Белая тень

— Мисс Мейсон, — начинает солдат, но та его быстро перебивает. — Почему это мы только сейчас узнаем про Капитолий? Никто не говорил, что нас тренируют для этого, — ее возмущение волной обрушивается на Боггса. — Замолчи, Джоанна, — вспыхивает тот и переводит взгляд на мужчину в военной форме. — Мне тоже никто ничего не говорил о Капитолии, — сквозит в его голосе недоумение. Он подходит ближе к солдату и упирает руки в бока. — Когда поступил приказ? — Сегодня утром. Аспен подходит ближе к Джоанне и, чуть приобняв ее, что-то шепчет на ухо. И удивление наполняет всю меня, когда девушка кивает, разворачивается и вновь встает передо мной в боевую стойку. Все оставшееся время буквально пролетает, и уже спустя пару часов, хотя казалось, словно прошло не больше десяти минут, группа из десятка людей покидает спорт зал с намерением получить долгожданный обед. — Она не может отправить нас в Капитолий, — восклицает Джоанна, не переставая пережевывать еду. — Уговора на этот счет не было. — Она еще что-то про Второй Плутарху говорила, — встревает Аспен. — Говорила, что там ведутся военные действия, поэтому было бы здорово снять на фоне выстрелов Сойку. Пит закашливается от услышанных слов, и Дэниел хлопает его по спине. Страх наполняет меня, дрожью пробегает вдоль позвоночника. Она хочет меня убить. Она точно жаждет моей крови, ведь другой причины, чтобы отправить отряд в самый эпицентр бойни, просто нет. Но хуже может оказаться не это. Хуже может оказаться то, что Пит бросится защищать меня. Он и сейчас тут же решает высказать свое отношение ко всему этому: — Она не может рисковать жизнью Китнисс. — Вообще-то может, — бормочу я, но и этого достаточно, чтобы привлечь внимание Пита. — В смысле? — сквозит в его голосе недоумение. Заминаюсь. Вспоминаю разговор с Койн, вспоминаю свое обещание ей и заключенную между нами сделку. А теперь прекрасно понимаю, что если скажу сейчас это Питу, то не избегу его недовольства. Но он молчит. Ждет ответ. — Я пообещала Койн выполнять все ее указания, — проговариваю, наивно полагая, что этого хватит в качестве ответа. Но парень лишь вздергивает брови вверх, как бы прося продолжать. — В обмен за это она вернула тебя к жизни. Он резко выдыхает и отворачивается от меня. Но лишь на несколько секунд. Потом он снова упирает в меня взгляд и недовольно глядит прямо в глаза. Возмущение будто затапливает его, и внутри меня, кажется, даже просыпается желание изменить свое решение, чтобы не попадать под стрелы негодования. Но потом отдергиваю себя от этой мысли: своим решением я спасла Пита, и, будь передо мной тот же выбор сейчас, я бы ничего менять не стала. — Как будто ты бы не сделал так же, — мои брови сводятся на переносице, и теперь уже очередь Пита отводить взгляд. Да, он поступил бы так же. Но, как оказывается позже, Койн и не собиралась никого отправлять во Второй. Группа из десяти человек в скором времени должна вылететь в Дистрикт-7. И, я уверена, этот вылет спланирован специально для Джоанны и вновь пришедшего в себя Аспена. Их родной дом, еще не тронутый бомбами Капитолия, но, как бы то ни было, поглощенный волнениями жителей, будто совсем не тянет к себе Мэйсон. Только узнав о том, какое место ей в скором времени придется посетить, улыбка, то и дело растягивающая ее губы, будто прячется за оковами боли. И в глазах ее остается лишь злость и раздражение. Уже спустя три дня наш небольшой отряд, состоящий из десяти человек: пары солдат (один младше, другой чуть старше), четырёх Победителей и съемочной группы, — готов отправиться в покоренный лесами Дистрикт. — Нам нужен хороший материал хотя бы от вас, — произносит Крессида, покосившись на меня. Но ее взгляд быстро возвращается к Джоанне и Аспену. — В Седьмой прибываем ближе к полудню, времени у нас не больше пяти часов. Нам нужно еще вернуться в Тринадцатый до темноты. Девушка кивает и удобнее устраивается на сидении планолета. Волнение поднимается внутри меня, и дышать становится труднее. Сжавшиеся легкие наотрез отказываются вбирать в себя кислород. Зато с легкостью выталкивают скопившийся воздух и опустошают столь драгоценные запасы. И в животе что-то болезненно скручивается. От Дистрикта-7 нам вряд ли стоит ждать чего-то хорошего. Гудение планолета заполняет собой все мои мысли, и я сосредотачиваюсь на этом звуке, чувствуя, как спокойно рядом со мной дышит Пит. Подстраиваюсь под его дыхание и медленно успокаиваюсь. Запираю все скопившееся волнение на замок и продолжаю ждать того момента, когда мы, наконец, опустимся на землю. Легкий толчок. Гудение стихает. Трап медленно опускается, позволяя дневному свету проникнуть внутрь железной махины. Члены отряда быстро поднимаются со своих мест, но мой взгляд замирает на виднеющейся зеленой траве. Лишь потом замечаю, как Пит протягивает мне руку. Перевожу на нее взгляд и даже не думаю, просто хватаюсь за раскрытую ладонь. Встаю на ноги, и мы, не разжимая пальцев, направляемся к выходу. Свежий воздух волной обдает мое лицо, и я жмурюсь, когда лучи солнца попадают в глаза. Складываю руку козырьком и приставляю ко лбу. Поляна, на которой посадили планолет, насквозь пропитана ярким светом. И воздух так чист… Невольно мыслей касается Двенадцатый и его леса, бескрайние просторы которых так и манят своей зеленью. Я помню, с каким упоением вдыхала в себе запахи листвы и хвои, с каким трепетом касалась вод извилистых рек. И я оглядываюсь по сторонам в надежде услышать журчание. Но раскинувшийся вокруг простор, окольцованный елями и соснами, запирает от моего слуха и взора даже пение шустрых птиц. — Я здесь не была, — хмурится Джоанна. — В какой стороне Дистрикт? Крессида тыкает пальцем в свой планшет и вытягивает руку в сторону, указывая путь: — На севере в двух километрах отсюда. — Зачем так далеко останавливаться? — голос Аспена. — Распоряжение Койн, — пожимает плечами Крессида, уже направляясь в нужную сторону. — Чтобы, в случае чего, планолет не обнаружили. Аспен фыркает: — Ага, именно поэтому вы решили оставить его на такой открытой местности. Пит рядом со мной усмехается, а кто-то из операторов тихо смеется в ответ словам парня. Но Крессида либо не услышала последней фразы, либо просто предпочла не обращать на нее никакого внимания. Какими бы ни были причины ее молчания, все направляются вслед за ней во вдруг наступившей тишине. Но и она не длится долго. Уже спустя несколько прошедших метров голоса вновь наполняют воздух вокруг. Проходит не больше получаса, когда деревья начинают редеть. Джоанна то и дело передергивает плечами, все сильнее и сильнее цепляется за руку Аспена. А потом между нашим отрядом и Дистриктом-7 остается лишь склон. Длинный, сплошь застеленный травой, он тянется к домам Седьмого. Дыхание, кажется, пропадает не только у меня. Солнце уже давно заявило о своих правах, но туман, словно облако, не смеет покинуть верхушки леса. Внизу расстилаются бесчисленные дома, улочки сплетаются в причудливые паутинки. А дальше — бесконечная зелень острых елей. Их макушки тянутся вверх, где их мягко принимают белоснежные хлопья. Их макушки тянутся к небу и почти исчезают из вида за толстым слоем густого тумана. И я задыхаюсь от подобной красоты. Вид, раскинувшийся перед взором, чарует своим покоем и тишиной. Но не все чувствуют то же, что и я. Джоанна со стоном опускается на колени и руками опирается о застланную мхом землю. Ее дыхание ускоряется, и легкие быстрой чередой поглощают свежий воздух, будто ставший для нее нестерпимо душным. — Эй, — рядом с ней присаживается Аспен. Парень наклоняется к ее уху, но слова его долетают и до меня: — Что такое? Мэйсон отчаянно цепляется за ворот его рубахи, торчащий из бронежилета. Она продолжает дрожать всем телом, трястись от ужаса, что вдруг накатил на нее. И нам всем остается лишь гадать, что такого могло произойти, раз Джоанна впала в отчаяние именно сейчас, когда, казалось бы, ничего ужасного произойти еще не успело. Но она сама спешит поделиться причиной своей слабости с Аспеном. И мне жаль, что приходится слушать то, о чем рассказывать другим она бы не хотела. — Я нашла тебя здесь, — шепчет девушка, и взгляд ее упирается в ореховые глаза Седьмого. Но тот, кажется, не понимает, о чем толкует его возлюбленная. — После 71 Игр, — тут же поясняет Мэйсон. — Они убили тебя и отнесли сюда. Я нашла твое тело здесь. — Джоанна, — шепчет он, но та его снова прерывает. — Ты был весь в крови, — уже плачет она. — Я пришла сюда, а ты был подвешен к дереву. Они убили тебя, зарезали. А потом повесили рядом с этим склоном. Парень прижимает трясущуюся в рыданиях Джоанну к себе и с трепетом касается ее темных волос. Но слезы Мэйсон неумолимы. Дрожь не покидает ее худое тело. Осознание яркой вспышкой высвечивается в моей голове. Именно поэтому Джоанна начала волноваться перед самым нашим приходом к этому склону. Вот она — причина того, почему желания возвращаться на родину у нее не было. Весь отряд молчит, не произносит ни слова, страшась нарушить столь хрупкие оковы тишины. Крессида с ужасом глядит на сгорбившуюся Победительницу, и рука ее, пальцами сжимающая микрофон, дрожит. Кастор, Поллукс и Мессалла замерли в ожидании худшего. Но продолжения жутких слов не следует. И этот маленький просвет в сгустившейся вокруг тьме кажется мне успокоительным, кажется мне глотком свежей воды среди бескрайних болот. Поглотившую мир тишину разбавляют лишь надрывные всхлипы и тихие шепотки успокоения. Проходит около получаса, когда Джоанна, наконец, выходит из оцепенения, а Аспен чуть отстраняется от нее, помогая подняться. Тогда и съемочная группа приходит в себя. Только теперь я замечаю, как Поллукс выключает камеру на своем шлеме, и красный огонек, оповещавший о съемке, гаснет. — Это не подойдет, — подходит к нему Крессида. — Койн сказала, что ей нужны воинственные возгласы. Слабость победителей показывать нельзя, повстанцы не пойдут за этим. Ярость вспыхивает во мне, бурной волной поднимается внутри. Она зарождаясь где-то в груди и стремится выйти наружу в виде злости. Но Пит лишь крепче сжимает мою ладонь и легким рывком привлекает мой взгляд. — Не надо, — тихо говорит он. — Они же капитолийцы, все равно не поймут ничего. — Они не смеют так говорить об этом. Они же понятия не имеют, как несладко живется Победителям. — Вот и пусть живут в незнании. Им же легче. Китнисс, — парень встает прямо напротив меня, а наш зрительный контакт так и не прерывается. — Они не поймут, не пережив того же, что и мы. А ты, я уверен, не желаешь никому чего-то похожего на то, с чем пришлось столкнуться тебе или Джоанне. — Я уже готова возмутиться от его слов, но парень снова не дает мне заговорить. — Им так проще, пойми же. И, не спорь, ты же ведь сама была бы рада оказаться на их месте. Тут мне нечего ответить ему. Рот закрывается сам собой, когда я понимаю, что не могу найти ни единого слова. Я вспоминаю, как сама сказала Питу, что, окажись он на моем месте, сделал бы все, что только угодно, лишь бы спасти меня. А теперь он пользуется моим же приемом. Заставляет меня признаться в том, в чем сознаваться мне бы совсем не хотелось. Да, я была бы счастлива не знать об ужасах Игр. Была бы рада забыть о тех страхах и ужасах, о тех ночных кошмарах, что я, нехотя, утащила за собой с Арены. Отвожу взгляд от глаз Пита. Отвожу так же, как он ответ несколько дней назад. — Нам нужно посетить Дистрикт, — говорит Крессида. — Там ведь остались те, кого вы знаете? — обращается она к Джоанне и Аспену, но ответа явно не ждет. — Можете увидеться с ними. — Можем или должны? — сипло выдает Седьмая. Снова молчание. Всем и без того понятно, что они должны. Мы спускаемся вниз по склону. Быстрыми шагами направляемся к расстелившимся внизу домам. И только мы проходим мимо первого дома, до меня долетают обрывки фраз Аспена и Джоанны, доносящиеся из-за спины. — С Венрей было все в порядке, когда я уезжала в Капитолий, — голос Мэйсон. — Она будет рада тебя видеть. Она же столько лет прожила здесь, зная, что ты мертв. — Мне страшно встретиться с ней спустя такой промежуток времени. — Он на несколько секунд замолкает, и мне слышен его грузный выдох. — Она же наверняка так изменилась. Ей было всего четырнадцать. А сейчас? Сейчас уже восемнадцать. Немногочисленные люди, живущие на окраине Дистрита, приветствуют нас не самыми радостными взглядами. Их хмурые брови, усталость в глазах, опущенные уголки губ — все это провожает каждый наш шаг. — Надумали, куда пойдете? — останавливается Крессида и ждет, пока Джоанна с Аспеном поравняются с ней. — Да, — отвечает парень. — К моей сестре. Она живет ближе к востоку. — Ты, в таком случае, лучше дорогу заешь, — указывает оператор в самое начало нашей короткой колонны. Добираемся мы быстро, спешно шагая по самой окраине Дистрикта-7, где, как сказал солдат помладше, нет миротворцев, что день и ночь патрулируют самый север лесного региона. — Волнения ведутся там, в более обеспеченной части Дистрикта, — поясняет один из них. — А здесь люди, видимо, так устали от жизни, что не способны бороться даже за свою свободу. Поэтому Капитолий решил не тратить свои запасы миротворцев и не распространять их там, где не особо-то и нужно. — Понятно, — сухо отвечаю. Лишь чуть позже я задумываюсь над услышанными словами вновь. Неужели границы Дистрикта настолько четкие? Не уж-то Сноу не понимает, как легко повстанцы могут поглотить собой молчаливую часть Седьмого? Дома сменяют друг друга, пока отошедший вперед ото всех Аспен не останавливается напротив одной из построек. Когда съемочная группа решает пойти следом, Джоанна лишь упирает в них свой раздраженный взгляд и что-то злобно шипит. И это останавливает их настойчивое желание заснять каждую секунду трогательной встречи. Потом на пороге появляется девушка. Мне хорошо видно ее удивленное лицо, совсем не похожее на черты ее брата. Хорошо видны темные локоны, собранные в короткий хвостик на затылке, но цвет глаз разглядеть не удается. Ее губы шевелятся, и я не слышу того, что она говорит. Но ясно вижу, как имя Аспена на выдохе вырывается из нее. Венрей сбегает по ступенькам и босиком бежит в объятья парня. Она падает в его руки, носом утыкается в его грудь. Я с белой завистью смотрю на то, как ласково Аспен прижимает к себе хрупкую сестру, как плечи ее подрагивают от плача. Он что-то говорит. Не слышу, что именно, но губы девушки тут же расплываются в улыбке от его слов. Она цепляется за него своими тоненькими пальчиками, а он в ответ прижимает к себе хрупкое тело сильными руками. И мир для них будто останавливается. Венрей поднимает глаза на Аспена и вглядываешься в его повзрослевшее лицо. А он лишь нежно улыбается, не разжимая крепких объятий. Но идиллию эту прерывает короткий писк в планшете старшего солдата. Его брови хмурятся в изучении новой информации, а потом кожа на его лице бледнеет, а глаза наполняются мимолетной паникой. — Капитолийские планолеты направляются к Дистрикту, — в ужасе проговаривает он.