Эдана

Эрик стоял, все так же скрестив руки на груди, и хмуро смотрел на экран. Когда изображение — оно немного опаздывало, я успела рассмотреть последние секунды своей галлюцинации — исчезло, он опустил голову и уставился в пол. Долго молчал, рассматривая свои не зашнурованные ботинки, и я успела обреченно признать, что ошиблась. — Что это должно доказать? — спросил он тихо и хрипло, не поднимая взгляда. Я поднялась с кресла, стягивая с себя датчики. — Разве это не ответ на твои вопросы? Бровь с серьгой дернулась вверх, и по сонному лицу растеклось выражение надменности. — Меня многие боятся, — сказано едва ли не с гордостью. В плане, показавшемся спросонья идеальным, оказался один значительный просчет: Эрик. Нельзя ничего доказать человеку, не желающему верить. Но отступать некуда. Мне нужно выполнить всё, что я намерилась сделать. Чтобы быть уверенной, что я попробовала действительно всё. Сейчас останавливаться нельзя. Я сжала в руке пучок проводов, впиваясь ногтями в ладонь. — Да, — голос звучал необычно твердо. Я удивилась его звучанию. — Боятся. Тебя, потому что ты можешь легко и без зазрений совести перечеркнуть их будущее. Эрик склонил голову на сторону, глаза сузились. Он внимательно слушал, — он обдумывал увиденное и услышанное, — вглядываясь в мое лицо. И молчал. — А я тебя не боюсь, — я сказала это вслух и поняла, что так оно и есть на самом деле. Когда-то да, я боялась, ненавидела себя и его за этот страх. Возможно, еще вечером я боялась Эрика. Но не сейчас. — Я боюсь тебя потерять. Ты сам видел, наравне с самими близкими. И мне не страшно принести себя в жертву ради тебя. Эрик всё еще молчал, силясь взглядом проникнуть в мой мозг, словно демонстрации моих страхов было недостаточно. — Ведь я не могу это подстроить, не могу это, — я махнула свободной от датчиков рукой на компьютер. — Просто представить. — Не можешь, — хрипло согласился Эрик. — В моделировании участвует твое подсознание. Я кивнула, желая подтолкнуть его к правильному выводу, но он не выглядел человеком, обретшим веру. Мне нужно предпринять последнее. Самое сложное. Словно между делом, я потянулась к пистолету и прокрутила его пальцем по скользкой поверхности кресла. Запасная ампула выкатилась из рукава в ладонь. — Рыжая, я не пойму, — одна рука взмыла вверх и бесцельно провела по волосам. — Зачем ты это делаешь? Его взгляд скользнул с моего лица на руку и пистолет под ней. В его взгляде была готовность, он едва ли осознавал, — не мог предугадать, — что я собираюсь сделать, но это было что-то на уровне инстинктов. Он просто был готов к тому, что я могу напасть. Как то было в драке с Тимоти. — Я хочу, чтобы ты поверил. Спрятать ампулу и удержать ее в рукаве было много проще, чем незаметно зарядить ею пистолет. — Это ничего не даст, — темные глаза снова уставились в мое лицо, оценивающе и настороженно. — Если я поверю, ничего не изменится. Я пожала плечами, хотя мне вовсе не было все равно. Мне было нужно — жизненно необходимо, вот глупость, — чтобы изменилось всё. Или хотя бы что-то. — Ладно, — тем ни менее произнесла я, силясь придать своему голосу безразличного смирения. — Просто ты будешь знать наверняка. Я подтянула пистолет ближе к себе, не отрывая взгляда от Эрика. Он не согласится на моделирование, даже спрашивать незачем. Нужно напасть неожиданно, не дав ему отскочить далеко от компьютера и кресла, в угол, куда датчики не дотянутся. Нужно не дать ему времени на отпор. Вместо удара сразу уколоть. Как это сделать, как?! — Для тебя от этого не будет никакой пользы, — медленно произнес он, словно диктовал простые истины умственно отсталому. — Твое существование во Фракции не упростится. Я не стану снисходительнее из-за твоих глупых чувств ко мне. Ему потребуется доля секунды, чтобы разомкнуть руки, сложенные на груди. И еще доля секунды, чтобы встать в стойку. Очень ценные доли секунды, дающие огромное преимущество. Если всё сделать правильно. — Будь ты умной Эрудиткой, ты бы это поняла, и не убивалась бы понапрасну. Мой мозг отстал от тела, я сначала прыгнула, и лишь затем осознала это. Эрик тоже отреагировал с опозданием, так что не успел блокировать мою руку. Его кулак взлетел вверх, ударяясь о мою кисть с внутренней стороны и отталкивая в сторону, но я замахнулась достаточно сильно. Проведя длинную царапину на шее, игла всё же вошла в кожу, а спусковой крючок легко поддался на судорожное нажимание. Эрик отбился, уже когда инъекция была сделана. Он оттолкнул мою руку, замахнулся и ударил, и лишь тогда препараты подействовали. Удар пришелся мне в скулу, сильный, но, к счастью, неточный. Серые глаза Эрика на секунду сконцентрировали на мне гневный взгляд, а затем закатились. И вся его массивная фигура повалилась на пол. Игнорируя пекущую боль в щеке, отдающую в затылке, я присела. Провода датчиков, которые я все время сжимала в кулаке, прилипли к вспотевшей коже ладони и не сразу поддались. Я торопилась, а потому пальцы двигались неточно, выпуская и спутывая провода. Мне пришлось предпринять две попытки прежде, чем я сумела просунуть датчик под майку Эрика и закрепить там. Отпустив последний провод, я испуганно дернулась. Шум проливного дождя заполнил кабинет. Я привстала на коленях и уставилась в экран компьютера. Видеть чужую галлюцинацию было странно и страшно. Эрик — насквозь промокший и поникший под дождем — стоял среди стройных рядов одинаковых зданий. Серые двухэтажные коробки были легко узнаваемыми — поселение Отречения. Район — весь Чикаго — был пустым, это было чем-то совершенно очевидным и поразительно знакомым. Как мы похожи, Эрик, Лидер Бесстрашных, рожденный среди Отреченных. Все окна были зловеще темными, словно внутри домов были не пустые комнаты, а черные дыры, абсолютно необитаемый и беззвучный вакуум. Эрик поежился и осторожно сделал шаг. Не зашнурованные ботинки с хлюпаньем и чавканьем вступили в грязную лужу. Еще один тяжелый шумный шаг, и еще. Он шел вдоль домов, обреченно уставившись в грязное месиво под ногами. Но затем в луже что-то блеснуло. Короткий луч тусклого света. Эрик поднял голову и оглянулся. Быстрое движение света и тени в окне ближайшего дома, словно в комнате кто-то ходит с небольшим фонариком — или свечой — то поднося его к окну, то закрывая собой. Над головой прокатился тяжелый раскат грома, и Эрик поспешил к двери дома. Внутри было сухо и пусто. Тесная серая комната — как две капли воды похожая на ту из моего первого моделирования — была освещена слабым мерцающим светом, но источника — свечи, факела или камина — не было видно. Оставляя грязные мокрые следы на цементном пыльном полу, Эрик топтался на месте, обводя взглядом пустое помещение, а затем из ниоткуда появилась я. В узком синем платье и с туго связанными в конский хвост волосами — необычайно яркое и точное воспоминание обо мне в день Теста, в день, когда мы с Эриком впервые встретились — я прошла в центр комнаты и остановилась. Я реальная, в комнате моделирования, стоящая на коленях рядом с Эриком, встрепенулась. Свечение исходило от меня, уютное и нереальное. Светились волосы, кожа, я вся. Это мягкое свечение наполняло комнату — Эрика — теплом. Но затем у самого пола, вздымая серую пыль, скользнул сквозняк. Ветер обогнул меня и превратился в размытую тень, стремительно парящую в воздухе и набирающую четкую форму. Тень превратилась в Тимоти. Он замер — всё еще полуаморфный, но различимый — прямо передо мной, и свечение — спокойствие и тепло в Эрике — начало угасать. Сгущались тени, и вскоре комната оказалась вновь пустой. Темной, заброшенной. Ее потолок оказался проваленным, груда обломков валялась на полу, и на них плотной стеной падал дождь. Эрик снова оказался один в целом городе, безнадежно пустой изнутри, как и Чикаго. А затем он очнулся, всего спустя несколько минут после начала моделирования. Я не ожидала столь скорого пробуждения — я справлялась со всеми страхами не меньше, чем за пятнадцать минут — и потому не смогла оказать сопротивления. Эрик подхватился на ноги, схватил за воротник и швырнул в стену. Сорвав все датчики разом одним быстрым взмахом руки, он подскочил ко мне и придавил шею предплечьем. — Ты подписала себе смертный приговор, идиотка, — прошипел он. Глаза зловеще сверкали, губы кривились, на шее напряглась вена, а на коже вдоль царапины проступили небольшие крупицы крови. — Всего один страх, — сдавленно прошептала я. Воздуха не хватало, горло болело, но я не могла оправиться от увиденного. Не могла вернуться к реальности. — Всего один, разве это возможно? Эрик зарычал и встряхнул меня. Расслабленное тело легко поддалось, шея прогнулась, и я громко стукнулась затылком о стену. Резкая боль разбудила меня. Зрение обострилось, и я сконцентрировала взгляд на побагровевшем от злости лице Эрика. — Как такое возможно? — поморщившись, спросила я. — Как может быть, что мы так похожи? Эрик не ответил, его губы дрогнули, но он промолчал. Рука, прижимающая меня, мелко дрожала от напряжения. — Как может быть, — прохрипела я, почти задыхаясь. — Что ты… Пришлось сглотнуть. — Что ты меня тоже любишь? ..