Белая тень

Круглолицый врач неустанно говорит о состоянии Пита. Говорит о частоте его сердцебиения. О том, как оно меняется в зависимости от нагрузок. Подробно рассказывает о густоте его крови и о температуре тела. Молча слушаю, не прерываю врача, хоть голос его жутко утомляет и надоедает своей нудностью. Мужчина вынимает иглу из руки Пита и поворачивается к небольшому экрану. Его голос стихает, остается слышно лишь тихое бормотание. Парень сидит на белоснежной кушетке, а я стою чуть поодаль, наблюдая за всем происходящим. Мои плечи опадают, и я поджимаю губы, продолжаю терпеливо дожидаться того момента, когда врач выдаст хоть каплю новой информации. Но он все так же продолжает говорить себе под нос о биении сердца. Пит переводит усталый взгляд на меня и тут же расплывается в улыбке, заметив мою реакцию на все эти процедуры. — Я тебе говорил, чтобы ты не шла, — шепчет он, чуть наклонившись ко мне. — Укол поболит некоторое время, — говорит мужчина уже громче. — Приложи ватку. След исчезнет через пару дней. Пит берет смоченный какой-то жидкостью диск и прикладывает его к месту укола. Тяжело вздыхает. Утомленно вбирает в легкие воздух и медленно выдыхает его наружу. — Хм, — бормочет врач. — Давление понизилось. — И что это значит? — саркастично выдает Пит, но мужчина, стоя перед экраном, будто и вовсе не замечает настроения парня. — Возможно, реакция на укол. Лицо Пита остается бесстрастным. Он отстраняет от себя промоченную чем-то ватку и смотрит на место укола. Туда, где должен был остаться красноватый цвет. Его брови тут же сходятся на переносице, и еле заметная морщинка пролегает на гладком лбу. Только вопрос «что такое» готовится сорваться с языка, как напарник сам ясно дает понять, что его так насторожило: — Вы сказали, что след останется еще на несколько дней. — Да, так и есть, — врач поворачивается к Питу и смотрит на его руку. — Но следа нет. Мужчина хмурится и наклоняется чуть ближе, будто надеясь таким образом вникнуть в стоящую перед ним проблему. Его глаза внимательно осматривают одну руку парня, а потом перебираются на другую — вдруг укол был сделан там. Но мы все понимаем, что ошибки здесь нет. Игла вонзилась в кожу пациента в том месте, где только что была ватка. — Очень странно, — он вновь переводит взгляд на монитор. — Давление повысилось. *** Спустя несколько дней, наблюдая за Джоанной, я прекрасно понимаю, насколько спокойнее она вдруг становится. За обедом ее взгляд не мечется по наполненной жителями Тринадцатого столовой, как это было раньше. Она перестает кусать губы, а речь ее порой бывает без уже давно ставших привычными колкостей. Девушка за обе щеки уплетает суп, больше похожий на просто бульон, даже не начиная разговаривать, как это обычно бывало. Сидеть в молчании кажется мне жутко непривычным, странным. От изменений в поведении Джоанны мне хочется наблюдать за ней еще больше. Что я упустила? С чего вдруг она успокоилась и перестала бросаться на всех подряд? Но только я успеваю подумать о том, что она медленно становится такой же, как и все окружающие ее люди, как вдруг сквозь повисшее безмолвье пробивается ее наполненный напущенным превосходством голос: — Может, уже хватит пялиться на меня? — Джоанна прекращает есть и разводит руки в стороны, злобно пронзая меня взглядом, в котором еще несколько секунд назад было спокойствие. Рано я поспешила со своими выводами. Отворачиваюсь от нее и устремляю взгляд в свою тарелку. Сквозь желтоватый бульон видно донышко серебристой тарелки. Зачем-то несколько раз стучу по нему ложкой. Джоанна передо мной снова замолкает и уже не намеревается ничего говорить. Чувствую, как сидящий рядом Пит вдруг начинает ерзать. Поднимаю глаза на него и тут же пытаюсь уследить за его взглядом. Двое его старших братьев неспешно идут к нам. Напарник внимательно следит за ними, разглядывает их лица. Он еще не привык видеть их такими: более взрослыми, более серьезными. Для него прошло лишь полтора месяца с Жатвы 74 Голодных Игр. А его родственники, за которыми он привык наблюдать каждый день в одном и том же свете, предстают перед ним в совершенно другом виде. В совершенно новом и до сих пор невиданном. Я не знаю, какого это: увидеть Прим спустя год разлуки. Мне остается лишь гадать, что бы происходило в моей голове, сложись события подобным образом. — Привет, — здоровается Дэниел. Пит лишь кивает в ответ. И снова тишина. Молчание накрывает собой столовую, и ни один не решает начать говорить — просто незачем. Лишь ложки стучат о тарелки, а кружки — о столы. И ни единого другого звука не попадет в окружившее меня пространство. До тех пор, пока голос самого старшего брата Пита не прорезает тишину: — Койн сказала, что я буду тренироваться вместе с вами. Стон разочарования чуть не слетает с моих губ. Именно сегодня, когда не хотелось делать абсолютно ничего, спортивный зал мне все-таки придется посетить. И не только с Джоанной, как это было раньше. Но теперь еще и с Питом и, похоже, с его старшим братом. Мне остается лишь надеяться, что эта новость станет самой худшей для меня на сегодняшний день, а еще более ужасной уже не окажется. Пит давится бульоном и склоняется над столом, чуть кашляя. Его взгляд тут же устремляется на Дэниела, в глазах на секунду появляется раздражение и злость. Парень опускает в тарелку ложку и отодвигает от себя недоеденный суп. — С чего вдруг? — хмурится он. Дэниел чуть пожимает плечами и берет первую ложку супа в рот. Медленно разжевывает, медленно глотает. Будто совсем не торопится ответить на заданный ему вопрос. И время тянется долго, а Пит напрягается в ожидании. — Наверное, она хочет, чтобы я участвовал с боевых действиях вместе с вами. — Не будешь ты нигде участвовать, — голос напарника вдруг становится строгим еще более твердым, чем он бывает обычно. — Можно было бы подумать, что не я твой старший брат, а наоборот, — усмехается Дэниел на посланные ему слова и снова зачерпывает ложкой суп. — Я не маленький мальчик, Пит. Если уж на то пошло, то это я должен запрещать тебе ехать куда-то там, чтобы снимать свои дурацкие промо. Сам смогу разобраться с тем, что буду делать, а что нет. — Сможешь. Конечно, — бормочет напарник, но этого, кроме меня, совершенно никто не слышит — все остальные сидят слишком далеко. — А меня ни на какие тренировки не отправляют, — хмурится Нильс. — Можешь сказать Койн за это «спасибо», потому что на этих самых тренировках из тебя всю душу вытрясут, — злобно бросает Джоанна. Парень хмурится и тоже решает обратить внимание на молчаливость Мейсон. Он пристально глядит на нее, повернув голову вправо, и будто прожигает девушку взглядом своих ярко-голубых глаз. Таких же голубых, как и у Пита. — Что-то ты сегодня добрая, — улыбается он. — А с чего мне быть сегодня злой? Посмотрев на Джоанну, не знающий ее человек мог бы сейчас же подумать, что она раздражена. Но ведь нет. Именно сейчас она добра и невероятно приветлива. — Вам еще не сказали, что остальных трибутов уже начали оживлять? — на ее лице вдруг расплывается улыбка, и до меня тут же доходит причина ее спокойствия: Аспена уже совсем скоро спасут, и он снова окажется рядом с ней. — А почему нам не сказали? — тут же оживляется Пит, садясь прямее. — Наверное, потому что вам и не должны говорить, — саркастично выдает Джоанна. — Мне доверяют больше, чем таким, как ты, Китнисс, — она указывает на меня ложкой, пристально глядя. И лишь стоит ей увидеть во взглядах сидящих по разные стороны от нее людей недоумение вперемешку с удивлением, она тут же разочарованно цыкает и закатывает глаза. — Вы идиоты, что ли? Никто мне ничего не говорил. Я сама подкралась к кабинету Койн и подслушала. Это намного больше походит на правду. — А где они сейчас, ты не знаешь? — не унимается Пит. Мейсон лишь мотает головой.  — Так что же ты не подслушала? — брови парня взлетают вверх. — Раз уж начала, то надо было закончить. — Меня могли поймать. Там ходили какие-то ребята в форме. — Так ты бы спряталась. — Негде. -Нашла бы место. — Да что ты пристал? — возмущается Джоанна и, схватив со стола жестяную кружку, бросает ее в Пита. Тот лишь подставляет руку и отбивает ее в сторону. — Ау! — возмущается он, когда посудина отлетает и со звоном опускается на пол. Хорошо хоть, что внутри ничего уже не было. — Неприятно, между прочим. Несколько человек оборачиваются на шум и недовольно глядят в нашу сторону. Немой укор так и сквозит в их прожигающих взглядах. Мы здесь далеко не желанные гости. Нарушаем порядки Дистрикта, как хотим, а их столь шаткий покой так и рушится под нашим натиском. Парень встряхивает ладонью и подносит ее чуть ближе к лицу. Сквозь тонкую царапинку, столь явно заметную на белоснежной коже, проступают бардовые капельки крови. Они медленно скатываются в одну каплю и стекают вниз по запястью. — Сам напросился, Мелларк, — рыкает Джоанна, но все же позволяет оскалу появиться на лице. Она злорадно улыбается парню, явно довольная содеянным. И, к моему удивлению, Пит усмехается ей в ответ, берет со стола одну-единственную салфетку и вытирает ею ладонь и запястье. — Надо наклеить пластырь, — нагибаюсь к нему. — Ничего страшного, — парень поднимает голову и встречается со мной взглядом. Наши лица вновь оказываются чересчур близко друг к другу. Спешу отодвинуться. — Царапина совсем небольшая, ничего не случится. — Нет, — настаиваю на своем. — Ты с этой царапиной на тренировках ничего дельного не сделаешь. Загноится еще, а потом болеть будет. После обеда пойдем и возьмем из медблок пластырь. Мы так и поступаем. В молчании добираемся до медицинского отделения, и тут же мне на глаза попадается мама. Она суетливо перебирает какие-то маленькие баночки, переставляет их из коробки в коробку, не забывая проверять этикетки. Подхожу к ней и веду за собой Пита. Мама не замечает меня до тех пор, пока я не подхожу совсем близко, а потом поднимает на меня взгляд, и на лице ее появляется добродушная улыбка. — Привет, Китнисс, — приветствует она меня, а потом замечает подошедшего Пита, и улыбка становится еще шире. — Привет, Пит, — кивает она. — Здравствуйте, миссис Эвердин. — Нам пластырь нужен, — тут же выдаю я причину своего визита. Мама поджимает губы, и взгляд ее тут же окидывает полки вокруг. Она указывает рукой в сторону небольших тумбочек. — Там и перекись есть. Чтобы грязь убрать и кровь остановить. Киваю и утаскиваю Пита за собой. На металлических тумбах лежат серые пластиковые коробки. Открываю одну из них и тут же нахожу белые тряпочные пластыри и белоснежные бутылочки с дезинфицирующей жидкостью внутри. Вытаскиваю одну из них, а заодно и небольшую ватку. Смачиваю ее. — Давай руку, — протягиваю напарнику ладонь. Он не противится, и я касаюсь перекисью того места, где все еще осталась уже запекшаяся кровь. — Я бы и сам мог с этим справиться, — бормочет парень. Его голос раздается над моей головой, и я тут же поднимаю взгляд вверх, встречаюсь с его глазами. — Я знаю, — гляжу на него, не отворачиваюсь. — Возможно, мне нравится держать тебя за руку. — Довольная улыбка освещает его лицо. Я чувствую на своем лице его еле ощутимое дыхание и непроизвольно облизываю губы. Мой взгляд на секунду направляется за спину парня и натыкается на маму, бросающую в нашу сторону косые взгляды. Смущение мгновенно пунцовой краской проступает на щеках, и я вновь прячу глаза, возвращаясь к делу. Ватка проскальзывает по гладкой коже Пита, стирает кровь, и только я собираюсь повернуться за пластырем, как недоуменно смотрю на ладонь напарника. — Где царапина? — опять гляжу в его глаза. Он хмурится и проводит пальцами второй руки по тому месту, где еще совсем недавно был порез. Но и следа от него нет, ни единого напоминания о ранке. — Укол тогда тоже исчез, — Пит задирает рукав выше, чтобы я могла разглядеть его бледную кожу там, куда была воткнута игла.