Невозможное

- Но что мне делать с Сантириксом Гремионисом, этим молодым лакеем, которому было приказано завлечь меня? Неудивительно, что он цеплялся за меня, несмотря на мои постоянные отказы. Ну, если он явится сюда, я с удовольствием... - Нет, Глэдия. Я разговаривал с ним и уверяю тебя, что он понятия не имел о том, что происходило. Он был так же обманут, как и ты. Ты, в сущности, понимаешь всё в обратном смысле. Он настаивал не потому, что требовалось завлечь тебя; он нужен был Амадейро именно потому, что был таким настойчивым. Глэдия почувствовала себя расстроенной. Она злилась на Председателя, который потребовал, чтобы Элайдж покинул планету, на Амадейро, за то, что он сделал с Джандером, но больше всего она злилась на Бейли. Землянин стоял рядом, но был далёк, как никогда прежде. Женщина попыталась привлечь его внимание, но мужчина был полностью увлечён чем-то в ясном синем небе и буйной зелени за окном. Он был холодно вежлив, даже любезен, но продолжал смотреть во Вне. Элайдж был для неё потерян, а вместе с ним и та тайна, которую Глэдии хотелось понять. - От любви, если это слово на Авроре значит то же, что и на Земле, - закончил Бейли, наконец, удостоив Глэдию взглядом. Она скрестила руки и опустила взгляд. - На Авроре это хореография. Джандер был роботом, а ты - землянин. С аврорцами все по-другому. - Ты мне говорила. – Безучастно отозвался Бейли. Она слышала глубокий вздох Бейли. Она чувствовала, как его дыхание коснулось её кожи. Мужчина тревожаще долго молчал. Когда она, наконец, решилась взглянуть на него, он снова смотрел во Вне и задумчиво покусывал нижнюю губу. - Глэдия, - произнес он наконец; теперь его голос окрасился эмоциями, - этот молодой человек уже достаточно доказал свою исключительную привязанность к тебе. Гремионис и так презрел аврорские обычаи, настаивая несмотря на твои отказы. У него должна была быть веская причина для этого, особенно для человека его статуса. Возможно, если ты узнаешь её, твоя жизнь будет менее мучительной. Женщина чувствовала, что румянец плеснул на лицо, но она не могла сказать, был ли он вызван гневом или смущением. Её ладони были ледяными, а живот закаменел, как железо. - Почему ты говоришь мне все это? Ты пытаешься избавиться от меня? - Да, Глэдия, но я также вижу, что тебе нужна помощь. Я верю, что зло может обернуться добром, но для этого мне нужно тебе кое-что разъяснить и посоветовать. Это всё, что я могу, и всё, что я хочу сделать для тебя. Глэдия почувствовала себя в ловушке. - Что ж, тогда говори и убирайся! – с вызовом бросила она. Бейли стиснул зубы и на миг закрыл глаза, прежде чем продолжил, пытаясь подавить раздражение. - Как я говорю, тебе нужно сосредоточиться на мотивах и поступках Гремиониса. Пусть он и выставил себя дураком и эгоистом, он тут – главная жертва. Был бы он столь настойчив с тем, кто не был бы ему важным, исключительным? Из всех Аврорских женщин, он выбрал именно тебя, смотрел на тебя так, как ни на одну другую женщину на этой планете. Разве это не то, чего ты хочешь? Гнев Глэдии постепенно таял. Слова Бейли задевали струны её души даже вопреки собственной воле. - Как я слышала, любовь – это то, что нужно заслужить, - подавленно произнесла она. - Именно. Ты говорила о том, что нужно и брать, и отдавать. Я не могу судить, чем ты заслужила внимание Гремиониса, но ты не могла не дать ему чего-то уникального и драгоценного. Того, что заставило его рискнуть репутацией, наплевать на Аврорские традиции. Бейли застыл, будто вспомнив нечто важное. Он нахмурился и посмотрел на Глэдию в упор. - Кто сказал тебе это? Остатки её гнева вылились в глумливое: - Твой железный друг, естественно. Глаза Элайджа широко распахнулись, но затем его лицо осветилось слабой улыбкой. Он задумчиво посмотрел на Глэдию. - Ты просто зациклен на этом роботе? Что в нём такого особенного? Что в нём такого, чего не достает мне? Мужчина открыл рот и набрал воздуха для ответа, но промолчал. Он просто покачал головой, улыбаясь своим собственным мыслям, затем хлопнул себя по коленям и решительно сказал: - Мне пора, Глэдия. Я надеюсь, что ты хотя бы подумаешь над моими словами. Прими предложение Гремиониса, сделай его счастливым и позволь ему сделать счастливой тебя. Больше я для вас ничего не могу сделать. - Ты будешь мне писать? – она отчаянно хотела, чтобы Бейли задержался. Землянин наклонил голову, размышляя над ответом. - Напишу, Глэдия. А ты будешь писать мне? - Да, Элайдж. Он направился к выходу, в то время как она осталась стоять посреди комнаты, растерянная и дезориентированная. Мужчина обернулся, открыл было рот, собираясь что-то сказать, но передумал. Глэдия поняла незаданный вопрос. Она знала, что её голос прозвучал бы придушенно, если бы она пыталась говорить, но её губы сформировали ответ: - Я буду. Элайдж отвесил лёгкий поклон и вышел. Глэдия наблюдала, что он шёл с поднятой головой и прямой спиной, удалялся энергичным шагом. Внезапная боль обожгла её горло, почти задушив, глаза начало щипать, руки задрожали. Она упала на колени, свернулась калачиком и спрятала лицо в ладонях.

***

Как только Жискар вернулся, доставив Бейли на космодром, он начал искать доктора Фастольфа. Он был убежден, что в такой трудный момент учёному будет нужна некоторая помощь. Действительно, робот нашёл хозяина в рабочем помещении, окружённом бесчисленными листами, покрытыми чёрными пометками, которые он писал для себя, и металлическими сетями команд, которые могли быть прочитаны компьютерами. Две сверкающие, сетчатые сферы плавали в воздухе рядом с третьей, грубой структуры. Фастольф стоял в одной из законченных сфер - той, которая представляла мозг Джандера, - и всматривался в слабо пылающий эмбрион нового дизайна. Он не обратил внимания на Ривентлова. Робот понял, что тот был в таком настроении, когда начинает задумываться над смыслом какой-либо идеи, замечать проблемы там, где раньше их гасил импульс энтузиазма. Конечно, Фастольф давно отказался от идеи массового создания человекоподобных роботов, но если он хотел изучать развитие интеллекта, то наблюдать следовало, как минимум, за двумя образцами, чтобы иметь возможность сравнения. Теперь, когда Джандер вышел из строя, потребность в новом человекоподобном роботе возникла вновь. Тем не менее, Ривентлов мог сказать, что Фастольф не был убежден, что эта задача ему по силам. Было много технических проблем. Каждый позитронный мозг был уникален, и его конечная форма зависела от субатомных сил, которыми проектировщик мог управлять лишь косвенно. Фастольф знал об этом, но не это беспокоило его в данный момент. Он говорил, что здесь есть что-то поэтическое; он знал, что каждая техническая проблема могла быть преодолена с небольшим количеством гения и большой решительностью. И именно решительности ему сейчас и не доставало. Жискар решил, что не может допустить случайного промаха. Он мягко укрепил сомнение и сожаление своего владельца, и даже усилил вину, которую он едва смог обнаружить в уме Фастольфа. Человек обратился мыслям к своей дочери, о том, как он потерял контроль и причинил ей боль, вызвав желание, которое подавить оказалось невозможно. Весьма естественно затем последовали мысли о Дэниеле, но Жискар, повинуясь Первому закону, попытался смягчить тоску, вызванную отсутствием Дэниела. Он сделал всё, что должен был, осталась самая малость – преобразить импульс в принятие решения. Учёный медленно покачал головой, выключил магнитный куб, извлек два куба, чтобы аккуратно установить их в нужные ниши и запустил проверку третьего. Только после этого он, казалось, заметил присутствие Жискара. - Доктор Фастольф, я бы хотел уточнить, что Вы желаете на ужин? – ничего не выражающим голосом спросил Ривентлов. На лице Фастольфа мелькнуло изумление, но миг спустя оно пропало. - Дай-ка подумать. Ростбиф. И, пожалуй, хорошего вина. Сообщи остальным роботам, что сегодня я буду обедать со своей женой. Мы будем праздновать. Больше причин задерживаться здесь у Жискара не было. Выходя из помещения, он уловил, что мысли Фастольфа текут непринуждённо, тот ощущал специфическую задумчивость, понимая, что всё сделал правильно. Жискар также был удовлетворён. Больше никаких игр в Создателя. Больше никаких человекоподобных роботов.