Белая тень

С Джоанной мы быстро расходимся. Она снова исчезает куда-то, так и не сказав мне, куда именно. Я же тихо стучусь в серую дверь и замираю, жду, пока не получаю разрешение войти вовнутрь. Уже спустя секунду до моего слуха долетает голос Пита: «открыто», и я толкаю разделяющую нас преграду вперед. Парень, сидя на одноместной кровати, вскидывает на меня взгляд и откладывает в сторону альбом. Не сразу узнаю его. Но только мой взгляд касается обуглившейся обложки, я тут же откапываю в своих мыслях тот момент, когда уже видела его. Эта та книга с рецептами, которую Пит нашел в подвале сгоревшей пекарни. Книга — единственное, что осталось от прежней жизни парня. Отсек пустует. Две кровати братьев Пита тоже. Тишина скапливается среди четырех серых стен и звоном обрушивается на уши и слух. Молчание не затягивается надолго: — Я хочу поговорить с тобой. Подхожу ближе и сажусь на кровать к Питу. Подгибаю под себя ноги и спиной облокачиваюсь о шершавую поверхность стены. — Ну, давай поговорим, — пожимает парень плечами, а губ его касается еле заметная улыбка. Взгляд мой на пару мгновений замирает на ней, но я тут же одергиваю себя, стоит мыслям вернуться к тому, что мучило меня долгое время. — Кто тебе успел рассказать о восстании? Недавно ты сказал, что был в курсе того, что начинается революция. Пит стучит пальцами по согнутым коленям, чуть наклонив голову вбок. Его взгляд проскальзывает по моему лицу, но быстро перемещается на дверь, на стены, на пол. К моим глазам он долго не возвращается, будто думает, стоит ли врать мне или нет. Стоит ли скрывать то, что трепетно хранит его подсознание. — Хеймитч рассказал мне, — выдает Пит. Интерес будто обдает меня ледяной водой, и я придвигаюсь ближе к парню так, что ноги наши соприкасаются. Не сдерживаю свой интерес, позволяю следующему вопрос слететь с губ, стоит ему только промелькнуть в мыслях: — Когда это вы успели встретиться до Арены? — Мы не встречались. — А как он тебе рассказал об этом? Следующий вопрос уже крутится у меня в голове, готовится сорваться с языка, но понимаю: я еще не получила ответ на тот, который уже успела задать. Молчу, жду, хотя Пит, кажется, вовсе не торопится объяснить, что произошло, пока я так старательно избегала реальности и отказывалась жить настоящим. — У нас у всех, я имею в виду оживших трибутов, были в ушах наушники, — Пит касается пальцами своего уха. — Хеймитчу, наверное, не особо трудно было связаться со мной. Но, думаю, профи эти наушники не понадобились. Они ни за что не пошли бы на революцию. Слишком уж сладко им в Капитолии жилось. — Парень на несколько секунду замолкает и все-таки возвращается взглядом ко мне. — Хеймитч сказал мне, чтобы я спас тебя. Сглатываю. Чувствую, как внутри я вся холодею от ужаса — Эбернети снова мог позволить Питу умереть лишь для того, чтобы я осталась жива. Снова был готов рискнуть жизнью того, кого я с самого начала намеревалась спасти любой ценой. Горечь от обиды скапливается на языке, обжигает собой и горло. И злость с тихим шипением зарождается где-то в груди, где-то совсем рядом с гулко колотящимся сердцем. — Значит, ты убил тех профи у Рога потому, что Хеймитч тебя попросил, а не потому, что в тебе сидит какой-то переродок? — с надеждой выдаю я, хотя помню почерневшие глаза парня. Помню, какой злобой они были налиты. И, к моему огромному огорчению, Пит мотает головой из стороны в сторону. — Нет, — голос его становится тихим, но так и не скатывается на шепот. — Переродок, как ты выразилась, обманом не был, — усмехается он, и я тут же жалею о том, что раньше не подумала о том, что говорю, и о том, как мои слова могут быть обидны. Стыдливо опускаю взгляд вниз. Прячу его от голубых глаз напарника. Мы молчим некоторое время, а колени Пита все еще соприкасаются с моими. Его пальцы продолжают стучать по сгибу ноги, где должен начинаться протез и заканчиваться настоящая плоть. — Завтра врачи хотят продолжить опыты, — вдруг проговаривает он. Поднимаю взгляд. Пит смотрит на меня с бесконечной усталостью, и я, почти перестав дышать, гляжу на него так же. Нам двоим все это уже надоело. Вечные страдания, вечные муки, испытания и грезы. Мечты о будущем рушатся прямо на глазах, разлетаются, встретившись с первым же препятствием. Реальность губит собой все, настоящий мир уничтожает каждого — медленно, но так эффективно. Он погребает под своей разрухой жизни, замуровывает души. И никто уже не сможет спастись. Ведь страх так велик. А боль так сильна. — И как это все будет происходить? — спрашиваю сразу же, как только чувствую, что могу говорить, что голос появился. — С утра поместят меня в палату, вколют обезболивающее и приступят. Приступят кромсать его на кусочки, на маленькие лоскутки резать его бледную кожу. Они не станут щадить его, не попытаются сохранить жизнь. Мысли эти неустанно крутятся в голове, и сил у меня не остается, чтобы отогнать их от себя. Резко вбираю в легкие воздух, когда понимаю, что задержала дыхание. Боль окольцовывает мое тело, сжимает его своими тисками. Я бы хотела сбежать из Тринадцатого. Сбежать куда угодно, хоть в сам Капитолий, лишь бы не отдавать Пита в безжалостные руки врачей. Совсем недавно Мелларк был в столице Панема, где те же самые доктора возвращали его к жизни, годом раньше убив на потеху публики. Я смотрю в глаза парня, прекрасно понимая, что снова попросить отказаться его я не смогу — он все равно не послушает меня, решит позволить себе рисковать, чтобы получить знания о самом же себе. Но никто не гарантирует, что знания эти он получит. Никто не будет обещать ему подобного, ведь Койн это может вдруг показаться невыгодным. Я пытаюсь защитить Пита. Непрерывно, тратя на это все свои силы. Силюсь вытащить его из той ямы, которую сама же ему и вырыла. Он пытается сбежать от меня, закрыть меня своим телом от опасности, но я упорно не позволяю ему. Не позволяю ему снова рисковать. Но теперь, видимо, Питу все же удастся вырваться из цепкой хватки моих рук. Следующим утром за завтраком место слева от меня пустует. Смех Джоанны не стихает ни на минуту, а голоса вокруг меня будто громом взрываются со всех сторон. Закрываю уши руками, и звуки приглушаются. Мир будто опускается в воду, оставляя после себя лишь мутные разводы чьих-то слов, уловить которые я не в состоянии. Страх не отпускает меня. Он паникой набрасывается на сознание и разрывает его в клочья. Сегодня будет ужасно долгий день для меня. Он будет тянуться вечность, пока я не наберусь сил прервать этот нудный поток времени. На тренировке я выжимаю из себя все силы. Дерусь так, как не дралась еще никогда. Точные замахи крепкими ударами попадают прямо в цель. Я не жалею легкие, не щажу свои ноги. Все тело наливается свинцом, внутренности горят от усилий. Но я не смею замедлить своих быстрых шагов. Во время обеда устало вожу ложкой по донышку тарелки, что так отчетливо просвечивает сквозь бульон. Вновь избавляю себя от чужой бессмысленной болтовни и с головой зарываюсь в собственные мысли. Я не знаю, что с Питом. График не позволяет мне встретиться с ним, а я и не рвусь броситься искать его — слишком устала, истощена. Даже новость о том, что всех бывших трибутов переселяют в отдельный блок со своим отсеком для каждого, не радует меня. Зачем он мне? Чтобы я осталась совсем одна? Наедине со своими кошмарами? Спасибо большое, президент Койн. Это как раз то, чего мне так сильно от вас хотелось. Все те же серые стены, та же одноместная кровать, небольшая тумбочка около нее, шкаф рядом с дверью и лампа под самым потолком. Но главный плюс — отдельный душ. Не окажется больше той толпы, что стоит каждое утро у дверей ванной, не будет вечных нечаянных толчков, сопровождаемых тусклыми «извините». И больше не найдется успокоительных объятий Прим, что всегда согревали меня от ночных кошмаров. Бетонная коробка с кроватью и туалетом для меня. Ближе к вечеру, когда все мои немногочисленные вещи убраны в тумбочку и в шкаф, мне сообщают, что Пит уже ждет меня. Не медлю, но и не спешу. Сдерживаю вдруг напавшую на меня злость: как он посмел вновь заставить меня так переживать за него? Почему опять пошел на риск, зная, как я к этому отношусь? Он сидит на застеленной белыми простынями кушетке, уже одетый и готовый в любой момент уйти. Безмолвно глядит на стену перед собой и взгляд свой не отводит от нее даже в тот миг, когда дверь открывается, и я оказываюсь в палате. Тихий хлопок за моей спиной. Теперь мы одни. — Как ты? — сразу же шагаю к нему, но ответа не получаю до тех пор, пока не сажусь рядом с парнем. Пит чуть заторможено реагирует на меня, и поворачивается голову ко мне. — Нормально, — хрипло выдает он и прокашливается. — Какое-то все медленное. — Скорее уж ты медленный, — улыбаюсь я, и он секундами позже посылает мне ответную улыбку. — Врачи сказали, что это просто действие лекарства, которым тебя накачали. — Значит, скоро пройдет. Пит будто выдавливает каждое свое слово. С силой заставляет свои губы шевелится. И только теперь я замечаю, каким усталым он выглядит. — Хочешь поспать? — с надеждой спрашиваю я, ведь помню, что с того самого момента, как я увидела его на Арене 75 Голодных Игр, он не сомкнул глаз. Напарник кивает. Я резко выдыхаю. — Пойдем, — хватаю его за руку и помогаю подняться с кушетки. Каждый шаг отзывается шарканьем по полу. Но уже спустя пару метров Пит расправляет плечи, а дальше идет уже более бодро. Ну, или просто делая вид, что бодро. Как бы то ни было, мы быстро добираемся до нужных отсеков, и я открываю перед Питом нужную дверь. — Твоя новая комната, — сообщаю ему. — Моя следующая, — указываю пальцем на дверь чуть дальше с табличкой «5 — Эвердин». Парень без особого энтузиазма прослеживает за моей рукой, а потом, облокотившись о стену, закрывает глаза. Дыхание его становится совсем тихим, еле уловимым в сгустившейся вокруг тишине. Он устало чуть откидывает голов назад и поджимает губы, будто надеясь что-то сказать, но не решаясь. — Я могла бы зайти к тебе, — решаю напроситься, и Пит, улыбнувшись, отталкивается от стены, а затем жестом просит пройти внутрь. Его отсек ничем не отличается от моего. Как и ото всех остальных, я думаю. Точные копии друг друга, они словно копируют один другого. — Что они делали? — спрашиваю парня, как только мы садимся на кровать. Напарник отодвигается ближе к стене, спиной упирается все в ту же шершавую гладь. Я же держусь ближе к краю. Сбрасываю с ног ботинки и забираюсь на постель. — Попытались вколоть снотворное, ничего не вышло, и довольствовались обычным обезболивающим, — пожимает он плечами. — Начали с рук, все быстро исчезало. Если проткнуть руку скальпелем до середины, — Пит указывает на свое предплечье, — то рана затянется спустя двадцать минут, а если насквозь — спустя час. — Он соскальзывает со стены и падает головой на подушку. Слежу за ним взглядом. — Они попытались мне почку продырявить, но решили, что это слишком опасно, когда у меня давление падать начало. — Глаза парня закрываются. — Потом решили посмотреть, как быстро у меня отрастают волосы. Как оказалось, медленно. — Он рукой поднимает пряди волос за ухом, где после работы врачей осталась голая кожа. — И что, получается, с тобой такое? — вывожу его на вердикт. Лампа под потолком мигает и гаснет. Отбой. Но Мелларк, кажется, совсем не обращает на это внимания. — Что-то не так с обменом веществ. Он слишком быстрый. Поэтому сон мне и не нужен — энергию я получаю и без него. То же самое и с регенерацией. И такой простой ответ ошеломляет меня. Это звучит слишком легко, чтобы быть правдой. Истина должна крыться гораздо дальше, намного глубже. Она не должна быть на поверхности, как это оказалось на самом деле. Койн точно запретила докторам говорить реальную причину того, почему Пита преследуют подобные странности. Иначе и быть не может. Когда я отрываюсь от своего неверия, замечаю, как глубоко и как ровно дышит парень. Как под сомкнутыми веками замер взгляд. Все тело расслабленно, а спина все так же прижала к стене, занимая лишь половину кровати. Вторая же пустует. И так хочется лечь рядом, уснуть в крепких объятьях, что с легкостью защитят от кошмаров и утянут в мир спокойного сна. Но я не решаюсь дать себе волю. — Пит? — шепчу я и касаюсь его плеча. — Спишь? Молчит, но мотает головой. Слабо, сонно, будто из последних сил. Как неубедительно. Улыбаюсь и склоняюсь к парню, губами касаюсь его щеки. Тогда ресницы его дрожат, глаза чуть открываются, а тихий голос проскальзывает сквозь мрак тишины: — Ложись со мной, — шепотом просит он меня. И наши лица так близко. Носы касаются друг друга, а дыхания смешиваются воедино. — Хорошо, — на этот раз мои губы приникают к его лбу. Пит обнимает меня одной рукой, притягивает к своей груди и снова закрывает глаза. И я спешу уйти в мир сна вслед за ним.