We Undead 2.0

— Идём. — Что? К-куда? — запинается Джорел, почти не отрывая глаз от кинутой на его колени собственной куртки. Никаких объяснений в ответ не следует, поэтому он, уставший и заёбанный за весь день, желавший лишь немного поспать, с недовольным стоном поднимается на ноги. Нехотя натягивает на себя кожанку, ещё с полминуты мается со шнурками и выходит вслед за своим сумасшедшим бойфрендом. Спонтанность — это связующая нить между двумя отдалившимися организмами. Она спасает и лечит, когда всё кажется таким обыденным и скучным, что почти выворачивает желудок. Люди, которые готовы просто взять и сорваться куда-нибудь в любой момент, — герои, потому что спонтанность — это, своего рода, кара небесная, почти что тяжёлая ноша, потому что с этой штукой трудно жить. В смысле, ты ведь не знаешь, когда в твою больную голову взбредёт очередная грандиозная идея, но, так или иначе, с желанием или без, ты готов к этому. Готов к какому бы то ни было пиздецу, как к последствию той самой идеи. А за пределами тёплой и уютной квартиры — ночной июльский холод, вынуждающий забрести в дешёвую закусочную за парой стаканчиков горячего кофе. Лос-Анджелес с этими своими пестрящими огнями небоскрёбами, с неоновыми вывесками заведений и с приятным запахом корицы — или это просто-напросто выдуманное дополнение к красивому, завораживающему пейзажу — не что иное, как божье творение. И, наверное, стоит отдать должное патлатому святоше, при сотворении этого чуда он, сука, не прогадал. По почти опустевшим улицам гуляют двое мужчин. Они улыбаются, разговаривают о всякой ерунде, придавая ей нелепой серьёзности, и сонливость одного практически отходит на второй план, потому что на первый вырывается бархатный, приглушённый звуком тёртых шин голос. Они смеются, по-доброму шутят друг над другом и потом, еле заметно, подобно каким-нибудь влюблённым школьникам, берутся за руки и скрещивают между собой тонкие татуированные пальцы, глупо кашляя и отворачиваясь в разные стороны, будто ничего такого не случилось. — А что, если я перевезу к тебе Луи, а? — с воодушевлённой улыбкой как-то спрашивает Дэнни. — Чтобы его растерзал Тайгер? — вскинув одну бровь, по-еврейски отвечает Джей, делая из бумажного стаканчика несколько маленьких глотков. — Ну почему сразу растерзал, — заступается за очаровательный комок шерсти тот, — они же пацаны, должны подружиться. — О-о, нет, Тай не из тех «пацанов», — парень выделяет это слово, сгибая и разгибая средние и указательные пальцы на двух руках, — которые дружат, смекаешь? Я рассказывал, как он однажды до истерики довёл альварезовского пса? Мурильо усмехается и вертит головой, мол, нет, не рассказывал, а потом вынимает из заднего кармана пачку сигарет. Вытягивает одну зубами, щёлкает зажигалкой и поглубже затягивается, предвкушая очередную забавную историю. — Дил тогда уезжал к родителям и попросил меня приглядеть за Бонезом, — объясняет Джорел. — А я подумал, что, ну, чего я буду постоянно мотаться туда-сюда, и привёз животное к себе, — он откашливается от попавшего в лицо сигаретного дыма и, с укоризной взглянув на идущего рядом, решается продолжить. — Поехал я, значит, с утра в студию, ну и вернулся где-то в районе десятого вечера. Захожу, а дома — пиздец: рваная бумага, разодранные подушки… — он театрально размахивает руками, придавая рассказу драматичности. — Осматриваюсь, хуяк — Тайгер по-царски расселся на барной стойке, оглядываюсь ещё раз — бедняга Бонез всей мордой в угол забивается, — затем смачивает пересохшее от эмоциональной истории горло и тепло улыбается. — Я такой, мол, Тайгер, дружище, ты хуле тут устроил, а он мне «мяу» да «мяу», ну и хуй с тобой — думается мне — подхожу к собаке, на кота пальцем тычу и говорю, типа, чё, вот этот засранец тебя обижает, а он как давать скулить и гавкать, ну я тогда и сложил пазл в своей голове. — Да это просто пёс у Альвареза разбалованный, — не унимается кошачий адвокат. — Привык, что вокруг него все хороводы водят, а Тайгер его на место поставил, и правильно сделал. — Тот, может, и разбалованный, — хмыкает Деккер, — но пользы от него явно больше. — На кой ты вообще тогда кота заводил? — с некой обидой в голосе фыркает вокалист, выпуская изо рта струю полупрозрачного дыма. — А чего не завести, если возможность есть? — пожимая плечами, отвечает Дог. — Тайгер, хоть и скотина редкостная, гадил по началу везде, нервы мне трепал, но он всё-таки мой друг, с этим ничего не поделаешь. — Вы посмотрите-ка, кого на любезности пробило, — ехидно улыбаясь, протягивает Дэн, пихая бойфренда плечом. — Пошёл ты, — беззлобно выдыхает тот, толкаясь в ответ. Хорошо им друг с другом. Всегда хорошо. Не было ещё такого дня, когда они бы сидели и думали о том, что к чёрту всё это, бежать пора. Не было дня, когда им бы хотелось разъехаться насовсем и, при лучшем раскладе, не встречаться какое-то продолжительное время — и не то чтобы мешают обязанности перед группой или перед занятием, которое они любят, нет, дело не в этом, им просто… просто хорошо друг с другом. Хорошо и всё тут, без объяснений, без выстраивания конспирологических теорий и прочего дерьма, просто по факту — хо-ро-шо. Им рядом друг с другом тепло и уютно, почти как дома у огромного камина. Дэнни для Джорела — необходимая стена, спасающая и ограждающая от внешнего мира, а Джорел для Дэнни — огромный, из плотного и толстого материала канат, по которому легко выбираться из жизненной мути. Друг для друга они — второе дыхание, седьмое чудо света, называйте как хотите, но суть только в одном — порознь они пустые, серые людишки, ничем не отличающиеся от миллиардов других. — Странно всё это, — на выдохе произносит Джей, поправляя кепку и плотный капюшон на ней. — Что странно? — Ну… гулять с тобой вот так. — Как вот так? — поморщившись и вскинув одну бровь, переспрашивает парень, щёлкая большим пальцем по фильтру вновь подкуренной сигареты. — Типа не как друзья, понимаешь? — Жизнь — непредсказуемая херня, приятель. Деккер согласно хмыкает и отводит взгляд куда-то вперёд, на огни. Ещё тогда, оставаясь в студийной «клетке» для доработки новоиспечённого продукта, он не смел и подумать, что всё обернётся именно так, что тот поцелуй и тихое, почти невзрачное «мы никогда не разойдёмся, Дэнни» приведёт их сюда. В это место. Приведёт их в этот момент, прогуливающихся вдвоём и разговаривающих о всяком. И теперь кажется, что тот вопрос, тот, сука, совершенно глупый вопрос, эхом распространившейся по маленькой комнате, не имеет ни малейшего смысла на существование…

«Что с нами будет? Что, если мы разойдёмся?»

Тогда Догу хочется смеяться, надрывисто и громко, а теперь он задумывается. Нехило так задумывается, что даже дыхание на секунду прерывается, а веки, тяжелея, невольно опускаются вниз. Догу не хочется знать, что станет с группой через те самые десять-пятнадцать лет, не хочется допускать и мысли о том, что это может закончиться, но одно гитарист знает точно — он навсегда останется Джей-Догом, ёбнутым чуваком с тоннелями и завидной улыбкой, коим он является сейчас. — Да ты можешь, блять, не курить мне в лицо, — в сотый раз отмахиваясь от надоедливого дыма, почти рычит Деккер. — Ну прости, — виновато бурчит другой, выдыхая струйку с края рта, противоположного возмущённому. — Завязывай вообще, — твёрдо говорит он. — Ты что… — Дэнни усмехается и чуть приоткрывает в изумлении рот, — ты собираешься меня отучивать от курения? Стойкость Дога этот насмешливый голос, конечно, пошатывает. — Согласен, — сдаётся он, — умолять тебя бросить курить — всё равно, что Террелда умолять бросить пить. Толку ноль. — А ты смышлёный, — хмыкает вокалист. — Ну что, домой? — после небольшой паузы спрашивает он, пихая руки в карманы куртки. — Не, нахер домой, давай ещё погуляем. — А не ты ли говорил, что устал и хочешь спать? — припоминает вокалист, злодейски корча лицо. — Как хотел, так и перехотел. — Что, моя компания лучше компании одеял и подушек? — самоуверенно вскинув бровь, заговорщически протягивает неугомонный. — Я, оказывается… воу!… И оказывается он прижатым к кирпичной стене какого-то тёмного переулка. Перед ним, сверкая похотливыми глазёнками, что неудивительно, стоит Деккер, упирающийся коленом в одно любопытное место, обладатель которого так хорошо чувствует рефлекторное давление, что ему даже на какое-то мгновение приходится прикрыть глаза, сглотнув подступающий к горлу удовлетворённый стон. Холодные руки нагло блуждают по горячему телу, он глубоко вдыхает и выдыхает, невольно дёргая уголками губ. — Ну и сучка же ты, Даниэль, — шепчет Джей. — Прям недооценённая проститутка. — Ты знаешь, что ты хуёво делаешь комплименты? — прижимая затылок к проёму между кирпичами, насмехается парень. — Я, может, и хуёво комплименты делаю, но вот трахаю я вообще отменно, — совсем скромно констатирует тот. — Да ты что? — театрально удивляется Мурильо, распахивая глаза. — Правда? — Никто не жаловался. И радости-то у Даниэля теперь поубавляется. Он недовольно цокает и, проведя рукой по волосам, отталкивает от себя наглеца, отряхивая, где достаёт, спину и задницу от побелки и прочей настенной хуерги. — Ты что, обиделся? — Нет. — Да бро-о-ось, — Джорел делает пару шагов вперёд и оплетает стройную талию двумя руками, лбом упираясь в место, где под двумя слоями одежды покоится позвоночник. — Я же просто пошутил. — Неудачно, — добавляет вокалист. — Теперь мы точно идём домой, — проговаривает другой, разворачивая мужчину к себе лицом. — Мне нужно тебе кое-что доказать. — Вот уж нет, спасибо, — с сумасшедшей улыбкой отвечает тот. — Поверю на слово. — Так, Дэнни, хорош портить мне вечер. Забудь о том, что я ляпнул, поцелуй меня и пошли, а то… замёрз я уже. Сам Мурильо, конечно, не целует — уж больно много чести, поэтому Джею приходится поспособствовать этому событию и поцеловать самому, а потом, под нескончаемые обвинения, глупый бубнёж и ругань, отправиться домой, крепко прижимая к себе долбоёба, которого безгранично любит. Долбоёбы-то вообще на то и нужны, чтоб их любить.