Белая тень

— Но… — протягивает Койн, и это заставляет меня напрячься. — У нас нет нужных медикаментов и достаточного количества информации, чтобы повторить то, что было сделано в Капитолии. Это очень сложный процесс. Он недоступен для нас пока что. — Надо отправиться в Капитолий, — уверенно качаю головой я и наклоняюсь вперед. — Надо найти все, что необходимо. Президент чуть хмурится, и ее лицо на короткий миг искривляется усмешкой. — Мисс Эвердин, — ее голос становится тише. — Началась революция. Повстанцы борются за свержение власти. У нас каждый солдат, каждый планолет на счету. Мы не имеем никакого права тратить ресурсы на ваши капризы. Я вскакиваю с места и слышу, как за моей спиной с грохотом ударяется об пол упавшее кресло. Ярость вспыхивает на моих щеках, а глаза наливаются кровью. Злюсь так, как не злилась очень и очень давно. Замечаю, как вздрагивает Джоанна и переводит свой чуть заинтересованный взгляд на меня. — Тогда зачем вы позвали меня сюда, президент Койн?! На секунду в помещении повисает гнетущая тишина. Но уже спустя секунду ее прорезает тихий, довольный собой голос Альмы: — Люди пойдут за вами, Китнисс, — она чуть улыбается, и мне от этого становится еще хуже. — Мы можем с вами договориться: вы помогаете нам, мы — вам. Станьте лицом революции — Сойкой-Пересмешницей. И мы поможем спасти вашего любимого. На короткий миг я перестаю дышать, и сердце, кажется, замирает в груди. Я знакома с президентом от силы минут пять, но уже мысленно представляю в своих руках лук и стрелу, которая, слетев с тетивы, попадает точно в цель. Она прекрасно знала, что не посмею отказаться от столь сладкого предложения, а я — глупая я — попала в ее ловушку, как дикий зверь, а теперь беспомощно вою в жестких сетях. Теперь охотник не я. Охотник — она. Мои глаза сужаются, а руки сжимаются в кулаки. — Хорошо, — сквозь сжатые зубы выдаю я. Но стоит мне снова бросить короткий взгляд на Джоанну, я понимаю, что помогать революции я стану только после полного удовлетворения своих желаний. — Но вы спасете не только Пита. Остальных трибутов это тоже касается: Аспена, Энни и Вайресс. Альма Койн долго смотрит на мня, а потом коротко отвечает, заставляя мое сердце со свистом рухнуться на пол и вдребезги разбиться. — Нет. — Тогда и я отвечу отказом. Раз вас не устраивают мои условия, то вам не так уж и важно, кто займет место Сойки-Пересмешницы. Мои губы дрожат, все тело трясется, но я продолжаю испепелять бесцветные глаза президента напряженным взглядом. Чувствую, как мое правое запястье сжимают чьи-то тонкие пальцы. Перевожу взгляд на свою руку и замечаю все ту же Джоанну. Она испытующе смотрит на меня, долго, неотрывно, а потом ее губы безмолвно проговаривают «не надо», после чего я отдергиваю свою ладонь от нее и отворачиваюсь. Откуда во мне взялось это желание рискнуть? Мне предлагали жизнь Пита почти задаром, а теперь я хочу жизни всех все за ту же цену. Но у меня нет никакого права поддаваться условиям Койн, пользуясь своей надобностью ей. Кто-то ведь должен спасти тех, кого другие спасать наотрез отказываются. Терпеть не могу Джоанну. Но я прекрасно понимаю то, что ей приходится испытывать ежесекундно. — Тогда можете ступать, — раздается сухой голос Койн, и я, вздрогнув, быстрым шагом ухожу из помещения. Дверь с грохотом захлопывается за мной и я, громко выругавшись, со всего размаху ударяю кулаком о стену. Боли нет. Совсем ничего нет. Лишь сжигающая, парализующая изнутри ярость. Злость волной охватывает меня, и я захлебываюсь ею. Она наполняет мои легкие, внутренности, не дает дышать. Я тону в её цепких объятьях. За спиной раздается тихий хлопок, и я почти не замечаю его из-за пульсирующей крови в ушах. Но чья-то рука ложится мне на плечо и резко разворачивает к себе. Взгляд Джоанны пылает ярким огнем, он буквально метает молнии. Наверняка, в меня. — Ты совсем тупая что ли?! — шипит она, наклоняясь ближе ко мне. — Тебе задаром отдают жизнь Пита, а ты тут в герои вписаться решила? Поработай хоть раз своими мозгами! Ах, да. У тебя же их нет! — последнее слово она буквально выплевывает мне в лицо. Возмущение возрастает внутри меня, а кулаки уже чешутся в нетерпении удариться о физиономию Мейсон. — Я жизнь Аспену спасти хотела, — мой голос гораздо громче, чем голос Джоанны, и я уже перехожу на крик, не собираясь сдерживать в себе все эти мысли. — Вот же ты неблагодарная! В отличие от тебя я думаю не только о себе. Я хотела помочь тебе! — я выделяю последнее слово и тыкаю пальцем в Мейсон. Она брезгливо отталкивает от себя мою руку. — Помочь она решила, — девушка фыркает. — Да ты больная! До тебя совсем не доходит, что если найдут способ спасти Пита, то оживить других погибших трибутов не составит никакого труда?! Что в твоей голове, черт возьми? Мне требуется несколько секунд, чтобы слова Джоанны дошли до меня, а сама я осознала их смысл. Понимание приходит ко мне, как гром среди ясного неба. Дыхание вмиг пропадает, и глаза мои расширяются от ужаса. Несколько минут назад я добровольно отказалась от жизни Пита, надеясь спасти вместе с ним всех остальных. Если погнаться за двумя зайцами, вряд ли удастся поймать хотя бы одного из них. — Нет, — шепотом протягиваю я, прикрывая глаза. — Какой ужас. Что я наделала? — Ты отказалась от единственного шанса спасти своего ненаглядного. Поздравляю. Не думала, что ты окажешься настолько… — она замолкает, давая право додумать продолжение ее слов самой. — Тупой? — тут же выдаю я. Джоанна ничего не отвечает, лишь хватает меня за плечо и с силой толкает в сторону двери. Да, она права. Я должна извиниться перед Койн и согласиться с ее предложением. На негнущихся ногах я вновь переступаю порог и оказываюсь все в том же помещении. Меня совсем не удивляет появившееся внутри чувство, что истошно вопит мне убегать отсюда. Мне тут совсем не нравится. Хочется уйти куда подальше и спрятаться в собственном одиночестве. Но я отталкиваю от себя мысли о побеге и думаю лишь о том, что мне стоит быть послушной и податливой ради спасения Пита и других трибутов. — Мисс Эвердин, — я буквально чувствую этот яд, которым пропитан голос Койн. Я будто вижу ее насквозь. Вижу, как она мысленно насмехается надо мной, с какой надменностью она смотрит в мои доверчивые глаза. — Вы решили вернуться? Мне кажется, в этом нет нужды — мы уже все решили. Мои зубы скрипят от злости, а ладони сжимаются в крепкие кулаки. — Я решила принять ваши условия. — Я бросаю короткий взгляд на Джоанну. — Видимо, мисс Мейсон умеет убеждать. Президент с усмешкой смотрит на меня, и я с огромным усилием подавляю в себе желание вновь уйти, громко хлопнув входной дверью. Сглатываю горечь во рту и несколько раз кашляю в попытках избавиться от засевшего в горле кома. — Так что? — как ни в чем ни бывало спрашиваю я. Но президент долго молчит, растягивает время, будто специально мучает меня повисшей в помещении тишиной. Я слышу, как лампа чуть трещит, принимая к себе текущий по проводам ток, как Джоанна тихо постукивает по столу ногтем, как скрипят ножки ее стула, когда девушка чуть откидывается на нем назад. Я нервно выдыхаю чересчур надолго задержавшийся в легких воздух и неловко складываю руки на груди, когда тишину, словно ножом, наконец разрезает до ужаса противный мне голос Альмы Койн: — Хорошо. Раз уж вы решили согласиться стать Сойкой, то и мы огласимся на поиски медикаментов для спасения Пита Мелларка. — Она замолкает и долгим взглядом окидывает собравшихся. — Вы все можете идти. Дружным строем каждый поднимается с места и идет на выход. Но мои ноги кажутся затвердевшими, совершенно неподвижными. Все тело наливается свинцом, и я почти ощущаю, как тяжесть тянет меня к полу. Я бы так и осталась стоять на месте, если бы не схвативший меня за предплечье Хеймитч. Мужчина легко берет меня под руку и тянет на выход. — Зря вернулась, — бормочет он, когда дверь закрывается за нашими спинами. — Президент уже хотела послать за тобой и согласиться с твоими правилами. Я со стоном закрываю глаза и опускаю голову в пол. Обида волной захлестывает меня, и мне хочется отмотать время назад и дождаться того момента, когда Койн отправит за мной солдат, а потом сообщит, что операция по спасению трибутов началась. Но нет. Мне как обычно не хватило пары минут, чтобы ситуация приняла лучший ход. Как обычно лишь несколько десятков секунд должны были пролететь мимо меня, чтобы большее количество людей оказались хотя бы частично в спокойствии и хоть каком счастье. — А если я ей опять скажу, что буду ей помогать только при своих правилах? — И что тогда? Она опять откажет и будет ждать, когда ты снова к ней прибежишь с просьбами спасти только Пита. Я устало прикрываю глаза и понимаю, что в этот раз ментор невероятно прав. — Теперь тебе придется каждый день ходить на тренировки, периодически сниматься в промо и подталкивать людей бороться вместе с повстанцами за свержение власти. Помнишь, я тебе говорил, что на 75 Играх будет сложно? Что тебе придется учиться бороться за жизнь заново? Забудь. Потому что сложно будет сейчас. Теперь тебе придется бороться не с двадцатью двумя трибутами, я Пита в счет не беру, а с большей частью Панема, которая настаивает на сложившейся традиции проводить Игры. Теперь за тобой не будет следить вся страна, она просто будет идти за тобой или против тебя, Китнисс. — Поздравляю, в таком дерьме ты еще не оказывалась никогда, — Джоанна устало бредет рядом, и каждый шаг ей, кажется, дается с жутким трудом. — Да и вряд ли когда-нибудь еще придется. Если ты умудришься не сдохнуть, то весь остаток своей поганой жизни будешь рада, что самое худшее позади. Я долго смотрю на девушку, но та будто не замечает моего взгляда, нахально игнорирует его и просто продолжает идти дальше, усердствуя над каждым предстоящим шагом. Мы обе устали от всего этого. Нет. Мы втроем устали от жизни. Каждый из нас натерпелся достаточно для одного человека, учитывая, что для многих Капитолийцев самым страшным испытанием за долгие годы был сломанный ноготь или потерянная косметичка. Им вряд ли известно, что у некоторых бывают проблемы, засевшие куда глубже в памяти. — Мы будем тренироваться вместе, — вновь подает голос Джоанна. — С чего вдруг? — я перевожу на нее хмурый взгляд и с непониманием рассматриваю ее бесстрастное выражение лица. — Тем, кто ходит на тренировки дают какие-то таблетки. Что-то типа успокоительного. Если они тебе не нужны — пожалуйста. Я заберу и твои тоже. — Она недолго молчит. — Для нас с тобой тренировки начнутся через несколько дней. Для других — позже. И пока мы будем носиться по залу одни, спуску нам точно не дадут. — Ну хоть отвлечемся, — бормочу я в ответ. Но вряд ли меня кто-то услышал.