Полюбить я посмела Бога

это скорее сказка, и ты в ней – чудище, ну а она мотылек, вот сачок, лови. ты к ней не то чтоб что–то такое чувствуешь, но очарован силой ее любви. Хедвиг

Ужин был отвратительным. От вязкого, тягучего молчания не спасала даже еда. Больше не спасала. Картофель застревал где–то в горле, и каждый следующий кусок приходилось запивать ставшим безвкусным вином. Его молчание жжет. Откровенно и вызывающе, даже сильнее, чем извечные язвительные ремарки. Ни единого взгляда за весь вечер, ни единого намека на возможный алкоголизм. Я чувствую себя надоевшей игрушкой, и это ощущение хочется содрать вместе с кожей. От нахлынувшей безысходности спасает только мой прекрасный принц, подоспевший аккурат к моменту наибольшего отчаяния. — Прошу прощения за опоздание, отец, — шепчет аранен, опускаясь на место по левую руку от меня. — У меня были некоторые дела. Негодник заговорчески подмигивает мне, но мой максимум на сегодня — кислая улыбка в ответ. Прости, красавчик. — Вот как? — мистер Снеговик все–таки не проглотил язык. Какая жалость! — И что же это за дела? — Личного характера, Владыка. В глазах Трандуила появляется нечто жесткое, колющее. Что–то схожее с острой бритвой около горла. Что–то, что завораживает даже больше обычного. Под ногтями зудит, и я отвожу глаза первой. На него можно смотреть только издали, исподтишка. Так, чтобы не стать очередной обожательницей в его длинном списке побед над дамскими сердцами. А лучше не смотреть вообще. Я не знаю, что легче — жить под бесконечным, изматывающим наблюдением, или же существовать вовсе без королевского внимания. Произведения кулинарного искусства окончательно отказались двигаться вниз по пищеводу, и я раздраженно отложила серебряные приборы в сторону. Ублюдок. — Я могу идти, Владыка? — Даже не дождавшись десерта? — таур неторопливо переводит саркастичный взгляд на мое лицо. Черные зрачки в бирюзовых радужках сужаются. Темная бровь приподнимается в недоумении. — Вам нехорошо? — Я не голодна. Благодарю за беспокойство. — С вами определенно что–то не так, — его тон настолько издевательски–равнодушен, что приходится стиснуть зубы. — На моей памяти вы отличались отменным аппетитом. — Omnia fluunt, omnia mutantur.* — Я должен опасаться проклятия? — С моей неконтролируемой магией вам может грозить только острое расстройство желудка. — Мне стоит испугаться? Леголас прячет за тактичным кашлем намек, и я смущенно отодвигаюсь от таура, в пылу перебранки оказавшись слишком близко к королевской кобре. Того и гляди — ужалит. — Что вы, Ваше Величество, — слишком ядовито, но иначе в данной ситуации не выйдет, — меня не прельщает перспектива провести короткий человеческий век за решеткой вашей темницы. — Раньше пребывание в казематах вас бы нисколько не смутило. — Как я и сказала — все меняется. Особенно, непостоянство королевского внимания. И горечь, слишком очевидная, чтобы ее не расслышать, выдает меня с головой. Только бы не разреветься. Леголас ободряюще сжимает мою руку под столом, но этого позорно мало для утешения. Хотя попытку я без внимания не оставила. — Я надеялся, что вы соизволите усладить наше скромное общество песней. — Прощу прощения, ар–Трандуил, но я действительно сегодня не в голосе. — Мне бы очень этого хотелось, — сказано с нажимом и таким тоном, что сомнений не остается — отказать не получится. «Из–за комка в горле голос непременно будет дрожать», — как–то отрешенно думаю я и тяжело вздыхаю. — Отец, не стоит давить на Эвелин, — в голосе моего недавно смешливого друга проскальзывают стальные нотки, и я с удивлением в расширившихся зрачках понимаю, насколько аранен похож на Трандуила. — Ей действительно сегодня нездоровится. — Что ж, — холодно отвечает мужчина, по–птичьи склонив голову набок. — Раз так, не буду более задерживать нашу многоуважаемую гостью. Я пришлю королевского лекаря в вашу опочивальню чуть позже. — Благодарю за заботу, ар–Трандуил, надеюсь, мое недомогание не слишком вам досадило. — Что вы, графиня. Забота о благополучии моих подданных — одна из важнейших королевских обязанностей. Он в идеале знает, какое производит впечатление на окружающих, и мне приходится ловить себя на мысли, что к этому безупречному знанию тянет с невыносимой силой. Глупая, глупая маленькая смертная. Знаю же наперед, что добром подобные чувства не кончаются, но все равно — тянусь. После смерти родителей сердобольная тетушка решила, что мой разум нуждается в помощи специалиста, и поэтому еженедельные визиты к психотерапевту стали неотъемлемой частью моей скучной жизни. Доктор Брэндан говорил, что у меня есть склонность к саморазрушению. Я всегда улыбалась самым краешком губ и мысленно посылала холеного павлина ко всем чертям. Он строил теории происхождения проблем в моей голове, а я просто не мешала его псевдонаучным изысканиям. Мне нравилось, что больше не нужно оправдываться в своих пристрастиях. Быть может, напыщенный индюк был не так уж неправ, когда говорил о моих пагубных привычках. Одна из них так и осталась восседать за обеденным столом, под цепким взглядом очаровательной рыжеволосой эллет, когда я, сведя лопатки до хруста, покидала прекрасный зал. Пошел к черту. Я знаю, как это излечить, или, на самый крайний случай, чем это заглушить. Дверь комнаты захлопывается за спиной слишком громко, так, что в виски незамедлительно впиваются сотни раскаленных иголочек, а шейные позвонки начинают гудеть. Я не собираюсь молча глотать слезы из–за еще одной несчастливой ошибки, ведь смертному человеку не дано шанса прожить даже сотню лет. А он, бессмертный и вероломный, крадет мое время. Время, которое неотвратимо утекает песком сквозь мои пальцы, но которое льстивым псом ластится у его ног. Бездумно распускаю волосы и знакомым жестом зарываю руку в пшеничную массу. Простое движение, нелепое и выполняемое чисто механически. Вспушить подшерсток, а затем пригладить излишне топорщащиеся волосинки. Раз за разом проделывать одно и то же, уткнувшись стеклянными глазами в стену. Ладонь Леголаса ложится мне на плечо слишком резко, я даже не слышала, как принц зашел в комнату. Вздрагиваю от неожиданного вторжения в личное пространство, и узкая кисть отдергивается, как от соприкосновения с раскаленным металлом. — Извини, — аранен растерянно пожимает плечами, — я стучал перед тем, как войти, но ты не ответила. Отец тебя чем–то расстроил? Юноша присаживается на софу рядом со мной, внимательно разглядывая чистыми васильковыми глазами выражение лица собеседницы. — Все нормально, очаровашка, — как можно более беззаботно отвечаю я. — Владыка может быть куда более невыносимым, чем сегодня. — Ты даже себе представить не можешь, насколько, — усмехается блондинчик, продолжая сверлить меня хитрым взглядом. Сколько же столетий этому юношескому взору? Наверняка я знала лишь одно: фирменная семейная синева останется в этих глазах навечно. — Кстати, я принес тебе подарок, как и договаривались. Не пей, когда жизнь летит под откос. На сегодня эта заповедь станет моей любимой. Однако с собственной легкой руки я обхожу скучный запрет, умоляя порядком раззадоренного принца наполнить бокалы по очередному кругу. Стыда не осталось. Ни единой капли предательского чувства, и я смеялась в полную силу голоса, когда блондинчик пересказывал забавные истории из дворцовой жизни. К полуночи всем известное место дико захотело найти на себя пару–тройку приключений. Бороться с самой собой изначально бессмысленное занятие, да и, в конце концов, кто я такая, чтобы отказывать? Не знаю, что было в бутылке с якобы королевским вином, но на тот момент времени я была готова, не моргнув глазом, победить всех драконов мира, не замарав при этом даже подол платья. Начать я решила с того, кто живет буквально в нескольких шагах от гостевых покоев. Глубоко внутри разобиженная чародейка все же надеялась, что верный друг сможет отговорить меня от совершения глупостей, но принц только посмеивался, в очередной раз пригубляя кроваво–алый напиток. — Давай сбреем Владыке брови! — воинственно предлагаю я, уже представив ошеломленное лицо Трандуила, когда поутру он обнаружит пропажу своего главного богатства. Леголас, в следующее мгновение подавившийся украденным вином, зашелся отчаянным кашлем. — Так и знала, что ты останешься в восторге! — довольная собой сверх всякой меры, я начинаю мерить шагами комнату. Со стороны моя уверенная походка скорее напоминала фильм про зомби–апокалипсис, но мне так совершенно не казалось. Шум в голове усиливается, а гадкие руки безумно зудят, в предвкушении очередной пакости. — Ты же понимаешь, что твои шансы выжить после этого настолько малы, что даже не вычисляются в процентах? С тем же успехом ты можешь дернуть варга за хвост, рассчитывая лишь на скорость человеческих ног. — Возможно, ты прав, — разочарованно протягиваю я, мысленно выискивая в арсенале своих многочисленных гадостей что–нибудь менее смертоносное. — Давай стащим у Эрианэ какую–нибудь косметическую дрянь, главное, чтобы не смывалась как можно дольше, и опробуем сие чудо на тауре. — Эвелин, какой же ты все–таки ребенок, — Леголас по–отечески потрепал меня по голове, отчего я не на шутку разъярилась. — Ну и пожалуйста! — только ножкой топнуть для полноты картины оставалось. — Я и без тебя справлюсь! Выбегаю из комнаты под обстрелом двух крайне недовольных взглядов: вероломная кошка большую часть вечера не слезала с колен принца. Маленькая пушистая предательница. — Эвелин, послушай… — я так и не расслышала то, что мне вознамерился сказать аранен. Тем лучше. Я собираюсь отлично повеселиться. Чего бы мне это ни стоило.