Дежавю

Рассветное солнце тайком пробиралось в комнату Джексона, насыщенным янтарным светом окрашивало стены с нежно-зелёным витиеватым рисунком, тёмные кожаные кресла с золотыми вставками в виде листков растений, маленькие стеклянные столики с аккуратно разложенными на них салфетками, блокнотами и ручками с символом отеля, который на две недели стал для фотографа подобием дома. «Хотя дома должен кто-то ждать», — с какой-то неясной тоской подумал он, выдыхая, и вспомнил своего любимого кота Мэлса. Странно, но в эту ночь сон впервые не мог накрыть уставший организм. Джексон ворочался, думал обо всем подряд: о том, сколько фотографий ему предстоит обработать, понравятся ли они главному редактору, встреча с которым состоится в субботу вечером, но самое главное — как жить дальше после того, что случилось с его сознанием за такой короткий промежуток времени. Из головы не выходил образ Марка, внешне холодного, циничного, жестокого, жадного на боль и дерзко ухмыляющегося. Он пытался скрыть все свои страдания за плотной оболочкой. Но из-за вопросов Джексона, небольшом проявлении заботы и внимания оболочка треснула, показав слабую душу и израненное сердце. Чтобы залечить эти раны, требуется много времени, которым Ван, к сожалению, не обладал. Когда Марк уснул, Джексон отнес его в спальню, уложил на кровать, аккуратно укрывая легким одеялом. Туан не проснулся, когда щелкнул замок, и Ван ушёл к себе в отель. Фотограф не понимал, что делать дальше, и это больнее всего. Он решил для себя, что если завтра ему удастся увидеть прекрасную улыбку на лице модели, если у него получится услышать звонкий, настоящий смех, ощутить прикосновение его горячих губ, то он останется. Джексон был готов бросить своё агентство, продать квартиру и все свои вещи ради того, чтобы быть с Марком. Что ему терять в Сеуле? Работа? Ван усмехнулся, вспоминая ежедневные крики и выяснения отношений с редактором, труд, который не оценивался в полной мере, талант, который люди не смогли разглядеть. Друзья? Их и не было, если только Джинен, но с ним все будет в порядке, он справится. Любовь? Теперь для него это израненный парень, выкуривающий полпачки сигарет в день, издевающийся и ледяной, но который какими-то неизвестными силами притянул сердце фотографа, заставил его биться быстрее и, в конце концов, совершенно потерять рассудок. Марк пробудил чудовище, о котором Джексон даже и не подозревал, и контролировать его может только он. Теперь жить без этого «чертова мазохиста» будет невозможно. Почему? Наверно, это судьба. Ведь если задуматься, все дежавю, произошедшие за эти две недели, были связаны с Туаном, а Ван был фаталистом и не мог упустить этот шанс. Он понимал, что слишком зависим от этих хитрых серебряных птиц, но не мог ничего с собой поделать. Довериться им — единственный правильный выход. На часах было около восьми. Далеко слышался прибой и заливистое пересвистывание птичек, легкий ветер играл с тёмными шторами, обдувая босые ступни Джексона. Парень нисколько не выспался и чувствовал себя словно разбитый бокал, хотя свою долю внесло и похмелье от вчерашнего вечера. Раздался громкий звонок телефона, и голова фотографа буквально раскололась напополам. — Да? — прохрипел Ван, зажимая устройство между ухом и плечом, сел обратно на кровать и двумя руками начал потирать виски, в которые, казалось, служили наковальней для огромных молотков. — Фотограф, ты такое же разбитое корыто, как и я? — в трубке прозвучал сиплый голос человека, занимавшего мысли Джексона всю ночь. — Это был какой-то неправильный виски… — Ага, точно, — усмехнулся парень, внутри радуясь неожиданному звонку. — Спасибо, что уложил меня спать, дорогой, — промурчал Марк, стараясь придать своему голосу сладкое притворство и скрыть улыбку, но Джексон её почувствовал. — Я вообще звоню сказать, что сегодня надо доснять ту темную фотосессию, но не в студии. Я за тобой заеду. Пол сейчас позвонил, велел тебе передать. — Эм, хорошо, а что с Сарой? Обычно она такие новости сообщает… — Откуда мне знать?! — голос Туана неожиданно стал резким. — Бухает, наверно. Ты не рад моему звонку? — Да я рад, — Вану стало как-то неловко. — Ты чего так завёлся?! — Буду через минут сорок, — буркнул Марк и бросил трубку. Джексон с пару секунд ещё смотрел на телефон, не понимая, к чему была такая резкость. «Неужели у него чувства есть?!» — радостно подумал он, пожал плечами и начал собираться. Синий кабриолет остановился точно в назначенное время. Клыкастая улыбка украсила прекрасное лицо, а хитрый прищур раскосых глаз, выглядывающий из-под солнцезащитных очков, оценивающе прошёлся по фотографу, одетому в чёрную майку и такого же цвета мешковатые штаны. Пробормотав что-то вроде «Надо бы тебя по магазинам сводить», Марк ударил по педали газа. Съёмка проходила на заброшенном заводе автомобилей. «Атмосферно», — подумал Джексон, оглядывая гигантский цех, служащий местом, где проходила окончательная сборка: огромный конвейер, на котором ещё остались длинные, «квадратные» машины примерно восьмидесятых годов с острыми линиями, круглыми фарами и металлическими радиаторными решетками. Сам завод почему-то был оставлен без присмотра, и все оборудование заржавело. Создавалась слегка жутковатая обстановка, но это было то, что нужно. Марк снова был восхитителен: тёмно-синяя рубашка с серебряными уголками на воротнике и чёрные узкие джинсы, подчёркивающие сильные длинные ноги, контрастировали с его бледным лицом и светлыми волосами, зачёсанными назад. Джексон не мог остановиться смотреть на это совершенство. Заметив, что за ним наблюдают, Туан огляделся по сторонам и, поймав раздевающий взгляд фотографа, соблазнительно закусил губу. Джексон поперхнулся от неожиданности и резко отвернулся. Съёмка проходила в том же ключе, что и самая первая, состоявшаяся две недели назад: темнота, контраст, сигаретный дым. Фотограф настолько привык к удобству, комфортной работе с профессионалами, возбужденному, но не нервному творческому процессу, что совершенно забыл, как все обычно проходило в его агентстве. Пусть здесь все завязано только на этом, Джексон ещё раз для себя решил, что он готов остаться. Ради человека, которого видит сейчас через видоискатель фотоаппарата. Парень соблазняет его каждую секунду, и он прекрасен не только снаружи, но и внутри. Душа, восхитительная, но такая чувствительная и искалеченная, нуждалась в любви, и она открылась исключительно Вану. Это не могло не придавать сил, что все ещё может получиться. После съёмок, закончившихся только когда малиновое солнце, спрятавшееся за лиловыми и светло-розовыми облаками, уже практически соприкасалось с гранью воды и неба, завершая этот быстрый, насыщенный эмоциями день, Марк повёз Джексона в отель. Всю дорогу они обменивались какими-то воспоминаниями из детства и юности, улыбались, смеялись. Джексон вспоминал, как ходил с папой в горы, чтобы посмотреть на всё сверху, сделать прекрасные снимки природы на старый плёночный фотоаппарат, чтобы потом вспоминать счастливые дни. Туан в свою очередь рассказал, что, когда был маленьким, часто бегал втайне от родителей к океану покидать камни, любил смотреть за горизонт и всегда хотел узнать, «что там за самой крайней линей, куда прячется этот гигант». Постепенно разговор приобретал ностальгический оттенок, и в какой-то момент, после продолжительной паузы, когда был слышен только шорох колёс по разгоряченному асфальту и рык мощного автомобиля, Марк тихо сказал: — Знаешь, фотограф… Я не знаю, почему они не уследили за мной. Что им мешало хотя бы один раз поинтересоваться: сынок, почему тебя привёз домой какой-то старый хрен? Где ты пропадаешь ночами? Почему, в конце концов, у тебя футболка в сперме?! Если бы они хотя бы раз спросили, что со мной, наверно, все было бы по-другому, — Туан вцепился пальцами в светлый руль, его взгляд был направлен вперёд, а губы плотно сжаты. Ван не мог представить, какой ураган царил внутри парня. — Тогда нужно было все менять, уезжать в другой город, может, даже в другую страну. На тот момент я вполне мог себе это позволить. Сейчас уже поздно. — Марк, ещё не поздно! Ты разве ничего не чувствуешь внутри?! — Джексон повернулся к парню боком и положил руку на горячее бедро. — Твою мать, ты задрал! — закричал неожиданно Туан, зажмуривая глаза на секунду, с силой ударил ладонями по рулю и прожигающим взглядом посмотрел на парня рядом. — Я ничего не чувствую! Ничего! Джексон, я понимаю, ты что-то пытаешься сделать со мной, раз там твоё сердце только от моего вида биться стало быстрее, но мне просто больно. Если хочешь принести мне удовольствие, жёстко трахни без растяжки, ударь меня по лицу, прыгни на него, сломай мне ноги, пни в живот… — Марк! Марк, остановись! Хватит! — фотограф был в ужасе от того, что в истерике кричал Туан. Его грудь вздымалась, ноздри раздувались от гнева, костяшки пальцев побелели от того, как руки крепко сжимали руль, а нога все сильнее давила на газ. Стрелка спидометра перевалила за сто пятьдесят километров в час, и Вану стало страшно. В состоянии аффекта люди могут сотворить ужасные вещи. Прошло несколько минут молчания. Марк остывал, слегка снижая скорость. На улице стало совсем темно. Начали показываться отдельные звёздочки, словно вкрапления от небрежного движения серебряной кистью по черно-синей бумаге. Город только начинал свою жизнь, загорались оранжевые вывески ресторанов, отелей, казино, кинотеатров. Ветер проникал в салон автомобиля и развевал волосы парней, которые ехали оставшееся время в полной тишине. Джексон не знал, как начать разговор, потому что боялся, что каждое его слово может принести модели боль. А Марк был погружён в собственные мысли и воспоминания. В глубине души он не винил фотографа за то, что тот поднял бурю, пробудил вулкан эмоций, который до его приезда тихо спал, накапливая в себе огненную лаву из страданий и боли. Возможно, эти вопросы только помогают прочитать собственную книгу жизни, разобраться во всём, но процесс копания в себе всегда давался Туану крайне сложно. — Прости, что накричал, — неожиданно прохрипел он, не глядя на Вана, и остановился у его отеля. — Всё дело во мне. Джексон улыбнулся, слегка поджимая губы, и положил руку на горячую щеку, заставляя парня повернуться и посмотреть в глаза. Слова были лишними, и фотограф просто нежно поцеловал модель, словно говорил, что его чувства становятся все более настоящими, они крепнут с каждой минутой, проведённой с Марком, каждой мыслью о нём, и это ещё не конец. Пульс Туана усиливался с каждым движением их губ, и Ван это чувствовал. — Если ты не поедешь со мной, я останусь здесь, — просипел Джексон, отстраняясь, и заметил в глазах парня нескрываемое удивление. Придав своему голосу игривые нотки, он продолжил: — Ты от меня не отделаешься. — Это я уже понял, — усмехнулся в ответ Марк. — Но если ты хочешь находиться рядом со мной, тебе надо выкинуть это, — взглядом он указал на одежду фотографа, вызывая стыдливый смех. — Завтра съёмок нет, заеду за тобой часов в двенадцать. Ван улыбнулся и вышел из машины. С гулким рыком она скрылась за ближайшим поворотом, оставляя только раскатистое эхо после себя. Джексон с несколько секунд продолжал смотреть вслед Марку, почёсывая затылок, как внезапно испытал короткое дежавю. Продолжительные волнение, переживание, страх сменились облегчением, ведь все идёт правильно. И эти разговоры, съемки, крики — в итоге они оправдают себя, какими бы плохими, несбыточными и опасными не казались вначале. «Всё несётся слишком быстро», — подумал парень и пошёл в отель, играющий фиолетовыми огнями и словно говорящий, что скоро наступит исход этой поездки. Но Джексон ещё не знал, каким именно он будет. Пусть Ван чувствовал себя окончательно вымотанным, сон казался недоступной роскошью: карта памяти была переполнена фотографиями, которые нужно обработать к завтрашнему дню. Тяжело выдохнув, парень сменил линзы на очки и сел за письменный стол, стоявший у окна с видом на океан. Волны шумели и вспенивались, перекатываясь одна на другую. Ночное небо играло на глади воды, создавая таинственную картину. Некоторое время Джексон смотрел на это чудо, не думая ни о чем, как что-то внутри будто прошептало ему: «Работай, фотограф». Парень вздрогнул, усмехаясь самому себе, и открыл ноутбук. Процесс шёл на удивление быстро и легко. Наверно, потому что на душе было спокойно, и ничто не тревожило. Холодные, с идеальными лицами и телами люди выглядывали через яркий экран, и Джексон, оценив независимым взглядом всех, мысленно согласился со словами Сары: Марк действительно хорошо выполняет свою работу. «Наверно, компания ценит его», — подумал фотограф, устало потирая глаза, обрабатывая последний снимок с его любимой моделью, который в свою очередь беспощадно прожигал его взглядом. На часах было около четырёх утра. Спать хотелось смертельно, и Ван, скинув одежду, без сил упал на кровать. Ему снился очень странный сон. Джексон шёл через порывы ветра и снега, дикий холод пробирал до костей, но нужно было найти кого-то. Светлая макушка то показывалась, то терялась в белой метели, сквозь шум были едва различимы крики боли, кто-то на грани срыва молил о помощи. Фотограф начал бежать быстрее, ветер обжигающе хлестал по лицу и рукам, но внезапно всё прекратилось, резко наступила оглушающая тишина. — Марк? — голос Джексона разрезал пустоту. Но ответом послужил лишь сиплый смех отчаяния. Туан лежал на снегу. Обнаженный, он содрогался всем телом. Руки, ноги, живот и спина — всё было в крови, словно парня сильно и долго били кнутом или плеткой с металлическими наконечниками. Все раны были рваными, по истине ужасающими. В некоторых местах виднелись молочно-белые, раздирающие кожу кости, с левой стороны было сломано три ребра, на лице красно-фиолетовыми подтеками расцветали синяки. — Ты все ещё думаешь, что можешь мне чем-то помочь? — потрескавшиеся губы исказились в ухмылке, в уголках была запекшаяся кровь, а глаза полны слез. Сердце Вана словно полоснули острым лезвием, его колени безвольно подогнулись от ужаса, он наклонился к изуродованной модели и протянул к нему дрожащую руку. Но снова началась метель, и Марк утонул под ледяными снегами, прикрывая глаза и позволяя кровавым слезам стекать по щекам. Джексон проснулся в холодном поту, пульс бешено отдавался в висках, а грудь часто вздымалась, лёгкие будто обожгло кислотой, и дышать было невозможно. «Что за чертовщина?!» — в ужасе подумал фотограф, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони, и огляделся по сторонам. Кошмары в его жизни всегда были только наяву, но не во сне. Перед глазами все ещё мелькал дико обезображенный Марк, которому Джексон так и не смог помочь. Солнце светило в окна, день приближался к своему пику, а это означало, что скоро за ним подъедет лазурно-синий кабриолет, обладатель которого намеревается устроить тур по модным мужским бутикам Лос-Анджелеса. Ван соскочил с кровати, пытаясь прогнать жуткий сон прочь, и начал быстро приводить себя в порядок. Руки до сих пор била мелкая дрожь, и вещи вылетали из рук. — Чё с тобой? — удивился Марк, когда ошарашенный Джексон запрыгнул к нему в машину и с несколько минут не мог отвести взгляда от прекрасного лица. — Волнуешься? — фотограф кивнул головой и выдохнул с облегчением, радуясь что его кошмар не реальность. «Все в порядке, это только сон», — подумал он и нацепил солнцезащитные очки, улыбаясь сияющему Туану и золотым лучам нового дня, преломляющимся на блестящем капоте автомобиля. Марк в недоумении вздернул брови вверх и рванул с места. День летел с невероятной скоростью. Солнце пробивалось сквозь белоснежное полотно перистых облаков, а нежный ветер играл с лёгкой одеждой и мягкими волосами парней. Окунувшись в любимое занятие, Туан с восхищением описывал бутики, которые им предстоит посетить, перечислял бренды, о которых Ван мог только слышать, но никогда не имел возможности носить. — Дорогой, ты у меня сегодня станешь конфеткой, — пропел Марк, широко улыбаясь, и мягко коснулся подбородка Джексона. Сердце фотографа приятно сводило от того, что он мог видеть эту красивую улыбку, слышать заливистый смех, чувствовать горячее прикосновение пальцев. Не верилось, что до этой поездки он мог как-то спокойно жить без всего этого. Понимая, что их любви предстоит через многое пройти, парень был готов на любые жертвы, лишь бы их ждал счастливый конец. Марк умело цеплял одежду с вешалок, которая действительно подчеркнёт достоинства Джексона, выбирал приятные глазу цвета, удобные модели и фасоны. Он был рыбой в океане, знающей каждый камень наизусть. Глаза бегали от полок к фотографу, который неловко ходил хвостиком за собственным стилистом. — Ты дурак? Почему ты скрываешь своё шикарное тело за этими тряпками?! — возмущался Туан, разглядывая полуобнажённого Вана, стоящего в примерочной, и протянул ему темно-синие джинсы, голубые шорты, пастельных тонов лёгкие рубашки, различные яркие футболки. Примерив несколько вещей, фотограф посмотрел на себя в зеркало и удивился, как одежда может преображать человека. Обтягивающие джинсы подчеркнули сильные бёдра, короткие рукава и V-образный вырез рубашки выделили мускулистые руки и соблазнительную шею. Появилась уверенность в себе и своей сексуальности. Сзади стоял Марк и без зазрения совести пялился на подкачанное загорелое тело Джексона, закусив губу. — Между прочим, ты бы мог спокойно пойти в модели. На банковской карте Вана уже появилась доля от гонорара за проделанную работу, поэтому он мог позволить себе посетить ещё несколько магазинов. Вечер плавно бы перешёл в другое место, например, отель Джексона или снова в квартиру Марка, но одному из парней нужно было бежать на встречу с главным редактором. Фотограф чувствовал себя окрылённым, словно ветер наконец-то начал дуть не в лицо, а в спину, подгоняя его к мечте. В порыве чувств Ван взял Туана за руку и крепко её сжал, переплетая пальцы. Прикосновение приносило невероятное удовольствие, тёплым потоком накрывая парня с головой, а слегка смущенная улыбка модели служила горючим для огня, все сильнее разгорающегося в сердце. Фотограф сильно волновался перед встречей, в мучительном ожидании ломая на маленькие части очередную зубочистку со столика в ресторане. Классическая музыка с высокими партиями скрипки не расслабляла, а только заставляла ещё больше нервничать. Но все это было зря. Через несколько минут перед ним оказался приятный седовласый мужчина в строгом темно-бордовом костюме, сверкающий белоснежными зубами, но без всякой пошлости в серых глазах смотрящий на молодого парня. «Надеюсь, он не такой, как те сволочи», — настороженно подумал Джексон, улыбаясь как можно шире, и поблагодарил за предоставленную возможность поработать в компании. Снимки были приняты с удивлением и легким недоверием, действительно ли Ван все сделал сам. Но почувствовав, что фотограф разбирается в своём деле, редактор широко улыбнулся и протянул руку. — Джексон, мы были рады с вами сотрудничать. Счёт вашей карты у нас есть, а снимки будут опубликованы в нескольких журналах уже на следующей неделе. Мы отправим экземпляры вашему руководителю. Кан Янсон ведь? — нахмурил брови мужчина, не доверяя своей памяти. — Всего доброго, — улыбнулся он, когда Ван низко поклонился напоследок и, сияя от радости, вышел из ресторана. Джексон не мог поверить своему счастью. Все сложилось как нельзя лучше: успех в фотографии, новые знакомства, выполнение миссии, порученной молодому фотографу его агентством. Ко всему этому можно смело добавить приятный сюрприз в виде Марка Туана, ради которого парень может пойти на все. Через несколько часов его ждёт самолёт обратно в Сеул, но только для того, чтобы через несколько дней обратно привезти в Лос-Анджелес. Разобраться с агентством и вещами, а дальше — строить новую жизнь с человеком, которого выбрало его сердце. Любовь придаёт сил, и воодушевленный парень не заметил, как добрался до компании. Одобренные снимки нужно было занести Полу Беннету, который, скорее всего, мог находиться в половину десятого в высоком зеркальном здании, отливающим фиолетовым небом с едва заметными следами серебряных звёзд. «Да и попрощаться надо», — подумал Джексон, закидывая голову наверх, глазами пытаясь найти свет в окнах агентства. В большом помещении с рабочими местами дизайнеров и редакторов, где в прошлый раз фотограф увидел Сару, никого не было. На столах царил легкий беспорядок, от которого творческому человеку никогда не убежать. Шаги Вана гулко отдавались в пустом коридоре. Дверь от кабинета Пола была приоткрыта, но свет не горел. Джексона это насторожило, и он стал идти тише. Что-то внутри подсказывало, что туда не стоит заглядывать. При приближении отчетливее слышался хрип, свистящий шёпот и недвусмысленные вздохи. Понимая, что нельзя прерывать людей во время занятия сексом, но сгорая от любопытства, Ван приоткрыл дверь. Глаза, привыкшие к сумраку, различили два ритмично двигающихся тела. Одно лежало на столе, другое жёстко вдалбливалось в первое и с наслаждением хрипело: «Да, Марк, о да». Джексон не поверил своим ушам и открыл дверь шире. От этого человек, лежащий на животе лицом вниз, поднял голову и взглянул на непрошеного посетителя. Эта издевательская ухмылка и пошлый огонь в глазах, слегка прикрытый мокрой чёлкой, могли принадлежать только одному парню. Сначала что-то внутри Вана хрустнуло, а затем окончательно развалилось на части, фотограф не смог сделать и движения, просто продолжал смотреть на разврат и…измену. Казалось, Марк не был удивлён и только продолжил сильнее насаживаться на член Пола. У Бэннета почему-то были завязаны глаза чёрной тканью, его ногти впивались в ягодицы, а движения становились быстрее и размашистее. Туан закусил губу от наслаждения и застонал: «Прошу, больнее», — затем посмотрел прямо в глаза Джексону и приблизил указательный палец к сухим губам, словно говоря «Только тихо, фотограф». Ван не верил тому, что происходило прямо перед ним. Карта памяти выпала из рук на серый ковёр, разум совершенно отключился. Спустя несколько секунд, прошептав «Нет, этого не может быть», Джексон сделал несколько шагов назад, теряясь в темноте коридора. Зрелище, разбившее ему сердце, постепенно удалялось, но парень все ещё чувствовал этот издевательский взгляд на себе, который словно расплавил его, обнажил душу, сжёг её и оставил тлеть. «Все было бесполезно», — пронеслось в голове фотографа, — «я не смог ничего изменить». Всплеск чудовищных эмоций не позволял Вану думать рационально, было адски больно, будто сердце пронзили тысячи ржавых игл, к которым подключили электрический ток. Словно в тумане Джексон добрался до отеля, на автомате собрал вещи и взял такси до аэропорта. Ненависть, боль, обида, злость разрывали парня на части, мутная плёнка застилала глаза, наворачивались слезы. Сидя в зале ожидания, Ван вспомнил тот жуткий сон, который словно пытался донести до парня то, что в скором времени произойдёт, чтобы предостеречь от страданий, которые испытывал фотограф. Туан вечно будет под этим ледяным снегом, практически уничтоженный и совершенно одинокий. Возможно, это то, чего он заслужил. Буря внутри ещё долго не сможет утихнуть, потому что чувства к Марку были самыми настоящими и чистыми, а теперь их нет. И вряд ли они когда-нибудь оживут. — Объявляется посадка на рейс А-319 до Сеула… — приятный женский голос заставил Джексона подняться со своего кресла и пойти вместе с другими людьми на самолёт, который унесёт его подальше от этого города демонов.