой, но уже в нетерпении бил копытом землю. Казалось, он явно чего-то ждал. Саске встречал менее упрямых лошадей, которых всё равно удавалось объездить и приручить, и явно наслаждался тем, что вёл Сакуру к самому большому её триумфу. Ему было непривычно вот так кого-то учить… У него не было детей, младшего брата или сестры, которым могла бы понадобиться помощь, а солдаты под его контролем являлись воинами, обязанными обучаться верховой езде. Когда Сакура в очередной раз оказалась около седла лошади, расставив руки как можно шире и дотянувшись до верхнего выступа, то громко выдохнула, вздрогнув. Целый легион мурашек пробежался по коже, вынуждая дёрнуть плечами. Сакура несколько раз сжала и разжала онемевшие пальцы, ставшие вмиг ледяными и непослушными. Она закрыла глаза, собирая всю уверенность в кулак, от этого лишь наощупь отыскав ногой стальное стремя. Даже от осознания происходящего тряслись колени, а дыхание прекращалось. Сакура молилась в надежде на лучшее, просила об успехе и силах. И только она собралась с ослабшим духом, как нога соскользнула, а из горла вырвался крик. В глазах отобразился испуг, а пальцы крепче сжали седло. — Нет! — прокричала она, отпрянув. Саске уверенно придержал её, не позволяя отступать. Ветер же лишь немного прошёл вперёд, продолжая дожидаться Сакуру. Его хвост шуршал по бокам, отгоняя невидимых мух, но сам он не смел уйти прочь, издав глухое ржание. — Давай ещё раз, — скрывая нотки раздражения и усмешки, произнёс Саске, требуя от неё поднять ногу. Он осторожно, но смело поставил левую ступню в железную дужку с ушком, а после, дождавшись крепкого хвата, немного подсадил Сакуру, позволив с небывалой лёгкостью оказаться на спине жеребца. Она не знала, насколько увеличились её глаза, но чувствовала небывалый восторг, ощутив полное спокойствие своего коня. Ветер, кончено, отреагировал, но по-своему — своенравно и эмоционально, пару раз в нетерпении ударив копытом, а после несколько раз быстро мотнув шеей вверх-вниз. Сакура млела, крепко, до белеющих костяшек пальцев, сжимая рожок, на котором лежали чёрные бархатные поводья, судя по всему, новые, купленные специально для этой лошади. Она с шоком глядела на Саске, словно первый раз оказалась так высоко, а затем улыбнулась, но всё равно окутывала себя страхом, боясь, что мог сотворить Ветер. — Отпусти руки и потяни поводья, — произнёс Саске, любуясь ровной спиной и неподдельной эмоциональностью Сакуры. — Не уходите, Саске-сан, прошу вас… — дрожащим, точно тонкая струна, голосом взмолилась Сакура, отпустив одну руку. Саске лишь дождался исполнения своих указаний и, незаметно ухмыльнувшись, направился к Ветру, встав около влажного носа. — Он готов терпеть любого, пока ты в седле, — констатировал он, потянув коня за поводья, вынуждая его делать первые мелкие шаги. И Сакура по-настоящему замерла от восторга, когда почувствовала, как ровно шёл её мустанг, уверенной походкой сминая мощными копытами сырую землю. Он даже не фыркал на Саске, который вынуждал его медленно передвигаться по кругу, а просто подчинялся, волнительно покачиваясь. Сакура от удовольствия даже смогла прикрыть глаза, не веря в происходящее, но улавливая темп, в котором брёл Ветер. — Я освоилась, кажется, — вдруг произнесла она, окончательно забрав поводья из рук Саске. — Тогда самое время наконец прокатиться. Он свистнул в какой-то странный предмет, издавший писклявый и тихий звук, на который откуда-то из-за кустов выбежал Ворон, звенящий стременем и многочисленными стальными бляшками. Сакура ойкнула, заметив, как Ветер резко поднял голову, зашевелив длинными ушами, озадачив её. Он озирался, а после без разрешения развернулся, поворачиваясь туда, где стоял Саске, — вернее, туда, где стоял его вожак. Саске ловко взобрался в седло, резко выбрав направление пути. Он видел, как Сакура попыталась пришпорить Ветра, но боялась причинить ему боль, вынудив Саске ринуться вперёд. — Держи его рысью, — приказал он, внимательно глядя на Сакуру. — Не смей срываться на галоп. Другие слова не имели столь значимого смысла. Она была прекрасной, пусть и неуверенной, наездницей. И речь шла, увы, не о талантах. Зелёное, развевающееся от ветра платье подлетало, напоминая кусочек летнего поля в осеннюю стужу. Она напоминала солнце: такая же тёплая, горящая, светлая. Саске следил за ней, понимая, что в такие сложные времена рано расслабился, но позволил себе усыпить бдительность, приковав взор к Сакуре, неумело державшейся в седле.***
Они вернулись на следующий день ближе к вечеру. Сакура въехала в поместье на своём коне, поразив этим дивным жестом добрую половину прислуги, которая считала Ветра настоящим убийцей. Она сидела в женском седле, прикрытая мокрым хаори, пряча лицо за большим капюшоном, скрывающим волосы. Сакуру окружало кольцо из стражи, защищавшей её на протяжении всего пути. Саске ехал недалеко впереди, недовольно озираясь. Только присмотревшись к его одежде, можно было заметить алые пятна, напоминающие кровь. Он был зол настолько, что чувствовалась энергия, отталкивающая всё живое. Саске шумно спустился с лошади, ударив Ворона по шее, и быстрым шагом направился внутрь поместья, игнорируя приветствие прислуги. Вокруг образовалась тишина — мёртвая, словно Саске сама смерть, уничтожающая одним взглядом окружающих. — Учиха-сама… — осмелилась преградить путь Осен-сан, негромко стараясь привлечь внимание. Саске остановился, понимая, что такое обращение было чужим, будто кто-то приструнил её. Он оглянулся, остановившись взглядом на жёлтом кимоно, потрёпанном и настолько старом, что на его лице отразилось отвращение и недоумение. Он вмиг осмотрел всех, кто стоял позади, заметив, что прислуга вновь облачена в старые одеяния, разделяющие всех на своеобразные касты. — Что происходит? — отозвался Саске, надеясь, что его предположение окажется ложным. Он удручённо, но настойчиво посмотрел в глаза Осен-сан, надеясь увидеть ответ, но тут же тяжело выдохнул, осознав, что где-то в поместье находился отец, казалось, явно разозлённый происходящим. — Фугаку-сама наверху, на вашем рабочем месте, — тихо произнесла Осен-сан, подойдя ближе. — Я постараюсь уберечь Сакуру-сан… — Прикажи Каору не отходить от неё ни на шаг, — сжав руку, испачканную кровью, приказал Саске, неохотно посмотрев вверх. Прислуга стояла, склонившись. Скрипнули главные двери поместья, из-за которых появилась Сакура, резко сбросившая промокший хаори. Её волосы некрасиво растрепались, а взгляд растерянно осмотрел присутствующих, пока не остановился на Саске, устало потирающем переносицу. Он, казалось, предпочёл вновь игнорировать её, резко ринувшись вперёд, скрываясь в коридоре, который вёл в их совместные покои.***
— Приветствую вас, отец, — низко поклонился Саске, видя спину Фугаку, который нагло сидел за его столом, читая свитки и простые письма. — Вынудил приехать меня сюда, паршивец! Саске выдохнул, подозревая, почему у Фугаку такое отвратительное настроение. Он почти прожигал его взглядом, сжимая в морщинистых руках клочки бумаги. — У меня всё под контролем, — успел ответить Саске, выпрямившись. — Тогда почему Сёгунат воет от удовольствия, размахивая грамотой о лишении тебя титула? — рявкнул, точно дикий зверь, Фугаку, скинув со стола свёртки. Он был буквально на грани ярости, которая была ему почти несвойственна. Обычно сдержанный в любой ситуации, Фугаку походил на преступника, отчаявшегося выйти на свободу. Пальцы то сжимались, то разжимались, дыхание было шумным и рваным, словно вода испарялась с раскалённых камней. Злость и недовольство исходили от него, требуя объяснений, при этом не позволяя издать и самого простого безобидного звука. — Отец… — Молчи, пока я не убил тебя! — хрипел он, резко поднявшись на ноги. — Весь в крови, грязный! Развлекаешься? — презрительно добавил Фугаку, схватив Саске за грудки. — На меня и Сакуру напали, — отозвался он, едва сдерживая силу. В дверь кто-то постучался. Саске устало прикрыл глаза, словно желая оттянуть это мучительное мгновение. Как бы он ни желал, но по ту сторону комнаты послышался знакомый голос, сообщавший о намерении войти. — Даже свою жену не способен защитить? О клане можешь забыть! Сам отберу у тебя эти земли. Бардак, набеги! — отчитывал Фугаку, продолжая чуть ли не трясти Саске за полы кимоно. — Фугаку-сан, приветствую вас! Со всем почтением, грацией и благоговением вошедшая Сакура поклонилась, замолчав. Её игнорировали, считая её слова пустым звуком, сравнимые со щелчком замка. Она молчала, поражённая тем, что видела; ноги чуть подкосились, а позже буквально в ту же секунду тело объяла дрожь. Сакура замерла, когда Фугаку направился к ней, припечатывая взглядом к стене, а после схватил её за плечо. — Грязная девчонка. Ещё смеешь смотреть на меня? — голосом, пропитанным ядом и ненавистью, изрёк он. — Фугаку… — Молчи! Я найду наложницу, которая будет рожать ему наследников, раз ты даже для этого непригодна! В зелёных глазах показались первые слёзы, вызванные то ли испугом, то ли болью из-за крепкого хвата. Но Сакура молчала, не веря, что Фугаку, которого она уважала всем сердцем и душой, которого помнила как справедливого помещика, смотрел на неё с такой ненавистью и с презрением. — Вы можете унижать меня, но не мою жену, — отозвался Саске, схватив Фугаку за запястье. — Иди к Каору и не высовывайся, — произнёс он, высвободив Сакуру. — Считай, что это приказ! Она лишь пискнула, пятясь, затем едва заметно кивнула, но отчётливо услышала последнюю фразу, уверенно сказанную Фугаку: — Храбрись, глупец, пока не казнён!