Эдана

Настойчиво, с напором хозяина, получившего то, что по праву принадлежало ему, Эрик исследовал моё тело. Его руки скользили по одежде, поглаживали и сжимали. Он прикоснулся ко всему, к чему мог, не прерывая поцелуй. Губы двигались уверенно и мягко, язык не врывался беспардонно, занимая собой весь мой рот, а невесомо ласкал губы и линию зубов, пугливо вздрагивая при встрече с моим. Эрик не причмокивал и не постанывал, не вертел головой из стороны в сторону и не норовил запустить руки сразу под одежду. Он не делал ничего из того, что попытался сделать Тимоти, что на каждом шагу делали Дарра и Рут, доводя меня до исступления. В каждом его легком движении чувствовались уверенность и опыт. Эрик, резкий, заносчивый и злопамятный, вдруг оказался весьма терпеливым, нежным и чутким. Он не кусал, не дергал и не щипал, показывая свое превосходство и старшинство, чего можно было бы от него ожидать. Напротив, он каждым своим действием стремился доставить удовольствие. От контраста между тем, кем было принято считать Эрика, и тем, каким он оказался в этот интимный момент, у меня подкашивались ноги. Прижатая телом Эрика к двери, я боялась дать своим рукам волю, потому обнимала его за плечи и шею, нерационально опасаясь того, что любое неосторожное движение, неправильное прикосновение заставит его оттолкнуть меня и снова обратиться в злобное чудовище. И я лишь чутко прислушивалась к нему, стараясь перенять его манеру целовать, крепкую и нежную одновременно. Мне не хватало воздуха, но шевелиться я не рисковала, не желая, чтобы он останавливался. Впрочем, спустя какое-то время, показавшееся в одночасье коротким мгновением и целой вечностью, Эрик всё же отстранился. И, поддерживая мою голову руками, гладя большими пальцами скулы и щеки, заглянул в глаза. — Рыжая, — прошептал он. — У меня есть имя, знаешь? — шепотом ответила я, пугаясь собственной неуместной дерзости. Но Эрик лишь улыбнулся, коротко и тепло. Такая улыбка никогда не касалась его губ прежде. Я была околдована ее радикальным отличием от привычных для него усмешек и ухмылок. — Знаю, Эд, — он наклонился и, коротко чмокнув в губы, снова заговорил: — Но мне больше нравится называть тебя Рыжей. — Я заметила. — Рыжая, — он склонил голову на одну сторону, потом на вторую. – Эд, тебе пора идти. Громом и молнией на меня рухнуло небо и вся тяжесть галактики за ним. — Что? Прогоняет? Просто поиграл, поиздевался, а теперь прогоняет наивную малолетнюю девицу? Но уголки его губ всё ещё были приподняты в мягкой улыбке, а в глазах, затопленных чернотой зрачков, горело теплое пламя. Это был не тот Эрик, который мог протянуть руку, предлагая помощь, а потом добить, стоило тебе потерять бдительность. Это был тот Эрик, который заботливо отодвинул меня в сторону, чтобы я не напоролась на дверную ручку. — Поверь мне, тебе лучше прямо сейчас отправиться обратно в вашу спальню. И лечь спать. Я покорно кивнула. — Ты ведь понимаешь, что никто не должен знать об этом, правда? Ещё отпусти колкость насчет моей бывшей принадлежности к Эрудиции, давай, состри про мои мозги. Я улыбнулась этому неожиданному мысленному бунту. Как можно быть влюбленной и одновременно ненавидеть? Эрик тоже улыбнулся и снова коротко поцеловал. — Иди. И поторопись. Я шла, чувствуя, как горят щеки и уши. Мне казалось, они должны были светиться ярко-красным в этом полумраке. Шаги гулко отбивались эхом от стен, меня обволокло теплым ощущением нереальности происходящего. Так не могло случиться. Так не могло совпасть. Эрик не может быть настолько двуличным. Или может? Или это не двуличность? В его заносчивости, крикливости и подлости можно было разглядеть много смысла. Он командир, он — ответственный за подготовку новичков. И его методы весьма действенны, если его целью было приучить к послушанию путем запугивания. Это не лишено резона. В его предупреждении о том, что мне не следует проболтаться о поцелуе, было больше заботы, чем нежелания утратить свой бесспорно агрессивный авторитет и отстраненность. До конца подготовки ещё больше месяца, и мне же лучше, если ни у кого не возникнет вопросов о том, как я попала на одиннадцатое место в таблице. Своими способностями и тяжелой работой или через постель Лидера? У Эрика есть некоторые цели, и пусть методы их достижения не отличаются деликатностью, сами они не перестают быть благородными. Его закрытость и нелюдимость нельзя ставить ему в вину, это лишь особенности. Я остановилась на пороге спальни, пряча глупую улыбку, и ловя себя на мысли, что оправдываю Эрика сама перед собой. Но это глупо. Он тот, кем он является, со всеми его острыми и колючими сторонами. Просто он умеет быть не только чудовищным, он умеет открывать нежное и ранимое нутро. Заснуть я не смогла. Ворочаясь в постели, я то вытягивалась во весь рост, то скручивалась калачиком, прижимая пальцы к губам и оживляя в памяти его вкус и тепло. Внизу живота крутилось тяжелое горячее ощущение неведомого прежде возбуждения. В голове мысли спутались с фантазиями. Я радостно обнаружила себя тонущей в глубоком океане всепоглощающей влюбленности. Меня как раз относило к глупостям вроде придумывания имен нашим будущим детям, когда в спальне зажегся непривычный красный аварийный свет и прозвучал металлический голос записи: — Тревога! Тревога!