Белая тень

Мерзкий писк разрывает крепкие путы сна, и глаза мои распахиваются от неожиданности. Я резко сажусь на кровати, недоумевая, где нахожусь. Лишь спустя время разум мой возвращается, а память вновь приходит в норму. Оглядываюсь на место рядом с собой, где должен быть Пит. Его нет. Половина кровати у стены пустует. Лишь только писк смолкает, до слуха долетают звуки льющейся воды. Он не спал. Так и не уснул. Мне не нужно подтверждение этих мыслей – и без того понятно, что ничего дельного врачи не сделали. Питу нормальную жизнь не вернули, зато подвергли его опасности при своих дурацких опытах. Поднимаюсь с кровати и расправляю серый комбинезон, который так и не сняла перед сном. Ткань смялась, скомкалась, и просто руками расправить я ее уже не в силах. Грузно выдыхаю, понимая, что переодеться все же надо. Смущение гонит меня из отсека Пита в свой собственный. Глупая. Глупая, глупая, глупая. Заливаться краской, казалось бы, не из-за чего. Мы спали вместе на нашей первой Арене. Да и на второй тоже я дремала, лежа рядом с ним. Но тогда это все видели люди, капитолийцы, а сейчас – никто. Эта ночь не тронута развратными мыслями зрителей. Эта ночь принадлежит лишь нам двоим. Оттого и дурно становится. Я влетаю в свой отсек и тут же скидываю с себя помятый комбинезон. Встаю под душ, и облегчение тут же обдает меня теплой волной блаженства. Мысли, кажется, успокаиваются и больше не стремятся разъесть меня изнутри. Ничего особенного. Ничего страшного. Так все и должно быть. Разве в этом есть нечто плохое, запретное? Вовсе нет. Я насухо вытираюсь и достаю из шкафа запасной комбинезон. Такой же, как и предыдущий, ничем не отличающийся от своего предшественника. Устало продеваю ноги в штанины, а руки – в рукава. Застегиваю молнию и неспешно поправляю ворот. На завтраке я сижу одна, ведь никто так и не появляется. Я лишь беспомощно оглядываюсь вокруг, все еще надеясь заметит среди тусклых лиц жителей Тринадцатого хоть одну знакомую улыбку. Возвращаюсь в свой отсек все в том же молчании. Тогда и раздаются три коротких стука в дверь. Тут же подлетаю к ней и открываю. Но стоит мне заметить того, кто стоит на пороге моей комнаты, все воодушевление мигом испаряется. Брови опускаются на глаза, а легкая улыбка, которую я не заметила раньше, тускнеет. Это не Пит. - Что, куколка, не меня ты ожидала увидеть? – с издевкой восклицает Джоанна. – На расписание хоть иногда смотришь? Ты в Двенадцатом съемки завалила, молодец. Сейчас пойдешь записывать слова отдельно. - А Пит? - А Пит с тобой пойдет. Точнее, он уже там. Беги за своим ненаглядным. Хмыкнув, отталкиваю девушку от двери и выхожу в коридор. Дверь захлопывается за мной, и я шагаю вслед за отдалившейся от меня Джоанной. - Откуда ты знаешь, куда идти? – не сдерживаю своего удивления и интереса. Ведь места, расположения которых знаю я, можно и по пальцам одной руки пересчитать. - В отличие от некоторых я не сижу на одном месте, - бросает она мне. – Я уже весь Дистрикт обойти успела, пока ты слезами Пита поливала. - Ничего я не поливала. – Возмущение накатывает на меня. - Нет, конечно. Мейсон замолкает и, кажется, даже не думает вновь заговорить. Ее голос стихает, а сама девушка будто рассыпается с каждым шагом, проделанным сквозь тишину. Ее усталый вид, синяки под глазами, бледность кожи, упавшие плечи – все в ней напоминает больше просто куклу, нежели живого человека. - Как Аспен? – решаю перейти к близкой Джоанне теме, надеясь, что хоть так она вернет в реальность свою непоколебимость. – Его ведь должны скоро выписать, да? – продолжаю настаивать на ответе. Седьмая поворачивает ко мне голову, и брови ее сходятся на переносице. - После тренировок пойду к нему. По идее его сегодня выписывают. Мы спускаемся на лифте вниз, глубже под землю, и я силюсь отогнать от себя ненужный поток мыслей. Вокруг лишь свет ламп. Нет ни капли солнца. Все эти люди, скрывающиеся меж серых стен Тринадцатого Дистрикта, наверняка выходят на поверхность лишь по очень важной причине. А дети, скорее всего, ни разу не видели звезд. И если революция затянется, если она в скором времени не найдет своего завершения, мне и остальным бывшим трибутам придется свыкнуться с мраком подземелья, с вечной сыростью и с время от времени накатывающейся клаустрофобией. Сама не замечаю того, как дыхание ускоряется, а в груди что-то с силой сжимается. Кабинет звукозаписи темнее, чем коридор. У правой и левой от двери стены стоит какое-то оборудование, разобраться в котором наверняка способен лишь профессионал. И я не удивляюсь, когда замечаю рядом с Питом Крессиду. Они сидят друг напротив друга. Она задает вопросы, он на них отвечает. Она спрашивает про его жизнь до Игр, и он выкладывает все то, что помнит. Голос его тихий, а взгляд затуманен прошлым. Он тонет в своих воспоминаниях. - Китнисс, - ко мне подходит Мессалла. – Пойдем. Я бросаю взгляд на Джоанну, и следую за парнем. - Койн решила, что история жизней бывших трибутов будет действеннее революционных лозунгов. Поэтому я буду задавать тебе вопросы, а ты постарайся отвечать на них искренне. – Он цепляет к вороту на моем комбинезоне микрофон. Киваю в знак согласия. Мессалла и я садимся друг напротив друга. Камера, стоя на штативе чуть в стороне от нас, загорается красным огоньком. Тогда я замечаю в руке парня небольшой пульт. - Не оглядывайся по сторонам. Просто отвечай на вопросы. – Еще раз киваю, тогда он начинает. – Какой твоя жизнь была до Игр? Первый же вопрос ставит меня в тупик. Ответ, кажется, крутится в голове, но мозг никак не ухватит эту мысль. С чего я должна начать? Чем продолжить и как закончить? Глубоко вбираю в легкие воздух и думаю о том, что бы я сказала Питу. - Я со своей семьей жила в Шлаке. Это была самая бедная часть нашего Дистрикта. Отец охотился, мама лечила больных, а мы с сестрой тогда были еще совсем маленькими. Папа водил меня в лес. Это было запрещено, но по-другому нам было не выжить. Он научил меня стрелять из лука, показал все то, что смогло бы спасти мне жизнь, если бы я вдруг заблудилась. – Сглатываю, вспоминая следующие моменты тех времен. – А потом произошел взрыв в шахте. Папу так и не нашли, а мама совсем ушла в себя, перестала обращать внимание на реальность. Мы с Прим осиротели за один лишь вечер. Тогда мне не оставалось ничего больше, кроме как найти пропитание самой. Мне было одиннадцать. Я таскала вещи из дома на рынок, продавала их там за гроши или обменивала на что-нибудь ценное. Но потом шкафы с одеждой опустели, а на книжных полках уже не было ни одной книги. Посуды в доме почти не осталось, а продавать было уже нечего. Тогда я пошла в город – в богатую часть Дистрикта. Точнее, я тогда только думала, что она богатая. Голодная, продрогшая от холода и промокшая от дождя, я тащилась вдоль магазинов. И остановилась у пекарни. Мессалла заинтересованно наклоняется чуть ближе ко мне, и глаза его слегка сощуриваются. - Пекарня семьи Пита? Киваю. - У пекарни была табличка. Мелларк. – Продолжаю я. – Мне хотелось найти еды в мусорных баках, ведь богатые лавочники если и выбрасывают что-то, то наверняка нечто съестное. – Вспоминаю крики миссис Мелларк. Вспоминаю, с каким недовольством она гнала меня прочь. Но не говорю об этом. – Пит увидел меня там. Он специально сжег две буханки хлеба, тогда его мать приказала ему отдать их свиньям. А он незаметно отдал их мне. В тот вечер он спас мою семью от голодной смерти. И после того случая я начала охотиться, добывая еду самостоятельно. Но не было и дня, когда я не вспоминала про тот хлеб. Мессалла спрашивает меня про Жатву. И я говорю ему, как до последнего отказывалась верить в услышанное имя парня-трибута. Говорю, как хотела спасти его, отдав тем самым долг. А потом не спасла. Говорю о том, как плакала, как звала его ночами, как видела его во снах, медленно перетекающих в кошмары. Рассказываю о второй Жатве и о своем безразличии. - А когда узнала, что он будет вторым трибутом от Двенадцатого, вновь не поверила. Потом злилась на Капитолий, на распорядителей, а особенно на Сноу. И тогда ко мне приходит совсем другая мысль. Она за секунду вспыхивает в моей голове, и я спешу озвучить ее. - Но сейчас я даже рада случившемуся. Я благодарна Капитолию за то, что Пита вернули к жизни. Ведь теперь он со мной. Живой, здоровый и такой реальный, - ком подступает к горлу, и я с трудом проглатываю его. – Он не заслужил этих страданий, но ведь и я тоже. Мне было бы не выжить здесь без него. Мессалла кивает и благодарит за честность. Поднимаюсь с места, чувствуя, как ноги становятся ватными. Боль в груди не утихает ни на секунду, пока я неспешно бреду к двери. Рассказать о себе – будто пережить прошедшее вновь. И так больно опять возвращаться к тому, что каждый на моем месте был бы рад забыть вовсе. Пустота внутри меня разрастается, она поглощает своей мглой каждый уголок души, подминает под себя каждую мысль. Дышать трудно, сфокусировать на чем-то взгляд еще труднее. Я смотрю в сторону противоположной стены, где должен быть Пит, но вижу на его месте Джоанну. Тогда на мое плечо ложится его ладонь. Оборачиваюсь и тут же заливаюсь краской. Если он слышал мою последнюю фразу, то наверняка прочувствовал весь тот эгоизм, которым она была наполнена. Но парень не осыпает меня обвинениями, лишь подает мне руку в качестве опоры. И тогда идти мне становится куда легче. - Такое чувство, будто все тело выпотрошили, - тихо говорит Пит, когда дверь за нами с еле слышным хлопком закрывается. – И душу тоже. - Да уж, - соглашаюсь с ним и крепче сжимаю пальцы на его предплечье. Стыд не так явен мне, как это было прежде, но он и не желает до конца исчезать. – Я была бы рада не испытывать счастья от того, что ты снова оказался на Арене, но ничего не могу с этим поделать, - решаюсь заговорить. – Видимо, я слишком эгоистична, раз уж… - Китнисс, - перебивает меня парень, - это не эгоизм. - А как это еще назвать? – не унимаюсь. – Пит, ты очень дорог мне, и я переживаю за каждый твой вздох. - Смотрю ему в глаза. – Но если бы что-то зависело от меня, я бы тут же отправила тебя на Арену снова, лишь бы ты жил сейчас. - Я бы сам отправился на Арену, чтобы вернуться к тебе, - тихо проговаривает он. И такое тепло охватывает меня, такое блаженство скручивает всю меня изнутри. Носом утыкаюсь в плечо парня, но шаг не сбавляю. Это все неправильно. Нельзя желать подобного. Нельзя лелеять мысли о страданиях в надежде спасти кого-то другого. Тренировка в зале идет долго и нудно. Распоряжения тренеров следуют друг за другом бесконечной чередой, и легкие уже спустя десять минут начинают гореть от нехватки кислорода. Дэниел дерется куда лучше своего младшего брата и в очередной раз укладывает того на лопатки. Пит, охнув, сталкивается спиной с ровной гладью, а потом снова медленно поднимается на ноги. В этот же момент Джоанна делает подсечку, и я валюсь лицом вперед на жесткие маты. - Не расслабляйся, Эвердин, - ухмыляется она, подавая мне руку. Поднимаюсь с пола и вновь встаю в боевую стойку. Только мой кулак готовится замахнуться, как со стороны доносится голос Боггса: - Это еще кто такие? Солдат, ведя за собой несколько человек, спокойно отвечает: - Койн приказала собрать отряд для выхода в Капитолий, - он взмахивает в нашу сторону. – Не только же их посылать туда. - Какого черта? – шепчет Джоанна. Ее тонкий силуэт появляется справа от меня, а глаза ее наливаются неподдельной яростью. Группа из нескольких человек проходит вглубь зала. Все они разных возрастов и полов. Ничем не примечательные жители Дистрикта-13, однотипные мужчины и женщины. Но только мой взгляд находит одного из них, на вид самого молодого, недовольство Мейсон тут же находит свою причину, передаваясь и мне. - Какой еще Капитолий? – ее звонкий голос наполняет пространство вокруг. – Что здесь делает Аспен?