Эдана

Решение отправиться к Тори после возвращения с дежурства на стене появилось из ниоткуда, возникло, словно естественная потребность. Я не сомневалась и не задавалась ненужными вопросами о целесообразности своего выбора, я просто направилась прямиком в тату-салон, не заглядывая в столовую на ужин или в свою комнату. Когда я вошла в шумное накуренное помещение, где музыка, жужжание тату-машинок, голоса и смех сливались в единый равномерный гул, Тори была у своего рабочего места. Ее длинные темные волосы волнами спадали вниз, закрывая ее лицо и руки. На кресле перед ней развалилась девица с ярко-белым ирокезом, неестественно тонким и кажущимся даже острым. Я решила окликнуть Тори и предупредить, что я намерена попасть к ней сразу после этой клиентки, а затем пошла к бару. Тут почти не было людей. В одном углу стойки собралась небольшая компания и с громким гоготом слушала какую-то историю. Недалеко от них сидели два парня: один показывал что-то руками и всё указывал пальцем на лист бумаги перед ними, а второй молча кивал и рисовал, зачеркивал, стирал и перерисовывал. Я умостилась подальше от них и заказала себе водку с энергетиком. В последнее время это был мой любимый коктейль, он быстро доводил до состояния беззаботного веселья и приятно горчил. В нем не было никакой неестественной сладости или сильного фруктового аромата, которые так не нравились мне в других напитках. — Привет! — прозвучало очень близко и одновременно почти неразличимо на фоне общего шума. Я оглянулась к источнику звука. Рядом со мной, перевалившись через стойку, оказалась Крупная девица, попавшая когда-то в мой отряд и постоянно возникающая в одной компании со мной, то флиртующая с одним, то целующаяся с другим. Мне она никогда не нравилась. И сейчас, желая побыть наедине с собой, я была ей особенно не рада. Но улыбнулась. — Привет! — ответила я, разглядывая ее. Ее непослушные волосы неопределенного цвета были собраны в пучок, виски и бока были выбриты, в ушах виднелись черные изогнутые рожки сережек. Черная — тесная для ее необычайно мясистого тела — футболка с названием бара и тату салона спереди. — Тебя сюда распределили? Крупная активно закивала. — Тебе налить еще? — Нет, спасибо, — и для наглядности придвинула стакан поближе к себе. Я собиралась и вовсе отвернуться, но Крупная снова подалась ко мне над стойкой. — Видела Тимоти? — поинтересовалась она и выразительно скосила глаза в сторону. Я посмотрела в том направлении и сначала безразлично скользнула взглядом по мастеру, согнувшемуся над рукой клиента. А затем разглядела в последнем Тима. Он лежал, подложив одну руку под голову. В его ушах были наушники, их белый провод тянулся по черной футболке вниз, Тимоти покачивал ногой в такт музыке. Он смотрел в потолок, то прикрывая в дремоте глаза, то снова поднимая веки. В последний раз я видела его во время оглашения результатов и распределении почти две недели назад. С тех пор он, казалось, не изменился внешне, но сейчас выглядел совершенно непривычно для меня: резкий и угловатый в холодном свечении ламп. Во время нашей встречи Рут рассказывала, что Тимоти держится особняком, ни с кем не водится и ее саму предпочитает избегать, хотя приветливо поддерживает разговор, если к нему все же заговорить. Я чувствовала свою вину. Это из-за меня он так изменился и замкнулся, на этот счет у меня не было никаких сомнений. Перемена поведения не была на самом деле чем-то страшным, с чем нельзя было смириться, но я винила себя за необратимость жутких изменений. И в то же время отчетливо понимала, что не стану перед ним извиняться. Потому что — хоть причиной новых повадок Тимоти и была, вероятно, я — мне было не по силам что-либо изменить, а раз так, то нет смысла напрасно ворошить еще не затянувшиеся раны. Крупная девица, определенная в бармены, еще приставала с расспросами о разведке и Дарре, но вскоре освободилась Тори и я, коротко махнув на прощанье и влив в себя остаток коктейля, двинулась к ней. Обойдя кресло, я села спиной к Тори и, собрав волосы в кулак и отведя в сторону, показала пальцем на шею. — Тут, — коротко пояснила я. — Знак Бесстрашия. Спустя час я шла по влажной прохладе пустынных коридоров, упиваясь приятным ощущением пощипывания и печения сзади на шее, где в черном кругу пылало пламя Бесстрашных. Жажда, мучившая меня весь день, была утолена, и я не могла сдержать довольную улыбку. Слабые покалывания и приглушенное жужжание машинки очень нравились мне. При одной мысли о безграничности возможностей для новой татуировки у меня шла кругом голова. Кажется, как и большинство лихачей, я заболела искусством рисунков по коже и уже никогда не смогу остановиться. Я задумалась о том, чтобы попробовать нарисовать что-то особенное, что-то персонально моё для следующей работы Тори, когда вышла на мостик над Пропастью, а потому темный силуэт на другой стороне проигнорировала. Я разглядела Эрика, только когда он ступил на мост и вышел из тени на слабый свет, проникающий через высокий стеклянный потолок. Он быстро шагал навстречу мне. Губы привычно поджаты, смотрит исподлобья. — Спасибо за комнату, — выпалила я дерзко и громко прежде, чем осознала, что собираюсь говорить. Эрик взметнул бровь и немного замедлился. Он шел слева от меня, ближе к поручню. Я — справа, у ничем не ограниченной от смертоносной Пропасти стороны. — И за то, что пытался протянуть в командование, — добавила я все с тем же вызовом, но уже намного тише. Эрик поравнялся со мной и остановился. — Это было настолько нелепо и грубо, что плохо ассоциируется с тобой, — продолжала я, всё снижая голос. — Слухи разошлись по всей фракции. Он наклонился ко мне, вглядываясь сужеными глазами в лицо. Отступать мне было некуда. Я лишь немного подвинула ногу назад, придвинула вторую, но делать еще один шаг уже не могла. Сзади клокотала Пропасть. — Ей-богу, Эрик, это просто позор, — не унималась я, с тупым безразличием осознавая, что он сейчас толкнет меня. Сделает еще один шаг навстречу, ему не придется поднимать руки, он просто вытеснит меня своей грудью с моста. Убьет меня, а завтра спокойно выслушает новость о том, что внизу найдено тело молодой разведчицы. Оступилась, наверное. Вчера пила в баре, ее видели, а ночью или случайно упала, или наложила на себя руки. Бывает. Холодный ужас стал подниматься от ног, сковывая мышцы в предельном напряжении. Самоуверенные мысли о том, что Эрик нуждается во мне — болезненно и против своей воли — были вытеснены из мозга страхом. Ему ничего не стоит толкнуть. Это вполне в его натуре. И вопрос лишь в том, захочет ли он этого. Шансы пятьдесят на пятьдесят. Или даже семьдесят на тридцать в пользу моей гибели.