Полюбить я посмела Бога

Пить надо меньше! Надо меньше пить! “Ирония Судьбы, или С легким паром!”

Сначала приходит оно — его Величество Похмелье. Приходит не всегда в равной пропорции со вчерашним весельем, но в мире не всегда торжествует справедливость, верно? Справедливостью оказалось то, что мой взгляд наткнулся на подозрительную деревянную поверхность аккурат дюймах в десяти от лица неудачливой алкоголички. Мысль о том, что я лежу в гробу, словно одна из классических героинь фантазий Эдгара Аллана По, заставила отступить даже чудовищную головную боль. На меня просто–напросто накатила истерика. Стараясь использовать как можно меньше драгоценного воздуха, я бесшумно всхлипывала, обещая Господу, Вселенной и всему пантеону богов одновременно греческой, скандинавской и прочих мифологий бросить пагубное пристрастие. Только бы меня откопали. Воздух заканчиваться не собирался, в отличие от истерики. По мере возвращения критического мышления, в список потенциальных гробовщиков сразу попал таур, мерзопакостная леди Эрианэ и Дерек Смит. Как последний мог оказаться в эльфийском дворце, меня мало интересовало, главное, что этот персонаж прекрасно вписывался в психологический портрет жестокого убийцы. Вдруг до моих исстрадавшихся ушей (слез в них, уж поверьте, скопилось немало) донесся обожаемый плеск воды. Желание утолить жажду пересилило страх от возможного погребения заживо, поэтому я с трудом повернула голову, начиненную, как минимум, тротилом, направо. Деревянных стенок гроба, как ни странно, вокруг меня не оказалось. Зато трясущейся рукой я успела нащупать ткань, подозрительно напоминавшую ту, из которой было сделано покрывало в моей комнате. В ту же минуту, произведение ткацкого искусства стремительно поползло вверх, а мне пришлось снова вернуться в позу графа Дракулы. Даже руки автоматически скрестились на груди в культовом вампирском жесте. Итак, что же мы имеем? Подсознание назойливо подсовывало алкоголизм первым пунктом, но я отмахнулась от внезапно проснувшейся разумности, обещая самой себе вернуться к этому вопросу чуть позже. Смущало другое: я лежу под кроватью (не в гробу, уже хорошо), к глубокому несчастью, нерадивая аристократка находится в злополучной комнате не одна, и эта самая пресловутая опочивальня принадлежит черт знает кому. В шахматах эту ситуацию назвали бы патовой. У меня же в голове крутилось прекрасное лаконичное существительное, которое я и процедила сквозь зубы, прекрасно понимая, что за титанически сложная задача стоит передо мной. Скрип двери отвлек меня от составления позорного плана бегства. Из моего незавидного положения открылся вид на две пары ног: одна из них, маленькая и изящная, была обута в мягкие простые туфельки; другую украшали тяжелые кожаные сапоги. Та, что явно принадлежала девушке, была в комнате уже довольно давно. — Не появлялась? — знакомый голос Леголаса заставляет осадок вчерашней веселости жестоко пульсировать в висках. — Как видите, аранен, леди отсутствует со вчерашней ночи, — в голосе Индис звучит неприкрытое беспокойство. — Что с ней могло произойти? — Лучше бы нам найти ее раньше, чем это сделает отец, — я понимаю, что в этот момент принц устало трет васильковые глаза длинными пальцами. — Кто знает, что эта госпожа Самая–Бедовая–Девушка могла натворить… На какой–то миг Леголас замолчал, словно погрузившись в невеселые думы. Прошло совсем немного времени, прежде чем он приказал притихшей Индис: — Ступай по своим делам. Я останусь здесь и попытаюсь дождаться нашу пропажу. Как только за служанкой захлопнулась тяжелая дверь, я перекатилась на живот и вяло поползла в сторону света. Волна тошноты, накатившая с небывалой силой, мешала внятно думать. Еще более непреодолимым препятствием стало нечто, в которое я была обряжена. Нечто тяжелое, длинное и до ужаса неудобное. Нестерпимо хотелось холодной воды и больше никогда не прикасаться к эльфийскому спиртному. Стоило яркому утреннему свету ударить в глаза, я, зашипев как самый настоящий Дракула при виде распятия, вновь заползла под кровать. — Эвелин? — Леголас присаживается на корточки рядом с моим воображаемым укрытием от смертельных лучей и заглядывает внутрь темного логова. — Ты давно здесь? — Я не помню, — честный ответ дается безо всякого труда. — Вообще ничего не помню. — Вылезай оттуда немедленно, — не знаю, чего принцу хочется больше: убить меня, или удостовериться, что с непутевой подругой все в порядке. Кряхтя, как престарелый член клуба шахматистов, я предприняла еще одну отчаянную попытку выбраться на свет божий. Принять вертикальное положение и привыкнуть к слепящему пространству вокруг оказалось самой сложной задачей за все последние дни вместе взятые. — Что за… Эвелин, что на тебе надето?! — глаза Леголаса округлились настолько, что мне по–настоящему поплохело. — Что–то не так? — каждый шаг в направлении зеркала дается с чудовищным трудом. Голова — арбуз, начиненный тротилом. В виски заколачивают гвозди невидимые крохотные создания. По крайней мере, ощущается все именно так. — Какого…?! — конец ругательства застрял у меня в горле, потому как то, что мерзкое и явно лгущее зеркало отражало, ввело меня в самый настоящий ступор. Нечто, ошибочно принятое мной за один из предметов собственного гардероба, на поверку оказалось одной из великолепных мантий самого Мистера Злыдни. — Что за чертовщина?! Медленно опустившись на корточки, я прикрыла голову руками: — Что я натворила? Почему я ничего помню? Уже менее прекрасный принц резко схватил меня за плечи и встряхнул, как тряпичную куклу. Старая добрая тошнота снова нанесла моему несчастному пищеварительному тракту нежелательный визит. — Если ты не прекратишь мотать меня из стороны в сторону, мой желудок испачкает тебе камзол, — аранен все же друг, стоит предупредить недальновидного очаровашку заранее. Предусмотрительно оставив несчастную тушку в покое, Леголас отошел от меня на безопасное расстояние. — Вот, как мы поступим: сейчас я спокойно спускаюсь к завтраку, старательно делая вид, что ничего не ведаю о твоей ночной вылазке. Ты быстро приводишь себя в порядок и следуешь моему примеру. Только сними отцовскую мантию, будь так добра. Не думаю, что он оценит столь неожиданное преображение. — Ты думаешь, ничего страшного не произошло? — спрашиваю с надеждой, хватаясь за эту призрачную возможность, как за спасительную соломинку. — Во всяком случае, ничего такого, о чем бы знал весь дворец. И, можешь быть уверена: никто из стражников тебя прошлой ночью тоже не заметил. Ты будто просто…растворилась в воздухе. Шумно выдохнув, я попыталась унять комок тревоги в районе желудка. Назвав ситуацию, в которой я оказалась некоторое время назад, патовой было ошибкой. Настоящее безвыходное положение предстало во всей красе перед неудачливой юной аристократкой только сейчас. Что ж, пан или пропал. — Я спущусь к завтраку через пятнадцать минут. Классически красивое лицо Леголаса явно выражало крайнюю степень недоверия по отношению к моему опрометчивому замечанию. — И никуда не сбегу. — Что ж, в этот раз придется поверить тебе на слово, — скептически хмыкнул блондинчик. — Пожалуйста, давай постараемся сделать вид, что ничего не случилось. — А что, если все–таки да? — думать о наихудшем развитии событий не хотелось, но приходилось. — Как показывает практика, бегаешь ты довольно быстро. Подушка, которую я запустила в мигом ретировавшегося принца, мягко ударилась о дверь опочивальни. Предусмотрительно оставленный на прикроватной тумбочке мятный отвар помог несколько подавить чудовищную тошноту. Уж не знаю, кто тут постарался: Индис, или аранен. Хотя, что наиболее вероятней, последний. Вымыв лицо до скрипа приблизительно три раза, я отправилась выбирать себе наряд. Мантию таура я засунула под матрас, предварительно сложив тяжелые парчовые одежды максимально плоско. Сияющая камбала практически ничем не выказывала своего присутствия в моей комнате. Надев первое попавшееся под руки спокойное платье, я поспешила к выходу. Обманывать принца ни капли не хотелось, учитывая хорошее отношение ко мне последнего. В конце концов, терять единственного друга из–за собственной бедовости и семейной склонности к пьяным дебошам было бы еще большей глупостью. Натворила дел — так умей собственными руками их разгрести. Вдох. Выдох. Аритмия заставляет жилку на шее отчаянно пульсировать. Я чувствую ее нервное движение, которое соседствует с тревожными спазмами в желудке. — Господи, пожалуйста, помоги мне выжить после сегодняшнего завтрака! И я буду ходить в церковь каждое воскресенье, как это делает тетушка Эллисон. Клянусь! Всевышний отвечать мне не собирался, собственно, я и не надеялась на внезапное просветление. Рванув на себя двери преисподней, я мысленно пожелала собственной дурной головушке удачи. Что–что, а она мне сегодня еще очень пригодится.