Проклятые вечностью

      Дорога к Ведьминому пруду стелилась вдоль скалистых отрогов гор, усыпанных поредевшим от постоянных бурь сосняком, прорезавшим небеса своими остроконечными верхушками. Глядя на них казалось, что эти вековые исполины в мольбе протягивали сухие ветви ввысь, взывая к Создателю, моля о милосердии и пощаде, ибо даже природа ощущала на себе губительную силу этой древней обители проклятых. Никогда здесь не слышали пения птиц, не видели животных, казалось, ничто не могло нарушить зловещую тишину, кроме завывания ветра и ужасающего перешёптывания деревьев, пробуждавшего в душе первобытный страх, и чем глубже путники продвигались в наполненную ожившими легендами местность, тем сильнее волнение охватывало их сердца. Даже вампир, привыкший к постоянному мраку и обреченности своей ледяной тюрьмы, с опаской оглядывался по сторонам, в любой момент ожидая нападения. — Долго еще? — поинтересовался охотник, приблизившись к своему бывшему товарищу. Не то чтобы его интересовал ответ на этот вопрос, просто ехать в гробовом молчании, изредка оглядывая друг друга оценочными взглядами, становилось невыносимо, а разговор помог бы хоть как-то скоротать время. К тому же, с тех пор, как Дракула помог Гэбриэлу вернуть воспоминания, перед глазами постоянно всплывали пугающие образы из далекого прошлого, кровавые картины библейских сражений, начиная с сотворения мира и заканчивая последней битвой с турками, положившей конец его бессмертию в небесных чертогах Всевышнего. Это было его новым проклятием, новым бременем, к которому он оказался совершенно не готов. Раньше, представляя собственное прошлое, он неизменно думал о своей матери, о доме, где его, несмотря на долгие годы отсутствия, возможно кто-то ждал, а теперь... теперь выяснилось, что его единственным пристанищем были райские залы, которых он не видел долгие столетия, прозябая в чистилище. Сейчас, как-никогда, одиночество давило на него тысячелетней тяжестью, вынести которую не могли даже его могучие плечи. А разговор был способом отвлечься, уйти от этой гнетущей реальности, ставшей для него худшим кошмаром, от которого он был не в состоянии пробудиться. — Недолго, во всяком случае, если мне не изменяет память, — проговорил вампир, придерживая вороного жеребца. —Поразительно, что способно одиночество и неизвестность сделать с людьми, даже такими... особенными... как ты, не правда ли? — сверкнув глазами, с улыбкой бросил Владислав. — Как это знакомо... — О чем ты говоришь? — поинтересовался Ван Хелсинг, не понимая внезапного веселья, охватившего своего собеседника. — Никогда бы не подумал, что в порыве безысходности ты будешь стремиться к откровенному разговору со мной! Горькая ирония... — Я не... — с негодованием начал охотник, но тут же прикусил язык, столкнувшись со спокойным взглядом сапфировых глаз. Сказать по правде, после нескольких дней, проведенных с вампиром, Дракула уже не казался ему бессердечным чудовищем. Его кровожадность, дошедшая до Ватикана, была изрядно преувеличена, ведь, в сущности, он не брал больше, чем требовалось для выживания. Сейчас и сам охотник делил с ним схожее проклятие, а потому на своей шкуре почувствовал, сколь мучительной может быть жажда крови. Разумеется, крутой нрав графа, известный еще при его смертной жизни, не делал ему чести и в бессмертии, но, в сущности, его нельзя было назвать бездушным монстром, убивающим для забавы. Он получил проклятие и научился жить с ним, не оглядываясь назад, чтобы не испытывать мучительного разочарования. Нет, он не оправдывал поступков графа, а лишь пытался их понять. Ведь разум, запутавшийся в сетях одиночества, способен довести человека до сумасшествия, порою заставляя принимать иррациональные решения. И, хотя сомнений в здравомыслии Дракулы у него не было, найти хоть и хрупкое, но все-таки внятное объяснение его почти маниакальному желанию обзавестись потомством, охотник все же смог. Ибо одинокая душа, растерзанная жестокостью этого мира, зачастую стремится сделать все, чтобы этому миру отомстить. Всему виной были затаенная злость, неспособность примириться с предательством и ненависть к собственному племени, которые глодали его душу веками, пока не вытравили из нее все человеческое, но Господь милосерден. В тот момент, когда казалось, что уже нет никаких шансов на спасение, ему был дарован светоч надежды, коим стала Анна. Именно любовь к ней смогла вырвать графа из того водоворота, в котором он оказался. Именно она пробудила в его сердце способность к самопожертвованию, к терпению. Сама того не понимая, принцесса изменила Владислава, а точнее воскресила в его душе давно похороненные добродетели смертных. — Полно тебе, Гэбриэл, — бесцеремонно перебил его вампир. — Это гнетет тебя с того самого дня, как память вернулась к тебе. Эти сомнения копятся в тебе, превращаясь в огромную волну, которая в любой момент может вырваться наружу и затопить всю округу.       Сейчас охотник был вынужден признать, что Дракула поразил цель в самое сердце, казалось, он просто читал его душу, вслушиваясь в равномерное биение сердца, на самом же деле, все было намного проще: ни один, даже самый праведный человек, будь то мужчина или женщина, не мог выдержать искушения сомнениями. Все люди были одинаковы в своем одиночестве, всех их снедали одни и те же страхи, одно и то же чувство обреченной безысходности в преддверии больших перемен, над которыми они были не властны. Разница заключалась лишь в том, что некоторые могли принять эту горькую истину и научиться с ней жить, а другие сдавались, плывя туда, куда несло их беспощадное течение жизни. Прожив долгие столетия, вампир прекрасно это знал и не стеснялся использовать это знание в угоду собственному тщеславию. — Нас вместе держат неисполненные обязательства перед теми, кто пострадал от вековой борьбы, не более того. И ты ошибаешься, если полагаешь, что я стану пускаться в откровения с подобным тебе! — прорычал Ван Хелсинг. — Подобным мне? Неужели ты считаешь, что твое ангельское происхождение чем-то отличает тебя от меня? Я ведь тоже ангел, Гэбриэл, только я ангел тёмный, независимый и мятежный, не воспетый. — Свежо предание... — презрительно фыркнул охотник, вскинув голову. Чего-чего, а подобного абсурда он никак не ожидал услышать. — Шутить изволишь? — Отнюдь, — возразил граф. — Всему миру известен тот ангел, который хранит ключи от адских врат. И поверь, у него нет ни рогов, ни хвоста, вопреки всем представлениям схоластов. Его лик воистину прекрасен, ибо до своего падения он был любимцем Бога. — Люцифер! — задумчиво проговорил Ван Хелсинг, поднимая глаза к небесам. — Я понимаю... Только падший ангел может больше всех жаждать прощения, он сильнее прочих нуждается в надежде, ведь ему была дарована привилегия лицезреть лик Всевышнего, за которой последовала кара изгнания! Жестокая судьба, которая наказывает за неповиновение. — Люцифер, — подтвердил Дракула. — Едва ли его душа жаждет отпущения. Он был тем, кто подарил мне бессмертие, тем, кто даровал мне свою кровь и вернул к жизни. Собственно на этом его покровительство мне закончилось. Что до остального, то это лишь твои домыслы. Вместо благоговейного преклонения он избрал свободу, получил собственное, пусть и далекое от идеала царство, — с долей горькой иронии добавил вампир. — Я помню его... — протянул Гэбриэл, — он презрел священные заветы, забыл о том, что все мы были рабами Божьими, забыл о своем долге, ослушался воли Создателя! — Точнее пожелал быть независимым, жить своим умом, — усмехнулся граф. — Он восстал против Всевышнего! Захотел быть равным ему! — Захотел быть свободным! Вот здесь, мой дорогой друг, разница между нами. Ибо Дьяволу служат свободные люди, ему не нужны рабы. Вы, небожители, привыкли к определённому сценарию жизни, писанному кровью тех, кого признали грешниками, но так ли они виновны? Ты привык быть рабом, бездумно выполнять приказы, а ослушавшись, проявив силу воли, став самим собой, ты был низвергнут на Землю. Разве это справедливо? А что, по сути, ты совершил? Ты преломил хлеб со смертным, ставшим тебе братом по крови, и полюбил женщину! Разве стоит этот поступок нескольких веков в чистилище? — То была грешная, недозволенная любовь! – возразил Ван Хелсинг, с болью в сердце вспоминая женщину, которая когда-то правила в его душе. С горечью он был вынужден признать, что готов раскаяться во всех грехах, кроме, пожалуй, своих чувств к Изабелле, ибо она, сама того не подозревая, открыла для него новый мир, о существовании которого охотник даже не подозревал. А сейчас, спустя века, то ли желая заглушить боль, до сих пор терзавшую сердце, то ли пытаясь заслужить высшее прощение, он отрицал эту писанную кровью возлюбленной истину, пытаясь убедить себя в правоте вынесенного ему приговора. — Но это была любовь! — заключил вампир. — Довольно! — прошипел Гэбриэл. Теперь настал черед молниям сверкать в его глазах, но это лишь позабавило его собеседника. Его сердце и так полнилось сомнениями, было исполнено недоверия к себе, а Дракула так бесцеремонно напоминал ему о прежних ранах, играя на нервах, как на музыкальном инструменте, затягивая свою мелодию. Граф обладал поразительным талантом переворачивать суждения с ног на голову, переводя собеседника в русло собственных мыслей, и это, порой, раздражало настолько, что охотник искренне желал остановить эти красноречивые, полные богохульства проповеди. — Как угодно! — пожав плечами, проговорил Дракула, без особого интереса разглядывая шитье на своем седле. И вновь меж ними воцарилось глубокое молчание. Час потянулся за часом, серый однообразный пейзаж открывал взгляду безрадостные картины, и лишь топот копыт нарушал тишину, монотонно барабаня по дороге. — Он отвернулся от меня! — нарушая затянувшееся молчание, проговорил охотник. — Господь лишил меня благодати и поддержки из-за моего поступка. — О, не бери в голову, это лишь его очередная игра, — проговорил вампир с горькой усмешкой. Признаться, графа тоже начинало тяготить такое положение вещей, ибо с каждым прожитым днем он все больше ощущал себя марионеткой в чужих руках, но тот, кто дергал за веревочки жизни, оставался сокрыт от его глаз. — Если бы Бог желал окончательно от тебя отвернуться, он низверг бы тебя в самую глубокую преисподнюю, как Люцифера, но, видимо, Господь посчитал, что два падших архангела для ада — это уж слишком! — Ты находишь в этом что-то смешное? — Я нахожу в этом лишь иронию. Порой мне кажется, что рай пуст, ибо все праведники стоят в бесконечной очереди у золотых врат, ведь раз они закрыты даже для архангелов, что и говорить о простых людях. — И как, обладая таким красноречием, ты до сих пор не завоевал весь мир?! — О, Гэбриэл, мои интересы куда скромнее, — проговорил граф, про себя думая о том, что в последнее время они сузились лишь до одной женщины, которая заменила ему целую Вселенную. — Приехали, — указывая рукой на светящуюся в лунном свете гладь озера, затерянного в непроходимых лесах, бросил он. — Дальше пойдем пешком, и помни, не верь глазам, ибо Мираксис непревзойденный мастер иллюзий. Он может внушить тебе любую небылицу, заставить стать орудием в его руках.       Спешившись со своих жеребцов, путники направились в самое сердце логова нечистых, куда, оплетенная зарослями ежевики, вела узкая тропа. — Иди тише, — прошептал Ван Хелсинг, дыша в спину графа, который с шумом продирался сквозь заросли кустарника. — Когда тебя ждут, ты лишен эффекта неожиданности. Они знают, что мы здесь. — Откуда... — уже собирался поинтересоваться охотник, когда увидел, как перед ним из мрака вырисовалось несколько фигур, облаченных в черные плащи. — Убийцы теней! — обнажая Бальмунг, проговорил граф. Их лица скрывали глубокие капюшоны, но сквозь царившую под ними черноту Дракула явственно увидел глаза, светящиеся огнем багрового заката. Хищники Пустоши Каинитов не спешили нападать, вглядываясь в лица своих будущих жертв, будто ожидая пока те пересекут какую-то невидимую границу, за которой их ждала смерть. — Они учуяли нас еще в ущелье! — добавил вампир, наблюдая за ними. Ни разу в жизни он не видел убийц Теней на охоте, а потому даже не представлял того, что от них можно ожидать. Все его знания базировались на древних, старых, как сам мир, преданиях, а века научили его тому, что не всякой истине можно верить, и не всякая легенда является вымыслом. Сказания говорили о том, что убить этих посланников Каина может только священный артефакт, которого коснулась длань самого Создателя. Что ж, такое оружие у них было, оставалось лишь надеяться на то, что им представится шанс им воспользоваться.       Сделав несколько шагов вперед, вампир в нерешительности остановился, выжидая, оценивая, наблюдая. — Почему ты остановился? — почти шепотом проговорил охотник. — Почему они не нападают? Складывается такое ощущение, что они по какой-то необъяснимой причине не могут перейти некий барьер, будто чья-то воля привязала их к этому месту. — Древние? — Наверное, силы Мирабеллы на исходе, и, чтобы не тратить лишней энергии, она ограничила их передвижения. — Но идти все равно придется, выбор у нас небольшой! — произнес охотник. — А точнее, у нас его нет! — поправил его граф.       Они уже собирались пойти вперед, но несколько убийц, подобно теням, скользнули за их спиной, обрушившись на них, будто ураган. Дракула почувствовал как вокруг него закружился ветер, поднимая сухую листву и заставляя ее кружить вокруг путников. Обратившись монстром, он вознесся над поляной, едва не выронив драгоценный меч из когтей. Опустившись в человеческом обличии за их спинами, он кинулся в бой, досадуя про себя о том, что даже здесь высшие силы лишили их своей милости, заключив их дух в хрупком людском теле. Благо, былые умения, приобретенные еще при жизни, и сноровка бессмертных позволяли ему отражать удары, сыпавшиеся на него со всех сторон.       Ван Хелсинг так же на себе ощутил силу этих мифических существ, которые, пользуясь магией, а может, еще и силой внушения, не давали ему превратиться в оборотня. Выпустив в обидчиков несколько серебряных стрел, облив их святой водой, он метнулся к вампиру, надеясь на то, что вместе они сумеют одолеть неприятеля. Охотник быстро понял в рецепт непобедимости этих посланников преисподней. Каким-то одним им ведомым способом убийцы высасывали энергию своих противников, присовокупляли ее к своей и обрушивали на несчастных всю силу их собственного гнева. Проблема заключалась в том, что чем яростнее они пытались сопротивляться, тем большая сила обрушивалась на них. Замысел Каина был поистине прост и гениален, ибо обладая весьма скромными силами по природе, убийцы с легкостью высасывали энергию из Древних, обращая их в ходячих скелетов, обтянутых кожей, пока те не падали замертво в объятия смерти.       В тот миг, против воли, ностальгия проникала в объятые злостью и ненавистью сердца охотника и вампира. Вновь они стояли спиной к спине, пытаясь отбиться от неведомой силы, но в этот раз все было иначе, ибо противник был несгибаем и непобедим. Каждый из них чувствовал, как сила постепенно ослабляет тело, Дракула уже с трудом мог удержать в руках меч, который начал казаться ему мистическим молотом Тора, поднять который мог лишь достойнейший. В ту секунду, когда они уже были готовы сдаться, пронзительный гул, разнесшийся по окрестностям, заставил их, схватившись за уши, осесть на землю. — «Что ж, по крайней мере, избежали позорного поражения!» — подумал вампир, выронив из рук огромный меч. Ибо сил на сопротивление у него уже не оставалось, потому он готов был признать свое поражение, склонившись перед древней силой этих существ. Лишь надежда уберечь Анну от плачевной участи марионетки Мираксиса поддерживала в нем силы и обреченное на поражение желание бороться. — Что это? — прошипел охотник, всеми силами пытаясь оставаться в сознании. — Крик банши – предвестник смерти. У них нет приказа нас убивать, им необходимо лишь пленить, — опускаясь на одно колено подле товарища, отозвался граф. Даже его слуху было не под силу выдержать этот отчаянный вопль, оглушавший и лишающий воли одновременно. Теперь было понятно, каким образом убийцы Теней пленяли своих жертв. Они были не только превосходными воинами, но и непревзойденными магами. Любому, кто сопротивлялся их власти, они могли дать достойный отпор, и лишь Древние вампиры, вызвавшие их из Пустоши, получали временный контроль над ними. — Достаточно! — прозвучал звучный голос Мираксиса за их спиной. — Я думаю, что наши пленники уже поняли, что не смогут убежать!       И вновь тишина воцарилась в лесу, даже ветер замолк, перестал играть сухими ветвями. Будто сама природа затихла в ожидании бури, которая должна была вот-вот разразиться в этом проклятом месте. — Я смотрю, века не изменили тебя, Мираксис, — прошипел Дракула, вставая на ноги. — До сих пор предпочитаешь вершить свои грязные делишки чужими руками. — Я мыслитель, а не воин! — произнес он. — Признаюсь, удивлен, что ты не догадался раньше! Воистину, эта девица затуманила твой разум. Кто бы мог подумать, что князь ночи станет таким сентиментальным, что решится поставить на карту все ради женщины?! — Где Анна и Селин? — отозвался вампир. — О, наши гостьи сейчас придут. Не волнуйся, они не пропустят наше маленькое представление. Остался только ты... Долго же я ждал этого момента. — Пустите, пустите, — раздался из глубины слезливый голос Анны, а следом показались и сами узницы, закованные в серебряные кандалы. Спотыкаясь о камни, подталкиваемые в спину серебряными кинжалами, они изо всех сил силились оставаться в сознании, чтобы не рухнуть на мерзлую землю, а сзади едва живой семенил Карл, уже в сотый раз пожалевший о том, что променял тепло и уют своей лаборатории в Ватикане на сомнительное удовольствие посмотреть мир в компании Ван Хелсинга. Вампиры, оборотни, интриги падших, — это бремя, выпавшее на его долю, оказалось непосильным для человека, отдавшего свою жизнь науке.       Селин, пожалуй, была единственной, кому удавалось хранить хотя бы видимое спокойствие в этой безнадежной ситуации. Но одного взгляда на нее было достаточно для того, чтобы понять, что барьер, скрывавший ее истинные эмоции, был тоньше хрупкого стекла, которое в любой момент могло пойти трещинами, не выдержав бушевавшего внутри нее урагана. Но сейчас, как ни странно, внимание Дракулы было приковано ни к узницам, а к сопровождавшим их стражам, а точнее, к ковылявшей за ними старухе. Скрываемая огромным балахоном, она еле поспевала за ними, опираясь на деревянную клюку. Длинные седые пряди, выбивавшиеся из под накидки, подбитой соболиным мехом, падали на морщинистое лицо. Но взглянув на ее костлявые руки, Владислав едва сумел сдержать возглас удивления. На безымянном пальце незнакомки сияло кольцо с огромным изумрудом, которое вампир сразу же узнал. — Быть не может! — прошептал граф, с изумлением глядя на нее. — Мирабелла!       От той обворожительной женщины с горделивым станом, копной темных волос и ясными глазами не осталось и следа — прекрасные ранее черты были стерты магией Каинитов. Убийцы Теней буквально высосали ее жизненную силу, а вместе с ней красоту и молодость, оставив лишь ветхую старуху, которая воистину тянула на тысячелетний возраст Древней вампирши. Стыдливо прикрывая лицо глубоким капюшоном, она остановилась за спиной Мираксиса с покорностью рабыни, готовой отдать жизнь в угоду своему господину.       Вот она, всепоглощающая сила любви во всей красе, только женщина, отдавшая свое сердце без остатка, готова была пойти на подобное безрассудство, потеряв от избытка чувств ясность мысли. — Белла, ужасно выглядишь! — насмешливо произнес Дракула, наградив вампиршу презрительным взглядом. — Ничего страшного! — скрипучим голосом проговорила она. — Твоя кровь поможет мне подправить здоровье, потраченное на то, чтобы тебя заточить. — Ее еще нужно забрать! — отозвался граф. — О, в этом не сомневайся. Ты отдашь ее добровольно, — притянув Анну к себе, проговорил Мираксис. Девушка издала едва уловимый стон, но ее попытка сопротивления была тут же сломлена волей вампира. — А знаешь, — шепнул он ей на ухо, — мне кажется, я понимаю, что наш мрачный друг нашел в такой чертовке, как ты.       Демонстративно покрывая шею Анны влажными поцелуями, Мираксис с упоением наблюдал за бессилием своего бывшего ученика, который изо всех сил пытался вырваться из когтистых лап древних убийц, но те лишь забирали его силы, вцепившись в горло. — Пожалуй, я сохраню вам обеим жизнь, чтобы после того, как все кончится, насладиться своей победой в ваших объятиях, — шептал Мираксис. Точно так же, как и Дракула, он любил играть на нервах публики, жаждал оваций и упивался своим превосходством. В его власти было завершить это представление в любой момент, одержав победу, но он, играя со своей жертвой, растягивал удовольствие, пытаясь придать больше драматизма этой ситуации. — Я лучше умру, — прорычала Анна. — О, об этом не переживай! Ты непременно умрешь, когда я тебе позволю. Раз уж ты подарила свою благосклонность графу, я думаю, что вполне могу рассчитывать на частичку твоего огня.       Мирабелла, краем уха услышавшая его лицемерное мурлыканье, нервно сверкнула глазами, ухватив Мираксиса за рукав, но он небрежно отмахнулся от нее, как от назойливой мухи. — Ты не посмеешь, — скрипучим старушечьим голосом прошипела она. — А кто меня остановит? Впрочем, сейчас не об этом! Итак... — произнес он, глядя на Дракулу, — готов обменять свою кровь на ее жизнь? — Что ж, пришло время раскрыть карты. Виктор и Мирабелла были лишь масками, за которыми скрывалось твое коварство. Как ты сумел одолеть старейшин? — вмешался в разговор Ван Хелсинг, желая потянуть время. Сказать по правде, это было весьма обоснованно, ибо сейчас была дорога каждая секунда, Мираксис, на корню задавивший в душе человеческие чувства, явно недооценил силу женской ревности, от которой сгорала Мирабелла, утратившая былую привлекательность, а вместе с ней и надежду удержать возлюбленного. Все больше она понимала то, что все его лукавые посулы были лишь маской, за которой скрывалась его коварная личина, а значит, пленникам нужно было играть на опережение, ибо только древний вампир мог оказать сопротивление древнему.       Мирабелла была их единственным оружием, выходит, им нужно было распалить огонь ее ревности и бросить в него неверного возлюбленного. Едва ли она смогла бы его одолеть, но это хотя бы дало им время. Что бы кто ни говорил, а перед смертью был важен каждый вздох, ибо он мог склонить чашу весом в пользу жизни. — О, признаюсь, самым трудным из всей этой задаче было собрать старейшин вместе, но, проявив немного смекалки, посулив великий дар, можно добиться куда большего. Спровоцировав похищение монстра и межклановую рознь, я ждал, пробравшись в логово собственного врага, надев личину друга. Признаюсь, что получил истинное удовольствие от наших душевных бесед, Влад. В тот момент ты настолько погряз в собственных неурядицах, что не в состоянии был заметить очевидное, впрочем, этим грешил не только ты. Что касается убийств, то они дались нам нелегко, если бы не моя неповторимая Белла, я бы не смог воплотить свою затею в жизнь. — Но как ты одолел их? — не выдержала Селин, перехватив эстафету у своего возлюбленного. — Все очень просто. Ослабить их мне помогла сфера, любезно предоставленная посланником Ватикана, — при этих словах Мираксис демонстративно толкнул Карла вперед, повалив в грязь у своих ног. — Приятно, что и святые отцы Церкви оказались полезны в моей благой затее. Этот свет не только ослабил старейшин, но и уничтожил предводителей кланов. А дальше мы с Мирабеллой просто добили несчастных, ведь многие из них еще не до конца очнулись от векового сна, не напились священной крови, так сказать. Хотя, справедливости ради, отмечу, что не все они сдались без боя, эта старая змея, Мармирия Нуар, нанесла мне удар, который едва не стоил мне жизни, за что заплатила кровью, а я, найдя спасение в Пустоши Каинитов, быстро восстановил силы, чтобы вернуться в эту грешную обитель смертных. Но, к счастью, награда стоила тысячелетнего ожидания, ибо во мне теперь течет кровь старейшин, кровь непобедимых вампиров, которая вознесет меня на невиданные досель высоты, ибо по силе она уравняет меня с хранителем преисподней, разумеется, после того, как я вкушу крови его сына. — Ты был в Пустоши Каинитов?! — не веря своим ушам, проговорил Дракула, до этого не предававший рассказу наставника особого внимания. — Но как? Ни один из ныне живущих вампиров не ступал на эту священную землю. Это легенда! Как и сказания о том, что любой вампир может найти исцеление, хлебнув из источника жизни. — Никто не бывал там до сего момента! — поправил его Мираксис. — Многие века я пытался найти скрижаль Лилит, копаясь в древних свитках, пытаясь найти вампиров второго поколения, но до последнего времени все мои усилия были тщетны, пока я не наткнулся на запись в Откровении Люцифера. — Это еще что такое? — глядя на Дракулу, произнес Ван Хелсинг. — Библия ада, — отозвался тот. — Подумать только, у вампиров есть своя Библия, — пробубнил Карл, пытаясь подняться, но Мираксис со смехом снова втоптал его в грязь. — Так вот, — возобновил он свой рассказ, — я был поражен, когда на ее страницах нашел упоминание о том, что эта скрижаль была передана смертному, верному рабу Всевышнего! Ною... а значит, дело оставалось за малым: найти ковчег! — Тот самый? — впервые подняв на вампира заинтересованный взгляд, проговорила Анна. Каждый слышал легенду о всемирном потопе, унесшим жизни тысяч людей, но до сего дня это было лишь сказанием, тенью прошлого, но судьба распорядилась по-своему, и эта ночь стала ночью оживших легенд. — Да, — кивнул головой Мираксис. — Через несколько веков неустанных трудов, поиски привели меня к одной из пещер на горе Арарат, где я отыскал сам ковчег и первую святыню вампиров. Много раз я рассказывал тебе, — добавил он, глядя на своего ученика, — эту великую легенду, но тебя занимали лишь войны, жажда власти и месть! Что ж, победа принадлежит достойнейшим. — Теперь понятно, почему я не мог тебя почувствовать! Перейдя за грань миров, ты оборвал кровную связь, соединившую нас, — проговорил вампир, вспоминая свое заточение в серебряной клетке Виктора и обреченные попытки связаться с наставником. — Безупречно разыгранная партия! — подтвердил Мираксис. — «Так вот куда в ночь моего бегства направлялись Виктор и Мирабелла. Эта была встреча, которую они не могли пропустить» — подумала Селин. — Что ты сделал с Виктором? — набравшись смелости, произнесла она. — О, здесь все просто, по условиям нашего договора он должен был получить монстра и место в совете старейшин, но, убив Франкенштейна, вы лишь разожгли его непомерные амбиции, и он возжелал большего. Кровь великого графа Дракулы. Подумать только, он решил ставить мне условия, оправдываясь тем, что я не до конца выполнил свои обязательства. Но разве моя вина была в том, что он не сумел защитить это мерзкое создание? — делано разведя руками, прошипел Мираксис. — Ты убил его? — пытаясь вырваться, пропищала Селин. — Поразительная преданность и забота о том, кто готов был подписать тебе смертный приговор! — Но не подписал... — не унималась она. — Просто обстоятельства изменились не в его пользу, — пояснил Мираксис, глядя на вампиршу. — Но не беспокойся, я подарил ему куда больше, чем он мог рассчитывать. Я даровал ему жизнь, разумеется, при том условии, что он затаится в самом дальнем уголке Европы и не станет напоминать мне о своем существовании! Вашим друзьям, — он взглянул на зажатых в стальной хватке убийц Теней Дракулу и Ван Хелсинга, — и на это надеяться не придется. — Ты жалкое ничтожество, — прокричала Анна. Происходящее с ними сейчас напоминало ей настоящую историю ужасов, ставшую явью. О, как она сейчас хотела пробудиться от фантазий злобного автора! Но эта была реальность. Не успев умереть, она попала в ад и рядом с ней горели самые близкие ее сердцу люди. Карл, Ван Хелсинг, Дракула, даже Селин... она знала их лишь пару месяцев, но сейчас ей казалось, что она прожила с ними ни одну жизнь, ибо за столь короткое время успела познать столько боли, что хватит на несколько жизней вперед. — Осторожно, милая, нужно быть повежливее со своим новым господином, — перебирая ее шелковистые локоны, проговорил Мираксис, — если не хочешь провести вечность в смрадной темнице, после того, как я отправлю твоих друзей в ад. — Тогда я предпочту последовать за ними, — глядя в глаза графу, проговорила она. Несмотря на то, что эти слова были сказаны во всеуслышание, предназначались они лишь ему, ибо принцесса была уверена в том, что другой возможности проститься у них уже не будет. Она смотрела на него, чувствуя, что впервые он открыл для нее свою душу, позволяя заглянуть в самые дальние ее уголки.       Вампир никогда не говорил ей о своей любви, напротив, долгое время даже самому себе отказывался признаваться в том, что эта зеленоглазая искусительница полностью завладела его мертвым сердцем. Впервые за века в его душе снова пылал огонь, но в очередной раз судьба играла против него. Видимо, есть люди, жизнь которых соткана из страданий, и высшие силы посылают им мимолетное счастье лишь для того, чтобы его отобрать, причинив душе еще большую боль.       Это был еще один урок, возможно, последний в его жизни. Он слишком упивался своим бессмертием и своей властью, но жизнь расставила все по своим местам, показав ему одну истину: сколь бы ни было велико твое могущество — это лишь эфемерная иллюзия, подобная карточному домику, который рассыпается от малейшего дуновения ветра. Так произошло и с ним. Когда он был уверен в своей непобедимости, его сбросили с пьедестала. Тогда он пожелал сохранить самую главную свою драгоценность, укрыться вместе с ней на краю земли, но и здесь его ждало горькое разочарование. И к чему его все это привело? Он, склонившись перед своим злейшим врагом, был вынужден глотать дорожную пыль, наблюдая за тем, как Мираксис, шутки ради, унижает его возлюбленную. Еще никогда графу не приходилось чувствовать себя таким беспомощным и ничтожным, как сейчас.       К собственному стыду, эти мысли терзали и Ван Хелсинга. Он был предводителем небесного воинства, всемогущим архангелом, которому было позволено стоять в присутствии самого Господа. В былые времена, вооружившись своим судьбоносным копьем, одним лишь взмахом расчертив небеса, он мог разбить целые армии, а сейчас, раздираемый когтистыми лапами приспешников Каина, был не в состоянии поднять головы, в то время как демон, выбравшийся из ада, мучил несчастных женщин. Невозможно было придумать большей пытки для ангела, чем сделать его беспомощным человеком, бросив в водоворот людских страстей, обратившийся пламенем преисподней. Что ж, теперь он мог с уверенностью сказать, что стал первым архангелом, которому довелось побывать в четырех мирах, ибо громом он был низвергнут с небес, огнем крещен в адской бездне, священной водой омыт в чистилище и все это для того, чтобы найти свой конец, утопая в грязи на грешной земле. Воистину, своими деяниями и муками он искупил былые грехи.       Переводя свой взгляд с Анны на Селин, он мысленно восхищался силой и несгибаемой волей этих женщин. На их долю выпали те же испытания, и они несли это бремя, высоко подняв голову. Они стоили того, чтобы пройти за них через все адские муки и последовать за ними в огонь преисподней. И пусть его крылья сгорят в этом пламени, пусть он никогда не вернется на небеса... сейчас это не имело никакого значения, ибо небеса ему дарили голубые глаза Селин, светящиеся подобно чистейшим озерам, сохранившим в себе свет солнечных лучей. — Каково это, — проговорил Мираксис, подходя вплотную к Дракуле, — каково это видеть страдания любимой женщины, будучи не в состоянии ее защитить? В очередной раз... Впрочем, могу тебе пообещать одно, твои страдания не продлятся долго, ибо я осушу тебя до дна, до последней капли! — Мы осушим! — вмешалась Мирабелла, до этого момента хранившая молчание. — Безусловно! — сверкнув глазами, проговорил Мираксис, обходя женщину со спины. Нежно прижав ее к своей груди, вампир прочертил дорожку поцелуев по ее морщинистой шее, мурлыкая подобно благодарному коту. — Должен признать, что без твоей помощи, я не смог бы одержать эту триумфальную победу. Ты помогла мне вкусить крови Древних, завладеть их знаниями. Воистину, всесилен мужчина, которого поддерживает такая женщина. — Я всегда любила тебя, — проговорила она, закрывая глаза.       Мирабелла знала Мираксиса не одно столетие. В то время, когда вампир только начал открывать для себя вечность, она уже была старейшиной своего клана, разменяв первое тысячелетие. На ее глазах произошла легендарная Троянская война, падение Ассирии, воцарение Александра Македонского и убийство Цезаря. Смертные поклонялись ей, как богине ночи, приносили несметные дары к ее обители, а потом все изменилось. Старые верования постепенно канули в лету, и вампиром пришлось приспосабливаться к новым условиям. На ее глазах создавались и рассыпались в прах империи, умирали боги, и лишь ее холодная поступь на этой бренной земле была бессменной. Казалось бы, прожив такую красочную, наполненную приключениями, жизнь, вампирша должна была оставить за спиной человеческие страсти, ступив на путь высшего знания, но, встретив Мираксиса, пламя в ее груди разожглось с такой силой, что горело по сей день. Много раз она пыталась воссоединиться с ним, всегда поддерживала его в стремлении к просветлению, защищала от более могущественных вампиров, пока тот не обрел истинную силу, но никогда он не отвечал ей взаимностью. И лишь полвека назад, заполучив могущество Древних, вампир предложил ей провести вместе вечность, предаваясь страсти в объятиях ночи, прося взамен лишь поддержку в своем рискованном предприятии. Разумеется, она согласилась, и теперь, в час их триумфа, была вознаграждена, ибо эти слова целительным бальзамом разливались в ее душе. Со стороны казалось, что к ней вновь стали возвращаться силы и молодость, которые из нее без устали вытягивали убийцы Теней. — Я это знаю, — коснувшись легким поцелуем ее макушки, — отозвался Мираксис. — А потому мне вдвойне тяжело сделать то, что я намеревался сделать с самого начала! — О чем ты? — очнувшись от своего сладостного забытья, проговорила Мирабелла, обратившись в каменную глыбу. В эту секунду в ее глазах отразился наделанный страх, но женщина даже не осмелилась пошевелиться, в глубине души лелея надежду на то, что просто неправильно поняла намерения своего возлюбленного. — О том, что пора сбросить маски! — вгрызаясь ей в шею, прошипел вампир. Белла попыталась высвободиться из его хватки, но убийцы Теней буквально иссушили ее, лишив всякой надежды оказать сопротивление. Трепеща всем телом, она чувствовала, как с каждой каплей крови остатки жизни покидают ее исхудавшее тело, как глаза застилает кровавая пелена, как душа проваливается во мрак, пытаясь ухватиться за остатки сознания.       Ее смерть была ужасна, даже Дракула, не раз видевший гибель вампиров, всей душой желал стереть из памяти картину этих зверств. Жалел ли он в этот момент о тех несчастных, которым подарил свой смертельный поцелуй? Нет! Граф давно принял свою природу и не пытался сражаться с неизбежным, себе в достоинство он ставил лишь то, что никогда не играл со своими жертвами, даря свет ложной надежды, а потом бросая их во мрак. Но Мираксис перешел все мыслимые границы, презрел законы бессмертных. Это было преступлением против всего их племени. Мирабелла, Маримирия Нуар, Странник, Годрик Суон, другие старейшины, — теперь их кровь огнем разливалась по венам его бывшего наставника, сделав последнего сильнейшим из когда-либо населявших землю вампиров. — Я всегда говорил о том, что любовь превращает нас в глупцов, прокладывая верную дорогу к погибели, а это — очередное подтверждение моим словам. Подумать только, она всерьез решила, что я проведу вечность с ней, — отбрасывая исхудавшее тело вампирши, проговорил он. — Будь ты проклят, — прошипела Селин, наградив его полным презрения взглядом. — Бог покарает тебя! — добавила Анна, в очередной раз пытаясь вырваться из лап убийц. — Бог? — с усмешкой проговорил Мираксис. — Я расскажу вам одну древнюю, старую, как мир, легенду. Она несет в себе одну истину: те, кто служат Богу и веруют в него – правят Царствием Небесным, а те, кто поклоняются Дьяволу – владеют целым миром! Это более солидная собственность! И главное... реальная! — Все это хорошо, но ты не учел одну маленькую, но весьма важную деталь! — прошипел Дракула. — Какую же? — Убийство Мирабеллы освободило руки убийцам Теней! Они больше не повинуются тебе! — поддев ногой рукоять своего меча и перехватывая ее рукой, проговорил граф, скользнув острием по ладони древнего существа. Издав пронзительное шипение, убийца отшатнулся, пылающими глазами глядя на то, как из раны сочится черная вязкая жижа, отдаленно напоминающая кровь. Нанеся еще один удар по твари, державшей охотника, граф отскочил в сторону, готовый в любой момент отразить атаку Каинитов. — И ты, как обычно, ошибаешься, мой дорогой ученик. Тебе стоило более внимательно слушать меня раньше.       Дракула вопросительно поднял бровь, но всеми силами старался сохранить невозмутимый вид, слушая слова заклинания на древнем языке, которого не понимал. Мираксис, раскинув руки в стороны, сейчас больше походил на могущественного чародея, чем на вампира. Невесть откуда налетевший ветер трепал его светлые волосы, кружа вокруг его стройного силуэта сотни сухих листьев. Его глаза в ту секунду сияли ярко-красным светом, напоминающим лавовые реки. Это было поистине устрашающее и одновременно чарующее зрелище. В ту секунду убийцы Теней застыли, словно ледяные скульптуры, постепенно растворяясь во мраке ночи. Их плащи буквально засеребрились тысячами мелких блесток, а потом развеялись в прах, унесенные ветром. — Что это за чертовщина? — спросил охотник, потирая затекшие суставы. — Заклинание изгнания на древнеенохианском языке. Долгое время он считался мертвым, лишь немногие колдуны осмеливались практиковать эту магию, пока несколько десятилетий назад его не стали активно применять рыцари Ордена Золотой Зари, — ответил граф, пытаясь разобрать слова.       Пользуясь дарованной ей свободой, Анна, что было сил, кинулась к своим спасителям, но в ту же секунду перед ней возник Мираксис, ухватив под локоть. — Не так быстро, моя дорогая! — прошипел он, схватив ее за горло когтистой ладонью. Еще никогда Анна не видела подобного. Оставаясь в человеческом обличии, вампир научился обращать отдельные части своего тела, внушая тем самым еще больший страх. — Итак, на чем мы остановились? — риторически вопрошая себя, Мираксис поправил выбившуюся прядь. — Ах, да. Вы глупцы, если считаете, что я не предусмотрел эту маленькую деталь. Для того чтобы одолеть вас, мне не нужны посланники Пустоши Каинитов! Это был лишь отвлекающий маневр, который никто не сумел распознать. — Мирабелла! — тихо проговорил Дракула, глядя на своего наставника. — В верном направлении мыслишь! — отозвался тот. — Она была самой сильной из нас, мне нужно было ослабить ее, только тогда я смог бы бросить ей вызов, а кто мог сделать это лучше, чем убийцы Теней? Она по собственной воле подписала себе смертный приговор. А теперь, апофеоз... Так сказать, последний ингредиент непобедимости – твоя кровь! — глядя на графа, проговорил он. — Получив даже меньшую власть, Древние зачастую теряли способность здраво мыслить, — проговорила Селин, опираясь на Ван Хелсинга. Рука, в которую впивались когти убийц, до сих пор кровоточила, оставляя темные пятна на ее плаще, но девушка старалась не обращать на это внимания, стараясь придумать план бегства. — Ты получил силу, с которой не сможешь совладать, будь уверен... — Это уже не твои проблемы! — равнодушно заметил он. — Отпусти Анну! — прошипел граф. — Хоть раз выйди на поле боя и сразись за право вкусить мою кровь, не прикрываясь женской юбкой! — Неужели ты думаешь, что сможешь оказать мне сопротивление? — усмехнулся Мираксис, подходя ближе. — Тем более было бы стыдно не принять мой вызов. Раньше ты опасался меня потому, что в былые времена имел неосторожность поделиться со мной собственной кровью, но теперь... теперь ты получил всю силу Древних... — А знаешь, ты прав! Такая победа станет кульминацией этой ночи, — толкнув Анну на землю, заметил он. Девушка попыталась подняться на ноги, но стальная воля, сковавшая ее тело, лишь глубже прижала ее к земле. — Это... чтобы ты не забывала о том, сколь вы ничтожны перед моим могуществом.       В то же мгновение принцесса почувствовала, как Дракула, приподняв ее за плечи, притянул к своей груди. Это было всего лишь мимолетное объятие, но каждой клеточкой своего тела Анна ощущала тепло, разливающееся по груди, но сладость этого момента была отравлена горечью осознания жестокого бытия. Это было прощание. Дракула понимал, что обречен, а потому неосознанно пытался подарить любимой женщине частичку своей души, которая будет гореть в ее сердце, когда его тело обратится в прах и развеется по ветру. — Бегите! — шепнул он ей, сильнее прижав к себе. — Нет, я не оставлю тебя! — заливаясь кровавыми слезами, шептала она. Только не сейчас, нет... Господь не мог быть так жесток с ними. После всего, через что она прошла, высшие силы не посмеют забрать у нее последнее, ради чего стоило жить и верить в Создателя. — Беги, другого шанса у вас не будет. Я задержу его! — Нет, — с упорством избалованного ребенка, твердила девушка. Подумать только, если бы несколько месяцев назад ей кто-нибудь сказал о том, что она всеми силами души будет взывать к Всевышнему, моля о спасении своего злейшего врага, принцесса бы рассмеялась ему в лицо. А теперь... теперь она готова была продать душу Дьяволу, лишь бы защитить возлюбленного от верной смерти. — Анна, мы должны идти! — проговорила Селин, коснувшись ее плеча. — Нет! — Анна, — проговорил Ван Хелсинг, — он прав, вы должны уйти. — А ты? — дрожащим голосом спросила Селин, устремив на охотника полный непонимания взгляд. До этого момента девушка даже не задумывалась о том, что Гэбриэл примет такое решение, а сейчас почувствовала, как ее сердце буквально раздирают на части когтистые лапы Мираксиса. — Я останусь здесь и постараюсь помочь. — Нет... — кидаясь к нему в объятия, прошептала Селин. — Она права, — подтвердил граф. — Ты должен уйти и защитить их. — Если ты потерпишь поражение, я все равно не смогу их спасти, а здесь хотя бы могу помочь тебе выиграть время, — произнес он тоном, не терпящим возражения. — С ними пойдет Карл. — Хорошо, — кивнул вампир. — Нет... не надо... — шептала Анна. — Сейчас у нас нет выбора, — коснувшись ее губ легким поцелуем, проговорил Владислав. — Ступайте. — О, как же это мило. Нет ничего более трогательного, чем прощание перед неминуемой гибелью. Неужели вы считаете, что у вас есть хотя бы небольшой шанс меня победить? — Ну, во всяком случае, умереть в бою куда почетнее, чем заживо сгнить в темнице, — парировал Ван Хелсинг. — Что ж, будь по-вашему! — обратившись в крылатого монстра, бросил Мираксис. Никто из присутствующих даже не ожидал увидеть подобного. Раньше Анна считала, что Дракула, принимая свое демоническое обличие, был истинным воплощением ада, но теперь, глядя на невероятных размеров тушу Мираксиса, покрытую толстой золотистой чешуей, принцесса была вынуждена признать, что ошибалась. Габариты обращенного графа были намного скромнее и куда менее устрашающими, чем это порождение бездны. — Не надо, — в последний раз пискнула она, коснувшись щеки своего возлюбленного. — Ты обещал, что мы не погибнем от рук других охотников ночи. Ты говорил, что мы воспарим навстречу восходящему солнцу. — И я хочу сдержать это обещание, по крайней мере, в отношении тебя. Я не жалею ни о чем, — провожая взмывшего в небеса Мираксиса взглядом, проговорил Владислав. — Многие говорят, что самый лучший полет – это последний полет! Что ж, проверим, — отталкивая Анну от себя, бросил он, принимая демонический облик. — Бегите! — крикнул Ван Хелсинг, последовав примеру товарища по несчастью. О, как он сейчас жалел о том, что Создатель отнял у него крылья. Дракула желал встретить свою смерть свободным, парящим под облаками, а он был пришпилен к земле своим волчьим проклятием. Разве это было справедливо? Разве такой должна была быть кончина могущественного архангела? Разве заслужил он подобный конец?       Впрочем, сейчас не было ни времени, ни сил, ни желания вопрошать небеса и взывать к высшей справедливости. Проводив взглядом девушек, он кинулся на середину поляны, с душевным волнением наблюдая за разразившейся в небесах битвой. Почти сразу же перед его глазами предстало самое первое в жизни сражение, закончившееся низвержением Люцифера. Тогда он был уверен в том, что ничего подобного больше не повторится, но сейчас, глядя на это устрашающее действо, заново переживал каждую минуту тех страшных событий.       Со стороны казалось, что, озаренные огнем восходящего солнца, на просторах бескрайнего неба схлестнулись два дракона, готовые разорвать друг друга в клочья. Удар следовал за ударом, острые когти вгрызались в плоть, выдирая целые куски мяса и заливая кровавыми каплями стылую заснеженную землю.       Даже две несчастные беглянки, поднимая к небесам застланные пеленой слез глаза, как вкопанные застыли на своих местах, не в силах оторваться от этого завораживающего зрелища. Все тело Анны сотрясалось от мелкой дрожи, в какой-то миг ей даже начало казаться, что сердце начало трепетать в груди, но это было лишь воображение, сыгравшее с ней очередную злую шутку. — Я не могу так просто уйти! — прошептала она, вцепившись окровавленными пальцами в кору сосны, росшей на небольшом холме. — Все равно нам не убежать! — поддержала ее Селин, будто читая мысли своей спутницы. Она знала, что до недавнего времени это была даже не ее битва, но, выбрав однажды свой путь, девушка шла по нему до конца, не поворачивая назад, не убегая, скрываясь за чужими спинами. Если ей суждено погибнуть среди этих мрачных лесов, лучше встретить смерть, столкнувшись с ней лицом к лицу, а не получить подлый удар в спину, убегая от неизбежности. — Мы должны идти, — вмешался послушник, но, как оказалось, и он был не в состоянии оторваться от бушевавшей на небе битвы.       Дракула сопротивлялся изо всех сил, природная сноровка, сила воли, заточенная в многочисленных битвах, знание своего противника и ни с чем несравнимое желание жить помогали ему отражать нескончаемые атаки, но кровь Древних, бурлившая в жилах Мираксиса, неминуемо загоняла его в тупик. Все чаще он пропускал удары, уступая наставнику в силе, постепенно оседая вниз. — Я говорил тебе, что все кончено! — проскрежетал Мираксис, заключив графа в стальной хватке и вцепившись когтями ему в бок, выдирая кусок плоти. Издав громогласный крик, сотрясший горы, вампир начал стремительно падать вниз. Как бы ни пытался Дракула расправить крылья и воспарить, у него ничего не получалось. В голове пульсировала нестерпимая боль, в ушах свистел оглушительный гул, а конечности охватила непреодолимая дрожь. Крах был неизбежен, но наставник успел подхватить его, впиваясь клыками в горло.       Кровь, алой струйкой стекая по шее, устремилась к груди, где когда-то давно, много веков назад, трепетало живое сердце, обращенное в камень. Теперь же на месте этой глыбы с последней искрой жизни затухал огонь любви. С каждым глотком Дракула чувствовал, как жизнь покидает его тело, чувствовал черную пелену, застилающую глаза, а потом все кончилось. В очередной раз он падал вниз без возможности подняться. Удар был сильный, не оставивший ни шанса на спасение. Это был конец.       Теперь, воистину, он напоминал падшего ангела: его крылья были сломаны, тело практически обескровлено, а в правом боку зияла смертельная рана, из которой тонкой струйкой сочилась красная жидкость. Несмотря на нанесенные ему увечья, гордый властелин ночи не собирался сдаваться на милость изменчивой судьбе, продолжая жадно глотать холодный, пропитанный смертью воздух. С каждым вздохом тысячи ледяных иголок раздирали его легкие на части, предвещая скорый исход, а потом была пустота: мертвая и безнадежная. Его потухший взгляд в последнем порыве устремился в небеса, туда, где несколько секунд назад в яростной битве вершились судьбы миров, туда, куда уже не суждено было никогда вернуться... — Нет! — вскрикнула Анна, кидаясь назад на зловещую поляну. — Стой, — пытаясь ее остановить, взвизгнула Селин, но никакая сила не могла остановить любящее сердце, готовое в любой момент разорваться от невысказанной боли. Карл, в очередной раз осенив себя крестом, шатаясь от страха, пустился за ними, но, выбежав на опушку, притаился у небольшого кустарника, наблюдая за происходящим. Порой он ненавидел себя за свое малодушие, но в душе упорно называл это благоразумием, считая, что нет смысла бросаться в битву, если наверняка знаешь то, что твоя смерть не сможет переломить ее исход. Окончательно убедив себя в том, что это не трусость, а инстинкт самосохранения, он до поры до времени предпочел не вмешиваться в происходящее, надеясь, что многое сможет разрешиться само собой. В конце концов, должен же был хоть кто-то из них выжить, чтобы поведать миру трогательную картину падения двух воинов. Карл был божьим человеком, человеком науки — мирская жизнь, а уж тем более война, были чужды его природе, а потому он решил сохранить верность самому себе до последнего вздоха, не бросаясь очертя голову в адское пекло.       Тем временем, опустившись на землю подле своего врага, Мираксис толкнул графа краем сапога, но Дракула не подавал ни единого признака жизни. Тихий шорох за спиной возвестил о приближении новой опасности. Отпрыгнув в сторону, вампир устремил на Ван Хелсинга надменный взор. — Оборотень! Как это мелко! — презрительно фыркнул он, кинувшись на своего противника. — Ты, очевидно, позабыл то, что оборотни веками были нашими марионетками, — проникая в сознание охотника, прошипел он. В ту же секунду Гэбриэл почувствовал, как его внутренности буквально разрываются на части, кровь пенящимся потоком хлынула у него изо рта, заставляя его в бессилии хватать воздух. Ван Хелсинг, повинуясь чужой воле, осел на землю, а когтистая хватка Мираксиса сомкнулась у него на шее. Боль была нестерпимой, казалось, что его сердце буквально вырывают из груди, так и не повредив кожу. — Я же говорил, что вы обречены! — отбросив тело охотника, принявшего человеческий облик, проговорил вампир, победоносно сверкнув глазами, глядя на выбежавших на поляну девушек.       Все было кончено. Непобедимые когда-то воины, посланники света и тьмы, поверженные и безжизненные, лежали на стылой земле, заливая остатками крови белесую корку снега. Некуда было бежать, негде спасаться. Если судьба замуровала несчастных в замкнутом круге, независимо от того, куда бы они ни побежали, дорога в очередной раз приведет их к Мираксису, который подобно самой смерти будет ждать их на исходной точке. — Нет! — прокричала Анна, кинувшись к безжизненному телу графа. Сколько всего она не успела ему сказать, а сколько сказала того, о чем следовало бы промолчать. В очередной раз ее сердце разбилось на мелкие осколки, но в этот миг она чувствовала, что умерла вместе с ним. У нее больше не было ни сил, ни желания жить. Принцесса не хотела видеть того, что произойдет в тот момент, когда Мираксис захватит власть над двумя мирами, не хотела стать его безвольной любовницей, вынужденной терпеть издевательства своего господина, единственным ее желанием было желание последовать за своим возлюбленным, куда бы ни унесли его крылья ночи. Заливаясь слезами, девушка упала пред ним на колени, прижимаясь к могучей груди. До сих пор в ее сердце теплилась надежда на то, что он, услышав ее плач, вырвется из кровавых лап смерти, коснувшись ее волос, но этого не произошло. — Клянусь тебе, что мы встретимся снова, — склонившись к его уху, шепнула принцесса. — Я знаю и свято верую в то, что тех, кого любовь не смогла соединить при жизни, в неразрывном союзе повенчает смерть.       Селин, подбежав к Ван Хелсингу, испытывала схожие эмоции. Впервые за столетия она окунулась в тихую гавань истинных чувств, но по воле злого рока была вынуждена нести бремя потери в одиночестве. Мираксис пощадил их, посчитав, что они с Анной слишком слабы, чтобы представлять для него угрозу, но эта милость стала для нее самым тяжким из наказаний, ибо тем, кого обошла стороной смерть, остаются только вечные страдания. Сегодня она стала свидетельницей краха целой эпохи, воочию увидев ужасающую картину того, как могучий дракон, будто по мановению руки, низверг с небес ангелов света и тьмы. Сейчас перед ее затуманенным взором предстали слова пророчества, которому уже не суждено сбыться, ибо посланники двух миров были повергнуты древней силой. Запечатлев на шее охотника несколько прощальных поцелуев, девушка застыла в нерешительности, бросив испуганный взгляд на их общего врага. — Как это трогательно! — глядя на страдания несчастных, в один день потерявших возлюбленных, проговорил Мираксис. — Вы почти заставили меня прослезиться. — Отправляйся к Дьяволу! — прошипела Анна, давясь собственными слезами. — О, я непременно нанесу ему визит, но сейчас у меня есть другие дела. Надо возвестить бессмертных о том, что у них появился новый господин. Не будет больше совета старейшин, не будет борьбы за власть, ибо я стану единственным и бессменным властителем миров, а люди... люди займут, наконец, свое законное место в пищевой цепочке, склонившись пред нами, — с улыбкой заметил он. — А что до вас... пожалуй, я сохраню вам жизнь, чтобы вы могли увидеть всю бессмысленность жертвы ваших защитников прежде, чем отправиться им вослед. Признаюсь, с их смертью вы перестали быть для меня интересны. — Они покарают тебя за смерть своих сыновей! — прорычала Селин, положив руку на рану охотника. — Отцы отомстят за своих детей. — Милая, ты как всегда ошибаешься, ибо скоро в этом мире воцарится лишь один Бог. И поверь, он не бросит своих последователей на бренной земле, укрываясь в небесных чертогах или адских пещерах. Он будет властвовать в этом мире, ибо грядет новая эра владыки тишины, высочайшего бога отчаяния — моя эра. Достаточно было двух тысяч лет христианского гнета, мир не выдержит повторного пришествия Иисуса Христа, чьи страдания были незаслуженно воспеты в одной из самых известных книг и навязаны невежественной толпе. Когда он явился на грешную землю, он знал свою судьбу; знал, что ему суждено умереть и возродиться. Для него это было лишь представлением, и он играл свою роль. Безусловно, он принял страдания и муки распятия, но любые муки можно вынести, если уверен в том, что это просто испытание веры и силы духа. Скольких людей насадил на кол твой благоверный? — Мираксис кивнул в сторону Дракулы. – Сотни, а может быть, тысячи? Едва ли ты вспомнишь имя хотя бы одного из них! А ведь многие пред ликом костлявой старухи вели себя достойно, причем смерть их была настоящая, ибо билет продали в один конец. Где они сейчас? Канули в небытие! Забыты всеми... Но Его вы помните! Ваша вера с самого начала строилась на обмане, я же явлю всем достоинство своего царства. Вы познаете истинную чистоту боли, увидите рай зла, окунетесь в божественную меланхолию и прикоснетесь к великолепию одиночества. Таким, как мы, не нужна любовь, не нужны страсти — мы стоим выше этого. Именно поэтому я выжил в борьбе, когда другие пали! У меня нет привязанностей... Запомните, есть только один ад — это монотонность человеческого бытия. Для тех же, кто преклонится передо мной, я открою двери своего мира и тогда, возможно, испытав истинные страдания, вы заслужите себе место на ваших небесах. — Ты безумец, — проговорила Селин. — Я гений! А тебе, — наотмашь хлестанув ее по щеке, прошипел Мираксис, — стоит с большим почтением относиться к своему новому Богу. И чтобы доказать то, что я способен на милосердие, я сохраню вам жизнь, а точнее, предоставлю возможность солнцу решить вашу судьбу! — добавил он, глядя на посветлевшие небеса. Секундой спустя, налетевший не пойми откуда вихрь, поднял вверх сухую листву, и Мираксис унесся прочь, оставляя после себя шлейф ледяного ветра, продиравшего до самых костей. Проводив огромного крылатого монстра взволнованным взглядом, Селин кинулась к охотнику, склонившись над кровоточащей раной. — Он еще жив, — прокричала она, стараясь изо всех сил остановить кровотечение. — Неужели? — с надеждой в голосе, проговорила Анна, опускаясь подле него. — Нужно найти укрытие от солнца и перенести его туда! — проговорила девушка, раздирая в клочья свою сорочку, чтобы перетянуть раны. — Здесь есть небольшая пещера, там, за утесом, — проговорил Карл, останавливаясь подле них. Подхватив друга за плечи, он аккуратно, стараясь как можно меньше тревожить рану, поволок его в сторону спасительной тени. — Пойдем, — произнесла Селин, подхватывая замешкавшуюся Анну под локоть, но та, будто дерево, вросла в мерзлую землю. — Я не могу, — со слезами проговорила принцесса. — Что? — непонимающе спросила вампирша. — Солнце, оно тебя убьет! — Я не могу его так оставить! — опускаясь на колени у тела графа, пискнула Анна. Как никто другой Селин могла ее понять, она и сама едва не потеряла своего возлюбленного, а потому считала боль принцессы своей собственной болью. — Твоя потеря велика, и я скорблю вместе с тобой! — прижав девушку к себе, произнесла она. — Мы ничем не можем ему помочь. — Но и оставить его здесь тоже не можем! — твердила Анна, не видя ничего вокруг. Сейчас она просто утонула в своем горе и никакие увещевания не могли заставить ее ухватиться за спасительную соломинку, которую протягивала ей судьба. — Хорошо, — кивнула головой Селин. — Мы донесем его до пещеры, а с наступлением ночи, предадим тело огню!       На это Анна лишь кивнула, снимая с себя дорожный плащ. Переложив на него бездыханное тело, девушки, что было сил, потянули его в укрытие, спасаясь от смертоносных лучей, которые уже ожигали их белоснежную кожу, оставляя глубокие ожоги. — Я помогу, ступайте, — проговорил послушник, подталкивая девушек в пещеру.       Грот, найденный им среди кустарника, оказался достаточно узким, но глубоким. Туда не проникали ни солнечные лучи, ни ледяной ветер, а небольшая вязанка дров и вовсе могла превратить его в сносное укрытие, давая временную передышку и возможность собраться с мыслями.       Уложив потерявшего сознание охотника в дальнем углу, Селин до дна опустошила его дорожную фляжку, счищая запекшуюся кровь и омывая грязь с тела, а когда в дальнем кармане сумы обнаружила початую бутылочку абсента, ее радости и вовсе не было предела. Вылив содержимое на рану, она прижгла ее каленым железом, а после влила остатки горячительной жидкости ему в рот. Почувствовав, как живительная влага разливается по телу приятным теплом, Ван Хелсинг закашлялся, наконец, разомкнув глаза. Нестерпимая боль, будто от удара молнии, пронзила все его тело, заставив мышцы содрогаться от неконтролируемых судорог. Вцепившись в руку Селин, он сжал ее так сильно, что девушка со стоном отскочила прочь, а Гэбриэл, потеряв остатки сил, рухнул на свое наскоро сооруженное ложе. Обведя пещеру уставшим взором, застывшим на Анне, которая неподвижно сидела у самого выхода, отрешившись от всего вокруг, Ван Хелсинг перевел вопросительный взгляд на Карла, который неуверенно переминался с ноги на ногу. Компания двух вампирш и оборотня явно не придавали ему уверенности, заставляя с опаской поглядывать на друзей, которых сразило проклятие. — С тех пор, как мы сюда пришли, она не проронила ни слова, бедняжка, — с полным участия голосом проговорил он. — Так и сидит неподвижно, не выпуская из рук его ладонь. — Давно? — Пару часов, а может, меньше. Признаюсь, что в этот миг время словно остановилось. Даже солнце замедлило свой бег по небесному маршруту.       Охотник сделал попытку подняться, но очередной приступ боли разлился по всему телу, заставив его повалиться назад. — Да помоги же мне, — рявкнул он на опешившего Карла, который в мгновение ока подскочил к нему, подавая руку. — Тебе нельзя вставать, — вмешалась в разговор Селин. — Несмотря на то, что твои раны регенерируют с нечеловеческой скоростью, ты все еще слаб. Может заново начаться кровотечение! С наступлением ночи лунный свет принесет тебе исцеление, а пока тебе нужно... — Сейчас есть вещи куда важнее моих нужд, — перебил ее охотник, опираясь на стену. — Анна, — проговорил он, опускаясь подле девушки, но та даже не повернула в его сторону головы, лишь сильнее сжала ладонь графа, — Анна, — более мягко повторил Гэбриэл, коснувшись его плеча. В ту же минуту принцесса слегка вздрогнула, обратив на него изумрудные глаза, полные слез. — Он умер! — прошептала она, пустыми глазами глядя на охотника. Взирая сейчас на эту печальную картину, даже у самого бесчувственного человека дрогнуло бы сердце, что уж говорить о том, кто горячо любил эту страдающую, не находящую покоя, душу. —– Знаю, — полным сочувствия голосом проговори Гэбриэл. — Этого не должно было произойти! Почему? — Потому что это был его выбор. Он умер за то, чтобы смогли жить все мы! — прижимая девушку к своей груди, сказал Ван Хелсинг. — Самопожертвование – путь к спасению, возможно, его душа, наконец, смогла обрести долгожданное прощение. — Скольких бы поступков мы не совершили, если бы знали, что нам уже не представится шанса их изменить! — заливаясь слезами, проговорила принцесса. — О чем ты? — Последними словами, которые я ему сказала перед тем, как нас похитил Мираксис... – девушка остановилась, не в силах продолжить. — Да... — протянул Гэбриэл, давая ей время, чтобы совладать со своими эмоциями. — Я пожелала ему смерти! Это я во всем виновата, я... я накликала эту беду. — Это неправда, — поглаживая ее по голове, как маленькую девочку, проговорил он. — Это была не только судьба, но и его выбор. — Если бы он знал... знал, как сильно я его люблю... — прошептала она. — Поверь, он это знал, — скрипя сердцем, произнес Ван Хелсинг. Не умел он осушать красноречивыми речами женские слезы, не знал о том, как стоит утешать скорбящих. Всю жизнь, а точнее нескончаемую вечность, Гэбриэл был воином, а потому не знал, что полагалось говорить в такой ситуации. Охотник прекрасно понимал то, сколь глубока может быть рана разбитого сердца, единственное, что оставалась сокрыто от его понимания, так это то, почему Анна предпочла себе столь мрачного избранника. — Почему? — не сумев сдержаться, проговорил он. — Почему твое сердце сделало этот выбор? — Ты себе даже не представляешь, насколько я ненавидела свою жизнь, когда мне открылись двери вечности. Я желала смерти с такой исступленной страстью, которая со стороны напоминает болезненную зависимость. О, как бы я сейчас хотела снова ее возненавидеть, но Влад все изменил. Как ураган, он ворвался в мой мир, переворачивая все вверх дном, а я... стала пленницей его сердца... я позволила ему сделать это. Почему? Потому, что было намного легче полюбить, чем сопротивляться его любви. Я сдалась, не заметив, как он навсегда завоевал мою душу, разжигая в сердце пламя этого грешного чувства, — прижавшись к груди вампира, проговорила Анна.       Как бы она хотела сейчас повернуть время вспять, убежать с ним на край света, укрывшись в какой-нибудь ветхой лачуге. Не нужно было ей ни золота, ни власти, ибо все богатства мира, включая собственную жизнь, она готова была без остатка отдать за возможность последний раз взглянуть в сапфировые глаза, за призрачную надежду обрести покой в объятиях любимого человека. Но смерть не торговалась со своими жертвами, без сожалений она забирала в царство мертвых и богатых, и бедных, младых юношей и ветхих стариков, праведных и грешников, ибо в ее глазах все были равны, даже бессмертные не могли избежать ее холодных объятий, которые одним дарили покой рая, а другим жаркое пламя ада.