Обязанный кровью

Саша пропускал мимо себя людей в белых халатах, округлившимися глазами смотрел на то, как они окружали его тело, несколько раз безуспешно пытался закричать, схватить кого-нибудь за руку, но пальцы, как и ладонь, проходили сквозь, и он, не веря в происходящее, пятился назад. Парень осел в углу и закрыл глаза, не желая видеть, как собственное тело вздымается несколько раз подряд, закрыл ладонями уши, чтобы не слышать противный писк прибора, голосов возле себя и повторяющегося слова «разряд». Время шло, и он не знал, сколько он так просидел в забытьи. Усталости как таковой его тело, или это теперь можно было назвать оболочкой, не ощущало. Когда он разлепил веки, в палате никого не было, его настоящее тело так же лежало на койке, по экрану бежали кривые полоски, ладони плавно соскользнули с ушей, и в пространстве снова воцарился периодический, монотонный звук. Голосов из-за стенки больше не доносилось, да и Саша бы их не услышал, он сидел без движений в своём углу, обхватив себя руками, и отказывался воспринимать новую реальность. Время шло. Ночь сменилась утром. Утро сменилось днем. День сменился ночью. Итак, по кругу, несколько раз. – Привет, – невесело и тихо произнес над головой, вероятно, возле окошка кто-то знакомый и взял паузу. Это голос сложно было спутать с кем-то другим, этот голос принадлежал Лере. – Прости, что не заходила – Мише стало лучше. Ты, наверное, не поверишь… но он так и сказал, что жалеет, что вы незнакомы. Нет, он, конечно, не так сказал, дословно это звучало как-то вроде: «А твой Степнов-то, оказывается, нормальный пацан, твоё счастье, что мы раньше не пересекались», но смысл, наверное, тот же, да?.. А я, кстати, заканчиваю статью… Ту самую, надеюсь, ты помнишь. Редактор, как услышал, так теперь всё требует… требует… – Она помолчала. – Саш, я… Ей всегда удавалось поражать стойкостью, когда другие унывали и опускали руки, в каком-то смысле она когда-то была его опорой, и сколько он потом не старался, никак не мог вспомнить лила ли она хоть раз слёзы до того момента, когда резко выскочила из его объятий в тот страшный день, когда призналась. А в этот раз всхлип она не сдержала. – П-прости… Её каблуки негромко касались пола, словно, как и она желали стыдливо и тихо удалиться. Наверное, что-то должно было кольнуть в глазах, застрять в горле, сжаться в груди или ещё как, но тело, или всё-таки оболочка (Саша ещё не мог определиться и думать на эту тему), оказалось лишено подобных проявлений, как и лишено голоса, чтобы пошевелить губами и издать хотя бы звук. Хотя звук, который бы напомнил, что он ещё жив. *** Когда время тянется неспешно, не обремененное никакими заботами, ему теряется счёт. И Саша тоже потерялся в том, сколько он пребывал в таком странном состоянии, посещал ли его кто за это время и слышал ли он ещё чьи голоса. Первым, что заняло его голову, оказались собственные ощущения. Вернее их полное отсутствие. Затем его заинтересовал глупый вопрос: почему, если его ладонь при желании проскальзывает через стену, он в таком случае не может провалиться сквозь пол. Несуразица. Саша ходил по палате, стараясь не смотреть на самого себя, выглядывал в окно, а потом решительно направился к двери и просто прошел через неё. Таким же образом он прошел через несколько человек в коридоре, через стены других палат, а кто-то спешно сам проходил через него, и спустя несколько часов, парень сделал для себя первое открытие. Оказывается, люди уже давно забыли и перестали замечать, что для всего требуется усилие. Даже для того, чтобы встать с места или протянуть руку за ручкой, ложкой или ещё чем. Так Саша объяснил себе, почему он временами может спокойно сидеть на диване, забираться на тумбочки, регистратуру и сидеть там, свесив ноги. Стоит только ему захотеть и даже сильно не пытаться, как он пройдет через эти предметы. Эта странная мысль объясняла, и почему остальные проходили через него. Сами того, не замечая, они стремились, прикладывали усилия, вот и получалось. Оставался вопрос, как же быть с полом, но после нескольких экспериментов всё встало на свои места – он при желании проваливался. Только существовало одно «но»: через землю он не проваливался. Может, какой-то закон физики или ещё что-то в этом роде, но и реанимация, где сейчас находилось его настоящее тело, как это ни странно, располагалась на первом этаже. Впрочем, долго открытие голову Саши не занимало, он свыкся с положением и перестал обращать внимание. Вдоволь набродившись по коридорам, парень вернулся к себе, расселся на койке, задрав на нее ноги, и уставился на самого себя. Очень хотелось себе что-то сказать, возможно, неприятное или хотя бы стукнуть, и тут его голову посетили новые идеи. Да, еще в незапамятные времена разные девчонки иной раз пытались уговорить его посмотреть очень «интересные» фильмы про любовь, верность, долг… Саша тогда характеризовал это всё одним точным словом – лабудой. Но какие-то обрывки, как ни странно, он всё-таки помнил. Вот и пользуясь ими, он устремился в коридор за новыми открытиями. Однако здесь его ожидал полный провал… Сколько парень не прикладывал усилий, злился, сосредотачивался, абстрагировался, а ни одна дверь от его стараний так и не открылась, ни один предмет со стола не упал, ни одна лампочка не разбилась, и даже ни один листок со стола и на миллиметр не сдвинулся. Оставалось признать: в тех фильмах, наверное, соврали. *** В один из дней Саша бродил возле больницы и, остановившись, смотрел, как качались по ветру ветки деревьев. Он протянул руку и с горечью подумал, как же не хватало этих простых ощущений: того, как кожи касается прохладный ветер, как нос улавливает запах приближавшейся осени, а на глазах разливается её золотая палитра, чем всё тусклое, что, как он понял за эти дни, виделось ему. Всё, чем сейчас можно было насладиться, это, наверное, шелестом листьев. Впрочем, Саша одернул руку, хмуро осмотрелся и вдруг отметил знакомую Инфинити на парковке. Парень быстро направился в здание больницы и, оказавшись у палаты, с удивлением обнаружил отсутствие возле нее кого-либо. Саша серьёзно напрягся и тогда совершил второе для себя открытие – он каким-то образом мог улавливать и различать голоса и звуки на расстоянии. Так он и услышал голос Карпова. – …я не понял, ты мне что этим хочешь сказать? – недовольно спрашивал тот. – Станислав Михайлович, я же вам объясняю… – А можно как-то конкретней? Или ты предпочитаешь какие-то другие методы разговора? Так я устрою, это недолго. – Ну вот же, смотрите… Саша задрал голову и понял, что голос доносился откуда-то сверху. Как раз где-то наверху и находился кабинет главврача, чей голос при желании тоже можно было узнать. Нет, дара левитации Саша в себе не открыл, потому и отправился к лестнице. – Я, по-твоему, что, в этой хрени что-то понимаю? – Это снимок я взял из карточки, его сделали ещё после прошлогодней аварии. – Дальше что? – Этот после выписки, когда, полагаю, Александр приходил на осмотр, а этот сделали мы. Вот так вот, невооруженным глазом, не находите, что первый и последний почти идентичны? Саша на лестнице прошел сквозь какую-то девушку и резко остановился. Посмотрел ей вслед. Где-то он видел эту шатенку. Точно, мгновенно вспомнил он, она приходила с заявой, что сперли сумку. Отвлекшись, парень не сразу заметил, что упустил возможность слышать Карпова, как и его собеседника. К тому моменту, когда он добрался до этажа, Стас хмуро вышел навстречу, прошёл мимо – похоже, ничего хорошего он не узнал – и направился вниз. Саша пошёл за ним следом. Карпов уселся в Инфинити и несколько мгновений молча смотрел на своё отражение в зеркале. Саша пристроился на соседнем от него сидении и по старой привычке попытался дернуть ремень безопасности, затем, шевеля губами, беззвучно выругался и отметил, что они тронулись. Судя по направлению, они ехали в «Пятницкий».