Глава 12. Марш-бросок.
2 августа 2015 г. в 22:50
Остаток среды и весь четверг я почти не вспоминала о порезах на руке и ребрах. К вечеру четверга то, что отдавалось болью лишь во время силовых тренировок, стало болеть постоянно. Небольшой порез на руке быстро взялся коркой и почти не беспокоил, а вот рана на боку стала сильно чесаться. В душе я рассмотрела, что вокруг тонкой линии пореза набухает покрасневшая кожа. От этого воспаления края раны стали раздвигаться, — вместо срастись, — и в образовавшейся дыре я видела темную вязкую смесь крови и нагноений. Желтоватой жидкостью оттуда сочилась сукровица.
Мои самостоятельные попытки прочистить рану и наложить повязку казались — в процессе — весьма удачными, но утро пятницы началось с озноба и боли, охватившей всю левую сторону туловища.
После недолгого тревожного сна я проснулась вся в поту задолго до всеобщего подъема. Забившись в дальний угол душевой, я дрожащими руками отвернула футболку и повязку. Рана выглядела ужасно: на воспалившихся краях проступили большие ярко-красные пятна, противной желтой слизью блестел гной. Болело не только снаружи, но и глубоко внутрь.
Зажав во рту край футболки вместо кляпа, дрожащими руками я принялась заново очищать рану, не жалея антисептических средств. Вокруг меня на грязном кафельном полу растекалось пятно, в нем грудой валялись грязные куски ваты и бинта.
Мне нужно было к врачу, и то очень срочно. Инфекция распространилась из небольшого пореза, я чувствовала ее во всем теле и в голове, я чувствовала, как от нее слабели и ныли мышцы. Но в пятницу потыкаться в лазарет было поздно. Мне нужно было это сделать еще вчера или в среду, сразу после спарринга. Тогда ситуация была намного проще и мне практически не потребовалось бы лечения. Сейчас же меня напичкают антибиотиками и уложат на больничную койку.
Я на такое согласиться не могла. Сегодня в обед начинался пеший пятнадцатикилометровый марш-бросок, завершающий второй этап подготовки. Ткнись я к доктору, на моем месте в первой пятерке можно было поставить крест. Или и вовсе на существовании в Бесстрашии. Кто знает, за неучастие в зачете меня запросто могут выгнать.
Так что, перевязав рану потуже, я отправилась на завтрак, — хотя аппетита не было, и я лишь ковырялась ложкой в тарелке —, а затем вместе со всеми направилась в тренажерный зал, где Четверка провел нам инструктаж, и мы принялись готовить снаряжение.
— Выглядишь ты неважно, — сообщил мне Дарра, когда мы выстроились у столов, собирая и заряжая автоматы.
— Спасибо, — хохотнула я, сдерживая себя, чтобы не сморщиться.
— Я серьезно, — он отложил автомат на стол и, наклонившись вперед, заглянул мне в глаза. — Мне кажется, тебе не стоит идти с нами. Ты выглядишь больной.
— У меня нет выбора, — пожала я плечами, силясь придать своему лицу и голосу безразличие.
Я и сама понимала, что марш-бросок будет стоить мне многого. И чувствовала себя куда хуже, чем выглядела. Я понимала, что Дарра прав, но согласиться с ним не могла. Пропустить финальный зачет второго этапа — непозволительная роскошь для меня.
— У тебя есть выбор, — не унимался Дарра. — И выбор этот сейчас между здоровьем и местом в таблице.
Я молча покачала головой, показывая всем своим видом, что разговор исчерпан, и меня не переубедить. Рут, подоспевшая на помощь, прибегла к крайним мерам.
— А что, если ты не переживешь поход?
— Что за глупости! — вскрикнула я, и на нас обернулось несколько новичков и Четверка. – Рут, не ерунди. У меня лишь небольшая царапина, а не смертельное ранение.
О том, что инфекция и тяжелая нагрузка и впрямь могут меня убить, я старалась не думать. Убравшись от друзей подальше, я закончила подготовку — затягивание ремней набедренной кобуры и взваливание рюкзака на спину мне дались с большим трудом и адской болью — и направилась к месту старта.
Дарра и Рут не оставляли попыток остановить меня. Я видела, как они пытались уговорить Тимоти подойти ко мне, но он лишь боязливо косился в мою сторону и выполнять их просьбу не стал. Затем они подошли к Четверке и долго ему что-то объясняли, тот кивал, поглядывая на меня, а затем — перед самим стартом — подошел ко мне и внимательно осмотрел.
— Нездоровится? — поинтересовался он тихо.
— Ничего серьезного, — для инструктора я постаралась особенно, и улыбка, очевидно, оказалась достаточно бодрой, потому что он кивнул и отошел.
А затем мы двинулись в путь. Маршрут лежал через город, по руслу высохшей реки, вниз к стене, через ворота и вглубь леса в обход владений фракции Дружелюбия.
Где-то там, в лесу — по словам Четверки — находилась полоса препятствий, через которые нам предстоит пройти.
Лишь чудом держась на ногах и постоянно утирая с лица пот, я думала о том, что именно эта полоса может оказаться непреодолимой для меня, и пыталась представить, насколько много баллов я потеряю за неучастие в прохождении препятствий.
Лес, через который мы шли, перестал быть редким и легко проходимым. Между деревьями росли густые кусты и высокая трава, с каждым шагом приходилось буквально продираться через заросли. Ветки постоянно царапали лицо и шею, цеплялись за автомат и ремни на рюкзаке.
Я шла, чувствуя, что ноги отказывают мне. Жар достиг пика, я обливалась потом, а торс болел невыносимо, словно был весь насквозь изрезан и засыпан пекущим перцем. Я едва сдержалась, чтобы не вырвать, но подалась спазму и согнулась. Слабое равновесие было нарушено, и я повалилась прямо в траву.
Сознание я потеряла еще в падении, потому что удара о землю не помнила.