***
— Госпожа, там Сакура-сан! — прохрипела с явным акцентом англичанка. — Аггая, предупреди Камелию, думаю, она будет больше всех рада, — произнесла Мебуки, поправляя короткие жёлтые, чуть седые волосы. — Если, конечно, я правильно поняла тебя. — Да, верно! — обрадовалась Аггая. — Я пойду. Поместье оживилось, стоило Саске спустить Сакуру с лошади. Её будто и не волновало недосыпание из-за длинного пути или внезапные перемены, которые произошли между ними прошлой ночью. Ничего так не радовало её больше, чем встреча с Камелией. И Сакура была весьма удивлена, когда первым встретила Итачи, а не кого-то из членов семьи. — Ты совсем не учишь свою жену? — вдруг произнёс тот, посмотрев на Саске. — Сакура, иди, — мягко ответил он, получив лёгкий поклон. — Рада видеть вас, Итачи-сан! — обворожительно улыбнулась Сакура, пробегая мимо. — Располагайтесь! — сказала она, когда попала на территорию поместья. Последние слова были явно адресованы их свите. Видимо, Сакура хотела выразить благодарность и попросить прощения за то, что так затянула поездку. Деревья были жёлтыми, дорожки — чистыми, слуги — по-прежнему свободными, а единственный пруд — аккуратным и целым. В амбаре ржали лошади, а Кимимару, как всегда, дремал около сеновала. Он словно всегда знал, когда нужно проснуться, вот только на непредвиденные обстоятельства реагировал медленно. Сакура вспомнила, как подшучивала над ним, то обливая водой, то гремя вёдрами, то пряча щётки. В этот раз соблазн был таким же великим, вот только жаль, что чувства одолели с сумасшедшей силой, напоминающей гребни волн, выносивших на берег камни, в конечном счёте вынуждая терять здравые мысли. Всё утраченное возрождалось, и это в какой-то степени опьяняло. — Кимимару, если не проснёшься, то придумаю что-нибудь новенькое! — прокричала Сакура, пробегая мимо, уверенная, что её никто не слышал. Другие конюхи быстро распознали знакомый голос, и для кого-то он также являлся родным и привычным. Происходящее было бесценным и оттого самым дорогим. Прислуга кланялась, несинхронно приветствуя Сакуру. Стуча деревянной обувью, она наконец достигла и крыльца дома, а после заплакала, когда на нём появились родители. Они снова оказались близко, а сказать нечто красивое было попросту невозможным. — Мама! Папа! — не сдержавшись, Сакура кинулась к ним с объятиями. Она словно не могла уделить внимание кому-то одному, стискивая родителей, ощущая такую же любовь в ответ. Она бесконечно шептала их имена, не смея даже лишний раз вздохнуть, и не могла ослабить крепкую хватку, почти повиснув на матери и отце. Становилось радостно лишь от одних слов, которые она слышала и произносила, и ничего больше не было так нужно, кроме желания увидеть ещё одного самого важного и близкого человека. — Ну-ну, прекрати, — прошептала Мебуки, чуть отстранившись. — Иначе щёлкну по носу, — только произнесла она, исполнив угрозу. И раньше Сакура могла поклясться, что обиделась бы, но не сейчас, когда эти наигранные угрозы были частью любимого прошлого. Она схватилась за лицо, чуть сжавшись, однако продолжала плакать от счастья, поджимая губы. Чуть дрожащим голосом ей всё же удалось задать вопрос, от которого сердце сжималось от волнения: — Где Камелия? Она что-то задумала? Ка-ам! Я не маленькая девочка! На лицах родных отразились нерадостные эмоции. Но они продолжали с любовью смотреть на Сакуру, погладив её по голове. Их что-то тревожило, но она пока не замечала этого. — Саске-сан, — вдруг поклонилась Мебуки, увидев его за спиной Сакуры. — Прошу прощения, что не встретили вас. — Добро пожаловать! — вдруг произнесла она, развернувшись. — Кажется, первый раз встреча была другой, — вдруг ответил Саске, поклонившись Кизаши. — Мне кажется, что сейчас будет самое интересное, — улыбнулся Итачи, видя, как Сакура быстро снимала гэта. — Их будет слышно прям здесь, — совсем тихо пояснил он, видимо, догадываясь о чём-то. — Только не беги, — наказала Мебуки, глядя на неё. — Хотя ты уже и не слышишь. Сакура кротко кивнула, растеряв остатки скромности, и побежала по коридорам, в очередной раз игнорируя указания матери. Казалось, она вернулась в прошлое. Всё, что считалось невыносимым, исчезло. Брак, ссоры, отравления, даже ощущения рядом стоящей смерти забылись, как страшный сон, спутавший всю жизнь в один большой ком. — Добро пожаловать, сестрёнка, — тихо произнесла Камелия, обёрнутая в тёплый длинный хаори. Эти три слова создавали то, что не мог подарить никто, кроме неё. Сакура не сдержалась, прокричав имя, которое могло согреть в любые холода, спрятать от всех невзгод, убаюкать, успокоить и вызвать слёзы радости. — Я так скучала! Глупая! — думая, что произнесла всё тихо, Сакура принялась обнимать Камелию. Она не могла объяснить ни почему плакала, ни почему шмыгала носом, ни даже почему то кричала, то едва разборчиво шептала. Сакура даже была не уверена, что говорила, — настолько забылась в объятиях Камелии. Сёстры даже не подозревали, что плакали, вернее, не обращали на это никакого внимания — просто в очередной раз чувствовали крепкую связь между ними. Никакое расстояние не позволило им отдалиться — лишь укрепило невидимую нить, воскрешавшую раз за разом то, что казалось безвозвратно утерянным. — Твои волосы так отросли, — едва поговорила Сакура, крепче прижимая Камелию. — Угу, я их обрезала, — ответила та, уткнувшись в её плечо. И даже эта явное несоответствие радовало, излечивая печаль. Они стояли так, не замечая, как на них смотрели родители и гости. Казалось, Сакура и Камелия готовы были сделать что угодно, лишь бы более не отпускать друг друга. Выражения их лиц бесконечно менялись, словно сёстры забирали накопившуюся боль разлуки, что поселилась в сердце каждой. — Сакура, ты знаешь, как я скучала? — Не так сильно, как я! И они снова прижались друг к другу, обмениваясь бесполезными словами, но даже это являлось самым важным. — Я так боялась забыть твой голос! — Прекращайте! — пригрозила вдруг мать. — Вы не одни здесь. Особенно это касается тебя, Сакура, — напомнила Мебуки, сделав уверенный шаг вперёд. Саске лишь хмыкнул, посмотрев на Сакуру, которая превратилась в ту, кого он помнил при первой встрече. Она снова стала своевольной, сильной, смелой ― и оттого ещё более прекрасной женщиной, которая досталась ему. Он понял, что не перевоспитал её, а лишь смог запечатать настоящую Сакуру, которая вырвалась, стоило лошадям въехать в префектуру Вакаяма. А когда она услышала приятные сердцу голоса, то высвободилась, вновь задышав полной грудью. — Всё в порядке, я знал, что так будет, — пояснил Саске, стоя около Итачи. — Меня ты не видел столько же, глупый маленький брат, — вдруг отозвался тот чуть тише. — Итачи… И всё стало прекрасно в один миг.***
В этот день всё было по-особенному прекрасно, словно всё приобрело краски, утерянные несколько месяцев назад. Вечерело, а сёстры не отходили друг от друга ни на шаг, продолжая делиться всем, что произошло. Они редко покидали комнату, лишь отлучаясь на обед и ужин, — всё-таки Сакура не могла не заметить, что Камелия чувствовала себя чуточку хуже, хоть и старалась убедить всех в обратном. — Не перенапрягайся, пожалуйста, — произнесла Мебуки, когда все сидели в гостиной, наслаждаясь едой. — Да, Камелия, завтра ещё что-нибудь сделаем, а сегодня, пожалуйста, выспись! — взбодрилась Сакура, хлопнув в ладоши. — Я навещу тебя перед сном. — Приготовьте всем комнаты и про стражу не забудьте! — раздала указания Мебуки, вдруг посмотрев на Сакуру. — Вы будете спать в чайном домике или в поместье? Она вмиг покраснела, склонив голову, не зная, что ответить. Сакура занервничала, смяв ткань нового кимоно на коленях. Родителям она не собиралась рассказывать ничего, что могло бы расстроить их, да и понимала, что сейчас они относились к ней не как к дочери — в конце концов, её статус никто не отнимал, а это немного огорчало. — Переместиться мы всегда успеем. Прошу прощения за неудобства, — вдруг произнёс Саске, помня обо всех людях, что прибыли с ним. Его голос был на удивление ровным, но больше всего поразило Сакуру то, что он извинился. И вроде в этом нет ничего странного: все вокруг просили прощения, даже если не виноваты, но слышать от него такие слова крайне непривычно. «Потому что произносит это первый раз при мне, — поняла Сакура, подняв глаза на Саске. — Ещё и склонился так». — Тогда располагайтесь, Аггая позаботится о вас.***
Дождавшись, пока гости займут комнаты, Мебуки и Кизаши вернулись к себе. Весь дом, казалось, отдыхал от дневного шума. Даже ветер не беспокоил территорию поместья, а звёзды, вечно скрытые облаками, впервые за долгое время показались на небе. — Саске-сан, вы спите? — в темноте раздался девичий голос. — Саске-сан? Затаив дыхание, Сакура медленно выбралась из-под футона, стараясь не издать шума. Она изредка поглядывала на спящего Саске, когда не могла найти хаори, убранный в ящик Аггаей. Каждое шуршание вещи, едва слышный скрип татами или громкий вдох заставляли замирать и боязливо оглядываться. «Нужно быть аккуратнее! — Сакура выдохнула, понимая, что просто так не найдёт того, что искала. — Теперь осталось самое страшное». — Далеко собралась? — спокойно спросил Саске, изменив позу, когда она отодвинула бамбуковый сёдзи. Сакура негромко вскрикнула, вовремя прикрыв лицо ладонью, стыдливо оборачиваясь. Она рассматривала мужской силуэт — чёрное пятно в темноте, — подсознательно понимая, что Саске по-турецки сидел на футоне. Вот только как давно? Теперь она была благодарна темноте гораздо больше. Вопрос был простым, но всё же неожиданным. — На улицу. Пойдёте со мной? — прошептала Сакура, продолжая стоять на месте. — Меня здесь нет! — уже громче добавила она, выбежав и закрыв сёдзи. Ночью на улице было гораздо холоднее. Стоило оказаться на энгаве, как прохлада отразилась мурашками на теле. И всё же только здесь Сакура могла чувствовать себя в относительной безопасности. Несмотря на усиливающуюся дрожь и подмерзающие пальцы, именно здесь она отдыхала от давления окружающего мира и имела возможность остаться наедине с переживаниями. — Саске-сан будет злиться, — произнесла Сакура, поднимая взгляд. — Что на этот раз? — выдохнул Саске, в очередной раз спасая её от холода. — Небо. Такое красивое… — мечтательно ответила Сакура, слыша в его голосе усталость. Их молчание длилось совсем недолго, но на этот раз было приятным и не отягощающим. Казалось, каждый вспоминал что-то важное. И если Саске был относительно спокоен, то Сакура, напротив, краснела, прячась за длинными волосами. А луна светила ярче, чем когда-либо. — Помните, Саске-сан, я рассказывала вам об этом саде? — прервала тишину Сакура, отвернувшись. — Да. — Я понятия не имею, что за деревья здесь растут, — призналась она, улыбаясь. Саске удивился, переводя взгляд на неё. Он не поверил, внимательно ожидая дальнейших пояснений, но Сакура молчала, закусив губу, продолжая пылать от смущения. Она была для него сейчас такой, как в воспоминаниях: подвижной, бодрой, игривой и счастливой. — Я соврала вам, и мне действительно жаль, а ещё ужасно стыдно, — мягко произнесла она, чуть обняв себя за плечи. — А бегать по энгаве с камнями? — спросил Саске, припоминая один из летних дней. Сакура ещё больше смутилась, но тихо рассмеялась, с озорным блеском глядя на него. Оба понимали, что первый раз так спокойно беседовали, не повышая голоса, не находясь в отношениях власти и подчинения. Тусклый свет фонарей окрашивал нежно-розовые волосы в оранжевый, от чего казалось, что рядом с Саске другая женщина. Сакура изменилась буквально на глазах: стала чаще улыбаться и смеяться, больше говорить, даже внешний вид был немного другим — причёски проще, а наряды скромнее. — Я отдаю предпочтение краске на лице и платье, — добавила Сакура, вдруг спустившись на землю. — Я пойду в конюшню. Мне нужно поприветствовать друга. И всё же её действия стали более сдержанными и женственными, и это не было чем-то простым и понятным просто потому, что внешних изменений не наблюдалось. Всё та же худоба и бледность, всё те же зелёные глаза и неповторимые волосы, но что-то выдавало перемены. Саске продолжал сидеть на энгаве, наблюдая за ночным небом. Сакура, выпрямившись, откланялась и посмотрела в противоположную сторону. Она волновалась, теребя пальцами тёплый хаори, то и дело открывая и закрывая рот, словно не зная, что нужно сказать. — Я пойду, Саске-сан, — глухо произнесла она, не отводя взора от почвы под ногами. Саске не отреагировал, но знал, что Сакура мешкала, продолжая поджимать губы и волноваться. Ему стало легче понимать её действия. — Что? — задал вопрос он, медленно поднимаясь. — Нет! Ничего! — тут же перебила его Сакура, даже помахав руками перед собой. Она пыталась отмахнуться в надежде спрятать эмоции, но выдала нетерпение. Сакура и не представляла, как открыта перед ним в такие моменты. Её мимика перекликалась с активной жестикуляцией, от чего сдерживаться было ужасно сложно. — Слушаю, — всё же настоял Саске, выпрямившись, давая понять, что не верил в сказанное. — Все спят, даже Кимимару… — издалека начала Сакура, мельком взглянув на него. Саске выжидающе смотрел на неё и сокращал расстояние. И с каждым его шагом Сакура сжималась, заканчивая любую мысль в голове, не позволяя звукам вырваться. Она будто стеснялась слов, продолжая всё держать в себе, и робела лишь от того, что Саске стоял так близко. Каждое шарканье его ног и вдох заставляли молчать и подчиняться, но только все эти страхи были созданы с момента их первого знакомства. Сакура зажмурилась, когда Саске оказался около её плеча, и выдохнула, когда он прошёл мимо, лишь сказав: — Идёшь?***
Стоило им оказаться около амбара и открыть дверь, как внутри послышалось гулкое ржание лошадей. Сакура осторожно взяла лампу со свечой, проходя за Саске. Как только тусклый свет озарил проход, стало ясно, что кони закачали головами, осматривая их. Около пятнадцати голов выглядывали из стойл, и лишь где-то в середине раздалось громкое приветствие единственного неприрученного животного. — Ветер! — закричала Сакура, бросаясь к нему. Конь закачал головой, словно ругая её за длительное отсутствие, но по его глубоким карим глазам было видно, что он всего-навсего скучал и был одинок. Взор коня выражал глубокое понимание и счастье, благодаря которому они могли общаться друг с другом. Ветер часто забил копытом, порываясь выбежать из тесного загона, разделяющего его и Сакуру. Конь с каждой секундой хрипел всё сильнее и тянулся к лицу Сакуры, с которой всегда был аккуратным. — Ну-ну! — воскликнула она, когда Ветер чуть облизал её щёку. Она смеялась, принимаясь сжимать сильную длинную шею, царапая чёрную бархатную шкуру, блестящую от света свеч, а после ерошила густую жёсткую гриву. Конь то хрипел, то гулко ржал, шевеля губами. Он, казалось, сгорал от нетерпения, ластясь к Сакуре. — Знакомься, это Учиха Саске, — прошептала ему на ухо она, смотря на Саске. — Дашь ему потрогать себя? Ради меня… — Сакура. — Подойдите, пожалуйста, — умоляюще посмотрела она, продолжая тереться лбом. — Он очень хороший… Саске выдохнул, бесшумно подходя к Сакуре. И стоило ему протянуть руку к животному, как оно укусило его. Ветер резко бросился вперёд, словно отгоняя Саске прочь, пряча за шеей смеющуюся Сакуру. Её руки вновь принялись успокаивать беспокойного жеребца, не желающего принимать запах постороннего человека. Конь, казалось, напрягся, принимаясь часто обнюхивать Сакуру, наблюдая за Саске, что продолжал стоять близко к ней. — Простите, Саске-сан. Вы в порядке? У Ветра крутой нрав, но он очень хороший и верный. Я спасла его, а он… Мы с детства вместе… — В порядке, — ухмыльнулся Саске, осматривая руку. — Я знаю эту историю. Он объезжен? — Да, но никто его не седлает, — засмеялась Сакура, беря уздечку. — Родители будут недовольны, — лукаво улыбнулась она, помахав ремешками перед мордой Ветра. Саске свободной рукой выхватил уздечку, покачав головой. В его взгляде явно читалось неодобрение. Он недовольно смотрел на шокированную Сакуру, сжимающую кулак. Саске понял задумку сразу, мгновенно пресекая то, что ему пришлось не по нраву. — Камелия часто ездит с Итачи-саном на лошади, — сказала Сакура, посмотрев на него. — Я хочу пройтись с ним. Но решение Саске не изменилось. Он спокойно убрал уздечку, тяжело выдохнув. — Дождись утра. Если что-то произойдёт, то возникнут проблемы, — пояснил он, посмотрев на коня. Ветер действительно был красивой лошадью. Даже при тусклом свете можно было увидеть лёгкую выпуклость ниже глаз, что говорило об уверенности и отваге. Уши маленькие, но подвижные, когда рядом находился кто-то опасный или незнакомый; широкие ноздри выдавали эмоциональность. Но больше всего Саске привлекла крепкая шея, благодаря которой Ветер легко мог долго кивать головой и озираться, а рельефные грудные и плечевые мышцы говорили о выносливости и силе. — За ним хорошо смотрят, — произнёс он, медленно протянув ладонь к влажному носу коня. — Да, ведь он член семьи. Когда я была маленькой, вместе с Камелией мы любили играть с ним на лугу, — улыбнулась Сакура, так же протянув руку. Ветер неохотно обнюхал Саске, фыркнув и отвернувшись, словно делал одолжение, на что он примирительно похлопал его по шее, продолжая представлять, на что способен любимец Сакуры. Конь радостно фыркал и громко дышал, когда тянулся к ней, то и дело подзывая как можно ближе. — Прости, что сразу не пришла. Камелия мне столько рассказала, — грустно заговорила Сакура, как вдруг её голос дрогнул. — Проведи больше времени с сестрой. Я ещё привезу тебя сюда, — произнёс Саске, понимая её чувства. Сакура в последний раз прижалась к Ветру, прежде чем ушла из конюшни. Обещания Саске она могла воспринимать с осторожностью, но именно они могли хоть как-то скрасить её одиночество. Она понимала, что некоторые его фразы наполнены глубоким смыслом, но всё же не хотелось верить, что он способен так легко понять её чувства и прочесть их. До покоев они дошли в тишине, но утром выяснилось, что Ветер сломал ограждение и разрушил многое в амбаре, так и не сумев выбраться на улицу. Камелия в этот день не выходила из комнаты, сказав, что чувствовала себя хуже. Она кашляла, лёжа в постели, то сбрасывая, то натягивая одеяло. Камелия не могла уснуть, мучаясь от резких перепадов температуры. Порой казалось, что в её комнате поселились заморозки, которые заставляли дрожать и прятаться под тёплые покрывала, а порой наступало спасительное тепло, согревающее и убаюкивающее. Однако стоило почувствовать себя лучше, как Камелия засыпала, даже не ворочаясь. Организм искал способ восстановить силы, уходящие гораздо быстрее. Сакура сидела рядом, поглаживая Камелию по голове, то и дело меняя тёплые повязки на более прохладные. Она видела, что та практически ничего не ела и совсем не пила травяные настои, которые наказал принимать лекарь. Когда-то сверкающие золотистые волосы стали блёклыми, а ровная молочная кожа, едва принимающая лучи солнца, приобрела болезненный оттенок. Сакура выдохнула, перебирая пальцами укороченные локоны. Она печально улыбалась, переставляя разбросанные вещи. Изредка их навещал Итачи, не смея сказать и лишнего слова, а Сакура лишь хмурила брови, не позволяя кому-то попасть внутрь, оставаясь около Камелии настолько близко, насколько возможно. Она не желала покидать её ни на секунду, продолжая ухаживать в одиночку. Ничто не могло разорвать их связь, и даже сквозь чуткий сон Камелия могла улыбаться, чувствуя тепло, согревающее её. День шёл мучительно медленно, когда она просыпалась, крепко сжимая края тёплой юкаты на груди. Стоило ей раскрыть голубые заспанные глаза, как Сакура заулыбалась, облизывая пересохшие губы и принимаясь обнимать Камелию. — Проснулась? Мама принесла тебе поесть, а Итачи-сан купил тебе данго, — отчиталась она, резко отвернувшись. — Вот смотрю я на тебя и удивляюсь… — Доброе утро, Сакура, — чуть улыбнулась Камелия, немного привстав. — Я рада… — Если не съешь этот мисо-суп, то пожалеешь! — наигранно пригрозила Сакура, перебивая её. — Пришла к тебе, а ты и к еде не притрагивалась! — зашипела она, ставя маленький поднос на колени. — Такая худая, что жутко становится! — Я не голодна. — Поэтому и не встретила меня самой первой! Должна была забыть обо всём и стоять у ворот! — угрожала Сакура, протягивая ложку. Камелия вновь лишь улыбнулась, неохотно принимая всё. Стоило их пальцам соприкоснуться, как выражение лица Сакуры изменилось. Её будто испугала такая холодная кожа, которая могла остудить воду в горячем стакане. — Если еда остынет, то я тебя поколочу! Ах да, доброе утро, сестрёнка! — промурлыкала она, привстав. — Доступно объяснила? — Я поняла тебя, — усмехнулась Камелия, выдохнув. Она видела, как Сакура ловко встала, что-то взяла со стола и вышла из комнаты, оставляя её одну первый раз за столько времени. Однако их разлука длилась недолго: не прошло и четверти часа, как она вернулась, держа кружки с чем-то горячим. Зелёные глаза осмотрели комнату, проверяя, как Камелия выполнила указания. — Это твоё лекарство и наш чай. Мама и Итачи-сан жалуются на тебя, — цокнула Сакура, проходя внутрь. — Я же… — Что? Я тебя знаю! За тобой глаз да глаз! — Прости, что заставила волноваться. Останешься? — улыбнулась Камелия, протягивая полупустую тарелку. — Извини, я не смогла доесть. Сакура улыбнулась, сменив строгость на лёгкое веселье. Она расслабилась, проходя внутрь. На лице отчётливо читалась удовлетворённость, от которой атмосфера в комнате переменилась. Стоило Сакуре приоткрыть рот, как за её спиной оказался Итачи, остановившийся буквально в шаге. — Я не помешал? — как можно тише спросил он, заметив, как Сакура вздрогнула. На его удивление она обернулась, испуганно посмотрев на него, но довольно быстро пришла в себя. Она немного прищурилась, а затем отступила на несколько шагов, удлиняя расстояние между ними. Как бы ей ни хотелось вольно вести себя, но находиться с чужим мужчиной рядом было всё так же непозволительно. Её руки придерживали полы тёмно-синего кимоно, но стоило уйти чуть дальше, как она хитро улыбнулась, нравоучительно произнося: — Некрасиво входить в комнату девушки, Итачи-сан! Я вас позову! — усмехнулась Сакура, закрыв сёдзи. Она как всегда веселилась, не подпуская кого-либо к Камелии, отшучиваясь. Та же просто воспринимала всё как есть, неохотно поднимаясь с постели. Всё, чего так не хватало, было возрождено вновь. Клан и прислуга понимали, что после отъезда Сакуры поместье опустело. Казалось, его сердце остановилось: Сакура была энергичным потоком, приводившим всё в движение. Возможно, она была в гармонии с элементами природы, что позволяли видеть окружающее совершенно по-другому. Итачи смиренно ждал за дверью, словно чувствуя, что этот маленький спектакль будет продолжаться недолго. Его ожидания оправдались, когда Сакура, раскрыв сёдзи, сказала нечто непонятное; он не знал, почему она так поступила, поэтому и вопросов не задал. Каждый понимал, насколько сёстры счастливы лишь от того, что могли сидеть рядом, перешёптываясь. Это придавало Камелии сил, чтобы бороться с жаром, который не спадал уже несколько дней, заметно истощая её. Сакура быстро оказалась около неё, принимаясь расчёсывать длинные волосы. Она нежно улыбалась, укладывая спутанные пряди, расслабляя чуть скованную Камелию, придерживающую тарелочку со свежим данго. Как бы Сакура ни улыбалась, но не могла не чувствовать, как горела кожа Камелии, как покрывалась испариной аккуратная шея, как увлажнялись от пота золотистые локоны. — Спасибо, Итачи, за угощение! — улыбнулась она, а после сморщилась, когда Сакура потянула волосы. — Больно! — Прости. Я не специально. — Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался Итачи, глядя на Камелию. — Снова хочу спать, но кашель затих, — пояснила та, чуть пошатнувшись. Она смотрела на Итачи с непривычным блеском в глазах, не скрывая смущения, отразившегося на щеках. Румянец, казалось, оживлял её, придавая здоровый вид. И лишь от этого на душе становилось теплее. Голос Камелии был тихим, но мягким. Она хотела так много сказать, но не могла, просто растворяясь в любви Итачи и Сакуры. Их чувства успокаивали лучше всякого горячего напитка. Любовь Сакуры веселила и воодушевляла на шалости, которые будут приносить счастье в любой пасмурный день. Находиться рядом с той, кто понимал тебя лишь по движению губ, по сжатым пальцам и часто моргающим ресницам, было прекрасно и успокаивающе. Однако Итачи заставлял всегда робеть и смущаться, выказывая чувства одним взглядом, вздохом, касанием. Стоило Камелии найти смелость посмотреть на него, как тело начинало почти гореть, хотя в последнее время от этого крайне истощающего пламени становилось дурно. Но, несмотря ни на что, она знала, что всё внимание Итачи принадлежало только ей. Его сердце, мысли, обещания адресованы той, кто неспособна отплатить за доброту, доверие и поддержку даже частично. И Итачи не хотел ничего брать, заранее зная, на что обречены их отношения. — Интересно, чем ты занималась в моё отсутствие? — хитро спросила Сакура, бегло посмотрев на них. — А что делала ты? — спустя несколько секунд поинтересовалась Камелия, вымученно улыбнувшись. Сакура лишь отпила из глиняной чаши, делая вид, что пропустила вопрос мимо ушей. Для неё всё же было непривычно находиться в присутствии Итачи. — Итачи-сан, вы давно здесь? — перевела тему Сакура, незаметно показав язык Камелии. Он лишь выдохнул, увереннее облокотившись на спинку стула. Итачи держал пустой стакан в руке, странно улыбаясь. Сакура явно понимала, что было что-то, о чём в доме не знала только она. Эта была тайна, в которую её не желали посвящать ни родители, ни Камелия, ни кто-либо другой. Ей казалось, даже прислуга знала больше, чем она, хоть это и не являлось веским аргументом. — Мой глупый маленький брат что-то натворил? — спросил Итачи, посмотрев на Сакуру. Она удивилась, широко раскрыв глаза, и отвернулась, всем видом показывая, что вопрос ей явно пришёлся не по душе и отвечать на него нет желания. Ей не хотелось говорить лишнего, чтобы не оказаться в смущающем положении, да и личные проблемы с Саске не должны покидать стен поместья Учиха — места, которое теперь стало зваться её домом. — Итачи… кун здесь около месяца, — ответила Камелия, тяжело выдохнув и как-то мучительно прикрыв глаза. — Так долго? — отозвалась Сакура, явно удивляясь. Камелия постаралась засмеяться, но закашляла, медленно ложась на кровать. Она снова устала, потратив все силы на короткую, но бесценную беседу. Сакура недоверчиво взглянула на Итачи, который подошёл к Камелии, хоть и был немного уставшим и обеспокоенным, однако от этого не менее заботливым. Его взгляд был печальным, пусть он и старался скрыть это, делая вид, что не обращал внимания на сидящую рядом Сакуру, не отрывающую от него взора. Мужская рука осторожно легла на лоб Камелии, принимаясь убирать пряди, упавшие на глаза. — У неё жар, — грустно сказал он, проводя по нему холодными пальцами. Камелия облегчённо выдохнула, ощутив его прикосновения. Ей будто было тяжело держаться непринуждённо так долго, потому как теперь не было сил даже смотреть долго в одну точку. Камелия громко выдохнула, ощутив прохладу мужской ладони, которая ненадолго побеждала жар, даря мгновение, ослабляющее страдания. — Я за графином! Побудь с ней! Я скоро! — прохрипела Сакура, выбегая из комнаты. Она не знала, что Итачи буквально дрожал, чувствуя, как горела Камелия, за которую он готов был отдать жизнь. Он осторожно, со всей заботой и любовью поцеловал покрытый испариной лоб, осторожно поглаживая Камелию по голове. Его руки тряслись, стоило прикоснуться к поясу, державшему хаори. Итачи казалось, что Камелия задыхалась от одежд на ней. Она хваталась за грудь, желая содрать с себя всё, что так мешало, беспомощно царапая пальцами тёплую ткань. Ему удалось откинуть края накидки и даже развязать ещё один пояс, который сковывал действия. Взгляд Итачи был крайне обеспокоенным, даже голос стал неузнаваемым: хриплым, дрожащим, неуверенным. — Дыши осторожно, под мой счёт. Раз… — шептал он, делая паузу. — Два… Он не знал, сколько раз повторял эту фразу, сколько успел сказать важного и неважного, не понимал, как мог бы облегчить страдания единственной, кто смогла так глубоко проникнуть в его сердце. Ему хотелось забрать хотя бы малую часть мучений себе просто потому, что наблюдать, как увядал цветок, одарявший красотой во все времена года, было невыносимо. — Прости меня. За всё прости, — говорил он, наклонившись к измученной Камелии. Его губы коснулись девичьей щеки, продолжая дарить бесконечные поцелуи, которые были недопустимыми для них. Итачи выражал всю симпатию, все чувства и всю боль невинными прикосновениями, от которых уже не становилось легче. Он целовал её безумно, чувствуя, как Камелия изо всех сил хваталась за края его кимоно. — Люблю тебя, Итачи, — едва слышно прошептала она, проглатывая слоги. И даже по интонации, по обрывкам слогов он способен был понять её. Ему было достаточно этих слов, чтобы поцеловать Камелию по-настоящему. Так, как он мог касаться её, будь она его женой. Итачи даже не понял, что плакал, осторожно касаясь Камелии, переставая контролировать эмоции. Его поцелуй был нежным и страстным, однако всё же грубоватым и жадным, словно последним. — Мы встретимся с тобой даже через тысячу лет, — шептал он, соприкоснувшись с ней лбами. — Итачи, тебе нужно выйти, — резко произнесла Сакура, присаживаясь рядом. Она знала, что не нужно повторять дважды, но всё же понимала, что ему нельзя присутствовать здесь. Однако разлучив их, Сакура в первый раз почувствовала себя виноватой. Она понимала, почему Итачи медлил, крепко сжимая горячую руку, шумно дышал, едва успевая поджать губы, безотрывно смотрел на борющуюся за жизнь Камелию. Стоило ему покинуть комнату, как Сакура приложила к пылающему лицу Камелии прохладный компресс, который должен помочь справиться с температурой. Она действовала аккуратно, но быстро, ведь влажная ткань была всего лишь единичным плеском для разраставшегося пожара. Всё-таки в такие моменты становилось страшнее, чем представлялось. — Почему молчала? — грубо задала вопрос Сакура. — Хочешь без души меня оставить? — продолжала ругаться она, очищая кожу от пота. — Сакура, — произнесла Камелия, печально посмотрев на неё. — Выслушай меня, — хрипела она, вздрагивая от касаний влажной ткани. — Поговори мне ещё тут! — рычала Сакура, шустро оказавшись около стола, на котором стоял отвар из свежезаваренных трав. — Вот пила бы всё вовремя и поправилась бы давным-давно! — В рукописи, которую ты так любишь, лежит от меня послание. Не забудь о нём, прошу тебя, — шептала Камелия, явно произнося слова с трудом. — Сама мне её отдашь, как в себя придёшь, — отнекивалась Сакура, вновь оказавшись около неё. Она в очередной раз сменила нагревшуюся ткань на прохладную, а после крепко-крепко обняла Камелию, поцеловав в горячую щёку. — Думаешь, я буду делить тебя с каким-то Итачи? — засмеялась Сакура, отпрянув. — Я сейчас дам тебе твой любимый напиток, подожди. — Обещай мне! — вновь взмолилась Камелия, схватив её за руку. — Конечно! Как только ты заснёшь, я прочту, — улыбнулась Сакура, крепко сжав уже горячие пальцы. — Люблю тебя, — хрипло ответила Камелия, прикрывая глаза. Этот день тянулся дольше, чем кто-либо мог представить. Мебуки и Сакура поочерёдно дежурили, прощупывая пульс на запястьях Камелии, радуясь, что он так отчётливо отбивал ритм. За лекарем был выслан кто-то из личной свиты Саске, чтобы суметь привезти его как можно быстрее. Учихи и Кизаши лишь изредка пересекались, оставив заботы женщинам в поместье, не позволявшим пройти в покои Камелии ни одной из слуг. Сакура и Мебуки попеременно меняли воду, окуривали комнату лечебными травами, молились и ждали лекаря, проводя друг с другом почти всё время в молчании, изредка давая указания. Обе не смыкали глаз до самого утра, пока не убедились, что убивающий жар спал, позволяя телу охладиться. Не было слов счастья, когда им удалось снизить температуру, от которой Камелия беспощадно металась по кровати, мыча что-то невнятное и неразборчивое. Сакура и Мебуки злились, что та скрывала состояние, прикрываясь лишь лёгким недомоганием, которое в какой-то момент превратилось в тяжёлое и едва исправимое. — Мама, пожалуйста, поспи. Ты нужна ещё и папе, — устало произнесла Сакура. — Я дождусь лекаря, можешь на меня положиться. — Он задерживается, — печально ответила Мебуки, покачав головой. Она была явно измотана. Материнское сердце ныло от беспомощности, позволяя только тихонько плакать в присутствии Сакуры, храбриться перед которой уже не было сил. Эта сильная женщина старела на глазах, сменив когда-то золотистые волосы на седые, а когда-то гладкую кожу — на глубокие морщины. — Поспи, мам… — настаивала Сакура. Её слова были уверенными, но она знала, что не сдастся сну, не проиграет этот бой, от которого зависела жизнь человека, связанного с ней чем-то большим, нежели сестринскими узами. Сакура готова была бороться за их связь столько, сколько бы потребовалось, не позволив себе проиграть даже в чём-то незначительном. Она осторожно сжимала уже не такое горячее запястье, ощущая приятную мелодию сердца. Это настолько успокаивало, что хотелось облегчённо выдохнуть, ведь то, что происходило ночью — крики и вопли, бред, который не прекращался ни на минуту, — буквально оглушало, отнимая максимальное количество времени. Вслушиваться в непонятные просьбы, расшифровывать послания становилось всё сложнее, пока речь не сменилась нечленораздельными звуками, а после — мычанием. В какой-то момент Камелия провалилась в глубокий сон, который всегда ей шёл на пользу. Она спала так тихо, что можно было услышать её лёгкое сопение, вселяющее надежду, рассыпавшуюся на крупицы. Сакура даже от счастья улыбнулась, аккуратно сжав тонкие пальцы, которые слабо сжали её в ответ. Отчего-то она решила, что Камелия вот-вот проснётся, медленно раскроет голубые глаза, чуть красные от слёз и тяжёлой ночи, а после слегка улыбнётся, извиняясь за своё поведение. Представив это, Сакура отвернулась, решив приготовить отвар, который мог придать сил после бессонной ночи. Она добавляла в горячий стакан листья трав, а после подсыпала в воду порошок, что-то мурлыкая себе под нос. — Когда же приедет лекарь? — задала себе вопрос Сакура, недолго глядя на закрытые сёдзи. На улице светало, но небо было затянуто тучами, которые тяжёлым свинцом окутали префектуру Вакаяма. Погода за закрытыми бамбуковыми стенами явно оставляла желать лучшего, ведь солнце было скрыто от глаз. Сакура мимолётно посмотрела на тяжёлую тень, образовавшуюся в комнате, выдохнула, но всё тщательно что-то мешала, то отливая, то добавляя жидкость, стараясь придать идеальный аромат. Ей так хотелось вручить этот отвар, который она делала для неё столько, сколько себя помнила. Камелия лежала, что-то мыча себе под нос, хватая ртом воздух. Она словно привлекала внимание, стараясь раскрыть глаза, и стоило Сакуре обернуться, как та замерла почти мгновенно, прикрыв глаза. Всё происходящее вызывало дрожь и холод по всему телу. — Не шути, — дрожащим голосом произнесла Сакура. — Это не смешно! — Она не замечала, как тряслись руки. — Камелия… Словно не веря в происходящее, Сакура качала головой. Стоило горячему стакану упасть на пол, как она пронзительно закричала, падая на колени. Не имело значения, что ноги жгло от воды, что тело буквально трясло… Она не могла даже понять, что плакала, хоть глаза внезапно сильно зажгло, а слёзы мешали осмотреть на обездвиженное тело Камелии. — Ты не шути так, Кам… — не дыша, прохрипела Сакура. — Не шути, сестрёнка! Она уверенно схватила расслабленные девичьи пальцы, сжав их, а после прокричала что есть мо́чи имя, которое в один момент причинило боль, несравнимую ни с чем. — Камелия! — бесконечно долго вопила Сакура, обнимая сестру, заснувшую, как оказалось, вечным сном.