Полюбить я посмела Бога

ну откуда в тебе столько сил противостоять лжи и спеси, сплетням и злым словцам, гордо держать лицо. ну а мудрый бог сидит в своей поднебесной, думает: «да, эта девочка держится молодцом». Фатальность

— Что нам делать с пьяным матросом? Что нам делать с пьяным матросом? Что нам делать с пьяным матросом? Рано поутру, — слегка охрипший голос довольно бодро выводит старую добрую шанти, так как я окончательно устала от жалости к себе драгоценной приблизительно несколько часов назад. Ситуация, когда по роковой несправедливости вдруг оказываешься за решеткой, сама по себе до ужаса неприятная, но если к ней добавить тот факт, что поимка мнимого преступника произошла не в границах родной страны, а в чужом и, как оказалось, довольно враждебном мире, то катастрофа выходит на совершенно новый уровень стресса. В моем случае первая волна истерики, как и у большинства отвратительных холериков, схлынула с потрясающей скоростью. Будучи от природы человеком, отчаянно старающимся разглядеть положительные стороны даже в самом незавидном событии, я успокоилась. Теряя самообладание, получается лишь сыграть на руку тем, кто пожелал упрятать юную аристократку в затхлые стены темницы. Мария–Антуанетта, как указывают некоторые исторические документы, сохраняла достоинство до самого последнего вздоха. По крайней мере, на плаху незадачливую чародейку еще никто тащить не собирается. Пока. Акции эльфов, которые и так держались на позиции ниже среднего только благодаря существованию принца Леголаса, стремительно поползли еще ниже. Могли бы для приличия оставить в каждой и без того негостеприимной камере хотя бы жалкое подобие одеяла. Лишиться голоса равносильно смерти. Коль возвращение домой, даже если оно теоретически возможно, откладывается на неопределенный срок, а вариант затеряться среди местной аристократии, по вполне понятной причине, отпадает, следует постараться найти нехитрое занятие с целью выжить. Едва ли профессия мага–садовника популярна в условиях данных краев, так что приемлемый вариант лишь один. Направлюсь по стопам бабушки. Подозреваю, что демонстрировать нехитрые способности придется, к моему глубочайшему сожалению, не в Ла Скала, но и я не Рената Тебальди. Менестрель. Кабацкая певичка. Чинная тетя Эллисон от столь позорных новостей непременно бы лишилась сознания. С головой уйдя в мысли о карьерных притязаниях, я сидела на ледяном топчане, гипнотизируя каменную непоколебимость стены темницы. Звук шагов прервал меня как раз на обдумывании возможного сотрудничества с другими эльфийскими владыками, если таковые, конечно, имеются. Пляшущие во тьме блики света заставили подойти ближе к решетке. Сколь велико было же удивление, когда в неожиданном визитере я угадала Миналкара. Вот уж действительно, беда никогда не приходит одна. Приводит всех возлюбленных ею чертей скопом. Недоумение вызывал его серьезный, я бы даже добавила, официальный вид. Темноволосый эльф походил на моего старого знакомого чуть больше, чем Трандуил на гостеприимного и справедливого хозяина. — Я пришел известить вас, что аранен обдумал план возможного спасения, — красавец протягивает знакомый бархатный футляр через ажурную вязь двери, — он также просил передать вам это и предупредить, чтобы вы были готовы. Кольцо матери. Красивый жест, Леголас. Впрочем, мой дорогой друг, на другие ты не способен. — Готова к чему? К взятию Бастилии? — Что? — тонкий британский юмор оказался недооценен. Неудивительно. — Неважно. — Я не могу задерживаться здесь многим дольше. Нельзя допустить, чтобы кто–то из стражников заметил меня, — вдруг Миналкар улыбается так искренне, что я замираю, пораженная внезапной переменой характера заведомо неприятной личности. — Мы верим нашему аранену, и если он оказывает вам честь, называя другом, то мы будем защищать вас. Прощайте. Темноволосый эльф растворяется в густой тьме, а мне ничего больше не остается, кроме как вернуться к ледяной скамье подсудимых, смиренно, как и полагается дамам в беде, дожидаясь долгожданного спасителя из алчных лап огнедышащего дракона. С величайшей осторожностью, словно боясь развеять заклинание, надеваю семейную реликвию на безымянный палец правой руки. Размер в размер, несмотря на поразительно точеные кисти мамы. Драгоценный металл ощущается теплым. Стоит ли упоминать, в каком мучительном томлении проходят следующие несколько часов? Страшнейшая из пыток для деятельных и живых натур — невозможность моментально приступить к делу, которое заставляет сердце немедленно ускорять бег. Омерзительно несет плесенью. Последняя мысль на границе сознания, когда я, измученная пережитыми волнениями, проваливаюсь в беспокойный сон. Он чуток, но впервые за многие дни мне снится абсолютная в своей бесконечности пустота. — Эвелин… До боли знакомый голос дорогого друга заставляет стряхнуть остатки липкой дремы и стремительно приблизиться к решетке. Ликование и ужас так тесно сплетаются в душе, что возможность дышать размеренно видится лишь далекой мечтой. Травмированные ребра не преминули тут же заявить о себе. Леголас протягивает мне сверток и, бросив короткое «переоденься», отворачивается, даруя возможность не испытывать лишнего стеснения, а посему — не терять времени даром. Прекрасное лицо аранена за минувшие сутки стало в разы бледнее. Походный костюм. Камзол широк в плечах, но я ловко справляюсь с неподходящим размером, умело подвернув слишком длинные рукава. Брюки практически полностью попали в мои невеликие параметры, чему я несказанно удивилась и обрадовалась. Высокие кожаные сапоги откровенно велики — нога в них болтается совершенно неудобным образом. Разум, как часто бывает в критических ситуациях, подсовывает анекдот про дворецкого Бэрримора и овсянку. Дрожащими руками застегиваю теплый дорожный плащ и, не чуя земли под ногами, вылетаю в предусмотрительно отворенную дверь моей темницы. Принц практически безмолвен, мне была дана лишь краткая инструкция, как двигаться так, чтобы стражники не заметили государственную преступницу и сопровождающего ее аранена. Почти вслепую, вздрагивая от любой подозрительной тени, я крадусь след в след за Леголасом по обманчивым в кромешной тьме ступеням. Выше. И еще немного. Затхлый аромат плесени кошмарным призраком остается где–то далеко за спиной. Вновь слышу мягкое прикосновение шепота Леса. Едва различимый, он постепенно набирает истинную силу. Как же я скучала. Туманом скользим по сказочному дворцу, незримые и неслышимые, скрываясь в гостеприимных бархатных тенях при виде случайных стражников. Никто не ведает, что происходит прямо под их точеными носами. Тем безопаснее для нас. Сад. Сегодня я не позволю себе лишней слабости, воскрешая в несовершенной памяти дорогие моему сердцу воспоминания, отложив оценивание непрошеных ощущений на неопределенный срок. Лишь механическое выполнение предписанной мне задачи. Совет Скарлет О’Хара еще никогда не был столь ценным. Действительно, о таком стоит подумать завтра. И все же с необъяснимой тоской оборачиваюсь на покои таура, в которых все еще не погашено робкое пламя свечей. Почему в столь поздний час к нему так и не явился сон? Будет ли Фортуна достаточно благосклонна для того, чтобы даровать возможность съязвить высокомерному Владыке еще раз? Вспомнит ли он хотя бы единожды за дарованную ему вечность о несносной смертной гостье? Нет, не гостье. Воровке. В сердце расцветает пугающая своей силой боль. — Эвелин, — в шепоте Леголаса ядовитой змеей проскальзывает угроза. — Если ты собираешься провести всю жизнь за решеткой, то не собираюсь тебе мешать. Прощайте, господин Арктика. — Прости. Мы уходим все дальше неведомыми тропами, о которых мог ведать только принц. Я устала и запыхалась, а переживания минувших суток превратили обычно податливые мышцы в нечто кошмарно вялое. Осознание того, что цена промедления непомерно высока, заставляет стискивать зубы и молча следовать за Леголасом. — Что? О нет, — принц одним легким прыжком преодолевает расстояние от парапета верхней галереи дворца до массивной ветви стоящего рядом дерева. — Эвелин? — он оборачивается посмотреть, двигается ли за ним неудачливая подруга, но взгляд останавливается лишь на перепуганной до побелевших губ мне. На мнимой границе королевства Трандуила и лесных просторов пахнет совершенно иначе, чем в роскошных садах, пусть и скованных невидимой глазу паутиной увядания осени. Здесь витает острый аромат приближающихся заморозков, приправленный успокаивающими нотками по–прежнему мягкой земли, в то время как сладковатый запах опавшей листвы заканчивает волшебную композицию. Здесь царствует ночь, и ее чернильные одеяния, слишком плотные, чтобы ограниченное человеческое зрение могло в точности разглядеть окружение, окутывают все вокруг. Не имея возможности видеть, я лишь чувствую, сколь древними являются растущие здесь деревья. Мрачные. Угрожающие. Я никогда не встречала столь враждебных лесов. …не стоит бояться. Словно Лес вкладывает магические слова в прохладный шелест свободолюбивого ветра. Он здесь. Я больше не одна. Липкое прикосновение ужаса на мгновение отступает. Призываю все имеющиеся крохи мужества, чтобы наконец решиться на совершенно безумный шаг. Только бы не закричать. Спустя сотую долю секунды — опьяняющее чувство полета, а следом — не слишком мягкое и уж точно не по–кошачьи грациозное приземление. Благо, аранен вовремя оказывается рядом и удерживает бедовое тело от позорного падения. — Идем, — он выглядит бесконечно усталым и раздраженным, совсем не тем беззаботным юношей, которого мне посчастливилось узреть в первые дни пребывания во дворце. — Почти на месте. Мы спускаемся на землю и, к моему огромному счастью, продолжаем свой бесконечный путь по твердой поверхности. Должно быть, это решение было продиктовано не столько желанием моего спутника, сколько моими ограниченными физическими возможностями. Из–за ажурного переплетения ветвей, все еще украшенных пышным осенним убранством, черничное небо проглядывает лишь небольшими заплатками. В ночном свете все окружающие цвета — сплошное многообразие серой палитры. Спустя четверть часа непроглядная чаща покорно расступается, и мы оказываемся на залитой серебристыми лучами поляне. Группа эльфийских воинов терпеливыми статуями замирает, ожидая приказа своего аранена. Они настолько естественно вписываются в мрачный пейзаж дремучих зарослей, что по коже бежит мороз. Суровые и прекрасные воины зеркально отражают истинный лик жестокого королевства лесного короля. Оглушительное ржание на мгновение сбивает с толку, но его источник незамедлительно являет себя во всей январской красе. Удивительно прекрасный конь с окраской свежевыпавшего снега бьет по земле копытом, приветствуя пропавшую на непозволительно долгий срок хозяйку. Жеребец оседлан, словно... — Что все это значит, Леголас? — с великим опозданием истинный смысл происходящего постепенно начинает до меня доходить. Аранен устало вздыхает и, наконец, удостаивает юную чародейку взглядом, в котором сизой тенью застывает неподдельная печаль. — Эвелин, тебе будет лучше уехать. Для таких, как ты, в нашем королевстве больше небезопасно. — Для таких, как я... Вот как. И куда же с твоей легкой руки мне предстоит отправиться? — Мои воины сопроводят тебя в Лотлориэн. — Там, должно быть, нуждаются в менестреле? Леголас воздевает глаза к небу, словно борясь с непреодолимым желанием наградить меня затрещиной. — Отнесись к этому вопросу со всей серьезностью. В тех землях сокрыта великая магия, и, возможно, тебе посчастливиться отыскать ответы на все свои вопросы. Быть может, тебе даже удастся найти способ попасть домой, — добавляет он тише. Несмотря на показную браваду, чувствую лишь выжигающие глаза слезы и мучительную боль в сердце. Предательский ком в горле мешает думать связно, и я совершенно неподобающим образом шмыгаю носом. — Мы же еще увидимся? — в вопросе теплится столько слепой надежды, что становится лишь больнее от возможного отрицательного ответа. — Молю тебя, пообещай, что это не последняя наша встреча. До невозможности совершенный аранен подходит ближе и тыльной стороной светлой ладони стирает соленые дорожки слез с моего осунувшегося лица. — Пройдет совсем немного времени, и я обязательно навещу моего дорогого друга. И ты подаришь мне самую прекрасную из своих песен. — Я буду ужасно скучать. — Без тебя жизнь окончательно покинет эти стены, — он поднимает глаза и смотрит поверх моей головы в сторону терпеливо ожидающих воинов. — Будь осторожна, Эвелин. Нам пора. Киваю, не имея более ни единой возможности выдавить хотя бы слово, и позволяю увести себя в сторону будущих провожатых. Очарованный конь покорно плетется следом, прекрасно чувствуя печаль хозяйки. Пока Леголас отдает суровые распоряжения на восхитительном языке мира легенд, я неловко залезаю в седло. Тетя Эллисон непременно отметила бы, что именно так сказывается долгое отсутствие практики на навыках лентяев. Истинная леди ведет себя с подобающим ей достоинством не только на приеме у королевы, но и в седле. Резко накидываю капюшон на замерзающее от слез лицо, чтобы скрыть свою слабость от незнакомцев. Шепот Леса утешает, пытаясь облегчить тяжесть неминуемого расставания с единственным другом. Я должна быть благодарна за столь скорое спасение и возможность избежать незавидной участи каторжника, но вместо этого чувствую лишь разъедающую сердце грусть. Темноволосый эльф, уже успевший оседлать своего огромного рыжего жеребца, подъезжает ближе ко мне. — Пора. Киваю ему в знак согласия и оборачиваюсь, отчаянно ища глазами Леголаса. Аранен подходит ко мне и с печальной улыбкой говорит разрывающие душу слова прощания: — Я буду скучать. Мы трогаемся так стремительно, что единственной проблемой, действительно занимающей раскалывающуюся голову, становится попытка удержаться в седле. Конь летит, ловко петляя между вековых деревьев, подобно стреле, и отравленные высокомерием земли эльфийского Владыки сливаются перед глазами в одну сплошную полуночную серость. Словно во сне, ощущаю одобрительное гудение бесчисленных листьев Леса, и понимаю, что каким бы мучительным ни было расставание, я двигаюсь в правильном направлении. Все будет хорошо. Во мне достаточно сил, чтобы справиться со всеми грядущими проблемами, сколько бы раз судьба не пыталась доказать одной вздорной девчонке обратное. И улыбаюсь, будто не пытаюсь солгать.