Фастольф едва не подавился чаем, когда его осенило. Он поспешно отставил стакан на поднос, услужливо предложенный роботом, и бросился к себе в мастерскую. Магнитный куб со схемой мозга Дэниела был уже загружен в ридер, заметки с пометками учёного были многократно читаны и закомментированы, так что у него не возникло проблем с поиском на этом захламленном столе нужных. Всё, что оставалось, это нажать кнопку, чтобы появилась интерактивная математическая 3D-модель мозга Дэниела.
Зловещий голубоватый свет мерцающих, запутанных в клубок нитей затопил комнату. Он был похож на невероятный кустарник со сложной сетью тонких ветвей, корней и бессчетного количества побегов, переплетающихся так тесно, что образовывал прочную сферу. Этот куст искрился, пульсировал и переливался, будто живя собственной жизнью.
Фастольф пробежался пальцами по сетчатой поверхности, испытав не меньший восторг, чем впервые, увидев эту красоту завершенной работы. Человек продолжил осторожно поглаживать этот завораживающий клубок, будто перебирая струны арфы. Его opus magnum. Его творение. Его собственное древо жизни.
Чтобы лучше видеть, доктор Фастольф медленно вступил внутрь сферы. Он инстинктивно перевёл эту бесконечную сеть светящихся линий в задачи, решения и линии поведения. Наконец он нашёл, что хотел. Едва заметное нарушение формы. Он нахмурился и коснулся этого места наконечником металлического указателя. Структура засветилась белым.
- Рассчитать значение коэффициента Иберга, равного одной трети «е» и коэффициента Иберга равной 0,33е. Количество итераций - одна тысяча, - приказал он.
Куст замерцал. Спустя некоторое время он разделился пополам, стремительно развернулся перед глазами Фастольфа – одна часть, отливавшая зелёным, а вторая – фиолетовым. Мужчина недоверчиво осмотрел результат.
- Количество итераций – десять тысяч!
Учёный сразу уловил разницу. Зелёная сеть напоминала оригинал. Фиолетовая была увенчана по окружности широкими завитками, но стоило Фастольфу присмотреться, как он заметил, что они сами состояли из бесконечного количества разветвляющихся вен и волокон, переплетённых в такой форме, которая казалась твёрдой, но представляла целую вселенную сложных извилин. Это выглядело так, будто кроме исходного программного кода Дэниела, описывающего основную модель поведения, которая была схематично отображена мерцающей колонной в центре сферы, появился иной мощный комплекс шаблонов, соответствовавших Дэниеловым побуждениям и… желаниям.
Вздох благоговения сорвался с губ мужчины.
Хаос: поведение динамических систем, которые очень чувствительны к малейшим изменениям начальных условий, предполагающих широкую «вилку» вероятных результатов, делающую долгосрочный прогноз невозможным. Это характерно преимущественно для нелинейных дифференциальных уравнений. Хаотические процессы можно встретить в биологии, социологии и цифровых вычислениях.
Он, будто окаменевший, смотрел на своё творение.
Роботы могут выбрать один из двух вычислительных путей: один более точный, но занимающий больше времени, другой же - поверхностный, но более быстрый. В теории они не могут выбирать короткий путь, если только обстоятельства не требуют немедленной реакции.
Роботы также способны учиться.
Доктор Фастольф нажал кнопку, и светящаяся туманность распалась и исчезла. Он вложил сверкающий куб в ридер и скрупулёзно осмотрел сетчатую сферу. Схема Джандера. Она почти не отличалась от предыдущей, ведь основные пути остались такими же, наряду с этими интересными нарушениями. Он запустил тот же тест и получил тот же результат. Одна сеть преимущественно оставалась без изменений, а другая, с этим заметным кольцом - имела второе ядро, отвечающее за принятие решений.
Мужчина попытался вспомнить какие-то инциденты, которые свидетельствовали бы о такой же странной модели поведения, и не смог. Конечно, была вероятность, что он просто не обратил на них внимания, но что, если Оливо и Пенелл шли совершенно разными путями развития?
Дэниелу много раз приходилось принимать мгновенные решения – сотрудничество с Элайджем оказывало на него огромное давление. Возможно, это и был нужный триггер, но как ему удавалось удерживать высокий потенциал для принятия решения, когда от него больше не требовалось действий стремительных?
Что, если Дэниел заметил, что при выборе менее строгого округления для коэффициента Иберга, который по определению являлся частью иррационального числа, у него появлялось больше вариантов поведения, и таким образом, расширяется выбор? Как быть, если это разнообразие было в своем роде для него приятно? Почему оно могло быть таким? Разве не должно оно было заставить его чувствовать себя неуверенно?
Любой позитронный мозг с неприязнью относился к подобной неопределённости. Что, во имя космоса, могло быть потенциально настолько сильным, чтобы уравновесить её или даже преодолеть?
Доктор Фастольф тяжело упал в кресло и запустил пальцы в волосы.
***
Глэдия задумчиво провела кончиками пальцев по тёплой коже Джандера. Он был не более живым, чем манекен, но по-прежнему, как скульптура, оставался произведением искусства. Ее персональное чудо.
Она смотрела на его кожу, насколько гладкую, насколько может быть такой человеческая кожа. Его создатели не перешли рубеж, не сделали его настолько совершенным, чтобы он перестал казаться человеком. Женщина коснулась рельефной груди Джандера. Его тело сохранило тепло и податливость, как и его сосок, за который она ущипнула мгновение спустя.
Женщина припомнила все моменты, когда она обладала им. Всегда покорный и почтительный, Джандер был именно тем, что ей тогда требовалось. Легкое блюдо для больного желудка. Плавная, скучная колыбельная для разбитого сердца солярианки. Он вылечил её, это правда, но на этом его роль кончалась. Возможно, она была бы счастлива с ним ещё несколько месяцев, но не более. Она была готова принять вызов; готова для пряного, изысканного блюда; для симфонии.
В день, когда Бейли ступил на Аврору, она проснулась, ощущая, как жар новой жизни будоражит её кровь.
***
Оливо скоро понял, что его присутствие рядом по вечерам необходимо Элайджу для хорошего сна. Сидеть на полу каюты возле кровати Бейли, поглаживая его руки и плечи, разговаривать с ним, пока он не заснёт, и прислушиваться затем к его глубокому размеренному дыханию стало частью распорядка дня Дэниела, к которой он всегда относился более, чем положительно.
Спокойствие Элайджа было залогом удовлетворения от выполненного долга, но было здесь что-то ещё. Его близость каким-то образом синхронизировала процессы в мозге Дэниела, что, ощущая их постоянное движение, он закрывал глаза, наслаждаясь особо приятным ощущением слабой щекотки в затылке. Когда мужчина спал, робот проигрывал его слова, казавшиеся противоречивыми или бессмысленными, но логический анализ иногда приносил невероятно ценные результаты.
Размышления приводили к появлению каскадов вопросов, иногда выбивавших Дэниела из этого приятного состояния гармонии и вызывавших такое беспокойство, что робот был практически готов разбудить своего партнёра, чтобы их задать.
Заключение.
Это был один из вопросов, не отпускавших Дэниела. Зациклившийся процесс, почти не требовавший вычислительной мощи, но запускающийся снова и снова, причинял небольшие неудобства, заметный только когда большая часть схем робота бездействовали.
Настоящее заключение подразумевает навязанные ограничения. Особа, ограниченная в передвижении, возмущена этим ограничением.*
Так робот ответил, когда Элайдж спросил, считает ли он себя пленником в их каюте. Это было не так. Совершенно, безусловно не так.
Он помнил каждую секунду своей последней встречи с Джандером, как его близнец не проявил ни малейших признаков нежелания или обиды, с какой легкостью он выполнял любой приказ той женщины.
Он вспомнил, насколько мучительной оказалась для него собственная неспособность отказать. Каждое прикосновение, каждое касание его языка, каждый толчок Джандера внутрь него отзывались вспышкой несогласованных позитронных потенциалов его мозга. Это было самое мучительное ощущение, которое он испытал за всё время своего существования, но Дэниел никогда не выбрал бы забыть эту ночь, даже не отдай Глэдия такого приказа.
Разница между ним и его братом в этот миг поразила его. Ни один из них не был в силах игнорировать прямой приказ, но Джандер даже не мог испытывать ненависти от происходящего, он даже не мог страдать. Зато мог Дэниел.
Можно ли считать право не согласиться первым шагом к свободе? Того, кто никогда не терпел лишений, но не имеет собственной воли, а значит, не может возразить против того, что он вынужден делать?
Это следовало из логических рассуждений, но было что-то ещё. Пульсирующее, тревожное желание, природу которого он не мог определить. Он чувствовал себя так, как будто в его мозгу тлела искра, кусок за куском плавя его на медленном огне.
Настоящее заключение в том, чтобы не знать. По-настоящему пленный индивидуум не знает об ограничениях.
Внезапно в памяти всплыл фрагмент из старого книгофильма из библиотеки доктора Фастольфа. В нём раскрывалась тема, которую учёный для близкого ознакомления робота не одобрял, но Дэниел обращался к этим материалам, как только выдавался удобный момент.
Всё можно отнять у человека, за исключением одного: последней частицы человеческой свободы — свободы выбирать свою установку в любых данных условиях, выбирать свой собственный путь.**
Для Дэниела это был первый, но не последний рубеж свободы, и хотя он дорого заплатил за него, он преуспел. Пусть это и не могло повлиять на реальные события, которые происходили вокруг него, он знал, что в какой-то мере он был свободен.
