--we were exploding anyway--

<can't you see this isn't really me? no, this is someone else>

Тони чувствовал дождь на своих щеках. Капли летели откуда-то сверху, словно нескончаемый поток звёзд. Они становились видимыми только у самого лица, перед тем, как разбиться о его холодные от воды щёки. Серую пелену облаков над головой невозможно было объять. От края неба до другого края всё было закрыто сплошной серой материей, словно ткань скрывавшей рвущееся на куски небо. Тони не был уверен в том, как он здесь оказался. Вокруг него не было ни души, ни одной постройки, только бескрайний простор океана и небо. И посередине, будто зависнув между небом и землей, жизнью и смертью, был он. Его руки мёрзли и липли к промокшим от океана под голыми ступнями джинсам, футболка тоже давно намокла и теперь прилипала к животу. Он не мог оторвать взгляда от серого неба над головой. Ветер раздувал его волосы, и они лезли ему в рот и глаза, но он не мог даже шевельнуть рукой. Он словно был парализован. Он умирал. Небо над его головой внезапно потемнело, стало почти чёрным, и серебристое окончание молнии прорезало его во всю ширину, исчезая за горизонтом. Он даже почти не увидел её, но почему-то он был уверен, что она заставила землю где-то там, далеко, разверзнуться. Океан под его ногами будто забурлил, закипел, вздымаясь пятнами темно-синей толщи воды. Он не видел этого. Он слышал это. Он это знал. Его немигающие глаза медленно опустились на океан, и он увидел где-то вдалеке огромную воронку, засасывавшую в себя воду, как небольшая черная дыра засасывает в себя объекты в космосе. Молния грохотнула снова, в этот раз ударяя в воду прямо перед ним, и его окатило огромной волной. Он медленно опустил глаза вниз. По его пальцам, по его щиколоткам и рваным на коленях джинсам текла кровь. Ярко-красная, она пропитывала собой океан прямо под ним, словно краска, растворяющаяся в воде. Он невольно вспомнил детство, когда в школе он долго мог смотреть на красную тушь, медленно смешивающуюся с прозрачной, как стекло, водой. Он уже тогда был неравнодушен к этому зрелищу. Сейчас он просто не мог оторвать взгляд. Дождь ударил, кажется, с новой силой, или он просто вновь обратил на него внимание. Он вздрогнул от грома, поразившего его барабанные перепонки. Молния ударила снова, и он даже не успел ничего сделать, когда волна окатила его снова, забирая с собой в синевато-коричневую от крови воду. Он смирился. Как только пузыри воздуха вокруг него пропали, кровь из живота и ноги расцвела в прозрачной толще вокруг него прекрасным цветком, и он бы даже потрогал его, если бы у него были силы. Но сил не было, и он лишь поднял голову вверх, глядя на последнюю молнию, шаром раскрывшуюся в небе. А потом он глубоко вдохнул, и солёная вода затекла в его побитые никотином легкие сплошным потоком, сдавливая и выжимая, словно ботинок ничтожного муравья, вот только океан был отнюдь не ботинком, а Тони был не совсем муравьём. *** Майк чувствовал, как слёзы текут по его щекам. Он упал на колени рядом с Тони, пытаясь вытрясти из парня хоть слово. Вик отлип от стены и подошёл к брату. — Что ты делаешь, Майк? — спокойно спросил он. Майк не ответил. Губы тряслись, руки тряслись, дыхание было сбивчивым. Его колотила дрожь, и он не мог двигаться, лишь руки, мёртвой хваткой вцепившиеся в кровоточащие плечи Перри, невыносимо кололо. Вик подошёл к брату и, приобняв за плечо, оттащил от умирающего Тони. Майк взвыл, из последних сил удерживаясь на грани истерики. — Вик, Вик, Вик, — шептал Майк, цепляясь за плечо старшего. Вик погладил брата по голове. Тони захрипел, пытаясь вдохнуть. Майк рванул вперед. — Боже, нет, Тони, нет, пожалуйста, — шептал он, пытаясь хоть что-то сделать. Он вскочил на ноги, убегая за аптечкой. Он дрожащими руками приподнял мокрую от крови футболку парня и ахнул, отползая назад со слезами на глазах. Вик подошёл ближе. Живот Тони был почти что вспорот: огромная рана со рваными обожжёнными краями проходила полосой от одного бока к другому. Майк дрожащими руками закрывал себе рот и тихо скулил. Вик сел на колени, аккуратно вытаскивая спирт, нить и иглу. Он аккуратно пролил иглу спиртом, вставил иглу и медленно начал зашивать рану, иногда промывая её всё тем же спиртом, благо, на Верхних складах его было в достатке. Майк скулил сильнее с каждым стежком, глядя на то, как игла пронзает плоть, из-за плеча брата. — Почему я всегда должен всех спасать? — пробормотал себе под нос Вик. Он стянул зашитые и кровоточащие куски кожи, и Майк, пропитывая его любимую толстовку слезами, уткнулся носом ему в плечо, шепча благодарности. Вик поднялся с колен, и младший тут же бросился к Тони, поднимая на ноги и унося в душ — промывать рану. Пусть вода была не такой уж и чистой, но он уже сотни раз промывал ей порезы, так что заражения крови начаться не должно было. Он аккуратно перебинтовал живот Тони, наблюдая за багровой жидкостью, пропитывающей белую ткань бинта, и занялся его рукой, рану на которой можно было обработать и не зашивая. Вик стоял у окна. Он молчал, даже не собираясь что-то говорить. Несмотря на всё, что сказал ему Гейб, он не мог просто так исключить Тони из их жизни. Его младший брат, полнейший идиот, влюбился в этого подонка, и Вик просто не мог заставлять его игнорировать Перри. — Значит, так суждено, — фыркнул он себе под нос, вытягивая сигарету из кармана. Щелчок зажигалки — и синевато-белый дым заполнил его лёгкие, устремляясь вниз вместе с ветром, бушевавшим за окном. Он оставил Майка наедине с Тони и спустился к Келлину. Тот не спал. Он стоял у окна, глядя в красновато-серую от солнечного света поверхность затянутого облаками неба. — Будет шторм, — пробормотал Куинн, будто чувствуя приближение Вика. Фуэнтес уткнулся носом ему в плечо. — Как Тони? — Жить будет, — прошептал Вик, даже не задумываясь о том, откуда Келлин вообще узнал, что Перри в высотке. — И мы тоже, — вздохнул Келлин. — Надеюсь, — хмыкнул Вик, обвивая его талию руками. *** Джастин знал, что всё самое неприятное настанет именно таким утром. Они с Джеком проснулись почти одновременно, хотя Хиллс и не был лишён удовольствия пару минут понаблюдать за спящим в своих объятиях парнем. И именно сегодня Джеку вздумалось сходить за оставшимися вещами, подумать только! Они собрались ещё вчера вечером — кто же знал, что с утра будет лить как из ведра. Их одеяло намокло, и парни, стуча зубами, выбрались из дома, тут же намокая и замерзая на пронзающем ветру. Они добрались до своего сектора примерно за полчаса, и Восьмой встретил их, завлекая в свои туманные объятия. Джек поморщился, приобнимая себя за плечи. Пронизывающий до костей ветер казался ещё более холодным из-за океанского шторма, что бушевал всего парой улиц ниже. Когда они зашли в главное здание, Джастин подумал о том, какими побитыми дождем они, наверное, казались. Тряхнув головой, как спаниель, Хиллс улыбнулся рассмеявшемуся Джеку, смех которого пронзил практически пустое и тихое здание насквозь. — Это место столько лет было нашим домом, а теперь оно кажется не таким уж и родным и знакомым, — прошептал Джек, когда они начали подъем по старой лестнице. Джастин вздохнул, не зная, зачем он это сделал. Здание молчало. Где-то на горизонте грохотал гром. Забавно, они приходили сюда теперь только в грозу. Не сказать, что что-то изменилось с тех пор, когда они жили здесь постоянно: и Джастин и Джек бывали дома редко. Но сейчас это забавное совпадение казалось таким отчётливым… Джастин усмехнулся мыслям. — Что вы здесь делаете? — раздался достаточно тихий, но озлобленный голос сверху. Гейб смотрел на них сквозь пролёты. Джек почти увидел злость, витавшую вокруг него. Они молча продолжили подниматься вверх. — Я спрашиваю, что вы здесь делаете? — направленный прямо в лоб Джеку бластер заставил остановиться. — Вам что, своей группировки мало? — слова эхом разнеслись по пролётам. — Мы в стае, — сглотнув под дулом искрящегося зарядами оружия, сказал Джек. Гейб, кажется, действительно готов был разрядить бластер прямо ему в голову. Фоулер надеялся, что он не сделает этого. — Мне насрать, Фоулер! — заорал Гейб. Рыжий выглядел каким-то взъерошенным, побитым и потасканным. — Всё из-за вас! Все напасти начались с вашего ухода! Валите, пока я не пристрелил вас прямо здесь! На крики Гейба начали собираться люди. Лестница начинала наполняться любопытными Стиллами. Барэм набычился. — Уходите. Вам тут не рады, — хмуро сказал он, направляясь куда-то вверх. — Нам надо забрать вещи. Мы оставили компьютеры и большую часть одежды, — заговорил Джастин. — А ты, Барэм, можешь сидеть и не высовываться, пока мы будем это делать. Потому что если бы не мы, ты бы до сих пор промерзал в Тринадцатом. Кто знает, может, тебя бы уже убили в Нижнем городе, и твоё грязное тело, выброшенное наверх, растаскали бы чай… — Джастин прервался, когда Гейб, не выдержав, схватил его за шиворот. — Не смей продолжать, ублюдок, — прошипел он. — Я продолжу. Все должны знать историю парня, ставшего их новой главой. Они знают наши с Джеком истории. Теперь ты на очереди. Жаль, Джесси убили, и он не сможет рассказать нам всё в деталях. Так, как он умел, — протрещал разряд. Кто-то вскрикнул. С потолка посыпалась пыль и бетонная крошка. Гейб выстрелил вверх, направляя бластер на Джастина. — Джас, — Джек тронул парня за плечо. Блондин скинул его руку. — Ну что, Хиллс? Молчишь? — спросил Гейб. — Да, — хмуро ответил Джастин. Он посмотрел на Джека и молча пошёл по лестнице вверх. Толпа загудела, расходясь. Гейб стоял посреди пролёта, глядя в стену. Джек заметил слезу на его щеке, когда прошёл мимо. Джастин медленно собирал вещи. Джек заметил, как он побледнел после разговора с Гейбом. Его длинные пальцы слегка дрожали и он немного нервно поправлял волосы каждый раз, когда выпрямлялся. Хиллс медленно взял в руки провод и начал сматывать его, но у него никак это не получалось, и в конце концов он откинул его в сторону, садясь на пол. Джек сел рядом с ним, медленно поглаживая по спине. Джастин уткнулся лбом Фоулеру в плечо. — Почему всё всегда так тяжело? — спросил он дрожащим голосом. — Почему мы не могли просто… Он прервался. Всхлипнул. Сморгнул подступившие слёзы. Что бы было, если бы его сейчас убили? Если бы Гейб не был так к ним привязан, если бы ему хватило мужества выстрелить? Что, если бы он сейчас лежал на полу в том лестничном пролёте между десятым и одиннадцатым этажами? — Джас, — Джек вздохнул, целуя парня в макушку. — Он чуть не прикончил меня. Просто из-за того, что в группировке начался разлад после нашего с тобой ухода. Он просто чуть не разрядил в меня бластер. А если бы он сделал это, Джек? — Он бы никогда не сделал этого. Честно. Я обещаю тебе, что он никогда этого не сделает, — пробормотал Джек. Они сидели на полу их старой программной. В этой комнате когда-то давно стояли все компьютеры Стиллов. Она была их бастионом. Местом, где можно было отразить любую атаку. Где можно было укрыться. И вот они сидели в этой комнате почти шесть лет спустя с их первой войны с «Коброй», немного сломанные и с подорванной верой. Но они до сих пор были вдвоём. Как и восемь лет назад, когда группировка основалась. Как и шесть лет назад. Как и всегда. И было в этом моменте что-то важное, а в этом месте — что-то значительное. Джек чувствовал это. Словно программная снова стала местом спасения. Так странно, ведь компьютеры отсюда убрали уже давно. Дух остался. И этот момент больше походил на прощание с прошлым зданием, ведь они не были здесь, когда уходили. На прощание с группировкой, с тем, чего они добились когда-то. На прощание с собой и всеми теми, кого они похоронили за эти годы. *** Джошуа никогда не был человеком, который слушал, что ему говорят. Франчески предпочитал действовать наугад, не имея никакого плана, спонтанно. Внезапность и незапланированность действий была его коньком, он даже мог сказать, что вполне преуспел в этом. Правда, в его жизни появился-таки человек, заставивший его прислушаться к чужим советам. Джош, помнится, только тогда понял, что он не один. Оливер Сайкс. Он появился в жизни Джоша в одной из драк и ушёл из неё тоже во время стычки. Бойня только начиналась, когда Джош вляпался в огромную переделку, связанную с «Коброй» и ещё четырьмя группировками. Стаи у него не было, равно как и какой-либо помощи. В итоге он остался один посреди огромного скопления людей, жаждущих прикончить его, вооружённый одним лишь бластером самого небольшого размера. Он уже даже приготовился умереть, когда его затащили в один из небоскрёбов рядом, и сильная рука зажала ему рот. Больше он не запомнил ничего, кроме звуков разряжавшихся бластеров, криков и того, что его спасла какая-то небольшая стая. Он очнулся на следующий день с больной головой и ногой, почти парализованной от попавшего в неё разряда. Из окна было видно почти подходивший к зданию океан, и Джош даже немного удивился: он ни разу не был так близко к воде. В комнате помимо него кто-то был, и Джош даже не подозревал, насколько этот человек вольётся в его жизнь. Их отношения начались, кажется, когда Оливер уговорил Джоша остаться в стае, и тот поддался. Впервые в жизни он тогда действительно сделал все так, как ему посоветовали, и он вряд ли смог бы сказать даже сейчас, почти шесть лет спустя, что он жалеет. Франчески никогда не делал более правильного решения. Он не сможет вспомнить день их первого поцелуя. Странно и не романтично, возможно, кто-то даже обвинит его в ненастоящей любви, но Джош не станет спорить — эта тема слишком сильно может задеть его. Да и какая ему разница, когда это произошло. Гораздо важнее было то, что он больше ни с кем никогда не чувствовал себя лучше. Спокойнее, защищённее, раскованнее. Возможно, они были родственными душами, но Джош не может сказать об этом наверняка: никто больше не верит в существование родственных душ, а для того, чтобы он мог точно ответить на этот вопрос, им не хватило времени всего лишь в жизнь длиной, ведь, Джош уверен, они вряд ли стали об этом задумываться, пока были достаточно молодыми, чтобы рисковать не вернуться домой со смены. Как бы то ни было, он действительно любил Оливера. И засыпать в костлявых руках было уже даже почти привычно и, несмотря на отсутствие каких-либо подушек или спальников, тепло и мягко. В новой высотке они прожили недолго — пару ничтожных месяцев. Джош даже, кажется, не успел толком привыкнуть к отсутствию шумящего за окном океана и постоянных атак соседних стай и группировок. Джош даже сейчас бы не вспомнил, что произошло тогда: какая-то драка или перестрелка началась из-за очередного пустяка, и щемящее чувство опасности почти витало в воздухе, когда Джош, задыхаясь, бежал к стае, застрявшей в соседнем квартале. Он выбежал из-за угла, но дальше двинуться не смог. На руках Виктора лежал Оливер, подстреленный каким-то бластером, и содрогался в судорогах, от электричества, пронзавшего его тело. И всё. Дальше в памяти Джоша всегда есть и будет пустота, которая заканчивается только моментом, когда они в последний раз сидели на крыше вокруг обгоревшей красноватой бочки, в которой полыхал огонь. Даже того, как они сожгли тело Оли, он не позволил бы себе вспомнить, ведь он с трудом залечил свои психологические раны. Руки, кажется, до сих пор были в крови. Спустя пять с небольшим лет, Джош до сих пор чувствовал теплую липкую жидкость на своих руках. Вик передал ему, что Оливер просил Джоша держаться ради него и сказал, что любит его, но из уст Вика это звучало как-то сухо, к тому же в тот момент тело Оливера уже было сожжено, и всем, что осталось от него, стал бластер и браслет-неразлучник, один из тех, что носили когда-то давно парочки, тот самый, который Джош откопал на одном из складов, когда грабил его, и подарил Оли на Рождество. Джош навсегда оставил его у себя. С тех пор Джош сильно изменился, и даже Вик как-то сказал ему об этом. Правда, не известно, знал ли Вик о том, каким был Джош до прихода в стаю. Да это и не важно. Важно лишь то, что Джош, сидя перед бочкой рядом с Джастином и Майком, думал отнюдь не о Хейли и своей новой жизни. Оливер всегда говорил ему не оставаться в прошлом. Но именно это он в итоге и сделал.