Эдана

Чем меньше времени оставалось до завершающего зачета, тем больше мы тренировались, едва успевая отвлечься на сон. Тренировки становились комплексными и всё более запутанными. Нас разбили на три отряда, выводя посменно на патрулирование. В группах по два или три человека нас отправляли на сбор разведданных, учили оказывать первую медицинскую помощь, заставляя оттачивать умение накладывания повязок под перекрестным огнем. Не прекращалось моделирование страхов. Оценки ставились за каждое принятое решение, каждое движение и каждое попадание, а потому имена в таблице постоянно мелькали и меняли своё местоположение. В тройке аутсайдеров постоянно происходили изменения, и вместо трех обреченно пытавшихся смириться со своей участью, было около десятка панически вздрагивающих новичков. Они использовали каждую свободную минуту, чтобы добраться до доски и облегченно вздохнуть или раздосадованно выругаться. Мы с Даррой и Крепышом из врожденных вращались в первой тройке, поочередно заменяя друг друга на первом месте практически после каждой тренировки. Тимоти с переменным успехом барахтался в первой десятке, Рут то соскальзывала к двадцатому месту, то взбиралась на семнадцатое. — Весьма… похвально, — отметил Кинан. Мы сидели в столовой за поздним ужином. Большинство столов уже пустовали, компания из пяти человек: Кинан с другом, Рут, Дарра и я — сидели в самом углу и лениво ковыряли вилками в тарелках, создавая видимость поглощения пищи. — Куда нас могут распределить? — спросила я, не отрывая взгляда от остывшей темной жидкости в чашке, отдаленно напоминающей чай. Кинан пожал плечами. — Сложно предугадать. Всё зависит от того, сколько сейчас есть вакансий. — Друг Кинана кивнул, со скрипом отковыривая от бифштекса небольшой кусочек. — Вы все трое можете попасть в командный состав, но может быть так, что в командовании нету свободных мест. Мы с Даррой переглянулись. Сегодня вечером первое место в таблице досталось Крепышу. Он обскакал нас в упражнении на силу и выносливость. — Кроме того, — Кинан истерично хохотнул. Его глаза недобро сверкнули. — Вас могут назначить командиром патрульного отряда. Так что несильно обольщайтесь насчет погон! Это была плохо скрываемая зависть. Младшая сестра — девчонка! — обошла брата-первопроходца, да еще и с громадным разрывом. Я смерила Кинана взглядом, неприятно пораженная проявлением таких отрицательных эмоций. Нелепо было бы отрицать, что он — человек цельный, не состоящий исключительно из светлых и хороших качеств. Кинану были присущи злость и надменность, они редко проявлялись сполна, но часто сквозили в его словах и действиях. Такими были многие — если не все — Бесстрашные, и теперь, пройдя практически через всю подготовку, я понимала, что эти качества вырабатываются рефлекторно и становятся отличительными чертами членов фракции лихачей. Доводя себя до предела, каждое утро заставляя свое противящееся тело выполнять тяжелую работу, мы становились сконцентрированными на цели, зациклившимися на достижении лучшего результата, а оттого бывали злыми сами с собой, если что-то не получалось, и с другими, если они оказывались проворнее, сильнее или находчивее. Мы с завистливой злостью и жесткой решительностью гнались за опередившими, и с надменностью смотрели на тех, чьи имена барахтались в нескольких десятках номеров от нас. Во мне — заносчивой и задиристой с самого детства — эти качества стремительно развивались, и я чувствовала себя вполне органично и спокойно, пока не наступал момент осознания кардинальности изменений. Как за ужином с братом. Я оглядывалась на себя прежнюю, внимательно всматривалась в друзей и видела необратимость перемен. Мне было спокойнее считать это развитием, необходимым для становления нас как Бесстрашных. Вот только во сне я часто оказывалась у себя дома, в Эрудиции, и папа заклинал меня не потерять себя, не изменить себе, остаться человеком. А утром оставался неприятный горький осадок, который приходилось выдавливать из себя через пот и слезы неимоверных усилий. Во время последнего пейзажа страха, завершающего этап психологической подготовки, одного из решающих зачетов, я справилась за семь минут. Четверка неопределенно вскинул брови и невнятно что-то промычал. Было непонятно, это похвала за быстрый результат или неодобрение того, что Эрик из страхов никуда не делся. Я вышла из кабинета, растирая саднящую шею, в которую несколько недель делали инъекции, не желая даже думать о том, как отреагируют все Лидеры на запись моего пейзажа. Как себя будет вести Эрик. Мое моделирование для него не секрет, возможно, он уже подготовился к предстоящему рассмотрению результатов. А, возможно, это всё осложнит. Потому что и для меня его страхи больше не секрет. В этот последний день десятинедельной подготовки посторонние Бесстрашные начали проявлять к нам непривычное внимание. Те, кто прежде предпочитали нас не замечать, сегодня собирались вокруг тира или рингов, где все новички в едином последнем порыве на пределе возможностей боролись за места. Я несколько раз замечала огненно-рыжую шевелюру Кинана, но как ни всматривалась в лица зрителей, не находила среди них Эрика. Это было непривычным и странным, он всегда приходил на тренировки, следил за продвижением подготовки, а финальные зачеты вдруг проигнорировал. Я увидела его уже вечером, на оглашении результатов. Нас выстроили в шеренгу в Яме, все Лидеры — среди них и хмурый Эрик — и инструкторы стояли над нами на пролете одной из металлических лестниц. Макс говорил о том, как возмужали мы за десять недель, как стали похожи на Бесстрашных, и как бесследно потеряли облик старых фракций. Говорил о важности нашей прежней фракции, о мире, о правильности четкого разграничения обязанностей. Рут хмыкала и все шептала: — Ну да, ну да, конечно. Я не слушала ни ее, ни Макса. Я смотрела на Эрика, силясь разглядеть выражение его глаз. Расстояние, угол и освещение сильно изменили его: он выглядел тоньше, чем был на самом деле, лицо было серым и угловатым. Он казался уставшим и напряженным, а не привычно злым и надменным. Во мне вспыхнул и тут же потух призрачный нелепый порыв взбежать по лестнице к Лидерам и вопреки их удивлению — поражению, шоку, возмущению — и сопротивлению Эрика, обнять его и, уткнувшись носом в грудь, втянуть знакомый запах его одежды и тела. Меня уносило бурным потоком в воспоминания о его губах и прикосновениях, я вовсе выпала из происходящего. Вернула меня к реальности Рут, взвизгнувшая неожиданно громко и тонко: — Сейчас объявят! Весь день таблица была пустой, мы не видели, как влияли на место наши результаты, не знали, кто стал лучшим, а кто вылетит. Потому, когда Макс взял планшет и опустил голову, по толпе новичков пробежал гул волнения. — Дарра Мэнникс! — После некоторой паузы громко объявил Макс, и от звука его голоса — и от первого места, доставшегося Дарре — я вздрогнула. — Командный состав! Кто-то издал невнятный звук, не то вздох, не то свист. А затем в паузе запала полная тишина. В ней я слышала, как гулко и быстро колотиться где-то в животе мое сердце. — Эд О'Лири! Я зажмурилась, до боли сжимая кулаки за спиной и вгоняя ногти в кожу. Сердце стучало очень быстро и громко. Я напряглась всем телом, опасаясь, что прослушаю вынесенный мне вердикт. Но голос Макса прозвучал оглушительно, будто сразу внутри моей головы: — Разведка!