Полюбить я посмела Бога

И ты, проснувшись, увидишь новый, волшебный мир - Хрустальной каплей с небесной длани стекая вниз, Достигнешь края, расправив крылья, шагая ввысь По тропам ветра, где явь и сказка в одно свились. Чешира

После длительных посиделок с Его Совершенным Эльфийским Величеством я, в полусонном состоянии, временами натыкаясь на гладкие стены, вернулась в желанные покои. Предусмотрительная служанка, лица которой мне так и не удалось увидеть ни разу(даже мельком!), наполнила роскошную купальню нагретой душистой водой. Я глубоко вдохнула вересковый аромат, до боли напоминавший мне о невероятной поездке с дядей в Шотландию. Кефир сосредоточенно лакал молоко, когда его нерадивая хозяйка, слишком утомленная событиями одного дня, скользнула в мягчайшую постель, ожидаемо утонув в пуховой перине практически с головой. Побурчать хотелось — да только вот силы окончательно покинули бренное тело, а сон жадно затянул юную аристократку в свои липкие, властные объятия. Знакомо ли вам ощущение пробуждения во сне? Вашу покорную слугу оно назойливым насекомым преследовало большую часть жизни, но более всего, с самого раннего детства, меня, тогда еще крошку, расстраивал ужасный факт похожести сюжетов дремы. Я слышала пение Леса задолго до того, как по случайному стечению обстоятельств попала в королевство, по-прежнему дышащее магией. Не так давно, будучи еще самой обыкновенной школьницей, мне было стыдно рассказать хоть одной живой душе о своих сумасшедших сновидениях. Мне казалось, я теряла рассудок, когда просыпалась в слезах от невозможной красоты мира, таявшего с первыми лучами раскаленного солнца. Лес пел. Изумрудная мелодия гостеприимной листвы сплеталась с чистыми нотами высокого голоса говорливого ручья, и я улыбалась, вслушиваясь в понятный мне одной ритм. Вековые деревья были настолько велики, что рядом с темной корой гигантов даже самый высокий человек чувствовал бы себя крошечной букашкой. Кроны их сплетались в ажурный купол где-то за границей возможностей ограниченного зрения, и лишь рассеянный зеленоватый солнечный свет говорил о плотности этого покрова. Я медленно иду по едва различимой тропинке, всей грудью вдыхая сладостный аромат Леса. Он приветствует меня, словно давнего дорогого друга, разворачивая чашечки бледных неприхотливых цветов вслед тихим шагам единственного во всей округе человека. Я знаю, куда старый знакомый ведет уважаемого гостя, нашептывая слова древних сказок на ухо прикосновениями теплого ветерка. Лес не добр во всей полноте понимания этого слова, совсем не так, как привыкли оценивать это качество глупые и ограниченные смертные. Однако всем представителям человечества известно о его незыблемой мудрости и вызывающей сладкие спазмы в желудке могущественности. Вы можете счесть меня наивной и совершенно лишенной даже толики здравого смысла, но я ни капли не боялась Его. Иррациональное доверие, перекочевавшее из детских воспоминаний, выжигало ощущение тревоги, ровно, как и присутствие ужаснейшей из всех зол – трусости. Самое горькое, что общения с вечностью изумрудной листвы всегда было преступно мало — я не сумела дослушать ни единой сказки нежного ветра до конца, хотя обрывочные сюжеты отложились в примитивной памяти до самого последнего слова, до мельчайшего перелива прозрачного голоса старого провожатого. Пробуждение было резким, скачкообразным и абсолютно невежливым. Я не успела даже сказать Лесу своего сожалеющего "до свидания", как привыкла делать всю свою недолгую, по меркам тысячелетних деревьев, жизнь. Бледная до синевы служанка спешно поднимала выпавший из тонких рук поднос со всем нехитрым его содержимым. Благо, на серебряном произведении искусства изволил находиться не мой завтрак, а несколько щеток и украшенные сияющими драгоценными камнями гребни. Значит, господин Самая Роскошная Шевелюра Во Всех Существующих Мирах остался неудовлетворен и этим аспектом моей скромной внешности. Намек столь тонок, что местами становится необъятно толстым. Обидно до слез, на самом-то деле, потому как юная графиня привыкла наивно считать семейную гордость самым своим значимым козырем в столь противоречивой области. Да, недавно, по большей части – назло тетиным запретам, я обрезала некогда длинные волосы до середины спины, но тяжесть и прекрасный пшеничный цвет от этого не убрались восвояси! За невеселыми думами я совершенно не заметила того, что так потрясло молоденькую эльфийку. Когда же внимание обращается на причину, ставшую одновременно и косвенной виновницей слишком скорого возвращения из владений Леса, я не удерживаюсь от нервной икоты. Роскошные покои утопали в розах. Нет, не в огромных букетах от тайных и не слишком поклонников. Цветы, восковой прелестью лепестков так похожие на тот, что я имела несчастье пробудить на светлой длани короля, были живыми. Бледные зеленые пальцы побегов совершенно беспрепятственно пролезали сквозь ажурное плетение окна опочивальни, будто в насмешку самой роскоши; оплетали в нежных объятиях резные стулья темного дерева, заключили в плен виновника моей недавней печали – огромный гардероб с волшебными нарядами, и, ко всему прочему, не оставили без своего внимания столбики огромной постели, змеившись вокруг лакированной мебели, подобно неприхотливому вьюну. Да, комнаты, выделенные мне в знак показного гостеприимства, были удивительно прекрасными, но не шли ни в какое сравнение с естественной пышностью природного великолепия. Приторный аромат, непробиваемым куполом висевший в воздухе, не утомлял, напротив — успокаивал, как если бы Лес простирал свою опеку надо мной даже здесь, в царстве коварной были. — Королю ни слова! — каркающим ото сна голосом велю я прозрачной девушке, которая ожидаемо опускает фиалковые глаза в пол. Она расскажет. Страшно хочется отвлечься от назойливого зуда в кончиках пальцев. Это покалывание не дает сосредоточиться на чем-то важном, и едва ли почесывание ладоней заставит эту пакость уйти. В моем старом мире, где столкнуться с магией можно разве что в сказках, я прочищала голову иначе. К радости тети Эллисон, обычно ленивая, по ее скромному мнению, племянница с завидной энергией наматывала круги вокруг сонного поместья, пока не уставала настолько, что невозмутимому дворецкому приходилось тащить размякшую тушку до ее комнаты на руках. Мысль показалась мне здравой, и, пулей вылетев из объятий пуховой перины, я бросилась к шкафу. — Доброе утро, дамы! — обратилась к я к еще более заалевшим от смущения розам. — Не будете ли вы столь любезны освободить мой гардероб на некоторое время? Право слова, я не буду тревожить вас чересчур долго. Не заставите же вы меня щеголять на глазах у господ в этом? Под "этим" я имела в виду совершенно фривольного вида ночную сорочку, невесть каким образом попавшую в поле моего сонного зрения вчера. Должно быть, служанка пронесла провокационный предмет одежды прямо в купальню, опрометчиво выбрав из бесчисленного множества пижамных принадлежностей самую вызывающую. Казалось, кровавые бутоны кивнули в ответ на мою вежливость, и в ту же минуту из-под буйства малахитового и багряного цветов показались тяжелые темные дверцы. Мой выбор пал на простую хлопковую тунику, удобно закрывавшую мою вечную проблему — бедра, и позорно обтягивающие все, что нужно и что не нужно, штаны. Мне повезло, что даже в этом мире существует аналог наших лосин, иначе бег в одном из шикарных платьев превратился бы в сущую пытку. — Как тебя зовут? — спокойно обратилась я к девушке, которая все еще не знала, куда себя деть. В свою очередь, мне было не слишком комфортно переодеваться при ней, но неумное желание выплеснуть поток скопившихся эмоций было сильнее. — Индис, госпожа, — фиалковые глаза уставились на меня с немым укором. Наверное, все же женщины при дворе не должны носить подобную одежду. Тем хуже для них. — Приятно познакомиться, Индис, — улыбнулась я, отчаянно желая, чтобы ледяная стена между мной и ею хотя бы немного оттаяла. — Ты бы мне очень помогла, если бы ответила на мой вопрос. Есть ли во дворце сад достаточно большой для...прогулок? — Конечно, госпожа. Я могу вас проводить туда, если вы уже готовы. Скажу прямо, без излишнего кокетства, я даже не пыталась запомнить сложную дорогу к вышеуказанному месту. Все мои мысли витали вокруг роз — было ли их появление вызвано моей собственной магией, или же это всего лишь знак присутствия Леса? И, если все произошедшее со мной — добрая шутка старого знакомого, то почему он не дал мне понять о своем покровительстве раньше? Почему я столько лет чувствовала себя безумной чудачкой, отчаянно цепляющейся за мечты об ушедшем детстве? Служанка поспешно ретировалась, едва нога нерадивой госпожи ступила на выложенную светлым камнем дорожку. В очередной раз от моего внимания не укрылась поразительная педантичность, с которой эльфы делали любую работу, будь то строительство садов для неспешных прогулок, или же шитье нарядов для особо привередливых высокородных дам. Матовые булыжники прилегали друг к другу столь плотно, что даже тонкое лезвие ножа для писем не сумело бы протиснуться в щель между ними. Стоит ли упоминать о помпезном великолепии окружающего меня пространства? Я сознательно опущу ненужные комплименты в сторону увитых чайными розами беседок, то и дело белевших кружевом деревянных боков слева и справа от главных путей. Промолчу и о величественности королевских фонтанов, где даже текшая в мраморные чаши вода умудрялась отличиться излишней чистотой и совершенством журчания. Что уж и говорить о яблонях, чьи тонкие ветви гнулись от тяжести дурманящих ароматом плодов прямо к изумрудной траве! Скажу лишь, что маленькой смертной повезло оказаться в ту минуту в одиночестве. Я бежала так, как учила нас миссис Скотт, преподавательница физической физкультуры в многострадальной академии Хай-Норт: язык к небу, дыхание ровное и размеренное(ни в коем случае не поверхностное!), выдох и вдох осуществляется через три-четыре шага. Эта инструкция так плотно засела в моей голове, что даже сейчас, при должном желании, я могла слышать совсем рядом властный голос бывшего тренера. Спасительная нагрузка больше не помогала. Я нарезала круги по недовольному саду более получаса, к вящему неодобрению всего окружающего, а назойливое состояние тревоги и нестерпимый зуд в ладонях не стихали. Держу пари, даже слепящие белизной тел статуи кривили идеально очерченные губы, стоило мраморному взгляду коснуться неидеальной, раскрасневшейся от быстрого бега девушки. Последние пятнадцать минут я провела в таком бешеном темпе, что стороннему наблюдателю наверняка бы пришла в голову мысль о страшной погоне за странной спортсменкой. Насчет спортсменки я, конечно же, преувеличила. Бегала... Бегала... Добегалась... Не к добру на последней стометровке я решила выжать из привыкшего к высоким нагрузкам тела максимум. Из-за угла малахитовой живой изгороди, слишком высокой, чтобы макушка прогуливающегося человека была заметна, вышел золотоволосый юноша. То, что оным оказался принц Леголас, я поняла уже после того, как буквально снесла не ожидавшего подобный подлости от судьбы эльфа своей не самой легкой тушкой. Что я могу сказать? Таран для сокрушения неприступных врат вражеских градов из меня вышел бы отменный — вон как быстро пал сметенный моей нечеловеческой грацией сам принц. В отличие от белокурого красавчика, бедовой смертной повезло многим больше. Мое падение (физическое, а не моральное), как многие уже догадались, было смягчено распластанным на садовой дорожке телом некогда прекрасного эльфа. Сейчас, по скромным подсчетам человека, абсолютно не дружившего с математикой, он должен был превратиться в излюбленное русское кушанье, а попросту — блин. Мнимый кулинарный шедевр зашевелился и застонал, когда я уперлась в сильную грудь дрожащими ладонями. Жив, это хорошо. Значит, коротание вечности в местном аналоге Тауэра за особо изощренное убийство сына Того-Кого-Нельзя-Упоминать-Всуе мне не грозило. То, что я впервые в жизни оказалась в довольно пикантной позе с мужчиной(привлекательным мужчиной, прошу заметить!), мне пришло в голову намного позже. Настолько позже, что до этого первым соизволил додуматься несчастный блондинчик. — Признаю, не ожидал от вас такого пыла, — с трудом выдыхает принц, хотя в его незабудковых глазах зажигается смешливый огонек. — Хотя, если говорить начистоту, ваш темперамент мне даже пришелся по вкусу. Красная, как изнывающий в кипятке рак, я скатываюсь с юноши, всеми силами стараясь не умереть от приступа истерического смеха. Веко нервно подергивается, тревожно сообщая обладательнице о шаткости измученной нервной системы. Мы повернули головы в сторону друг друга одновременно: неловкая и очень неудачливая девушка и, в противовес ей, — прекрасный, будто ожившая мраморная статуя жителя Олимпа, эльф. — Королю ни слова! — так же одновременно выкрикнули мы, после чего разразились долго сдерживаемым хохотом, совершенно не делавшим воспитанным аристократам чести. Я почувствовала, как после случившегося ледяной барьер из ненавистных условностей и правил между нами рушится, и, черт возьми, это осознание делало меня невероятно счастливой.