Дежавю

— Марк, спасибо, — улыбнулся Джексон, поворачиваясь лицом к лежащему на горячем песке парню. Вечер медленно угасал. Солнце, скрывшееся ещё полчаса назад за крайней точкой океана, оставляло малиновое свечение на его тихой глади. Словно нефтяные разводы, лучи расплывались и утопали в спокойной воде. Тёплые порывы ветра ласкали лицо, шуршали песком и сухими ветвями пальм. На душе было спокойно. Будто никуда не нужно спешить, жизнь сама, без твоего вмешательства сделает всё, как нужно. Ведь если природа находится в таком умиротворении, проникающем и в тело человека, значит, и суета, и заботы оправдают себя и те переживания, которые могут принести. Философское настроение охватило сознание обоих парней, и они просто лежали на песке, глядя в фиолетово-розовое небо. Эмоциональный день пролетел как один миг. Джексон был несказанно счастлив, словно маленький ребёнок. До этой поездки однообразная, муторная жизнь озарилась лучом восторга и новых ощущений. О тех стариках, работе, редакторе, то есть обо всём плохом он старался не думать. Ван гнал прочь их из своей головы, потому что хотел зацепить этот восхитительный момент, впитать его всем телом и запомнить надолго. Рядом лежал странный парень, в чьи мысли он никак не мог проникнуть, но искренне хотел верить, что они так же необыкновенны, как и его. Сегодня Марк улыбался. Так заразительно и прекрасно, что его белоснежная клыкастая улыбка отпечаталась перед глазами Джексона. Она ускоряла биение сердца, поселяла какое-то приятное чувство в самое нутро парня. Теперь хотелось только того, чтобы она играла на его губах как можно дольше и была рядом. А лучше — всегда. Но это казалось чем-то несбыточным. — Ага, — спустя несколько минут выдохнул Туан, прикрывая глаза. Идеальные линии лица подсвечивались мягким светом заката, светлые волосы развевались от дуновений ветра, губы были изогнуты в лёгкой улыбке. Ван просто смотрел, любовался, не в силах оторвать взгляд. Для его внутреннего чувства прекрасного это было наслаждением. Иначе он не мог объяснить то, почему его так притягивает этот совершенно безбашенный, ненормальный, ошеломительный парень. Джексон приподнялся на локтях, приближаясь к лицу Марка, и легко коснулся губами его мягкой щеки, чувствуя, как модель улыбается ещё больше. — Есть миллионы способов испортить этот прекрасный момент, фотограф, — сказал Туан, приоткрывая один глаз, и сделал небольшую паузу, — но ты ими не воспользовался. Молодец. Ван хотел о многом спросить, так много узнать о нем, но не имел ни малейшего понятия, с чего начать. Вопросы вились в голове, словно рой пчёл, и любой из них мог сильно ужалить Марка. И так было огромной радостью, что сегодня парню удалось столько услышать о веселом и беззаботном детстве. Туан вообще не желал о себе рассказывать. «Наверно, это все травма юности», — думал Джексон и лёг обратно. Очень сложно раскрыть человека, который сам не хочет раскрываться. — Ты когда-нибудь ощущал такое? — спустя десять минут спросил Ван, продолжая глядеть в постепенно темнеющее небо. — Да каждый день, — саркастически усмехнулся в ответ Туан, потирая глаза рукой. — Я, наверно, лет пять не чувствовал. Как школу закончил. Эх, весело было… — Я не любил школу, — тихо выдохнул Марк, — и был рад, когда можно было пойти на съемки, а не туда… Хах, а потом не высыпался. Я тебе уже рассказал, почему. «Вот черт, опять мы к этому пришли», — подумал Джексон, поворачиваясь на бок, лицом к парню. — «О чем его спросить, чтобы он снова не погружался в это?» Ван просто не знал. И это бесило. — Джексон, не смотри на меня, словно я псих, — чувствуя взгляд фотографа кожей, сказал Марк с упреком в голосе. — Я не больной, — он сделал паузу и уже тише продолжил: — Мне просто очень больно. В каждой клетке… Черт, почему я тебе все это говорю?! Тебя вообще это не касается. — Марк, говори! Пожалуйста! — с мольбой в голосе сказал Джексон, ещё сильнее приближаясь к парню. Он сам не понимал, почему ему это так важно сейчас. Хотелось правды и хриплого голоса, который мог бы её поведать. — Заткнись, фотограф, — неожиданно резко прорычал Туан и с помощью сильных рук и ног сел сверху Вана, прижимая его плечи к твёрдой земле. Он часто дышал, обжигая губы парня горячим и сбитым дыханием. Полные злобы и в то же время отчаяния глаза оказались прямо перед Джексоном, он мог читать в них всего Марка. — Как же ты достал. Почему тебе не достаточно просто трахать меня?! У тебя это прекрасно получается. Что тебе от меня нужно? А?! — он тряхнул Вана за плечи так, что тот ударился головой о песок. — Мне так больно, — парень поднял голову к темно-синему небу, словно надеялся услышать там ответ. — Господи, как мне больно… Сколько это ещё может длиться?! Когда это уже кончится? Как долго мне ещё терпеть? По щеке Марка скатилась одинокая слеза. Он смахнул её быстрым и практически незаметным движением, будто невзначай поправлял прическу, запуская пальцы в волосы, но от Джексона это не ускользнуло. Недолгая, но мощная мольба парня была вполне ожидаема в связи с его постоянным нервным состоянием, но несмотря на это, оказалась слишком резкой для фотографа. Он снова не знал, что сказать. Пустота и отвратительное чувство собственной беспомощности, когда нужно утешить, но человек не хочет и не будет тебя подпускать к себе. Ему неважно, что ты ему скажешь. Все будет без толку, и это хуже всего. Спустя пару минут, когда порыв чувств слегка отпустил Туана, он слез с Вана и сел лицом к спокойному океану, скрестив ноги в позе лотоса. Порывшись в кармане свободных шорт, Марк выудил оттуда полупустую пачку, дрожащими пальцами кое-как достал сигарету, нервно щелкнул зажигалкой, борясь с порывами тёплого, уже почти летнего ветра, и блаженно втянул отравляющий дым. Долго и медленно выдыхая, он словно избавлялся от всего того, что ещё не было выкрикнуто в лицо Джексону. Ещё бы мгновение, и оно бы вырвалось, а там — последствия, с которыми Марк не умел и не хотел справляться. Он и так сказал слишком много, и теперь ему было очень стыдно перед ни в чем неповинным парнем, ведь проблема была в нем самом. Просто не смог сдержать всё это в себе. Зажав сигарету между пальцев, он сложил обе руки на затылке и склонил голову на грудь, словно защищался от пулеметной дроби вопросов, и шумно, с каким-то страданием в голосе выдохнул, слегка покачиваясь. Ван тем временем сел на земле и потянулся к плечу Туана, но за мгновение до мягкого прикосновения одернул себя, сжав руку в кулак, потому что предвидел: парень содрогнётся от любых действий в его сторону. — Джексон, у тебя не получится, — спустя пару минут глухо сказал Марк, поднимая голову и глядя куда-то за линию горизонта, словно мыслью хотел перенестись туда в надежде, что там будет все по-другому. — Забудь всё. Не смей даже вспоминать это. Никогда. — Но, Марк… — Поехали по домам, фотограф, — Туан выдохнул новую крупную затяжку и встал с земли, бросив окурок на землю. Не дожидаясь ответа, он направился к машине, ни разу не взглянув на совершенно ошеломлённого Джексона. «Что, черт побери, мне делать?!» — подумал он и пошёл следом, не в силах вымолвить и слова. Никогда он так себя ещё не чувствовал. Словно вообще ничем нельзя помочь. Не спасти потерянную душу. Внутри стало как-то болезненно неприятно от собственного бездействия.

***

Джексон не видел Марка несколько дней. Та эмоциональная суббота закончилась на крайне напряжённой ноте, и парень не знал, как начать разговор, хотя пару раз пытался позвонить. В трубке раздавались долгие гудки, но Вану хотелось услышать хриплое «Алло». Дальше можно было бы спросить, как дела, сказать что-нибудь веселое, а там — встреча и нормальное общение. Но осуществить это оказалось гораздо сложнее. С понедельника у фотографа каждый день был распланирован: съемки, встречи, показы, редакция, и Джексон возвращался в отель только поздно вечером, уставший и вымотанный не только морально, но и физически. Оставалось только принять холодный душ, ибо тело за день разогревалось до невероятных температур, и упасть на кровать без сил. И среда не была исключением. Утро началось с мощного сигнала телефона, Джексона снова вызвали на съемки. Точнее, просто он об этом забыл, не поставил будильник и потом снова бежал, как бешеный, на место встречи. Всё было организовано на высшем уровне: никаких подмен, как бывало в его агентстве, несобранности и тому подобное. Вану выделили место на каком-то слегка заброшенном атмосферном пляже, несколько моделей, даже помощников, которые держали свет и делали все, что просил фотограф. Пол следил за процессом, делал замечания, больше хвалил, и силы Джексона от этого увеличивались, настроение становилось воодушевленным, а камень переживаний, тяготивший душу парня, немного уменьшался. Во время работы он отвлекался от всего, мог простить и забыть всю боль и обиды. Ван любил это чувство, поэтому окунался в него с головой. — Ну, так ты придёшь сегодня? Он ждёт тебя, — видимо, все это время Пол Бэннет говорил о чем-то очень важном и сейчас стоял, скрестив руки на груди, в ожидании ответа от Джексона, который вообще ничего не слышал и пытался уловить хороший кадр. — Черт, почему не получается?! — прошипел Ван на китайском, но затем почувствовал какую-то неловкость в воздухе и огляделся по сторонам в поисках её источника. Пол щелкнул пальцами перед глазами Джексона, немного нервничая. — А? Ой, извините, пожалуйста, я все прослушал, — парень быстро и низко поклонился, невольно вызывая у Бэннета улыбку. — О чем вы говорили? Оказалось, что Джексону нужно было встретиться с владельцем одной из крупнейших развлекательных компаний в Лос-Анджелесе. «Он увидел в тебе что-то и хочет заключить контракт на несколько лет работы в качестве фотографа и дизайнера. Нужно обсудить детали, поэтому обязательно приди сегодня вечером на встречу. Он держит своё слово, ты станешь богатым уже через пару проектов! Послушай, это шикарный вариант, если хочешь быстро подняться!..» — Пол продолжал что-то говорить, а Вана как будто отключило. Он стоял, безвольно опустив руки, и смотрел будто на своего собеседника, но на деле — не видел ничего перед собой. Вспоминая разговор с Марком, он понимал, что это определённо не «уточнение деталей», и внутри все сжалось. Развитая фантазия представила все в наилучшем виде, и от этого накатила волна отвращения, вызывая тошноту. «Черт, да какой нахрен подъем? Я просто сюда приехал от своей компании. Что за жуть, а?» — мысли метались на грани истерики, хотя внешне все было спокойно. Если одна половина кричала о правильности и целомудрии, то другая развратно шептала о возможностях и прекрасном будущем. Слава, богатство, город, полный исполнения желаний, никаких выяснений отношений с осточертевшим редактором, кипящая жизнь… Картины перед глазами Джексона быстро сменяли друг друга, становясь красочнее и притягательнее, как внезапно в сознании всплыло ухмыляющееся лицо Марка и затем его хриплое с горькой усмешкой «сучка». Больше не нужно было, чтобы отвращение к самому себе вскипело заново. Внутренняя борьба продолжалась целый день. Во время съемки, обработки фотографий, по дороге в отель парень думал об этом, каждый раз принимая разное решение. Но в итоге Джексон пошёл на встречу, надеясь на счастливое стечение обстоятельств и собственный природный дар красноречия. Парень решил для себя, что ему не нужна работа таким путём, поэтому хотел вежливо отказаться от щедрого приглашения. Приходилось играть. Улыбка, смех, периодический кивок головой — Ван снова включил актёра, как в тот вечер после показа. Парень не любил так делать, притворяться, но иногда приходилось прибегать к подобным мерам. Человеку напротив, видимо, нравилось. Лицо, такое пухлое и гладко выбритое, напоминавшее натёртый до блеска розовый чайник, искривлялось в различных вариациях: гадкой белоснежной улыбке, напускном удивлении, довольной гримасе. Джексон опускал многие детали своего творческого пути и, конечно, цели поездки в Америку. А мужчина в свою очередь рассказывал о собственной компании, всячески пытаясь зазвать молодого перспективного фотографа и просто «сладенького мальчика» к себе. В ход шли и деньги, и имена звёзд, с которыми можно будет поработать, и успех, и слава, которая обязательно настигнет, «ты только согласись». От всего этого цирка язык парня предательски сводило, а ладошки потели при каждом телодвижении толстосума в его строну. Между тем, Джексон чувствовал, как его пожирают взглядом, проходятся по открытой загорелой шее, по сильным рукам и груди, обтянутым белой хлопковой рубашкой. «Марк правильно сказал, что этот взгляд, одинаково развратный, совершенно по-разному чувствуется от прекрасного человека и…от этого», — в какой-то момент подумал фотограф, пытаясь проглотить что-то безумно дорогое, заказанное и оплаченное этим жирным мужчиной. Спустя пару часов Вану просто надоело изображать из себя того, кем он не является. Нужно было уходить. Выполнив правила этикета и вежливо высидев положенное время, Джексон в который раз низко поклонился, улыбаясь и как можно правдивее извиняясь, что ему не подходит эта работа: — Спасибо вам большое, до свидания! — Пока-пока! Но ты подумай ещё, дорогой мой, — делая акцент на обращении, похотливо улыбнулся мужчина, сверкая глазами, и кивнул головой. К горлу Вана снова подкатил ком отвращения, и парень быстрым шагом покинул шикарный ресторан. Густая ночь неторопливо окутывала улицы разгоряченного города. Плотная и такая же ароматная, словно сладкая вата, она таяла от постоянного движения людей и громких звуков. Звезды были видны только ближе к океану, впитывались в бесконечное темное пространство, составляя узоры и яркие скопления. Было душно, чувствовалось приближение дождя. Джексон понимал, что идти до отеля предстоит прилично, но радовался этому. Парень всегда любил долгую дорогу до дома, потому что мог подумать о том, что произошло с ним за такое короткое время. Давно ему не удавалось так побыть наедине с собой, когда ничего тебя не беспокоит, кроме уже совершенных ошибок и будущих падений. А может, и взлётов, хотя Ван не любил тешить себя надеждами. «Лучше готовиться к худшему», — думал он всегда перед каждым ответственным поступком. Но в итоге вся его поездка оказалась одним большим ответственным поступком. Каждое действие, слово, улыбка, поклон, даже взгляд — Джексон должен был обо всем думать, но он ушёл в чувства с головой, потерял контроль над ситуацией, и теперь всё это сдавливало его изнутри и тяжелело, наполняясь воспоминаниями. Эта неделя в Америке — подарок судьбы, о котором Ван ни за что не жалел, но очень переживал, что теперь будет с ним дальше. Ведь настолько его сознание не менялось никогда. Так резко ещё не было. Переезд из родного города в столицу Кореи прошёл с помощью родителей, они сгладили все углы, помогли во всём и устроили любимого сына, поэтому опасного перепада в мировоззрении Джексон не испытал, лишь добавилось немного трудностей самостоятельной жизни, хотя это уже мелочи. Но то, что произошло с парнем за это недолгое время в невероятной западной стране, превзошло все ожидания. Совершенно другие люди, их поведение и взгляды на жизнь, мечты и желания — все это оказалось абсолютно новым для парня из Азии. Но из всех, с кем Джексон познакомился в течение своей поездки, больше всех волновал «чертов мазохист». «Да, такого не было и не будет», — сам с собой соглашался Ван, неторопливо шагая по горячему асфальту и глядя куда-то в пустоту, — «что теперь с этим подарком судьбы делать? Уехать и забыть? Я не могу. Почему?..» А вот это уже был серьёзный вопрос, на который фотограф не мог найти ответа. За какую-то неделю, узнав о странном, крайне необычном парне совсем немного, проведя с ним несколько невероятных ночей и всего лишь один, но такой яркий и красочный день, Джексон понимал, что не может просто так оставить Марка Туана. Ван верил в судьбу, и подтверждением её коварных проделок было дежавю, которое сопровождало парня на протяжении всей его жизни и служило успокоением. За короткое время перед глазами фотографа пролетело несколько таинственных, таких любимых серебряных птиц, которые пели об этой модели с ужасающим прошлым и неясным настоящим. Эти птицы не просто задели душу — переворошили, и теперь не успокоить волнение в груди, которое возникает только от одной мысли о светловолосом парне, играющим хитрой ухмылкой, пробивающим тяжелым взглядом и совершенно уничтожающим своим идеальным телом. Вместе с нежными чувствами росла и набухала ненависть к себе и к этому чудовищу, которое удалось пробудить Марку. То, что оно сотворило с Туаном, для миролюбивого Вана непростительно, и его пробивал ужас от воспоминаний собственных действий. Снова в голове звучали слова, что «с каждым разом будет все труднее его контролировать».Теперь Джексон не знал, что делать. Скорее всего, Марк снова своими действиями будет пробуждать монстра. Но не общаться с парнем он не мог. Город темнел. Стены домов отдавали накопленный за день жар, порывистый ветер разносил его, шурша ветвями пальм. На небе сгущались тучи, готовые рассыпаться прохладным дождём. Джексон смотрел вокруг, думая о своём. Его взгляд упал на магазин, полный растений, но не цветущих и сладко пахнущих, а зелёных и свежих. Неясно почему, парень хотел зайти туда. Звякнул маленький колокольчик над дверью. На полочках ютились маленькие глиняные горшочки, на полу стояли огромные вазы с шикарными деревьями, мощные лианы обвивали веревки, натянутые под потолком. Но Вана привлекло растение, о котором он никогда не задумывался, как о домашнем. «Хах, мята», — тихо усмехнулся парень, касаясь шершавых листьев сухими пальцами. Украдкой сорвав один маленький листочек, парень положил его на язык. Вкус, яркий, мощный, такой освещающий и в то же время обжигающе горький, напомнил Джексону о Марке. «Он такой же», — подумал фотограф, осматривая растение, и потянулся в карман брюк за деньгами. Парень не понимал смысла собственной покупки, но в глубине души знал, что так нужно. В руках был горшочек с перечной мятой, а в голове — прекрасная улыбка и звонкий смех. Через тридцать минут Ван стоял у двери Туана. «Мда, наверно, глупая картина», — усмехнулся он, представляя, как выглядит со стороны. Фотограф не знал, дома ли Марк, захочет ли вообще видеть его, но просто хотел подарить растение. Вспомнив, чем кончился прошлый его визит к парню, он стыдливо покачал головой и надавил на кнопку звонка. Прошло несколько минут, никто не открывал, и парень хотел было уходить, оставив горшок под дверью, как послышались шаркающие шаги. Сердце Вана забилось быстрее. Щелкнул замок, и показался парень, заполонивший мысли Джексона последние несколько дней. С несколько секунд Марк смотрел на забавного человека перед ним, затем неожиданно звонко засмеялся, опираясь о косяк рукой и открывая дверь шире. — Хах, фотограф, ты бы себя видел. Чё за горшок у тебя в руках? — А, эм, — засмущался Ван, слегка краснея. — Понимаю, очень глупо выглядит. Но, кхм… Короче, это тебе, — парень протянул горшок и посмотрел на Туана, прекрасного как всегда и до безумия притягательного. Его чёрные глаза играли огнём, а улыбка не сходила с пухлых губ. Джексону внезапно стало наплевать на неловкость, ненадолго сковавшую его язык и тело. Он заставил хмурого и закрытого парня улыбнуться. На тот момент это показалось Вану намного важнее собственного дурацкого вида. — Джексон, ты… — смеялся Марк, аккуратно забирая растение, и вдохнул его яркий аромат. Его лицо осветило удивление. — Это мята? Ого, необычно… Спасибо, — тихо сказал он, прикрывая глаза, и ещё раз приблизился к зелёным листочкам. — Ну, заходи. — Нет, — серьезно и уверенно ответил Ван. Внутри него бушевала радость, что его подарок приняли. Но не только от этого. Невозможно было не отметить эту смущенную, новую улыбку, озарившую лицо Туана хотя бы на несколько секунд. — Почему? — Я помню, что было после того, как я оказался у тебя в квартире. Сегодня нет. — Ты не хочешь повторения? Не понравилось? — удивился Марк, вздернув брови вверх, и легко коснулся постепенно заживающих отметин на шее, другой рукой прижимая подарок к телу. — Просто я больше не смогу дать тебе то, что ты просишь, — потупив взгляд, тихо пробормотал Джексон. Прошло несколько секунд молчания. Шумели автомобили, где-то вдалеке ударил гром. Послышался шорох первых капель, разбивающихся об асфальт. Желтый свет от уличных огней, проникающий через маленькие окна лестничной площадки, озарял двух парней, совершенно запутавшихся в своей жизни. Ван поднял глаза: Туан просто смотрел на него. Не было издевательства, усмешки, вызова и стального напряжения. Просто чистый, открытый, подёрнутый удивлением с искорками волнения взгляд озарял прекрасное лицо. Уголки его губ были слегка приподняты вверх, а руки крепко держали необычный подарок. Парень шумно выдохнул, улыбаясь, и снова посмотрел на растение. Джексон был готов отдать все, что имеет, лишь бы узнать, о чем думает сейчас Марк. Не дожидаясь ответа, Ван потянулся к Туану и мягко поцеловал его, нежно сминая горячие губы. Эмоции переполняли фотографа, и он изливал их таким простым способом. Так он словно рассказывал парню, что у него на душе, что терзает его и беспокоит несколько дней. Пытался передать собственную смесь чувств, охвативших разум и сердце. Марк понимал все и несмело отвечал, осознавая, что этот поцелуй настоящий, искренний и чистый. В этот раз парень не мог превратить его в пошлое и развязное сплетение языков, как делал это всегда. Совершенно новое чувство постепенно закрадывалось в его каменное сердце. Оно было способно унять боль и принести спокойствие, о чем так молил Марк. Но только если он сам захочет принять его.