Дежавю

— Это все, что ты можешь, фотограф? — хрипит Марк, издевательски усмехаясь. У Вана сносит крышу, он не понимает, что происходит в его голове. Туан стоит спиной перед ним, прогибаясь в пояснице, освещённой только огнями города, которые пробиваются через стеклянные окна. Его локти упираются в деревянный стол, колени вот-вот подогнутся, и бледное тело, бьющееся мелкой дрожью, вот-вот без сил упадёт на гранитный пол. Но этот парень просит ещё. Ему нужно ещё больше. Больше боли. Соблазнительно прекрасная спина, сильные ноги, накаченные ягодицы, покрытые красными отметинами от пальцев и ногтей. На плечах виднеются чуть ли не кровавые укусы. Джексон пришёл в себя, осознавая, что это все он сделал. Но как к этому всё пришло?

***

Поздний вечер горел яркими огнями и рассыпался ревом автомобилей, криками людей. Лос-Анджелес никогда не думает засыпать. Джексон Ван, светясь от счастья и вспоминая то чудо, которое с ним сегодня произошло, вышел из стеклянного центра — исполнителя и разрушителя желаний простых смертных. Вдохнув полной грудью и вцепившись пальцами в рюкзак, фотограф почувствовал знакомый запах дорогих сигарет и огляделся по сторонам. В лазурно-синем кабриолете сидел Марк и, закусив губу, внимательно смотрел на Джексона. Примерно с минуту длился этот зрительный контакт. У обоих парней всплыло в голове сегодняшнее небольшое столкновение. «Он меня провоцирует», — подумал Джексон и легко махнул рукой в знак приветствия, неловко улыбаясь. Парень не знал ещё, как себя вести с этой пафосной моделью. Марк никак не ответил на жест фотографа, просто продолжал смотреть, слегка наклонив голову и делая новую затяжку. Непроницаемое лицо, в котором вообще нельзя разобрать мыслей человека. Ван вздернул бровь, типа «ну, и плевать», развернулся и пошёл в сторону метро. Выдохнув дым, Туан свистнул и надавил на педаль газа так, что мощная машина взревела продолжительным рыком. Откинув голову назад и усмехнувшись, Джексон остановился. Сзади к нему медленно подъехал Mercedes, важно урча. — Не уходи далеко, фотограф Ван, — губы Марка искривились в подобии улыбки, а голос прозвучал настолько низко и сексуально, что Джексон не мог удержаться, чтобы не повернуться. Блондин сидел, развалившись на кожаном светлом сидении, отбивая ритм тихо играющей музыки по соседнему креслу. Чёрная рубашка сменилась белой майкой с темным рисунком, подчеркивая сильные руки и соблазнительные ключицы. На пальцах были серебряные кольца, а запястье обхватывал кожаный браслет с подвеской в виде крупной птицы, наверно, орла. От всей этой невероятной картины Джексон замер. В ту минуту в нем заговорило не только чувство прекрасного, развитое обычно у людей искусства, но и чисто сексуальное влечение. Да, этот парнишка был умопомрачителен, и Джексона хватило только на то, чтобы выдать что-то вроде: — Да тут далеко и не уйдёшь… Марк засмеялся и открыл дверь автомобиля. Ван сел, прочищая горло, и постарался «включить голову», в которой в тот момент была только одна мысль: «И что теперь делать?». — Ну, давай хоть нормально познакомимся, а? — парень протянул руку. — Марк Туан, 22 года, модель и немного актёр, не женат, — он подмигнул. Джексон пожал руку, отмечая крепкую хватку. — Джексон Ван, 22 года, фотограф и немного дизайнер, не женат. — А мы прекрасно друг другу подходим, а, Джексон Ван? Ты фотограф, я модель, оба не женаты. Да ладно ты, расслабься, — Марк надавил на педаль газа, заставляя машину рвануть с места. — Хотя не расслабляйся. — Что? — Джексон чувствовал себя загнанным в угол. Неловко. Марк снова только улыбнулся. — А куда мы едем? — поинтересовался Ван, хватаясь за ручку двери, ибо Туан разогнался не на шутку. — В клуб? — с той же интонацией, что и Джексон, спросил Марк, откровенно издеваясь. Фотограф с трудом держался, чтобы не ударить по этому «черт подери, красивому» лицу. — Не тусовщик? — А кто вообще по понедельникам в клуб ходит? — Я. Ну, теперь и ты. Джексон не понимал, что происходит и почему этот парень себя ведёт, как будто они знакомы миллион лет и привычно едут с работы отдыхать, словно давние друзья. Но почему-то не хотел сейчас об этом думать. Ван почувствовал себя каким-то героем американского фильма из восьмидесятых, которые показывали субботними вечерами, когда он был маленьким. Впереди розовая дымка от остаточных палящих лучей расходилась по городу, перерастая то в фиолетовый, то в желтый цвета. Высокие здания начищенными зеркальными окнами отражали в себе эту красоту. Мощный рык мотора контрастировал с мягким и плавным движением машины. Джексон ненадолго впал в прострацию, ловя всеми рецепторами бесподобную картину, и очнулся только от того, что Марк пальчиками цеплялся за его джинсовые шорты, отгибая их край. — Ты что делаешь? — фотограф был в недоумении, но актёр звонко засмеялся, убирая руку. — Неужели не понравилось? Ты был так поглощён видами, а не мной, что я решил: надо привлечь твоё внимание, мой дорогой фотограф, — промурчал Марк, заворачивая на соседнюю улицу. Стало темнее и прохладнее из-за того, что высокие здания не позволяли свету проникать сюда. — Кхм, куда ты все-таки меня привез? В принципе, Джексон не был против компании этого «фриканутого» парня. Фотографу уже давно было плевать, что с ним может случиться. Просто сильно удивляло поведение Марка, а интерес разгорался с каждой секундой и с каждой его новой усмешкой. — Я же сказал, в клу-у-уб, — аккуратно припарковываясь, протянул Марк. — Завтра у тебя съёмок нет, сегодняшнюю тебе надо принести лишь через неделю, так что… — Откуда ты знаешь? — удивился Джексон, оглядываясь по сторонам. Здесь было достаточно людно и шумно: дорогие яркие машины, накаченные загорелые парни, девушки в супер-коротких юбках, которые слабо выполняли свою функцию и были похожи больше на широкие пояса. — Пошли, — Марк тем временем вышел из машины и встал, засунув руки в карманы в ожидании фотографа. Деваться было некуда, пришлось идти за этим светловолосым демоном. Из дальнейшего Ван помнит только, как они сидели у барной стойки, практически в самом дальнем её углу, болтали и выпивали. Стопки, как и слова, летели одни за другими. Марк звонко смеялся и много спрашивал о жизни Джексона, а тот рассказывал и был несказанно рад его компании. Несколько раз к ним подходили красивые девушки, звали «потанцевать», но Туан практически сразу обрубал их рвения непонятным фотографу путём. Музыка и алкоголь заполняли разум, но еще больше одурманивал светловолосый парень, сидевший напротив в лёгком полумраке ночного клуба. После девятой стопки текилы Ван почувствовал на внутренней стороне бедра обжигающе горячую руку. Она двигалась вверх и вниз, периодически сжимаясь. Лишь распаляя желание, она не приближалась к нарастающему возбуждению, и только усиливала его. Вторая рука коснулась подбородка Джексона, заставляя его поднять голову и окончательно её потерять. Перед ним — развратно прекрасный Марк Туан, его пухлые губы вишнёво-розового цвета соблазнительно манили, буквально жаждали поцелуя. Ван не смог удержаться и потянулся к ним, обхватывая лицо модели руками. Жадно сминая их, он проник языком в рот Марка и услышал стон наслаждения. Хотелось прижаться к нему всем телом, почувствовать этот жар и, наверно, действительно сгореть, но неудобные высокие стулья, стоящие далеко друг от друга, люди вокруг (хотя на тот момент Вану было абсолютно плевать на них) мешали это сделать. Пальцы Марка тем временем, поглаживая по спине, залезли под шорты Джексона и начали сминать ягодицы. Поцелуй становился все более жарким и развратным, языки сплетались, а голова затуманивалась от страсти. Спустя несколько минут Туан отстранился, вытирая большим пальцем тонкую струйку с уголка губ Вана, и прохрипел: — Поехали. Дорога до дома Марка показалась обоим парням безумно долгой, хотя ехали они не более десяти минут. Ожидание всегда мучительно. Ван бросает рюкзак на деревянный пол, не особо беспокоясь, что там фотоаппарат и другая хрупкая техника. Сейчас важен парень с дьявольским взглядом, делающий шаги спиной вперёд вглубь квартиры. Он держит Джексона за запястье и уводит за собой в черный омут. Оказавшись в каком-то кабинете с книжными полками и огромным деревянным столом, фотограф не выдерживает и снова впивается в одурманивающие сладкие губы Марка, целует жадно, с каким-то остервенением кусая нежную кожу, и чувствует, как парень стонет, запрыгивая на Вана и обхватывая ногами его торс. Джексон устремляется к столу и буквально бросает на него Туана. Через огромное окно пробивается только серебряная луна и золотые огни города. Они высвечивают капельки пота, стекающие по вискам и шее. Ван тянется к своей футболке, чтобы поскорее снять её, но его останавливает хриплый голос Марка: — Не смей прикасаться к себе! — Но к тебе же можно? — сипит Джексон и снова припадает к губам Туана, попутно стягивая с него майку. За ней летят и шорты вместе с хлопковыми боксерами, и парень предстаёт перед фотографом в изумительно прекрасном виде. Его тело, обнаженное, бледное, оказалось ещё более сексуальным, чем Ван мог себе представить. Словно выточенное из камня, но такое горячее и притягательное, что хочется обладать им полностью, без остатка. Марк садится на столе, не отрывая ни на секунду глаз от Джексона, рывком снимает с него футболку и джинсовые шорты с боксерами, попутно целуя и кусая шею, а затем и грудь, пытается опуститься ниже, но неожиданно останавливается, потому что рука Вана плотно обхватывает его член. Он подавляет в себе стон, прикрывая глаза от резко нахлынувшего удовольствия, и выгибается дугой, опираясь руками сзади и шумно выдыхая. Сделав несколько ритмичных движений, Джексон буквально сгребает в охапку Марка и переворачивает его так, чтобы его попка оказалась перед ним. — Ты, значит, вот так любишь? — удивляется Туан, выпрямляясь в руках и поглядывая через правое плечо на Вана. Тот усмехается и облизывает два пальца, собираясь приставить их к входу, ибо возбуждение настигло крайней точки, держаться ещё дольше уже не было сил. Но Марк внезапно кричит: — Нет! Только попробуй вставить туда что-то, кроме своего члена, Джексон Ван. — Но тебе же будет больно! — Сделай мне больно, фотограф, — рычит Туан, одной рукой продолжая опираться о деревянный стол, а другую руку кладя на ягодицу Джексона, и, притягивая к себе, сильно впивается в неё ногтями, так, что остаются красные полумесяцы. — Если ты можешь, конечно, — эта фраза становится для Вана крайней точкой. Из него будто что-то вырывается наружу. То, что вечность было под замком, а эти слова словно послужили ключом. Джексон раздвигает ягодицы Марка и резким движением входит в него. Туан кричит, но, скорее с наслаждением, чем от боли. Долгое и продолжительное «а-а-а-ах» становится для фотографа прекрасной музыкой, и он начинает двигаться: быстро и размашисто, как просил Марк. Левой рукой Джексон продолжает держать «чёртова мазохиста» за ягодицу, сильно впиваясь в неё ногтями, усиливая боль, а правой медленно ведёт по линии позвоночника и пальцами зарывается в светлые волосы. Ни на секунду не сбиваясь с быстрого ритма, он сильно сжимает руку в кулак и рывком тянет парня на себя. — Так ты хочешь? — хрипит Ван на ухо Туана, тяжело дыша и делая небольшую паузу. Тот слегка выпрямляется в локтях и как-то жутко смеётся. Его сиплый голос эхом отдаётся в голове Джексона. Этот смех громкий, издевательский, провоцирующий. В парне неожиданно вскипает какая-то злость, буря, и он будто становится сторонним наблюдателем. То, что он делает, он не осознаёт. Раздаётся гулкий звук удара головы Марка о деревянный стол, а затем и быстрые шлепки с редкими стонами удовольствия или боли. Джексон впивается зубами в плечи и руки, кусает, ногтями царапает шикарную спину, портит, уничтожает, но не может остановиться. Туан извивается под ним, хватается за край стола и повторяет только «Ещё. Сильнее. Больнее, Джексон». Ван чувствует, что вот-вот кончит, и снова с силой притягивает к себе Туана за волосы, в это же время выходя из него. Его низкий гортанный стон заглушается мягкой горячей кожей Марка, в которую он буквально вгрызается, пачкая выгнутую спину. Бледное, исцарапанное, но все ещё прекрасное тело модели пробивает дрожь, и он следует за Джексоном, за все время ни разу к себе не прикоснувшись. Тяжело дыша, Ван делает шаг назад и приходит в себя, потому что Туан снова смеётся, но уже тише и менее уверенно. Его сухие, до крови потрескавшиеся губы искривляются в улыбке: — Это всё, что ты можешь, фотограф? Джексон молчит, только тяжело дышит. Алкоголь давно испарился, и дикие эмоции от этого невероятного парня сменились шоком и страхом: «Что только что произошло? Как мог я такое сделать?!». Тем временем Марк попытался повернуться лицом к Джексону и запрыгнуть на стол, но его колени не выдержали такого рвения, и бледное тело без сил упало на чёрный гранитный пол. Дрожащей рукой Туан нащупал свои шорты и достал из кармана пачку сигарет. Тихо щелкнула зажигалка, освещая идеальное лицо, покрытое испариной. Делая первую глубокую затяжку, Марк закрыл глаза в необычайном наслаждении. Выпустив медленно дым, он открыл их и снова улыбнулся, прожигая Джексона своим непробиваемым взглядом. Больше минуты Ван смотрел на жертву своих действий, не осознавая, что жертвой уже давно стал он сам.