Белая тень

— Что такое? — задает вопрос Пит. Уже через мгновение его глаза становятся обычного небесно-голубого цвета. Зрачки сужаются, становясь нормального размера. Мотаю головой, опуская взгляд в землю, обходя стороной тело Брута. — Ничего, — проговариваю, но мой голос оказывается слишком хриплый. Откашливаюсь. — Все нормально. Замечаю, как парень пожимает плечами, ну, а я прохожу мимо, так и не осмелившись оторвать глаз от земли. Подойдя к напарникам, я сразу обращаю внимание на Джоанну, крутящую в каждой руке по топору. Бити берет какую-то катушку с проволокой. — Может, хоть на пляже посидим? — подает голос Седьмая, поднимая на меня глаза, в глубине которых поблескивает огонек злости и раздражения. — Мне тут скучно, — протягивает она, разводя руками в стороны и чуть наклоняясь вперед. Я, не желая возражать, тут же с ней соглашаюсь, находя второй колчан стрел и вешая его за спину, потеснив первый. Снова гурьбой мы направляемся к пляжу с противоположной стороны от уже умерших профи, все вместе идя по одной дорожке, гуськом переставляя друг за другом ноги. Добравшись, мы с Питом садимся на песок так, чтобы наши ступни оказались в воде. Джоанна спокойно садится около Аспена, поджимая колени к груди. Она что-то говорит, а он смеется. Никто не усомнится, что эти двое действительно влюблены. Бити, стоя метрах в десяти от них, осматривает свою катушку, вертя ее в руках. Седьмая ни с того ни с сего поднимается и, ухмыльнувшись, обращается к мужчине: — Эй, долбанутый, пригнись! — кричит она. Бити мгновенно приседает, даже не посмотрев на девушку. И резко над его головой пролетает топор, вонзаясь в кору дерева за ним. Заливистый хохот Мейсон поглощает собой всю тишину, тем самым действуя мне на нервы. Кому-то, возможно, и нравится вечный шум и гам, бесконечные приключения, которые Джоанна, я уверена, с легкостью добывает себе. Но для меня тихое дыхание Пита около моего уха, его мерное сердцебиение — это то, о чем я мечтаю и чего никогда не получу. Становится тоскливо от подобных мыслей, но стоит мне вспомнить, что если не получу подобного я, обязательно получит Пит. Он найдет себе девушку. Не сразу. Но со временем. Во всяком случае, мне нравится в это верить, хотя червячок ревности все еще грызет внутри меня длиннющие туннели, внутри которых мгновенно теряется желание отдавать напарника кому-либо еще. — Может, отойдем подальше? — отворачиваюсь от Джоанны к Питу. Он, отвлекшись от разглядывания Рога, переводит взгляд на меня, а потом несколько секунд смотрит на хохочущую за мной Джо, после чего его глаза снова возвращаются к моим глазам. Он не спеша поднимается, подавая руку, за которую я, улыбнувшись, незамедлительно хватаюсь. Поднявшись на ноги, мы медленно направляемся в сторону от трибутов, желая приглушить смех Джоанны хотя бы расстоянием. — Как так получилось, что ты жив? — я обхватываю левую руку Пита своими руками. Парень задумывается, почесывая затылок. Он хмыкает, будто пытаясь вспомнить тот момент, когда очнулся после сна. Сна, затянувшегося на целый год. Он так ничего и не отвечает, когда мы останавливаемся и садимся на песок, крепко обнявшись при этом. Мы молча смотрим, как планолет подбирает двоих погибших трибутов. Эти мысли так мрачны, пытаюсь поскорее отвлечься от них, думая лишь о руках обнимающего меня напарника. Чувство умиротворения разливается по всему телу, но мое внимание резко переключаются, когда спустя время Пит все же начинает говорить: — Я помню только то, как упал с Рога на 74 Арене. Потом боль, — он сглатывает. — И темнота. Все длилось буквально секунду, пока я не увидел белый потолок. Это было какое-то медицинское отделение в огромном здании. Потом мне что-то вводили в руку, говоря, что так надо. В течение недели я тренировался. Мне сказали, что это поможет тебе выжить. Резко поднимаю на него глаза, смотря в упор. — Пит, я должна помочь спастись тебе, — делаю ударение на последнем слове. — Нет, Китнисс, — он усмехается, переводя взгляд на водную гладь. — Ты знаешь, что я не позволю тебе жертвовать собой. Одного раза уже хватило. Вспоминаю, как я, позабыв обо всем страхе, ринулась за лекарством для Пита, когда того било в лихорадке. Помню, как я сломя голову неслась за ним. И меня тогда заботила лишь одна цель — спасти своего напарника любой ценой. — Ты тоже меня спасал, — напоминаю я ему. — Мы оба помним тот факт, что ты вступил к профи. И мы оба помним, для чего это было сделано. Легкая улыбка растягивает его губы. Ответная реакция с моей стороны не заставляет себя долго ждать. — Ты не понимаешь, — мотает он головой. — Так объясни, — тихо, почти шепотом проговариваю. Меня терзают сомнения по поводу состояния Пита. Он кажется таким знакомым, таким близким и родным. Но он все равно чужой. В мыслях всплывает образ напарника, когда он без зазрений совести выкручивает шею трибуту. И его глаза. Совершенно пустые, отчужденные… и черные. Будто бесконечная мгла, накрывшая бесконечные потоки света. — Я бы не смог позволить тебе умереть, даже если бы захотел, — проговаривает он и тут же поворачивает голову в мою сторону. Дыхание прерывает. Наши лица находятся в считанных дюймах. И наши губы так близко. Грех не воспользоваться таким моментом, но я продолжаю говорить: — Почему же? — голос становится хриплым. Парень переводит взгляд с моих глаз ниже. Его глаза касаются моих щек, носа, подбородка, а потом и губ. Чувствую, как их начинает колоть лишь от накатившихся воспоминаний о наших бесконечных поцелуях. — Я не могу позволить кому-либо подойти к тебе ближе, чем нужно. Я сразу становлюсь другим. — Он совсем перестает смотреть на меня, и я чувствую некий холод. — Мозг будто отключается, и я теряюсь в собственной злости. Вот оно что. Его глаза чернеют, стоит опасности коснуться меня. Он теряет рассудок, когда видит, что уже через секунду со мной может пойти что-то не так. И он становится жесток, бессердечен и… опасен. Мотаю головой, касаясь ладонью его щеки и заставляя снова взглянуть на меня. — Пит, я так скучала, — с жаром шепчу я. И не успевает он ничего сказать, как мои губы находят его. Горячо, почти обжигающе. Платье, которое сшил Цинна, было лишь началом моего когда-то потухшего, но вновь возгорающегося огня. То платье было лишь искрой, но и из нее вновь разгорается пламя. Яркое, ослепляющее своей мощью. Моя рука поднимается к волосам Пита, и пальцы путаются в пшеничных прядях. Я еще теснее прижимаюсь к груди парня, не желая оставлять между нами ни дюйма. Хоть самое малое расстояние — пытка для меня. И я так ясно ощущаю бушующие во мне эмоции, взрывающиеся тысячью ярких огней. Сотни красок окатывают меня с головы до пят, давая волю эмоция. И я целую Пита так, как не целовала еще никогда. Вся та боль, что скопилась во мне, весь тот страх, что долгое время сидел внутри. Все выходит наружу, освобождая душу для чего-то более светлого. Так больно думать о прошедших днях, о потраченных впустую часах. И я не думаю, отбрасываю все мысли, затерявшись внутри урагана эмоций. Пит проводит рукой вниз по моей талии, касаясь бедер, но не спускаясь ниже. Близость кружит голову, а теплые ладони напарника окутывают меня сладостными чувствами. Стоит нам отстраниться друг от друга, я снова ощущаю голод, тоску по губам Пита. Но не поддаюсь вперед снова. Лишь глубоко дышу, даже не надеясь восстановить сбившееся дыхание. Наши лбы соприкасаются, а глаза закрыты. Мы дышим быстро, часто, рвано. На мгновение на моем лице расцветает широченная улыбка, но она тут же стирается с лица, заменяя себя более нежной и мягкой. — Ты себе представить не можешь, как я скучала. — Не могу, — мотает он головой. — Для меня же всего неделя прошла. Молчим. — Поспи, Китнисс, — шепчет Пит, когда наши дыхания становятся ровными и размеренными. — А ты? — смотрю в его глаза. — Выспался уже. Не хочу больше. Соглашаюсь, устраивая голову на коленях парня. И стоит мне закрыть глаза, как я тут же чувствую длинные пальцы Пита, рисующие понятные только ему самому узоры на моей шее. Запрокидываю голову назад, жмурясь, как довольная кошка. На глаза попадают первые лучи выходящего из-за джунглей солнца, но это совсем не мешает мне, лишь еще больше успокаивает, убаюкивает. Только мои мысли уходят вдаль, отдаваясь сну, меня заставляет подскочить раздающийся где-то вдалеке крик. Жуткий, пугающий. Все тело леденеет изнутри, стоит моих ушей коснуться этому воплю. — Что это? — оглядываюсь, тут же находя взглядом Пита, все так же сидящего на песке около меня. — Понятия не имею, — бормочет он. Утренний воздух сотрясается яростным громом пушки, раздающимся по всей Арене. Прямо над джунглями появляется планолет, подбирая умершего. И мое удивление возрастает еще больше, когда я вижу, как клешня, подбирающая погибших, опускается четыре раза, поднимая разорванное тело. И каждый из нас может лишь гадать, что за зверь осмелился так чудовищно прикончить свою жертву.