Эдана

Первыми с расспросами на меня навалились Рут и Дарра, затем все новички сразу, потом в столовую на завтрак прибежал Кинан, и я лишь печально косилась в свою тарелку, понимая, что у меня остается все меньше времени, чтобы поесть. К вечеру пристальное внимание к произошедшему – и ко мне в частности – ослабло. И я понадеялась на то, что меня оставят в покое, но на следующий день меня вызвали с теоретического занятия по тактике и привели на заседание Лидеров для детального допроса. Я смотрела прямо на главного из них – Макса, не отвлекаясь на других, даже если они задавали мне вопросы. Я старалась избегать смотреть на Эрика, но все время, проведенное на заседании, чувствовала, что он впился в меня пристальным взглядом. На третий день ко мне уже не приставали с вопросами и, наконец, пустили к Тимоти в палату. Его обещали продержать там ещё не меньше пяти дней, и таким образом он пропускал большинство лекций по тактике и разведке, и продолжающиеся тренировки по рукопашному бою и стрельбе, но ни одного практического занятия по тактике. Так что с четвертого дня, когда Тимоти уверенно сказал, что он уже достаточно окреп, я приходила к нему вечером с учебниками и конспектом и пересказывала всё услышанное на лекции. Раз к нам присоединились Рут и Дарра, один раз просто заглянули спросить, как дела, но в основном исчезли с горизонта, поглощенные влюбленностью друг в друга. Насколько я могла судить, Тимоти воспринимал всю информацию и – на вскидку – не очень отставал от остальной группы, но главная проверка моих стараний была впереди. Через неделю планировалась проведение первого занятия по практическому оттачиванию техники ведения боя в городе и тактике, но Тимоти не выглядел готовым к тому, чтобы присоединиться к нам. Перед выездом Дарра, Рут и я заглянули к нему, и выглядел он неправдоподобно бодрым, позитивно настроенным на то, что будет сидеть в палате, вместо того, чтобы повеселиться в городе, стараясь захватить вражеский флаг, удержав при себе свой. - О, р-ребята! – он сел на кровати и спустил ноги. – Привет! Его натянутая улыбка неприятно скребла внутри. Разговор не клеился, над каждой неловкой шуткой Тимоти преувеличено громко смеялся, и мы все ощущали, что зря пришли. Ему нужно было побыть одному. Но он был слишком дружелюбен, чтобы это показать. Когда подошло время отправляться на поезд, все заметно выдохнули с облегчением. Мы, отшучиваясь, уже начали сбивчиво прощаться, когда Тимоти вдруг посерьезнел, чем нас немало напугал, и произнес: - Эд, т-т-ты могла б-б-бы за-задержаться? И переведя взгляд на удивленных Дарру и Рут, остановившихся в двери: - Эт-т-то н-на-насчет наших з-з-за-занятий. Это была ложь, мы все это поняли, но Дарра и Рут всё же ушли, прикрыв за собой дверь, а я осталась послушно стоять. Встав с кровати, Тимоти сделал ко мне несколько неловких шагов. Он прихрамывал и кренился на сторону, широко взмахивая рукой для равновесия. Его лицо было бледным, почти как в ту ночь, когда я нашла его на полу, а на лбу выступали капли пота. Глаза болезненно блестели, и я испугалась. Он выглядел так, словно не поправиться в ближайший месяц, но у него была неделя, максимум неделя в запасе! - Эд, - он сплел пальцы рук и принялся их заламывать. Плохой знак. – Я о-о-обязан те-тебе с-с-своей жизнью. Если б-бы н-не-не ты… И ты п-п-помогаешь м-мне не-не от-т-тставать… Он истерично хохотнул, потупив взгляд. - Э-это т-т-так т-т-трудно. Н-не м-могу с-с-собраться. - Тим, - я подалась вперед и положила ладонь ему на локоть. – Если ты собираешься благодарить, то этого не стоит делать. Ведь… - Эд, - зашептал он, подступая ближе. – Д-д-дело не-не в б-б-благодарности. Я л-л-люблю т-тебя. Громадная ледяная глыба с оглушительным треском сдвинулась вниз и, стремительно ускоряясь, рухнула на меня. - Уже д-д-давно. Я не сразу поняла, почему мне стало трудно дышать. Я видела, что Тимоти наклоняется ко мне, видела приближающееся лицо, видела его закрытые глаза прямо перед собой и чувствовала на щеке его горячее дыхание, но мозг отказывался понимать, что всё это значит. Потребовалось несколько секунд, чтобы я почувствовала, – не только увидела – что Тимоти меня целует. Постепенно в голове отозвались участки, ответственные за мои ощущения, и так же постепенно – от едва различимого до вполне ощутимого – я почувствовала его губы. Холодные и неуверенные, они несмело прикасались ко мне. И совершенно ничего не вызывали. Никаких теплых чувств. Никакого волнения. Пустота. Я подняла руки и, упершись в грудь Тимоти, оттолкнула его. - Тим, я… Распахнулась дверь. Еще очень близко друг от друга, пойманные с поличным, мы обернулись на звук. На пороге стоял Эрик. Его глаза были черными («Эрик, твои глаза»), они неподвижно уперлись в мое лицо, не замечая присутствия Тимоти. - В поезд, - прохрипел он едва слышно, не отводя от меня взгляда. – Бегом. Он резко развернулся и быстро зашагал прочь. Что-то словно пронзило его, проткнуло насквозь. По его лицу – по черным глазам – это было видно. Что это? Злость? Досада? Раздражение? Ревность? В поезде мы избегали друг друга. Набрав себе команду, он ушел в другой вагон. Моего имени – Рыжая – он не назвал. Я осталась под началом Четверки. Я именно осталась. Почему-то Четверка был уверен, что Эрик меня заберет к себе. Так что мое имя не называли до самого конца. Ревность?! Я сидела на полу вагона, скрестив ноги и упершись лбом в колени. Дарра и Рут оказались в команде Лидера, так что сейчас они меня не донимали расспросами, и я была рада. У меня было около десяти минут на то, чтобы обдумать произошедшее. Есть ли малейший шанс того, что Эрик может приревновать меня? Нет, решила я, такого шанса нет. Я не могу ничем привлекать Лидера. И эта мысль болезненно пульсировала в висках. Это я в какой-то момент решила, что могу быть ему интересна, дерзила и хамила, слепо полагая, что это сойдет мне с рук. Но то, что я думаю об Эрике, им не движет. Не может двигать. И полно об этом думать. О чем стоит побеспокоиться, так это о Тимоти. Он не выказывал – или я не хотела видеть – никаких признаков влюбленности. Никакого флирта, как то было у Дарры и Рут. Никаких якобы случайных прикосновений, как у Дарры и Рут. Никаких общих дел, как… Никаких? Я больше недели навещала его в палате, мы сидели в закрытой комнате вдвоем. И я рассказывала ему услышанную перед обедом лекцию, показывала в конспекте и книге важные моменты, а он… А Тимоти смотрел на меня. Я словно не замечала этого, объясняя это тем, что он внимательно меня слушал, а потому неотрывно следил. Но как много он на самом деле слышал из того, что я говорила? Насколько глубоко его увлекало рассматривание моего лица? - Не убирай, т-т-тебе так к-к-красиво, - сказал он, когда я попыталась связать волосы, все падающие на глаза и мешающие читать. Тимоти ведь из Дружелюбия, часть ценностей этой фракции навсегда останутся в нем. Так я объясняла его комплименты? Кому ещё он говорил комплименты? Ведь мы практически всё время вместе, он и не общается больше ни с кем. Всё время вместе. Он даже… Стоп. Он даже с вечеринки ушел, потому что перед тем ушла я, – пусть этого толком и не помню, – и ему нечего там было делать. Тимоти не просто стеснялся влюбленных Дарру и Рут. Он хотел проводить время так же со мной. И пошел искать меня? В ту ночь он пошел за мной? Хотел мне всё сказать, ведомый пьяной смелостью? Получается, он пострадал из-за меня. - Подъем! – Скомандовал Четверка. – Подъезжаем. Тимоти не оказался бы в том коридоре, не дал бы возможности на себя напасть, останься я рядом. - Приготовиться! Я спрыгнула одной из первых, надеясь оставить все мысли в вагоне, но они выпрыгнули вместе со мной.