Проклятые вечностью

      Солнце неумолимо клонилось к закату, освещая заснеженные горные вершины кровавым заревом, но для несчастных путников, нашедших убежище в небольшой пещере, часы будто остановились, замертво рухнув на укрытую белесой изморосью землю. И если раньше время кружило их в бурном водовороте, то теперь, шутки ради, сковало эту необратимую вспять реку нескончаемых минут вечным льдом, остановив ее стремительное течение. Видимо так всегда бывает, когда завершается эпоха или из жизни уходит смысл, а образовавшаяся в душе пустота заполняется мрачной обреченностью.       Казалось, что безысходность царила всюду: ее духом пропитался воздух, о ней пели лесные птицы, о ней перешептывались деревья, а ветер подхватывал ее эфемерный силуэт и уносил вместе с надеждой, разнося по свету, оповещая каждое существо о грядущей катастрофе. В тот час смерть властвовала в сердцах и мертвых, и живых, сея повсюду горечь и боль потери, а пожиная отказавшиеся от борьбы души.       Никто не решался нарушить гробовое молчание, окутавшее пещеру. Украдкой поглядывая на Анну, Ван Хелсинг несколько раз пытался вырвать ее из вихря мрачных, сводивших с ума мыслей, но все его попытки терпели сокрушительное поражение, сталкиваясь с нерушимой стеной безмолвия, воздвигнутой в сознании принцессы. Все это время она неподвижно сидела подле тела графа, проливая кровавые слезы. Заключив его ладонь в своих руках, девушка будто соединилась с ним в единое целое, не желая отдавать возлюбленного в холодные лапы костлявой седовласой старухи, пытаясь вытащить его обратно.       Отчасти, так оно и было. Принцесса до сих пор отказывалась верить в то, что в очередной раз ее шаткое счастье разрушилось. Она отвергала реалии, погружаясь в мир собственных фантазий, приносивших ей некоторое успокоение. Перед глазами в причудливом танце кружились образы счастливого, но короткого прошлого: первый поцелуй, первый полет, первая близость с мужчиной. Поразительно, в скольких вещах граф стал для нее первым, а потому еще более дорогим и незабываемым. Но внезапно этот круговорот воспоминаний остановился, и всё ее существо окаменело. Не сумев выдержать всей тяжести бремени, упавшего на хрупкие девичьи плечи, Анна выкрикнула его имя, и крик боли, сила которого потрясла её саму, разорвал тишину, до краёв наполняя бездну отчаяния.       Этот вопль, будто рвущий на части её сущность, был таким ужасным и душераздирающим, что у Ван Хелсинга похолодели пальцы, а Карл от неожиданности и вовсе повалился на землю, молитвенно сложив руки. — Господи, охрани, — дрожащим голосом прошептал он, уставившись на принцессу, припавшую к груди графа. — Анна, — пытаясь преодолеть боль, изнутри терзавшую все его тело, проговорил охотник, но слова, которые он так упорно репетировал в своем сознании несколько часов кряду, застыли на языке, обратившись бессвязными хрипами. А что он, собственно, мог ей сейчас сказать? Никакие слова соболезнования не способны были вернуть к жизни того, кто перешел границу миров; никакими слезами нельзя было затушить огонь, сжигающий ее душу. В очередной раз судьба явила им свой жестокий лик, и с этим ничего нельзя было поделать. — Время может отнять у нас все, кроме любви, — глядя на умиротворенное лицо графа, проговорила принцесса. Никто из присутствующих так и не сумел понять, к кому из них были обращены эти слова, скорее всего, они просто вылетели в пустоту, теряясь в окутавшем пещеру мраке, но девушка не остановилась, захваченная потоком собственных мыслей, не обращая ни на кого внимания, она продолжала: — Раньше я не сомневалась в том, что зло способно ненавидеть, но теперь я знаю, что зло способно еще и любить. Он открыл мне врата мира ночи, и я поняла одну истину: не все его обитатели являются порождениями ада. Вправе ли мы вообще были судить о том, что является злом, а что добром? Всю смертную жизнь я потратила, пытаясь искоренить зло, но его не стало меньше, как не стало меньше и добра... А почему? Ты никогда не думал об этом, Гэбриэл?       Охотник не знал, куда ведет девушку стремительный поток мыслей, а потому не знал, что ей сказать на это, но она не стала дожидаться ответа. — Может потому, — продолжила Анна, — что одно не может существовать без другого, ибо все взаимосвязано. Зло должно быть в нашем мире, потому что только так мы можем научиться ценить добро, иначе нарушится гармония. Как свет не может существовать без тьмы, день без ночи, луна без солнца, так и я не могу... — она раздосадовано сглотнула, не закончив свою мысль. — Люди и вампиры будут вечными врагами, противоположностями. Теперь я понимаю, что вся эта вековая охота за ним была лишь потому, что мы даже не пытались его понять... Он был другим: не злым, не добрым... он просто стоял вне границ человеческого понимания, вне этого мира, а потому Валерий подписал ему смертный приговор, ибо только один вид может стоять на вершине пищеварительной цепочки. Такова наша судьба — вампиры и люди всегда будут злом в глазах друг друга, но я поняла еще кое-что: он не был истинным порождением преисподней, он просто пытался выжить в этом мире, пытался обрести покой, сохранить душевную целостность, но за ним неустанно следовала война, она его и погубила. Видимо, такие люди рождаются не для мира и процветания. — Анна, добро и зло – две стороны одной медали, два лика луны, если угодно. За ее светом таится мрак — это неизбежно, но то, с чем мы столкнулись сегодня, несет угрозу всему сущему, солнце может уже не взойти, а свет — навеки погаснуть. Наш священный долг остановить Мираксиса! — Остановить?! — вскричала Селин. — Мы попытались его остановить, и чем это закончилось? У нас нет ни шанса, ибо со смертью Дракулы умерла и надежда. Не осталось в этом мире ни вампира, ни человека, способного бросить вызов Мираксису. Нам остается лишь безучастно наблюдать, затаиться в каком-то дальнем уголке света, надеясь, что нас не найдут. — Но пророчество... — осмелился вклиниться в разговор Карл, — разве вам не очевидно, кто обрел облик истинного дракона? С кем должны сразиться сыны небес и преисподней? — О каком пророчестве ты говоришь? — с непониманием проговорил охотник. — О пророчестве со скрижали Лилит о том, что лишь воин Бога и воин Дьявола, объединив усилия, смогут одолеть Мираксиса, — пояснила Селин, откинувшись на камень. — Но мы потеряли одного бойца, проиграли бой, так в него и не вступив. Это конец. — Вот именно, мы проиграли бой, но впереди война... — возразил охотник. — Если предсказание верно... — Все пророчества — это лишь ересь, глупая выдумка! — злобно прошипела Анна. — Я утратила веру в них. — Анна... — прошептал Ван Хелсинг. Как у него сейчас болела душа за это создание, ставшее пешкой в столь жестокой игре. Досель она доблестно сносила все тяготы и лишения, падала, но находила в себе силы подняться, а сейчас... У нее не было сил, она сдалась, потеряла цель. И это было страшнее всего. Казалось, что она даже не могла больше проливать слезы, ибо до дна выплакала чашу собственной души. — Довольно этих сказок, — поднимаясь, проговорила она. В тот миг, впервые с момента обращения, ее лицо исказила чудовищная гримаса, а глаза запылали адским зеленым пламенем, и пламя это было столь устрашающе, что даже охотник попятился назад. — Я сыта этими лживыми пророчествами! — О чем ты? — настороженно спросил Гэбриэл. — О картине на стене в моем замке. Там говорилось о том, что лишь оборотень, Левая рука Господа, может убить Дракулу! Там говорилось о том, что лишь тебе подвластно это деяние, но... — взглянув на тело возлюбленного, Анна почувствовала, как к горлу подступает ком. — Но его убил Мираксис... — протянул Ван Хелсинг. — Я сожалею... но мы не можем так сдаться, иначе его смерть будет напрасной. — Он отдал свою жизнь для того, чтобы жили мы! Ты сам это сказал. По-твоему, если мы погибнем в этой обреченной на неудачу битве, это будет достойная плата за его жертву? — она хотела отомстить, хотела уничтожить Мираксиса, но сейчас боль была такой сильной, что руки опускались. — Анна, — прошипел охотник, — я не узнаю тебя! Неужели бессмертие лишило тебя отваги? — Скорее наделило мудростью. Довольно, я уже потеряла всех, кого любила. Я не хочу потерять еще и вас. Селин права, наша смерть не сможет ничего изменить! Я готова пойти за тобой хоть на край света, но сейчас это бессмысленная жертва на потеху Мираксису. — О каком пророчестве ты говорила? — поинтересовалась Селин, хранившая до этого времени молчание. — О том, что Валерий увековечил на тайной картине. Не знаю точно, откуда оно взялось и чьему авторству принадлежит, но сейчас это не имеет никакого значения, — с раздражением бросила принцесса. — Отнюдь, — отрицательно покачав головой, проговорила вампирша, присаживаясь у тела графа. — Пророчества бывают двух видов: правдивые и ложные, — если исключить последние, то первые так же можно разделить напополам: те, что можно изменить, ибо они повествуют лишь о грядущих событиях и времени, не предрекая их результата, и те, что являются непоколебимыми, ибо их скрепила печать самого Создателя. Они не говорят о том, что произойдет и когда, они дают лишь знания того, каков будет результат... — Что за чепуху ты говоришь? — с непониманием спросила Анна. Ван Хелсинг так же стоял, как пораженный громом, с изумлением наблюдая за Селин. Сколько всего из мира Тьмы еще оставалось сокрыто от его глаз? Сколько тайн хранила ее душа? Он понимал: на то, чтобы принять свою новую сущность, вампиры и оборотни, порой, тратят не один десяток лет, но сейчас он находился в кругу друзей, которым была не важна его природа, но все равно как никогда чувствовал себя чужим.       Даже Анна смогла принять свое новое обличие, она пошла дальше, преодолела барьер, а он... он не мог этого сделать. Сейчас в нем жило одновременно три разных существа, раздирающих его своими противоречиями: ангел скучал по покинутым небесам, человек хотел обрести покой на земле, а оборотень жаждал крови, прокладывая душе верную дорожку в ад, — а Гэбриэл никак не мог решить то, к кому прислушаться в этот час. Краем уха слушая повествование Селин, у него никак не получалось сосредоточиться, а потому смысл сказанного ускользал от его понимания. Это превращалось в наваждение, лишавшее рассудка. — Она говорит о том, — произнес Карл, — что в пророчестве со скрижали точно говорится о том, что в ночь парада планет в битве с драконом должны встретиться объединенные силы света и тьмы, но ни слова не говорится о том, кто одержит верх в этой войне. Если же говорить о пророчестве с картины, то там нет ни строчки о том, когда произойдет сражение. Повествование хранит лишь сведения о том, чья рука может убить Дракулу. — Все равно не понимаю, — прошептала Анна. — Если пророчество непреложно, то Мираксис не мог его убить! — Но он мертв! — заливаясь слезами, проговорила принцесса. — Предсказание обманчиво. — А если все-таки нет? — оголив запястья на обеих руках, проговорила Селин. — Что ты хочешь сделать? — поинтересовался Карл, подходя ближе. В такие моменты в его душе всегда просыпался азарт ученого, а потому даже явная опасность не могла его остановить. — Кровь — это источник жизни. Мираксис забрал ее до последней капли, нанеся смертельные для любого другого вампира раны, но он не знал о пророчестве... Каким-то образом это скрылась от его всевидящего ока в момент единения с твоим сознанием, — при этих словах вампирша многозначительно посмотрела на Анну. — Когда старейшины нашего клана переступают порог векового сна, происходит нечто похожее: целительная влага покидает их жилы, обращая тела в некое подобие мумий. А потом приходит черед возродиться... — прокусывая свое запястье, закончила девушка. Из ее вен кровь хлынула в разорванную рану вампира, оставляя алые пятна на его изодранной сорочке. — Ты думаешь, что это поможет его вернуть? — с надеждой в голосе проговорила Анна. — Только, если предсказание правдиво... — протянула Селин. — Дорожная сумка... проверь ее...       Карл кинулся к лежавшей в самом дальнем углу пещеры суме Дракулы, вытряхивая из нее вещи. Рубаха, сюртук, какие-то ветхие свитки, серебряный кинжал тут же полетели к его ногам, пока на самом дне он не нашел несколько бутылей с алой жидкостью. — Кажется, нашел! — воскликнул послушник. — Давай сюда, — проговорила Анна, выхватывая сосуд и вливая в рот вампира. Тут же вниз по губам устремилась небольшая струйка, но ничего не произошло. — Ее слишком мало, — бессильно осев на пол, проговорила Селин. — Есть еще моя, — вспоров себе вену, пролепетала Анна. Сейчас, когда в ее сердце забрезжил слабый луч надежды, разгоравшийся все сильнее с каждой каплей потерянной крови, она не могла сдаться.       Голова нещадно кружилась, перед глазами предстали картины прошлого, а потом принцесса, едва не потеряв сознание, опустилась у тела графа. — Анна, остановись, — вмешался охотник, пытаясь оттащить девушку. — Ты погибнешь! — Нет, — покачав головой, бросила она. — Я хочу быть уверена в том, что сделала все, чтобы его спасти. — Ты сделала все, но если ты продолжишь, то, несомненно, погибнешь, а Влад, может, и не вернется к жизни. Он бы не хотел этого... — А я не хочу жить без него! — никого не слушая, твердила она. — Ладно, я помогу, — проговорил Ван Хелсинг, засучив рукав. С наступлением сумерек он почувствовал себя значительно лучше. Боль, терзавшая его изнутри, отступила, раны начали постепенно затягиваться, а рассудок немного прояснился.       Гэбриэл слишком долго жил среди людей, научился смотреть на мир их глазами, сумел не только понять, но и прочувствовать философию истинной любви. Любить — значило не выбирать то, чего хотелось ему. Это значило выбирать то, что лучше для близких. Два дня назад он и пальцем не пошевелил бы, чтобы спасти вампира, а неделю назад собственноручно вонзил бы ему в сердце серебряный кол, но сейчас, глядя на страдания принцессы, охотник хотел лишь помочь... пусть даже его сердце разрывалось при этом от противоречий.       Анна была одной из тех девушек, которые аккумулируют всю энергию собственной души и сердца в любви, становясь нескончаемым источником силы для своих возлюбленных. Оглядываясь в свое прошлое, охотник мог с уверенностью сказать, что такие женщины рождались раз в тысячелетие. Теперь он понимал, что истинные крылья, позволившие графу вознестись, подарил ему не Дьявол, а эта хрупкая девушка, ставшая для вампира ангелом-хранителем. Теперь же оставалось только дивиться тому, насколько же уязвимым и жалким стало ее существование после его смерти, ибо она лишилась смысла бытия. — Нет, — прокричала Селин, отталкивая Ван Хелсинга к стене. — В твоих жилах течет волчья кровь, она не должна соединяться с кровью вампира! Никогда! Это может привести к непоправимым последствиям. — Каким? — вмешался Карл. — Многие считают, что это может быть возникновение нового вида гибридов, — ответила девушка, склонившись над вампиром. Но, к ее огромному разочарованию, граф не подавал признаков жизни. Его кожа по-прежнему была белее снега, а руки холоднее льда. — Ну что? — спросила Анна, подходя ближе. — Нужно время... и еще кровь... — отозвалась Селин. — Но где нам ее взять? — с надеждой взглянув на Карла, спросила принцесса. — Ну, уж нет... — процедил послушник, прижимаясь к стене. — Я на это не подписывался и не стану обедом для вампира. — Карл, — пропищала принцесса, с надеждой протягивая к нему руки. — Даже не проси. Это выше моих сил! — Лошади... — вмешался охотник, — мы привязали их на опушке недалеко от пруда. Если их не задрали волки. — Волки не охотятся днем, — заключила вампирша, — веди их сюда. — Я пойду с тобой, — проговорила Анна, ступая вслед за охотником. Слишком тяжким было происходящее в пещере для ее сердца. Она боялась даже представить себе то, что могло произойти в следующий момент. А Селин, в довершение ко всему, говорила о том, что нужно было ждать. А что может быть страшнее сейчас, чем тягостное ожидание? Нет, уж лучше она займет себя хоть чем-то... как-то отвлечется от этих мрачных дум.       Аккуратно ступая по покрывшейся снежной корке земле, девушка в молчании шла за охотником, искренне благодаря небеса за то, что тот не пытался начать разговор. Вскоре, нарушая зловещую тишину, послышалось обеспокоенное лошадиное ржание, а минутой спустя из темноты вырисовались могучие силуэты двух жеребцов. Даже сердце сжималось от жалости в тот момент, когда Анна задумывалась о том, на какую судьбу обрекает этих величественных животных. Взяв под уздцы вороного коня своего возлюбленного, девушка провела рукой по бархатистой шее, потрепав его по морде.       Воистину, конь был достоин своего господина. Черный как смоль; могучий, как древний исполин; опасный, как смерть; быстрый, как ветер, он нервно топтался на месте, предчувствуя нечто ужасное. Его огромные глаза, светившиеся каким-то демоническим огнем, прорезали мрак, а из ноздрей клубами валил пар. — Ты нужен своему хозяину, — склонившись к его уху, прошептала Анна. Будто поняв ее, жеребец послушно тряхнул головой, следуя за девушкой. — Ты должен спасти его...       Обогнув поляну, ставшую трагическим напоминанием о случившихся событиях, они, поддерживая друг друга, медленно шли вперед, затерявшись во мраке, но с каждым шагом Анна все больше проваливалась в беспамятство. — Ты отдала слишком много крови, — глядя на нее, проговорил Ван Хелсинг. — Это ничего... — отозвалась она, опираясь на его руку. — Я должна... — начала было Анна, но тут же замолчала, пристыженная собственными намерениями. — Что? — вопросительно подняв брови, произнес охотник. — Я должна перед тобой извиниться, — почти шепотом проговорила она. — За что? — Я не хотела, чтобы так все обернулось. Даже в самом страшном сне я не могла представить, что стану той, на кого охотилась всю свою жизнь и уж тем более... — она замешкалась, подбирая слова. — Все обернулось так стремительно, что я даже ничего не успела понять... Без колебания я бы отдала тебе свою смертную жизнь, свое сердце и свою любовь, но ветер перемен унес меня туда, где я должна быть. Точнее, к тому, с кем я должна быть. И за это я должна попросить у тебя прощения. — Анна, ты не должна мне ничего объяснять... — Если так, то почему я не могу избавиться от чувства... вины?       Ван Хелсинг остановился и, повернувшись к Анне лицом, заглянул в ее зеленые, словно весенняя листва, глаза. Признаться, и его терзало чувство неловкости в присутствии принцессы, а внутренний голос неустанно твердил о том, что в очередной раз он упустил нечто важное. В душе охотник до сих пор не мог смириться с тем, что девушка предпочла вампира, но сознание тут же восставало, грея сердце мыслями о Селин. Это было ужасно.       В очередной раз его душу начали раздирать на части три существа, владевших его телом. Ангел стремился к Изабелле, человек желал Анну, а оборотень взывал к Селин. Как священник молился Святой Троице, так и охотник преклонялся перед этими женщинами, хватаясь за них, как за спасительную соломинку. Это было наваждение! Оставался лишь один вопрос, кем он хотел быть сейчас? — Я проклят, — едва слышно прошептал он. — Что, прости? — переспросила принцесса, чувствуя напряжение в руке Ван Хелсинга, было очевидно, что он ведет какую-то внутреннюю борьбу, но девушка была не в силах понять всей глубины его терзаний, взволнованно глядя в карие глаза. — Я хочу быть человеком! Всего-навсего человеком! — практически прокричал он, притянув девушку к себе в жадном поцелуе. Анна чувствовала жар, струящийся сквозь его тело и плавно перетекавший в нее, обжигающий и леденящий одновременно. Сделав робкую попытку вырваться из рук охотника, она, в очередной раз, ощутила всю свою слабость. Голова до сих пор кружилась от потерянной крови, слабость в ногах стала нестерпимой и девушка стала оседать вниз, подхваченная сильной рукой. Негодование смешалось с каким-то странным, непонятным для нее ощущением, отчего стало еще страшнее. Ах, где же был обморок, этот верный спутник неопытных барышень. Стоило только потерять сознание, чтобы избежать этой неловкости, но у нее не получалось. Жар этого поцелуя горел на ее губах, как клеймо позора, а она безвольно прижималась к груди Гэбриэла, не имея даже шанса на то, чтобы вырваться. Но вот оно... будто высшие силы вняли ее немой мольбе, а может, силы окончательно покинули ее тело — она не знала. — Этого не должно было произойти, — шепнула Анна, теряя сознание у него на руках.       В эту секунду Ван Хелсинг и сам прекрасно понимал, что перешел черту. Его внутренние сущности одержали победу над здравым смыслом. Признаться, он и сам уже не знал, чего можно ожидать от себя в следующий момент. Это становилось невыносимо. Как? Как можно было одновременно любить трех женщин? Как можно было желать каждую из них с равной силой? Как мог он скатиться настолько, что, вкушая мёд одной, одновременно мечтал завладеть остальными? За одни эти мысли его стоило отправить в ад прелюбодеев, а он имел наглость грезить о небесах. Похоже, он слишком много времени провел среди людей и сделался подвластен соблазнам плоти и духа. Мысленно выругав себя за подобное кощунство, охотник пошел к пещере, сгорая от стыда.       Тем временем Карл, не сумев побороть природного любопытства, без устали расспрашивал Селин о таинствах обращения. Проведя столько времени в кругу бессмертных, он проникся к ним истинным интересом, пытаясь понять их иерархию, обычаи и законы. По сути, каждый вампирский клан, в его глазах представлялся неким подобием рыцарский орденов, независимым маленьким государством. — Что произойдет дальше? — поинтересовался монах, подходя к Дракуле. — Понятия не имею. Процессом пробуждения всегда ведали старейшины. Лишь избранные были посвящены во все таинства ритуала, а, учитывая произошедшее, исход может быть непредсказуем.       Склонившись над телом вампира, Карл стал пытаться найти малейшие метаморфозы в его облике, но все его усилия оказались тщетны: ни один мускул не дрогнул на лице графа. — Ничего не происходит! — повернувшись к Селин, отозвался он. — Нужно время. Если предсказание истинно, то у нас есть небольшой шанс. — А если нет... — Если нет, то все останется так, как есть – без изменений, — прижавшись спиной к стене, проговорила вампирша. Сейчас меньше всего ей хотелось с кем-то разговаривать. С тех пор, как охотник ушел вместе с Анной, прошло больше часа, а они будто растворились во мраке, потеряв путеводную нить обратной дороги. Ревность кольнула ножом ее сердце, но вампирша пыталась сохранять хотя бы видимое спокойствие, затаив в глубине души мрачные сомнения. — Они уже давно должны были вернуться, — задумчиво произнесла Селин. Глядя в пламя потухающего костра, девушка пыталась смирить бушевавшую в ее душе бурю, но с каждой минутой она разгоралась все сильнее. — Нужно пойти поискать их, — но полными страха глазами взглянув на Карла, она будто вмерзла в землю, издав едва уловимый вскрик. — Что... что такое? — подскакивая со своего места, воскликнул послушник. — Ты будто призрака увидела, — но в эту секунду его осенило, и холодок пробежал по позвоночнику, сводя все тело в немом ужасе, а губы задрожали от дурных предчувствий. — У меня кто-то стоит за спиной? — поинтересовался он, поворачивая голову. Карл даже не представлял насколько был прав. Развернувшись, послушник столкнулся с синими, как два огромных сапфира, глазами вампира, в которых, будто пламя адской бездны, отражались отблески потухающего костра. Аристократичные черты графа исказила хищная гримаса, губы скривились в пугающем оскале, обнажив удлинившиеся клыки, а вены на шее вздулись, будто пульсируя под белоснежной кожей. — «Пресвятая Дева, охрани!» — мольба пронеслась в голове Карла, но не успел он вымолвить и слова, пошевелиться, как Дракула набросился на него, впиваясь в шею. Кровь хлынула из разорванной раны, заливая монашескую робу, а несчастный, издав хриплый стон, обмяк в руках вампира. Все произошло с такой стремительностью, что Селин едва успела подскочить к ним, но оттащить вампира от своей жертвы никак не могла. — Пусти, — прокричала она, но Дракула отмахнулся от нее, как от назойливой мухи, ударив о стену.       Когда вампир очнулся от своего забытья, единственным, что имело для него значение, была всепоглощающая жажда крови, полностью завладевшая мыслями и лишившая воли. Равномерное сердцебиение послушника сводило с ума, оглушительным барабанным боем звуча в его разуме. Пробуждение было истинным кошмаром многих вампиров, ибо голоду, терзавшему плоть в первые минуты, невозможно было противостоять. В очередной раз Карлу не посчастливилось оказаться не в том месте, не в то время. — Не надо, — в очередной раз пропищала Селин, накинувшись на графа со спины, но, даже будучи обескровленным и растерзанным, Дракула был сильнее. Это была охота, и девушка знала, насколько может быть опасен раненый зверь, жаждущий крови. Если бы в эту секунду на них не налетел Ван Хелсинг, обратившись в зверя, у послушника не было бы ни шанса на спасение.       Откинув вампира в сторону, Гэбриэл устрашающе клацнул зубами, проскрежетав острыми, словно клинки, когтями по камню. — Тебе известно пророчество! — прорычал он, не зная того, что из пасти сейчас вырывается лишь отрывистый лай, но Дракула будто понял его, замерев у стены и обдумывая свои поступки. Сил контролировать и уж тем более сражаться с оборотнем у него сейчас не было, а чувство насыщения немного отрезвило рассудок. Выставив обе руки перед собой, вампир, принимая человеческий облик, уселся на камень. — Ладно-ладно, я тебя понял, — обхватив голову руками, проговорил Владислав. Давно уже граф не чувствовал подобной моральной и физической слабости, казалось, будто Мираксис не только растерзал его тело, но и изнасиловал душу, коснувшись самых сокровенных его тайн. — Он жив? — проговорил Ван Хелсинг, глядя на побледневшего послушника. — Да, — зажимая рану куском изодранной в клочья рубахи, проговорила Селин, но, когда теплая кровь коснулась ее пальцев, а запах ударил в ноздри, девушка отшатнулась от монаха в сторону, теряя контроль. Голод, терзавший ее плоть, услужливо напомнил о себе, и она едва сдержалась, чтобы не завершить начатую Дракулой трапезу. — Уведи его, сейчас же, — прошептала она, облизывая с кончиков пальцев вязкую жидкость. — Ему не место среди нас, по крайней мере, до тех пор, пока не утолим свою жажду. Где лошади? — У входа в пещеру! — на ходу бросил охотник, вынося своего друга на свежий воздух. Признаться, запах крови туманил и его разум, благо, что перед встречей с Мираксисом он достаточно плотно поужинал, а потому, мог еще сохранять ясность мысли. За спиной послышалось обеспокоенное ржание коней, а потом все стихло. Он знал, что произошло, но предпочитал об этом не думать.       Перетянув рану послушника, охотник влил ему в горло несколько капель абсента, а потом, сделав небольшой навес из лапника, положил подле него Анну, так и не пришедшую в сознание. Сожаление о содеянном давило на него грузом стыда, но, несмотря на это, он не сумел удержаться от легкого прикосновения к нежной щеке. Бархатистая кожа приятно обжигала руку, пробуждая в груди огонь желания, смешанный с горькой примесью досады. Ударив себя по лбу, чтобы отогнать непрошеные мысли, мужчина укрыл ее своим плащом, укутывая, словно маленькую девочку. — Тебе не стоит этого видеть! — прошептал он, направляясь к гроту. Собственно, как раз вовремя, ибо успел отхватить себе несколько внушительных кусков конины. — Что ж, судя по аппетиту, идешь на поправку! — с долей сарказма проговорил охотник, наградив вампира полным осуждения взглядом. Признаться, он готов был увидеть многое, но не такое. Гэбриэл всегда преклонялся перед красотой и грацией лошадей, но, увидев кровавую картину бойни, залитую кровью землю, человека, живущего в нем, невольно передернуло, а вот оборотень, напротив, возликовал, предчувствуя наживу. — Посмотрел бы я на тебя после такой передряги! Будто душу вынули, вывернули наизнанку и положили обратно! — отхлебнув внушительный глоток, отозвался граф. Теплая кровь, разливаясь по венам, восстанавливала силы, и уже через несколько минут Дракула почувствовал себя значительно лучше. Мысли заняли свои места на полках его сознания, голод поутих, а раны начали затягиваться, и лишь душа, гонимая псами преисподней, затягивала заунывную песнь отчаяния, но мужчина не испытывал иллюзий по этому поводу. Его телесные увечья залечивались быстро, а вот рубцы моральных страданий оставались навсегда, ибо душа была подобна расколотой вазе: даже собрав осколки воедино, уже невозможно наслаждаться прежней красотой и целостностью, потому что взгляд невольно будет зацепляться за сколы, а содержимое неизбежно утекать сквозь трещины, пока внутри ничего не останется. Граф это прекрасно понимал, ибо сейчас все его существо было подобно разбитой вазе, внутри которой была лишь пустота. — Хоть поймешь, наконец, что чувствуют твои жертвы, — без особых эмоций заметил Ван Хелсинг, усаживаясь около входа в грот. — Как Карл? — сцеживая остатки крови в стеклянные емкости, поинтересовалась Селин, желая перевести разговор в более спокойное русло. Она знала, чем чревато подобное пробуждение, прекрасно понимала, сколь нестерпимой бывает желание вкусить крови, а потому не могла осуждать Дракулу за то, что не сумел противиться своей природе. Признаться, сейчас она винила лишь себя за то, что не смогла предусмотреть столь предсказуемого исхода событий. Карл не должен был находиться с ними, так как его сердце звенело для вампиров, будто призыв к трапезе, каждую минуту заставляя бороться с естественными для них инстинктами. — Жив! — отозвался охотник, откусывая внушительный кусок, так и не сумев подавить животное желание съесть сырого мяса. С горечью для себя Ван Хелсинг был вынужден отметить, что оборотень все чаще завладевает его естеством, пробуждая в нем первобытные инстинкты. Он боялся этого, боялся того, что однажды навсегда утратит свой человеческий облик, и зверь полностью завладеет его разумом и мыслями. Чем больше он предавался манящему зову кровавого пира, тем сильнее росло в нем отвращение к самому себе, пробуждая в душе очередное противостояние. — А где Анна? — проговорил вампир, оглядев грот. Селин так же перевела вопросительный взгляд на охотника, пытаясь понять причину отсутствия принцессы. — Она... осталась с Карлом, — после некоторого промедления ответил охотник. Сказать сейчас правду он не мог, да и не хотел. Сам до конца не понимая собственных эмоций, Ван Хелсинг был вынужден терзаться в одиночестве, понимая, что никто из присутствующих не сможет стать вместилищем для его переживаний, разделив с ним тяжесть бремени трех существ, боровшихся за власть над его телом, душой и чувствами.       Дракула изучающе посмотрел на него, но так и не сумел прочесть мысли. Будучи не просто человеком, охотник научился скрывать собственную ложь, пряча ее за непроницаемой маской спокойствия. — Позови ее, — произнес вампир. — Ты забываешься, — прошипел Ван Хелсинг, — я не твой раб! — Не заставляй меня доказывать обратное, — с вызовом бросил Дракула, а в его глазах сверкнула столь ненавистная всем искорка. — Пусть и не полностью, но силы ко мне вернулись, и, поверь, их хватит на то, чтобы взять под контроль разум одного оборотня. — А ты не заставляй меня жалеть о том, что вернули тебя с того света! — вставая, прорычал он в ответ. — Думается мне, что это не твоя заслуга! — отмахнувшись от него, заметил граф, глядя на Селин. Сейчас он многое хотел сказать ей, хотел поблагодарить за спасение жизни, но впервые не смог найти нужных слов, хотя они крутились у него на языке. — Что? — не выдержав его молчаливого взгляда, поинтересовалась вампирша. Дракула ее пугал, заставляя чувствовать себя неуютно в его присутствии, но сейчас было в его глазах что-то такое, чего она не могла разгадать, некое тепло и человечность, которые, как ей казалось, он утратил в час, когда принял в дар свое проклятие. — Ничего, — отозвался вампир, приложившись губами к стеклянному сосуду. — Так ты приведешь сюда Анну или мне самому за ней сходить?       Выбирая из двух зол, охотник выбрал первое, про себя надеясь, что принцесса уже восстановила силы и пришла в себя. — Хорошо, — буркнул он, выходя из пещеры.       Темный крепдешин ночи уже укутал лес своим покрывалом, на котором, словно яркие кристаллы, сверкали звезды. Их холодное мерцающее сияние пробуждало в его душе жгучую ностальгию по покинутым небесам. Казалось, что это другие ангелы — его братья и сестры, с молчаливым осуждением взирают на него с недосягаемых высот, освещая ему путь своей лучезарной дланью. Ничего, когда-нибудь он заслужит прощение и сможет с ними воссоединиться под куполами облачных чертогов Всевышнего. Когда придет его смертный час, он вознесется к ним на могучих крыльях, оставляя за собой шлейф золотистого света, и его звезда вновь засияет на небосклоне, даря луч надежды страждущим, ищущим поддержки высших сил. Ну а пока он будет бороться, сделает все, чтобы избавиться от своего проклятия и не зависеть от прихотей непостоянной луны.       Подойдя к месту наскоро сооруженной землянки, он аккуратно снял навес, окинув девушку нежным взглядом. Сияние ночной владычицы дрожало на ее волосах, скользило по белоснежной коже, останавливаясь на слегка приоткрытых губах. Поразительно, как истинная красота может преобразить даже такую мрачную местность. Анна была подобна пришелице из другого мира, девушка словно перестала быть человеком, перестала быть вампиром, породнившись с ночью. Она неосознанно ощущала близость звезд, и синее ночное небо окутывало ее, будто плащом. В то мгновение душевный трепет охотника от присутствия чего-то божественного пронизывал воздух, оседая на мерзлой земле, тогда Ван Хелсинг прикрыл глаза, пытаясь прочувствовать глубину этого мимолетного видения, ставшего реальностью. В очередной раз он поразился тому, как новые ипостаси, постоянно борясь друг с другом, изменили его ощущение мира. Они будто заставили слепого прозреть, а глухого услышать. — Анна, — склонившись над принцессой, проговорил охотник, но девушка не ответила ему, не открыла глаз, лишь тихий, едва уловимый для человеческого слуха, стон вырвался из ее груди, а вот Карл постепенно приходил в себя, инстинктивно пытаясь отогнать от себя лихорадочные видения, мелькающие в его сознании. Открыв глаза, послушник с ужасом уставился на охотника, пытаясь понять, является ли случившееся с ним реальностью или страшным кошмаром. Прижав к горлу ладонь, мужчина, находясь в преддверии безумства, начал учащенно дышать. — Где он? Вы его убили? Убили это чудовище? — прохрипел он. — Не совсем... скажем так, мы обуздали зверя! — ответил Ван Хелсинг, подавая товарищу руку. — Вы с ума сошли? Он опасен! — с негодованием заметил Карл. — Для тебя, мой друг, опасен любой из нас. С каждым днем нами все больше овладевают животные инстинкты и жажда крови, а потому дальнейший путь мы проделаем без тебя! — подхватив Анну на руки, заметил охотник. — Что?! — Если мы погибнем, должен же кто-то поведать миру нашу истинную историю и предупредить людей об опасности. До ближайшей деревни придется идти пешком, а там ты возьмешь лошадь и отправишься в Ватикан. Рыцари Святого Ордена должны знать о том, какая опасность на них надвигается. Расскажи им о пророчестве, о моем проклятии, об Анне и правдивую историю о Дракуле. — А вы... — протянул послушник, с надеждой глядя на него. — Мы пойдем по тропе бессмертных, боюсь, тебе этот путь не по силам.       Карл кивнул в знак согласия и, вспоминая про себя все известные молитвы, поплелся вслед за охотником. Его ни капли не прельщала перспектива лицом к лицу столкнуться с Дракулой, но сейчас большого выбора у него не было. Один он точно сгинет в проклятом лесу, наполненном адскими тварями. — Что с ней? — обеспокоенно прохрипел граф, забирая возлюбленную из рук Гэбриэла, едва они переступили порог. — Потеряла сознание. Видимо, она отдала тебе больше крови, чем ты того заслуживал! — съязвил Ван Хелсинг. — Ей нужен отдых... — Ей нужна кровь! — прервал его граф, вливая в девушку вязкую алую жидкость. — Это единственное лекарство для вампира. В ней наша сила и наша жизнь.       И вновь часы потянулись нескончаемой вереницей минут. Костер потух, и постепенно морозное дыхание зимы наполнило пещеру, но никто из присутствующих даже не попытался распалить огонь вновь. Виной тому стал холод, будто сковавший их тела льдом, сделав несчастных своими пленниками. Но это был лишь мрачный фасад, за которым скрывалась истинная причина подобного поведения: пугающая обреченность, поселившаяся в их душах, моральное и физическое осознание собственного поражения, перебросили их за границу отчаяния. Все они были избранными, посланниками света и тьмы, представителями правящих династий, и все они были сброшены со своих сияющих тронов на самое дно адской бездны, где они были вынуждены скрываться от гнева древнего вампира, завладевшего тысячелетним могуществом старейшин.       Кутаясь в свою робу, Карл с опаской поглядывал на вампира, сидящего у противоположной стены, заключив Анну в своих объятиях. — Если ты думаешь, что я буду извиняться перед тобой или пытаться оправдать произошедшее, ты сильно заблуждаешься, — не открывая глаз, проговорил Владислав. — Тебе не место среди нас, а потому не надо винить меня в случившемся. Окажись человек по доброй воле с тигром в одной клетке, ты бы упрекал его в глупости, а не зверя в кровожадности.       Карл это прекрасно понимал. Более того, сейчас он бы предпочел находиться где угодно, но только не в окружении трех вампиров и оборотня. Даже его одинокая камера в подземелье Мираксиса была ему более желанна, чем обретенная свобода. Рана на шее ужасно пульсировала, повязка перетягивала горло и не давала дышать, не говоря уже о сердце, которое колотилось с ужасающей скоростью при каждом движении Дракулы. — Я и не жду от Вас извинений, — буркнул он, пододвигаясь к Ван Хелсингу. — И правильно делаешь! — прошипел граф, но тут же затих, склонившись над Анной. — Дайте мне еще один сосуд!       Когда очередная порция целительной жидкости коснулась губ принцессы, девушка инстинктивно приоткрыла их, жадно глотая каждую каплю. Гэбриэл был прав: она отдала слишком много и теперь должна была восстановиться. Все это время ей казалось, что она упала в какую-то пропасть, где не было ни времени, ни голода, ни страха. Это была пустота в высшем ее проявлении, ибо кругом не было ничего осязаемого. В какой-то момент девушке даже начало казаться, что и ее самой не существует, но вскоре все изменилось. Анна почувствовала, как чья-то невидимая рука медленно вытягивает ее из этой пучины. Это был свет в конце туннеля, и принцесса последовала на его зов без страха, без сомнений, без эмоций. Но к ее удивлению, раскрыв глаза, она не увидела огня преисподней, ибо ее встречал милый сердцу взгляд. — Я умерла и попала в рай? — проговорила девушка, коснувшись руки графа. — Нет, ты все еще в аду на нашей грешной земле, — с озорной улыбкой отозвался вампир, заправляя за ухо черную прядь. — А ты... — Да, я тоже здесь. — Слава Богу! — расслабившись в его руках, шепнула она, прикрыв веки. — Бог тут не при чем. Это вас мне стоит благодарить за спасение, — мельком взглянув на Селин, отозвался Дракула. Вампирша понимала, что с того самого момента, как ее кровь коснулась раны Дракулы, меж ними что-то изменилось, но никак не могла понять, что именно. Это было нечто сродни ее связи со своим создателем, но в тоже время отличавшееся от нее. — Может, нам пора уже обсудить дальнейшие действия? — поинтересовался охотник, пользуясь тем, что его товарищи все же решились нарушить тишину. — Какие действия?! — проговорил граф. — Все, что мы можем сделать сейчас – это подобно Виктору затаиться на окраине Европы, а еще лучше в Новом Свете, надеясь на то, что Мираксис нас не найдет. — И это все?! Мир в опасности, кругом гибнут люди, гибнут бессмертные! — вознегодовал Ван Хелсинг. — И люди, и бессмертные – не моя забота! И я не собираюсь в очередной раз отправлять в ад, чтобы их спасти. Ты думал, что я монстр и тиран, что ж, скоро тебе откроется истинная тирания обезумевшего от власти чудовища. — Возможно, для тебя это шанс заслужить божественное прощение и отпущение грехов, шанс перевернуть страницу и начать все заново. — Не будет новой жизни. Ты что, забыл о том, что случилось накануне? Единственный шанс, который у нас есть – это стопроцентный шанс умереть, если мы отправимся за Мираксисом. Мы не жертвуем любимыми, Гэбриэл; напротив, мы жертвуем собой ради них. Без сожаления я отдал жизнь и бессмертие за свободу Анны и Селин, а сейчас выбираю призрачную надежду на спасение. — Но мы не можем это так оставить! — Я могу, — раздраженно бросил вампир, — по глазам вижу, что готова и Селин, и этот горе-монах, и Анна... Лишь ты, забыв о здравом смысле, рвешься в бой! Так не терпится вернуться на небеса? Ну, так я могу помочь... — Я считаю, что он прав, — еле слышно проговорила Анна. — Мы должны хотя бы попытаться предотвратить катастрофу. — Что? — не веря своим ушам, переспросил Дракула. Только этого ему еще не хватало. — Только пару часов назад, потеряв надежду, я говорила то же самое, но сейчас я вижу, что светоч надежды есть даже в самой глубокой тьме, и твое возрождение стало тому подтверждением. Это знак, данный нам высшими силами. Я не желаю провести вечность в постоянных скитаниях, страхе и ожидании... Мираксис найдет нас — это только вопрос времени. Если уж чему-то ты и сумел меня научить, так это тому, что невозможно убежать от неизбежности. Я убегала, боясь принять свою новую сущность; я убегала, отрицая собственные чувства, хотя все это было предопределено самой судьбой. Довольно! Я не буду убегать от смерти: ее невозможно переиграть, ведь последнее слово всегда остается за ней. Бессмертие – лишь иллюзия. Я пойду с тобой, — глядя на охотника, проговорила Анна, но тут же, будто вспомнив о произошедшем меж ними, стыдливо увела глаза в сторону. Ван Хелсинг в ответ лишь благодарно кивнул. — До встречи с тобой весь мой мир составляли книги в библиотеке Ватикана да нескончаемые научные работы. Я бы тоже хотел пройти этот путь вместе... — Нет, Карл, — перебил его Гэбриэл, — твой путь уведет тебя в Рим. Если мне суждено остаться в живых, мы еще свидимся, но это война не для тебя, мой друг. — Он прав, — поддержала его Анна. — Рана ослабила тебя, ты просто не перенесешь тягот дороги... — в ответ послушник лишь раздосадовано всплеснул руками, покосившись на графа. — Я тоже пойду с вами, — отозвалась Селин. — Моя жизнь – это мой клан. Сейчас я изгнанница, но время меняет многое, и если я смогу защитить их от грядущей участи, я это сделаю. — Это просто глупо, — поднимая на нее глаза, проговорил Дракула. — Ты не сможешь остановить его. — Я хотя бы попытаюсь... — возразила вампирша. — Мы попытаемся!       Дракула не боялся смерти, напротив, он был знаком с ней лучше любого из присутствующих здесь. Она, как давняя подруга, шла за ним по пятам, пожиная загубленные им души. Он был ангелом Смерти, а она — его тенью. Не раз вампир спускался с ней в чертоги преисподней, но вскоре возвращался назад. И все начиналось сначала. Порой, ему даже казалось, что они с ней были неразделимы, как дух и плоть, а потому против этого безнадежного предприятия восставал не страх, а здравый смысл. — Ваша смерть будет неизбежной, и что самое главное – бессмысленной! — обхватив голову руками, промолвил он. Сейчас в нем боролись две стороны его души, и это было невыносимо. — Вы даже не представляете, с чем столкнетесь... — А потому я тебя прошу, — проговорила Анна, прикрыв своей рукой его ладонь, — не оставляй меня! Ты готов был умереть, пытаясь спасти мою жизнь, а сейчас на чаше весов куда больше: жизни тысяч невинных и будущее двух миров.       На это Дракула лишь иронично улыбнулся. Никогда он не думал, что любимая девушка будет просить его встретить свою гибель в бою вместе с ней. История, достойная трагедий Уильяма Шекспира. — Как в смертной жизни, так и в бессмертии, я был окружен врагами, и если такова моя участь, я буду рад встретить смерть в кругу друзей, — прижав Анну к своей груди, проговорил граф. — Отлично, — бросил Ван Хелсинг, — теперь осталось только найти способ убить Древнего вампира. — Его нет, — отрицательно покачав головой, произнес граф. — Лишь Древний может убить себе подобного, но... — он на миг замолчал, что-то обдумывая. — Но... — протянул охотник. — Если история Мираксиса не вымысел и он действительно нашел скрижаль Лилит, то, возможно, правдива и другая легенда. — Какая? — не выдержала Анна. — Раньше, когда мир был еще молод, первые вампиры, населявшие Землю, преклонялись перед своими прародителями: Каином и Лилит. Союз их был недолговечен и вскоре распался, но подобно Господу, создавшему рай для праведников и ад для грешников, они успели создать два мира, где могли быть заточены души вампиров после падения. Пустошь Каинитов стала неким подобием небес, а Ониксовый замок — преисподней. Когда завершилась первая война бессмертных, сам Каин и вампиры второго поколения канули в небытие, а прочие хранители этой тайны рассеялись по свету. Бытует мнение, что их души нашли упокоение в Пустоши, но до сих пор эта информация не была подтверждена. С веками эта история все больше обрастала домыслами, пока не превратилась в тлен давно умершей эпохи. Сейчас немногие вампиры знают эти сказания, а те, кто знают, не верят в них, точно так же, как в них не верил я. До этого момента... — Но если Мираксис побывал в Пустоши, значит, есть надежда на существование Ониксового замка! — проговорила Селин. — Именно, — кивнул Дракула. — И где находится эта легендарная обитель? — спросил Ван Хелсинг, обратив на вампира пронзительные карие глаза. — На Севере посреди Ледяной Пустыни есть темное плоскогорье трижды проклятого Лэнга, там высится гора Кадаф. На ее заснеженных вершинах стоит Ониксовый Замок, по преданиям, не имеющий ни окон, ни дверей. Его монолитные стены, прорезающие небеса рваными зубцами, и Сумрачные Врата испещрены магическими рунами, которые вырезаны самим Каином. Там заключены души мятежников, восставших против своих кланов. Древние не могут преодолеть этот барьер. — И как нам заточить Мираксиса в этот склеп? — поинтересовалась Анна. — Для начала нам нужно найти священный ятаган Барзаи с рукоятью из эбонита, сделать это возможно лишь в день и час Марса, при растущей Луне, ибо только тогда открывается портал в Ониксовый замок. — Прости, — недоверчиво произнес Ван Хелсинг, — правильно ли я понимаю, что для того, чтобы раздобыть этот кинжал, нам нужно посетить ад для вампиров? — Да! — отозвался граф. — Замечательно, — саркастично улыбнулся охотник, — и что дальше? — Затем, в день и час Сатурна, при убывающей Луне, нужно разжечь огонь из лавровых и тисовых ветвей и, погрузив лезвие в пламя, окрестить ятаган силой древних заклинаний. — День Марса... день Сатурна... что это за ересь? — бросил Ван Хелсинг, потирая переносицу. — В астрологии не только дни недели, но и каждый час суток управляются семью светилами, — пояснил Карл, наконец, чувствуя себя в своей стезе. — Если первый час суток управляется Сатурном, то второй час – Юпитером, третий — Марсом, далее Солнцем, Венерой, Меркурием и Луной. Эта последовательность планет повторяется каждые семь часов. Таким образом, если день помечать планетой, которая управляет первым часом, то за днем Сатурна следует день Солнца, затем следует день Луны, и так далее... Если говорить о древнеримском исчислении. Если же мы обратимся к Греции: традиционно днем Марса там считается вторник, а днем Сатурна – суббота. — То есть, нам нужно попасть к Ониксовому замку во вторник при растущей луне, — подытожила Селин, — а осветить клинок необходимо в субботу при убывающей. — Совершенно верно, — кивнул послушник, — если конечно эта история правдива. — Но вторник растущей луны будет через четыре дня! Если верить пророчеству на скрижали Лилит, то второго шанса у нас не будет, — подметила вампирша. — Какого еще пророчества? — удивленно подняв бровь, произнес Дракула. — Пока Карл был в заточении, ему удалось узнать о том, что края скрижали были испещрены странными символами. Мирабелла назвала их пророчеством Каина. — Ты помнишь точно, что там говорилось? — взглянув на монаха своими сапфировыми глазами, прошептал вампир. — Э... да... — запинаясь, начал Карла, — в день первой луны, залитой кровью, когда энергия Вселенной расчертит небеса единой стрелой, тогда рыцари света и тьмы соединятся вновь в битве против самой Смерти, принявшей облик древнего дракона. — В пророчестве говорится о вас с Гэбриэлом, — начала Анна, — мы смогли его расшифровать. В полнолуние января все планеты Солнечной системы выстроятся в линию, а Земля затмит Луну. В этот час на поле брани объединенные силы рая и ада должны схлестнуться с Мираксисом, ибо его демонический облик немногим отличается от дракона. Поэтому второго шанса отыскать Ониксовый замок у нас не будет. — Я смотрю, наше предприятие становится все более интригующим, — усмехнулся Ван Хелсинг, оглядев своих товарищей по несчастью. — На поиски разгадки тайны тысячелетия у нас остается четверо суток, а солнце заперло нас в этой пещере до заката, — презрительно фыркнул граф, глядя на порозовевшие небеса. Казалось, что высшие силы ополчились против своих отпрысков, подписав им смертный приговор. Тряхнув головой, чтобы отогнать от себя сомнения, вампир взглянул на Анну, и увиденное поразило его до глубины души. Еще никогда ему не приходилось видеть принцессу такой одухотворенной. Опасность, азарт истинного исследователя, жажда жить и желание спасти этот мир преобразили ее настолько, что девушка больше походила на воинственную богиню Древней Эллады. У их самоубийственной затеи не было ни шанса на успех, а она, несмотря на страх, терзающий ее душу, находила в себе силы на то, чтобы поддерживать остальных. — Ты знаешь эти заклинания для освящения ятагана? — поинтересовалась Анна, глядя на своего возлюбленного. — Они есть в одной из книг в библиотеке Ледяного замка, — ответил Владислав. — И как завершается этот обряд? То было кровавое время, когда любое ритуальное действо заканчивалось жертвоприношением... — задумчиво проговорила Селин, вспоминая древние языческие обычаи. — Когда языки пламени станут синими, можно считать это верным признаком того, что духи подчинились, отдав свою силу кинжалу, тогда нужно погрузить лезвие в заранее подготовленную смесь морской воды и петушиной желчи, в знак благодарности древним силам. На этом все! Пронзив сердце Древнего этим ятаганом, можно отправить его в обитель проклятых. — Он не убьет его? — поинтересовался охотник. — Нет. Он запрет его дух в Ониксовом замке до тех пор, пока кто-то не решится его призвать, — пояснил Дракула. — Ну, уж за это не беспокойся, — фыркнул Ван Хелсинг. — Если ваш путь пролегает через библиотеку тайного убежища Дракулы, я пойду с вами, — заявил монах. — Может, я и не смогу оказать вам помощь в битве, но в поиске информации мне нет равных! — Хорошо, — согласился Ван Хелсинг. — Нам сейчас понадобится любая помощь, а Карл, действительно, был неоценим в книжных исканиях. — Пусть так и будет, — проговорил вампир. — Выступаем с закатом. Путь предстоит неблизкий. — К востоку отсюда есть небольшая деревенька, — вмешалась Селин. — Там можно будет раздобыть лошадей. — Никакие лошади не заменят крылья, — отозвался граф, — сейчас каждая минута на счету, а потому нам лучше будет разделиться. Я и Анна полетим и постараемся подготовить к вашему приезду всю необходимую литературу. Гэбриэл, оборотень бежит быстрее лошади... — Ясно, — кивнула головой Селин, — значит, мы с Карлом отправимся в деревню и раздобудем лошадей. — Надеюсь, все помнят, как пройти сквозь портал? — Да, — ответили Селин и Гэбриэл в унисон. — Отлично, — проговорил граф, — впервые мне придется там встречать гостей! — На этом и порешим, — подытожил Гэбриэл, усаживаясь в самом углу пещеры и подложив дорожную сумку себе под голову. Ночь выдалась нелегкой, и маловероятно, что в ближайшие дни они смогут отдохнуть. Счет шел на минуты, и охотник не собирался тратить их на пустые разговоры. — Нужно хотя бы попытаться отдохнуть! — Он прав, — проговорил граф, усаживаясь у противоположной стены.       Девушки, вопреки ожиданиям своих возлюбленных, решили устроиться в самой глубине грота, расстелив на земле плащ охотника, а под голову подложив седла преждевременно почивших лошадей. Сон пришел мгновенно, на трепещущих крыльях унося их в мир Морфея. Они, как райские птицы, пролетели над миром, воочию увидев пугающую картину деяний Мираксиса, а потом вознеслись к облакам, отдавая свои души во власть высших сил. Полет их сновидений был так же причудлив, как полет мыслей или ангелов... На секунду Анне показалась, что она заглянула в далекое прошлое, увидев страшную картину падения Люцифера и... Гэбриэла, окруженного золотистым сиянием, тёплым и ослепляющим одновременно. Эти мистерии принесли с собой необъяснимую тревогу, а потом нежданную радость. В этом круговороте постоянно мелькали то странные откровения, то силуэты неизвестных, окутанных мраком... Это были лишь иллюзии... Отражения того, что находилось так близко и так далеко... того, что казалось реальным, но было лишь плодом воображения, ибо происходящее с ними было всего лишь сном, а сны были странными птицами, уносившими страждущих туда, где не существовало ни боли, ни страха... Где танцевала и пела растерзанная душа... А потом была лишь темнота, окутавшая несчастных своим непроглядным одеялом, прервавшая полет и подарившая покой короткого сна.