We Undead 2.0

Лежавший на животе Дилан, подмявший под собственное небритое лицо подушку, насквозь пропитавшуюся не дешёвым алкоголем, резко дёрнулся. Резко, но нешироко открыл глаза, перед которыми ещё секунд двадцать все предметы, волей-неволей попавшие в поле зрения, размыто двигались по кругу. Потом он, измученно простонав и возненавидев один лишь факт своего существования, перевернулся на спину. Ему потребовалось несколько минут, чтобы собраться с силами, подняться по спинке кровати, оглядеться и попробовать вспомнить хотя бы какие-то фрагменты вчерашней вечеринки. В больную голову не лезло ничего, кроме мысли о том, что, ну, очевидно, было что-то крайне пиздецовое, иначе бы не лежал рядом с Фанни мирно посапывающий и едва заметно улыбающийся своему наверняка отменному сну Джордан. Хотя, просыпаться друг с другом — для Нежити дело обыденное. Друг на друге, друг рядом с другом, да хоть друг в друге — удивительного мало. Альварез, отметив для себя, что ничего живительного, навроде простой воды или минералки, он здесь не найдёт, спустил ноги к земле, подождал какое-то время, пока пройдут чёрные пятна перед глазами, выдохнул и решительно отправился на первый этаж. Практически непреодолимыми препятствиями на пути славного героя стали пустые бутылки, стаканы, бокалы и какое-то своеобразное чудовище, отдалённо напоминающее женщину, искупавшуюся в косметической реке. Бедняга выслушал в свой адрес несколько нелестных комментариев, принял к сведению угрозы и даже надумывал затеять словесную — а то и физическую — расправу над особо языкастым. Но потом добрый мо́лодец всё-таки добрался до своей цели. И завидев небольшой синий сосуд, что являлся священной ценностью всего deadграда, прямиком кинулся к нему. Схватил покрепче и, всосав в себя почти половину, почувствовал, как в нём вновь просыпается интерес к жизни. Покрутив голубую крышечку, Дилан сунул бутылёк в карман оттянутых джинс и, прижав задницу к холодной кафельной столешнице, глубоко вдохнул. После чего тут же прокашлялся и зашмыгал носом, потому что витал в воздухе кислый запах перегара, смешанный с чем-то… цветочным, что ли? Будто кто-то пытался замаскировать ядрёную вонь освежителем воздуха или типа того. И переводя взгляд с одного полудохлого тела на другое, парень заметил валяющуюся где-то около ножки дивана барабанную палочку с двумя выведенными знакомыми и родными буквами, хищно улыбнулся, закусил нижнюю губу и двинул обратно наверх. Но и в этот раз, конечно, не обделили богатыря искренними комплиментами. Тихонько приоткрыв изрисованную дверь комнатки и бегло оценив обстановку, мексиканец прошёл внутрь и по-доброму заулыбался на вид раскинувшегося на двухместной кровати ударника. — Эй, Мэтти-и-и, — ласково протянул он, осторожно вжимаясь коленями в мягкий матрас. — Кучеря-я-явый, — теперь легонько потеребил расслабленное плечо. — Мэтт, — уже более напористей и серьёзней. — Алё нахуй, вставай! Тогда рука, за которую в последствии стал дёргать парень, резко «ожила», схватила его за затылок и прижала лбом к приятно пахнущей одеколоном ткани свободной майки. В такой неестественной — и, стоит признать, неудобной — позе музыканты пробыли недолго, поскольку «взятый в плен» стал предпринимать попытки выбраться. И только благодаря утренней слабости на пару с нехилым похмельем ему не составило труда это сделать. — Мудила, — обиженно фыркнул он и, толкнув кудрявое чудище, прилёг на бок. То недовольно замычало, несколько секунд раздражённо поёрзало на своём новом месте и, проведя одной рукой по мятому лицу, перевернулось на спину, бросив полный презрения взгляд в противоположную от себя сторону на того, кто потревожил его сладкий сон. — Который час? — хрипло поинтересовался он, бегло взглянув на зашторенное окно. — Часов девять… может, десять, — с предовольной улыбкой ответил герой. — И хуле ты тогда тут делаешь? — Провожу утро со своей принцессой. — А завтрака, я смотрю, ты принцессе организовать не додумался, — с самонадеянным смешком проговорил Мэтт, чуть приподнимаясь на локтях и оглядывая пространство вокруг себя, как бы подтверждая достоверность сказанных им слов. — Ну, очевидно, тостов с соком у меня нет, зато… — Фанни выдержал театральную паузу и полез рукой в карман, — зато есть вот это, — и обнародовал то самое достояние deadграда. — Сгодится, — одобрил тот, хватая бутылёк и допивая всё его содержимое. Потом отбросил уже бесполезный пластик куда-то на тумбочку и вернулся к осматриванию доброго мо́лодца на своей — и в то же время не совсем своей — кровати. — Знаешь, что мне сегодня приснилось? — приглушённым басом поинтересовался тот. — Мне всё равно. — Лежим мы, значит, с тобой на чём-то мягком, — с воодушевлением, игнорируя драматичное равнодушие любовника, начал парень, — лежим, и тут ты мне говоришь, мол, «Дилан, любовь моя, ты так прекрасен», потом встаёшь раком и добавляешь тихонько так, «пожалуйста, трахни меня». — Я никогда не называл тебя «моя любовь», — нахмурившись, буркнул Бьюсек. — А зря, — резонно отметил богатырь. — Пора бы уже начать. — Ничего подобного. — Это ещё почему? — Слишком много чести. И только задетый такой наглостью мексиканец набрал воздуха в лёгкие, чтобы как следует проучить распоясавшуюся принцессу, за закрытой дверью, очевидно, из коридора стали доноситься тихие шаги и неразборчивый бубнёж, больше подходивший для прочтения каких-нибудь проклятий над кипящим котлом с зелёной мутью. — С каких пор все так рано просыпаются? — задал действительно стоящий вопрос ударник. — Не обращай внимания, это точно не наши. Лучше… — кряхтя, вкрадчиво начал Фанни, пододвигаясь к своей любви чуть поближе, — лучше иди ко мне. — Сдурел совсем? Мы в центре опохмелительного апокалипсиса, окружены тварями, которые без стука входят в любую комнату, — протараторил Мэтт, протестующе упирая в геройскую грудь ладонь. — Серьёзно, Дил, вернёмся к этому, как только будем дома. — Будешь ломаться — силой возьму. — Ч-чего? — Не ссы, говорю, я дверь закрыл. Шуметь мы не будем. Когда Бьюсек собирался возразить, его уже успели заткнуть чужие влажные и пропахшие вчерашними закусками губы. Поняв, что деваться некуда, некого молить о помощи и некому жаловаться, кучерявый, измученно закатив глаза, принялся на поцелуй отвечать, хоть и не особо горел желанием делать это. Но через какое-то непродолжительное время, почувствовав лёгкий холодок от пробежавшихся по телу тонких пальцев, какая-то гайка смущения всё-таки из головы выкрутилась — вместе с совестью, наверняка. Потом напрягшиеся бёдра сжали острые колени Фанни, который взобрался на ударника, попутно стягивая с себя рубашку и недовольно фыркая прямо тому в губы. — Кто, блять, вообще придумал спать в одежде? — нервно протараторил он, с прискорбием осознавая, что при таком раскладе будет возиться с этим клетчатым монстром ещё минут двадцать, если не больше. — Ну, ты спал с Чарли, так что тебе было опасно спать без одежды, — профессорским тоном прокомментировал сложившуюся ситуацию Мэтт, не переставая ехидно скалиться и усмехаться нелепым движениям мексиканца. — Хочешь сказать, — напористо начал тот, с облегчением выдыхая, когда, наконец, чёртова рубашка полетела куда-то в сторону, — если бы я спал с тобой, то был бы в безопасности? — Во-первых, об этом я не говорил, а во-вторых, — огладив фалангами пальцев татуированную кожу и усмехнувшись, кудрявый поднял глаза на Дилана, — так или иначе, в мои планы не входил секс в доме Джонни. — Не всегда же следовать планам, верно? И не дожидаясь ответа — да и не то чтобы он был бы здесь уместен — Альварез подался вперёд и жадно вцепился в отчего-то сладкие губы. Он хозяйски копошился языком в горячем рту, а чужой язык дерзко кусал, как бы напоминая, кто тут главный. Потом, заведя пятерню в кудрявые волосы, он грубо сжал их в кулаке и потянул назад, вынуждая барабанщика невольно отклонить голову, благодаря чему — обнажить жилистую шею, с правой стороны которой в агонии пульсировала вена. Дилан оставлял отметины с проступающими мелкими синими точками сосудами, оставлял видные вмятины от собственных зубов, затем звучно целовал и облизывал их, когда слышал болезненные шипения и вздохи, доносящиеся сверху. Следом, загоревшийся инициативой, Бьюсек — не без помощи, конечно — избавил себя от узких джинс и уже надоевшей майки, а после, надавил на тёплую голову, вынуждая обладателя опуститься чуть ниже, ибо нехило возрастал риск остаться без шеи, а если и с ней, то усыпанной позорными пятнами, выдающими факт киношно-потрясающего утра. Мексиканец как-то недовольно фыркнул, но и пестрящая яркими волками грудь его, признаться, тоже устраивала. — Давай уже, а. Жаждущий, нетерпеливый голос вынудил богатыря усмехнуться и подняться вверх, буквально как хищнику подкрасться к своей жертве. Потом он стянул со своей татуированной принцессы боксеры, отшвырнул их куда-то назад и устроился между её ног. Вошёл он в разогретое страстью и желанием тело медленно, прямо по-геройски, стараясь не причинить партнёру ощутимого дискомфорта. Он наклонился, осторожно провёл по влажному бьюсековскому лбу ладонью, убирая с него несколько кудрявых прядей, и припал к его губам, своими перехватывая стоны, вот-вот норовившие громко разгуляться по комнате с достаточно тонкими стенами и, как следствие, способные разбудить кого-нибудь неподалёку. Мэтт вцепился неровными ногтями в напряжённую спину, сильно надавливая и оставляя после белые, медленно багровеющие пятна. Движения, с каждым разом становившиеся всё резче и резче, заставляли одной свободной рукой крепко сжимать и без того мятую простынь и кусать уже только собственные губы, потому что, на самом деле, губы Альвареза были истерзаны окончательно. По комнате разносились приглушённые — и не очень — выкрики, мычания и удовлетворённые выдохи. — Тише, — кряхтя, попросил Дилан. — Полегче, — парировал Мэтт. Сил сдерживаться не было. От наслаждения тот готов был взвыть — как волк на луну, но всё, что ему оставалось, — это стараться быть как можно тише, поскольку, опять же таки, людей в доме было навалом, а любопытных уёбков — ещё больше, так что мысль быть застуканным кем-то из них не особо прельщала. А потом, через минут пять или семь, они оба кончили. Фанни, у которого вообще-то сил не было вообще, ведь, как известно, раком стоять — не активом потеть, решительно встал, подошёл к окну и, нервно распахнув шторы, полностью открыл заляпанную «дверцу», тут же улыбаясь от освежающей прохлады, попавшей на нагретое лицо. А ещё он не забыл прихватить с собой пачку сигарет и зажигалку, что мирно лежали на белоснежном подоконнике. Умело ими воспользовавшись, он обдал тело необходимой порцией никотина, устало рухнул на пружинистый матрас, ещё раз затянулся и протянул ещё одну гордость deadграда любовнику. — Видишь, и ничего страшного не произошло, — на выдохе произнёс он. — Но могло бы, — резонно подметил кучерявый, выпуская изо рта неровное облачко дыма.