Эдана

Кровать вращалась с бешеной скоростью, и мне казалось, что я вот-вот с нее свалюсь. Я лежала, уставившись в потолок, и слушала размеренное сопение спящих. Рут на соседней кровати беспокойно вертелась во сне. Кто-то в дальнем углу снова бормотал, его голос был приглушен, будто он говорил в подушку. Вцепившись руками в край кровати, я напрасно надеялась заставить мир вокруг меня остановиться. Вращение продолжалось. Закрытие глаз не помогло, стало только хуже. Я сдалась и села. Глубоко вдохнула и медленно выдохнула, подавляя желание вырвать. Только этого еще не хватало. А впрочем, подумала я, может, оно и к лучшему. Надеясь, что станет легче, я отправилась в туалет. Легче стало, совсем немного, но и этого было вполне достаточно. Комната ещё пошатывалась у меня под ногами, но в целом плохое самочувствие, как по мановению волшебной палочки, отступило. Я жадно напилась воды и, выждав несколько минут, пошла обратно. Ложиться не хотелось, я понимала, что не усну. Потому решила пройтись. Так, казалось, мне легче. Захватив с собой куртку и бутылку воды, я, стараясь не шуметь, невообразимо шатаясь, поднялась по ступенькам и вышла из спальни. Вне помещения, лишенного окон, и наполненного влажностью общей ванны и дыханием трех десятков выпивших новичков, было свежо и прохладно. Меня начал бить озноб, но вместе с тем в голове заметно прояснилось. Я шла по коридорам, направляясь на улицу. Я хотела вдохнуть ночной воздух. Может, даже пробежаться, чтобы выгнать из себя весь алкоголь. Мой первый опыт — не считая двух глотков пива — в этом деле оказался неудачным, и я не намеревалась повторять попытку. Да, какое-то время было довольно весело, но оно не стоило всего этого. Я шла, понимая, что виляю по коридору, но идти прямо не могла. Я изо всех сил приказывала мозгу вести тело по прямой, но ноги делали неровные шаги, то расходясь, то переплетаясь. В голове немного шумело, но прежняя свистопляска прекратилась. Увидев впереди себя черную тень на полу, я не придала ей большого значения, приняв пятно за неосвещенный участок коридора. Нелепость, которая могла придти в голову только пьяному человеку. Затем я решила, что это груда мусора. Такое предположение тоже меня, пьяную, не смутило, хотя прежде я никогда не видела мусора, валявшегося посреди коридора на территории Бесстрашия. А потом груда пошевелилась и едва слышно что-то прохрипела. Человек! — выстрелило у меня в голове, и я бросилась к черной тени. Тень оказалась длинной фигурой, облаченной в форму новичка. Руки фигуры были прижаты к животу, ноги раскинуты в сторону. Дыхание было хриплым и прерывистым. Лицо казалось очень знакомым. — Тимоти! — истерично взвизгнула я, и это крик пронесся по коридору эхом. – Тим! Что… Господи, что с тобой? И вдруг все стало четким, перестало шуметь в голове, и неконтролируемая мягкость тела исчезла. С небывалым хладнокровием, отставив бутылку на пол, я решительно взялась за руки Тимоти и отвела их от раны. Нож вошел, насколько я могла судить по порезу на куртке, в живот, немного сбоку. Разрез в ткани был всего один, и это дарило надежду. — Тим, слушай меня, — не отдавая себе отчет, я расстегнула куртку и стянула с себя. — Мне нужно согнуть твои ноги в коленях, ладно? Его лицо, мертвенно-бледное, даже серое, зловеще светилось в полумраке. Глаза, темные и слезящиеся, неотрывно смотрели на меня. — А потом подложить тебе что-нибудь под голову. Понимаешь? Он коротко кивнул, плотно сжав побелевшие губы. Подхватив его под коленями, я потянула вверх и подалась вперед, заставляя ноги согнуться, упереться в пол и так замереть. Тело Тимоти мне никак не помогало. — Тим, эй! — Я наклонилась над ним, на скорую руку сворачивая куртку в некое подобие валика. — Расскажи мне, как это случилось? Он всё так же неотрывно смотрел на меня, и я увидела, как дернулось его лицо. Тимоти нервно сглотнул, его взгляд скользнул по мне на бутылку. Окровавленная рука приподнялась и вильнула в сторону воды. — Нет, Тим, — я покачала головой. Пользуясь тем, что он отвлекся на бутылку, я быстро отвернула края куртки и резким движением задрала футболку вверх, открывая доступ к ране. — Тебе нельзя пить. Пока нельзя. Он приглушенно прокашлялся, стараясь не напрягать живот. Из неширокого, но, несомненно, глубокого пореза сочилась густая темная кровь. В полумраке коридора я не могла рассмотреть, была ли это только кровь, или к ней примешалось что-то еще. Я не могла оценить серьезность ранения. — Я ш-ш-шел… — Он замолк, поморщился и, открыв глаза, продолжил: — Т-т-ты ушла, а Р-р-рут и… и…. и Д-дарра… он-н-ни цел-ловались… и-и-и я р-ре-решил п-прогуляться… Я должна была чем-то зажать рану, надавить на неё, прекратив доступ крови, но никак не могла сообразить, сверху или снизу нужно давить. Это знание просто было выметено из головы алкоголем. И ещё я никак не могла придумать, чем прижать. Нужна была ткань, но свою куртку я подложила под голову, а с него снять я ничего не могла, не хотела его шевелить. Ладно, решила я, опустив взгляд на себя. Футболка так футболка. Всё равно под ней есть спортивный топ. — Продолжай, Тимоти, — намотав немного ткани на руки, я резко дернула в разные стороны, разрывая ее напополам. — Кто это сделал? Ему было трудно говорить. Это было видно. Вероятно, болел живот, от страха путались мысли, а горло, скорее всего, пересохло. Но я не могла дать ему попить, не зная, куда проник нож. Как и не могла дать Тимоти замолкнуть и потерять сознание. — Ну же?! И, словно подталкивая его к тому, чтобы он подал голос, я сложила руки на его ране, прикрыв ее куском футболки, и надавила. Тимоти приглушенно вскрикнул и таки заговорил: — Не знаю… И-и-их бы-бы-было т-трое… О-они б-б-бы-были в… в… ч-чем-то вроде м-м-ма-масок. Н-не в-в-видел л-лиц. Ублюдки, пронеслось в голове. В масках и вряд ли в формах новичков. Продумали заранее, как им остаться неопознанными. Законченные отморозки. Вложив всю злость, всю обиду и весь страх в голос, я привстала над Тимоти, не отпуская раны, и что было мочи закричала: — Помогите!