Белая тень

Толпа ревет, скандируя имя нового участника Игр. А мне становится тошно лишь оттого, что кто-то смеет произносить имя Пита — в этом зале право на подобное имею только я. Несмело оглядываю толпу, ее восторженные вопли звучат сквозь бесконечную пелену молчания, застелившую мой слух. Будто меня окунули в воду. В ушах — мутные разводы голосов. В глазах — размытые яркие пятна. Через мгновение понимаю, что слезы застилают мои глаза, а горячие капли быстро скатываются по щекам, обжигая побледневшую от страха кожу. Смотрю на огромный экран, на котором высвечивается лицо Пита. Те же глаза, что были и в прошлом году. Те же пепельные волосы. Но его внешность… Он стал старше. Ровно на один год, который он провел глубоко под землей в деревянном гробу. — Китнисс, это слезы радости? — улыбка Фликермана выводит меня из себя. Но я, кривя душой, улыбаюсь, обнажая свои зубы, и мотаю головой из стороны в сторону, смотря на ведущего заплаканными глазами, пытаясь отличить его от сотни мигающих огней сквозь слой собственных слез. — Да пошли вы все! — шиплю я, мигом отворачиваясь от померкнувшей улыбки Цезаря и спеша скрыться со сцены. И стоит мне оказаться вдали от вспышек камер, я даю волю эмоциям. Плачу навзрыд, падая на колени и закрывая лицо руками, пытаясь отдать ладоням все свои чувства. Лучше уж не чувствовать ничего, чем такую боль, я полагаю. Что за бред? Пит погиб, я точно это помню. Ведь никто иной как я отпустил его руку в самый неподходящий для этого момент. Я помню, как кровь скользила между нашими ладонями. Я так отчетливо помню, как страх охватил меня в тот миг; помню, как перестала дышать в ту секунду. И ничто не сотрет эти воспоминания из моей памяти. Чувствую, как кто-то касается моей оголенной спины ледяной ладонью. Вздрагиваю, поднимая взгляд на только что подошедшего. Ею оказывается Джоанна, которая уже опускается на колени рядом со мной. — Аспен и я хотели пожениться. Но он погиб через некоторое время после моей победы в Играх, — она наклоняется к моему уху, шепча следующие слова так тихо, что я еле различаю их сквозь бешеный стук моего сердца. — Его убил тот же, кто и твоего женишка. Это сделал Сноу. — На лице девушки появляется оскал. Она поднимается и уходит, оставляя меня одну. Опять она это делает. Говорит, заставляя покрыться гусиной кожей от ужаса. Чувствую, как волосы на затылке встают дыбом от подступившего страха. Но одной я оказываюсь ненадолго. Не проходит и минуты, как ко мне подбегает Хеймитч, поднимая с пола и заставляя идти за собой к лифту. Я превращаюсь в безвольную куклу, смея лишь плакать. И то молча. Слезы просто скатываются по моим щекам, собирая с кожи нанесенную перед интервью пудру. — Чем ты думала, говоря подобное перед всем Панемом?! — шипит ментор, наклоняясь ближе ко мне. Я усмехаюсь, прикрывая глаза, чтобы не видеть яркий свет, которым освещен даже лифт. Не ощущаю, как мы начинаем подниматься вверх, несясь на двенадцатый этаж, но я слышу, как дверцы закрываются, говоря лишь о том, что подъем начался. — А какой реакции они ожидали? — хриплю я и всхлипываю. — Они опять заставляют пережить нас обоих то, что мы уже проходили. Нам с Питом опять придется вернуться на Арену. — Пит мертв, Китнисс! — вспыхивает ментор. — Тот, кого отправят на Арену вместе с тобой — это не он! Это просто его копия! — и от подобных мыслей становится еще больнее. Его слова рвут меня в клочья, заставляют сердце на миг замереть. И я даже не знаю, что было бы лучше: окажись Пит настоящим или всего лишь хорошей его копией. Но уже через секунду я ощущаю лишь гнев. Испепеляющий все остальные чувства дотла. Да как он смеет?! Резко открываю глаза, переводя взгляд на Эбернети. Ярость вспыхивает во мне ярким пламенем, заставляя влепить ментору звонкую пощечину. Успеваю заметить, как красное пятно от моей ладони начинает проявляться на коже мужчины, и вылетаю из так вовремя открывшего свои двери лифта. Завалившись в свою комнату, я тут же сбрасываю с себя почерневшее — будто обуглившееся — от огня платье. Оно мягко спадает с меня на пол, а лента из косы опускается вместе с ним, скидываю с ног балетки. Касаясь босыми ногами почти заледеневшего пола, подхожу к окну и резко открываю створки. Холодный ветер обдает мое обнаженное тело, заставляя поморщиться от коснувшегося кожи льда. Дрожь несмело пробегает по мне, но я не двигаюсь с места, все так же стоя напротив окна. Ветер кажется мне напоминанием Пита. Напоминанием его голоса, его нежных объятий. Ветер никогда, ни разу не сделал мне больно. Мне будет плохо лишь тогда, когда он исчезнет, как когда-то исчез и Пит. Но даже если он и пропадет, он вернется. Ведь и Мелларк тоже вернулся. Во всяком случае, мне хочется в это верить. — Я скучаю, — шепчу, и мой голос растворяется в воздухе. Шум, раздающийся с улиц Капитолия, кажется мне уже привычным. Я вижу, как много красок в этом месте, вижу, в каком избытке здесь цвета. Это место никогда не станет моей частью, этот город останется навсегда недосягаем для моих рук. Для моей души. — Пит, я скучаю, — мой голос ломается, когда из глаз опять текут слезы. Почти сгибаюсь пополам от вдруг подступившей боли. Воспоминания терзают мои мысли, душу. Яркие пятна крови окрашивают каждый уголок моего сознания, разрывая в клочья и мое тело. Я будто чувствую, как горечь появляется во рту от множества страхов, что вмиг показываются передо мной во всей своей красе. Уже завтра я снова попаду на Арену. Уже завтра у меня появится шанс вновь попробовать пожертвовать собой ради Пита. С завтрашнего дня моя вера воссияет новым пламенем, сжигая каждого дотла. И меня этот огонь коснется тоже. Не закрываю окна, просто ложусь на кровать, не собираясь кутаться в одеяло. Я знаю, что сегодня ночью я не усну — кошмары не отстанут от меня ни на мгновение. Пусть ветер окутает меня, пусть заставит дрожать от холода. Мне все равно будет тепло — я чувствую, как Пит снова касается моих плеч, прижимая к себе мое изнеможенное тело. Чувствую его дыхание на своей шее. Но позже понимаю, что это всего лишь объятья ветра. Холодные. Почти ледяные. Такие, каких я и заслуживаю.