Белая тень

Непонимающе гляжу на него, но остальные, кажется, во всем уже разобрались, поняв слова Пита. Мне остается лишь в недоумении оглядываться, ожидая объяснений, которые, к счастью, не заставляют себя долго ждать: — Арена — это часы, только в нашем случае нет стрелки, указывающей время. Только угрозы. В свой час появляется определенна опасность, не выходящая за пределы своего сектора. В двенадцать молния бьет в то дерево, — Пит указывает на возвышающуюся корягу, больше похожую на обуглившийся ствол, у которого сожгли все листья. — А дальше опасности возобновляют свой круг, начиная действовать с самого начала, — заканчивает он. И я сразу же понимаю всю гениальность распорядителей, всю их идею. Такое придумать не каждому под силу. Мало того, что Арена напичкана опасностями, так она еще и почасовая. В голове тут же всплываю картинки из Тура Победителя. Конечная точка маршрута — Капитолий, где ежегодно устраивается огромное пиршество в честь выжившего трибута. И полгода назад банкет закатили ради меня. Готова поклясться, что такого размаха давно не было, таких денег еще не было вложено ради одной персоны. Весь вечер, плавно перетекающий в ночь, я кружилась в танце со всеми подряд, даже не думая о том, кто передо мной стоял. Но один человек привлек к себе мое столь редкое и драгоценное внимание — Плутарх Хэвенсби. Он потратил все эти бесконечные пять минут, уделенные мною ему, на то, чтобы рассказать о том, как много фарса на этом мероприятии, и похвастаться своими новомодными и, наверное, такими дорогими часиками. А на крышечке часиков была сойка. Такая же, как и на моей брошке. Тогда я не придала этому особого значения, а теперь вдруг вспомнила. Этот момент, когда я лишь на долю секунды кинула свой взгляд на часы и увидела столь знакомый символ. Он без моего же ведома так сильно отпечатался в моей голове, а теперь эта мысль дарит мне осознание. Плутарх уже тогда знал, что Сойка-Пересмешница попадет на Арену. Что Огненной девушке снова придется вернуться в ад, созданный специально для нее. Эта мысль снежной лавиной обрушивается на меня, замуровывая под своим толстым ледяным слоем холода. И дрожь. Она волной прокатывается по телу, она заставляет что-то непонятное и такое больное скрутиться в животе, поднимая во мне волнение. Сколько людей тогда еще знали о планах Хэвенсби? Сколько людей еще смотрели на меня — нового Победителя — с насмешкой? Ведь они — такие все из себя осведомленные — знали то, чего я не могла представить даже в самых худших своих кошмарах. Даже мои сны не уносили меня на новую Арену. Они лишь возвращали меня на старую. Мне сотни раз приходилось переживать самые ужасные моменты 74 Голодных Игр. Но 75 меня даже не касались. А эти «особенные» по мнению Плутарха знали. Знали и тихо смеялись, пряча от меня свои нахальные улыбочки. — Значит, — начинает Аспен, — все, что нам нужно — это быть подальше от активного сектора, — заключает он. — Ага, — кивает Пит ему в ответ. Он тут же пытается подняться и, слегка морщась, опирается руками о землю за своей спиной, тем самым помогая себе. Но я прихожу на помощь достаточно быстро, хватаясь двумя руками за предплечье напарника, давая ему хоть какую-то опору. — Спасибо, — чуть улыбается он, встав на ноги. — Где ты научился откачивать людей? — ухмыляется Джоанна, пихая Аспена в бок, а потом тут же попадая в его объятья. А Седьмая даже не сопротивляется. — Понятия не имею, — пожимает парень плечами. Я вижу, какими влюбленными глазами смотрит Аспен на свою союзницу. Ее же взгляд мгновенно теплеет, и я понимаю, что теперь для них двоих нет никого и ничего, кроме глаз друг друга. Весь мир исчез, превратившись лишь в размытую пелену. Знаю, что Пит всегда смотрит на меня так же, а мне хочется надеяться, что я не отстаю от него, также показывая теплоту в своих глазах. — Думаю, нам нужен план для убийства оставшихся трибутов, — прерывает временную идиллию Бити, подходя чуть ближе все с той же полюбившейся ему катушкой. — А у тебя он есть? — произношу я, переводя на него взгляд, который мгновенно холоднеет. Я ведь знаю, что умника придется убить рано или поздно. — Вообще-то есть, — он поправляет очки, съехавшие ему на нос. — Этот провод хороший проводник для тока. А раз в дерево бьет молния, то от этого же дерева мы можем провести его ток до озера с помощью моей катушки. Оставшиеся трибуты, увидев, что пляж пуст, ступят на него. А когда молния ударит в дерево, ток пройдет по проводу и убьет всех, кто будет в воде или на влажном песке. Думаю, мощности молнии для этого будет достаточно. На несколько минут повисает тишина. Каждый думает о плане, только что озвученном Бити. Сколько времени ему потребовалось, чтобы придумать его? Думаю, эта идея сидела внутри него достаточно долго. Просто тогда умнику не было известно, что молния бьет регулярно и точно по часам, а не когда попало. Так бы, не знай он о том, как устроена Арена, имел бы куда больший шанс зажариться от удара в дерево молнии. — Крутая идея, — подает голос Джоанна. — Молодец, долбанутый! Она вроде бы и продолжает издеваться над ним, называя своим излюбленным прозвищем, но делает это с некой благодарностью или… уважением, наверное. — Значит, сейчас работает сектор с одиннадцати до двенадцати, — снова говорит Бити, — потому что волна приходит с десяти до одиннадцати. Рог Изобилия указывает на двенадцать — туда бьет молния. Тот сектор, видимо, безопасен, раз уж там встречается только такая проблема. — Но мы не можем пойти сейчас, нам надо дождаться Финника и Энни, — спокойно проговаривает Мейсон. — Завтра они появятся на пляже. Как мы и договаривались. Джоанна выразительно смотрит на меня, как бы напоминая, что из-за своего скверного характера я гублю построенный ими план. А с другой стороны, посвяти в свои идеи меня, им не пришлось бы рисковать. Кто знает, может быть именно из-за их промаха, а не из-за моего, Финник блуждает по джунглям в одиночку, думая, что Энни с нами. Как бы мне ни хотелось в очередной раз съязвить, я молчу, злобно хмуря брови и скрещивая руки на груди. Тут же чувствую, как Пит одной рукой обнимает меня, поглаживая по плечу, как бы прося хоть немного расслабиться и поубывать пыл своего негодования. — Сейчас мы можем пойти в сектор с девяти до десяти, если уж на то пошло, — соглашается с Джоанной Бити. — потому что там еще долго не будет угрозы. Во всяком случае, в ближайшие десять часов мы будем в относительной безопасности. *** Когда по Арене разносятся двенадцать ударов, оповещающий полдень, я вздрагиваю от неожиданности, еще ближе прижимаясь к Питу. А потом я вижу резко сгустившиеся тучи, но самой молнии разглядеть не могу — она спрятана от меня за джунглями, затерявшись, кажется, в бескрайних деревьях. И вдруг ко мне в голову приходит неожиданный вопрос, который я уже спешу озвучить: — А что за тем деревом, в которое бьет молния? — обращаюсь лично к Бити, надеясь, что он достаточно умен, чтобы разгадать подобное. Но он лишь, поджимая губу, разводит руки в стороны. Разочарованно отворачиваюсь, снова наблюдая за водной гладью. Она такая ровная, идеальная. Вода чистая, абсолютно прозрачная. Это приводит меня в замешательство и некое недоумение. Ничего идеального в нашем мире нет. Везде есть изъян. — Возможно, за ним обрыв, — пораздумав, подает голос умник, вновь привлекая к себе мое внимание. — А дальше наверняка находится силовое поле, чтобы трибуты не смогли покончить с собой. Это ведь совсем не по правилам Игр. — Они что, каждую Арену собираются силовым полем окружить? — снова встревает Джоанна. — В каком смысле? — недоумеваю я. — Серьезно? — усмехается девушка. — На пятидесятых Играх Арена была окружена силовым полем. Ты даже не знала, каким образом победил твой ментор? — и в этот момент я задумываюсь о том, что никогда не спрашивала у него о подобном. — Ты еще скажи, будто не знала, что он участвовал в Играх, — начинает она снова насмехаться надо мной. — Я тебе больше скажу. Он их еще и победил. — Да заткнись ты уже! — рявкаю я, заставляя ее захохотать. Мои щеки становятся красными от злости, а из глаз так и сыплются молнии, угрожая пробить несколько дыр в Мейсон. Подумать только, еще меньше часа назад мне казалось, что она нормальный человек, способный на понимание, сострадание и любовь. А теперь она мне снова кажется той мерзкой тупицей, которая осмеливается смеяться надо мной, несмотря на то, что мои пальцы крепко сжимают лук, а вторая рука вот-вот потянется за первой стрелой, которая, я уверена, попадет в свою цель — глаз Седьмой. *** Снова этот звук разносится по всей Арене, напоминая нам, что наступила полночь. Зевнув, я опасливо оглядываюсь назад, где находится сектор с Сойками-Говорунами. С четырех до пяти нас обязательно не должно быть здесь. Мы же видим, что стало с Вайресс после испытания этими извращенными в Капитолии птицами. И, как я думаю, не каждый захочет испытать это на себе. Мне и от криков посторонней девушки стало холодно и зябко, не говоря о том, если бы эти крики принадлежали маме или, того хуже, Прим. — Спать хочешь? — заботливо спрашивает Пит, заметив мой зевок. — Тебе тоже надо, — пытаюсь хоть немного попротестовать. Но упрямства у моего напарника хоть отбавляй. Именно поэтому он осторожно укладывает меня на песок, а моя голова оказывается у него на коленях. — Я уже давно выспался, — тихо усмехается он. А перед тем, как я проваливаюсь в столь долгожданную дремоту, мою голову посещает странная мысль: Пит не спал уже несколько дней и до сих пор не нуждается в этом. Что с ним сделал Капитолий? Превратил в робота, убивающего каждого ради моей защиты и днем, и ночью? Это приводит меня в некий ужас, а страх на мгновение затрагивает меня. Но у меня уже нет сил на то, чтобы задать интересующий меня вопрос Питу. Темнота окутывает меня, принося долгожданное облегчение и спокойный сон.