We Undead 2.0

Это случилось после московского концерта. Не знаю, то ли сумасшедшая российская атмосфера, то ли люди, называющие себя фанатами, отрывающиеся вместе с нами под музыку, то ли литр вылаканного пива на выступление — что-то из всего этого привело меня сюда, в полупустой гостиничный номер Санкт-Петербурга, в котором через несколько часов засранцы под кодовым названием «Hollywood Undead» должны были отыграть ещё одну часть своего тура. Но сейчас не об этом. По пизде всё пошло примерно с вечера вчерашнего дня. После саундчека и нескольких фотографий с купившими апгрейды, мы с парнями сидели в гримёрной комнате, пожирали всю предложенную нам еду, разговаривали и обменивались какой-то информацией, не несущей в себе, по сути, ничего содержательного и полезного. Короче говоря, мы просто без толку напрягали голосовые связки и друг друга. И вот, пил я себе преспокойненько пиво, с трудом, в силу тяжёлого русского акцента, общался с парнем Сергеем, который рисовал мне принт на бандану для нового альбома, отдыхал, как вдруг к нам с разбегу влетел рыжий Джейми с ошарашенными глазами и трясущимися руками, сжимающими телефон. — Ты чё? — резонно поинтересовался я, вскидывая одну бровь. Выглядел он, конечно, и в повседневной жизни так себе, но конкретно в данный момент своим видом он пугал даже меня. Я уж грешным делом подумал, что умер кто, хотел доставать поминальный коньяк да слезами очи наполнять, но этого, как выяснилось секундой позднее, хвала богам, не потребовалось. — Брайана загребли. Я поперхнулся пивом, Деккер подавился куском спизженной прямо из-под носа Альвареза колбасы, а Дэнни, который пытался нашего неудавшегося вора-гитарюгу спасти, недоверчиво косился то на меня, будто это я, блять, Кокса запер в русской тюрьме, то на Джейми, который, очевидно, сам в душе не ебал, чё происходит. Непоколебимым оставался только Джонни, который, прокашлявшись, вежливо попросил нас успокоиться, завалить на всякий случай ебальники и просто подождать, объяснив это тем, что… — Он их всех там своей камерой заебёт, так что, они ему ещё денег предложат, чтобы он побыстрее свалил. И предположения этого великовозрастного интеллектуального гуру оказались аргументом довольно-таки стоящим. Мы пыл-то свой хоть и поубавили, вроде как даже и забыли об инциденте, перестав сводить на нет все медикаментозные запасы площадки, чтобы нервишки свои окончательно остудить, но задницы у нас, конечно, всё ещё поджимались знатно. Но когда до выступления оставалось несчастных двадцать минут, мы забегали снова. — То есть, ты хочешь сказать, — предельно сдержанно начал я, контролируя своего внутреннего психопата, который уже несколько часов подряд всё наружу рвался, — что, возможно, Брайан останется там на… сколько ты говорил? — я повернулся вправо, чтобы уточнить информацию у Сергея, так как он, очевидно, был больше прошарен в вопросах местной полиции. — Пятнадцать суток, — ломано и тихо пролепетал он, поправив на голове шапку. — Точняк, — благодарно улыбнувшись, я вновь вернулся взглядом к стоящему передо мной организатору. — Есть способ его оттуда вытащить сейчас? И только я договорил фразу, приготовившись уже к самому плохому, в гримёрку ворвался бедняга-пропащий. Встал посредине комнаты, упёрся ладонями в колени и стал усердно восстанавливать дыхание. Никто в этот момент даже не моргал, пытаясь, наверное, понять, сбежал этот чёрт или его всё-таки на законных основаниях отпустили, потому что, так подумав и пораскинув мозгами, иметь дело с российскими органами правопорядка я был не намерен, мне и без этого в жизни экшена хватало. — Брайан? — первым оживился и отозвался Дилан, сооружавший себе новый бутерброд и быстро пихающий его себе в рот, чтобы наглец Деккер ненароком и тот не отобрал. — Все истории потом, — прохрипел источник сегодняшних дополнительных переживаний. — Но Кремль я бы вам советовал обходить стороной. Вопросами тогда бедолагу никто осыпать не стал, а я краем глаза заметил, как приятель Сергея, тот, что числился у нас временным переводчиком-координатором, прыснул от смеха, прикрывая ладонью рот. Этот момент я тоже решил проигнорировать, поскольку по звукам из вне становилось понятно, что народ уже запустили в зал, а, следовательно, времени на увлекательные попизделки не оставалось. Наш горе-оператор вытащил из рюкзака камеру, целенаправленно потыкал в неё и, ухватив Сергея с его верноподданными под руки, повёл их к кулисам, что-то попутно объясняя, рассказывая и активно жестикулируя. Мы же, в свою очередь, нацепили на свои отжратые ёбла маски, наш белокурый старикан нырнул под ремни двух гитар, грифы ещё двух подобных сжимая пухлыми пальцами, и все мы дружненько проследовали к выходу на сцену, где нас уже поджидал тур-менеджер, несколько организаторов, операторов и остальной сброд из стаффа, кажись, переживающий не меньше нас. Короче, дальше всё шло как обычно. Выступление, крики, подъёбы, шутки, песни, мешающийся со своей камерой чёрт и, наконец, «Cashed Out». На ней мы с Дэнни и Джонни оставили публику в ненадёжных лапах Дога и Дилана, а сами ретировались на перекур, потому что атмосфера — пиздец, энергия — через края. Скачешь по сцене и не знаешь, куда себя деть — хоть рубашку на груди рви. Благо от этого меня остановил возвращающий на землю, ободряющий и в некотором роде отрезвляющий хлопок по спине от кого-то из присутствующих вблизи. От кого именно я не знаю, но благодарностями завалить готов любого, труда не составит. Мы с Рейганом стояли у распахнутого окна и курили. Холодный воздух приятно обдавал разогретое до предела лицо — было заебись. — Ты когда-нибудь пробовал с мужиком? Тогда мне показалось, что это чудовище успело уже перепить, поэтому, подавившись сигаретным дымом, я немедленно взглянул на него. Глаза нормальные, не затуманенные, зрачки тоже в норме, следовательно, выпил он ещё недостаточно, а накуриться не успел. Я повертел головой в поисках Мурильо, который, по моим вдруг всплывшим в голове предположениям, мог бы снимать весь диалог на камеру, чтобы потом выложить в интернет и опозорить меня на все, мать их, социальные сети. Но белобрысого говнаря рядом не оказалось — беседа проходила без свидетелей. — Пардон? — аки аристократ из высшего общества подал голос я. И, полагаю, картину бы отлично дополнили золотой монокль, смокинг и бокал красного полусухого. — Ну, с мужиком спал когда-нибудь? — всё так же спокойно и умиротворённо, будто говорил о чём-то сверх-блять-естественно обыденном, глядя на заснеженные дороги и проезжающие по ним вдали автомобили. — Конечно, чувак, у нас с Диланом вообще-то двухместная кровать в номере. Выбирать не приходится, — я решил отшутиться, потому что уж больно этот серьёзный бас напротив меня напрягал, и не в хорошем смысле напрягал. — Я про секс. Мне тогда захотелось съязвить и сказать что-нибудь, навроде, «о, спасибо за уточнение, мужик, а то ведь мать-природа мозгами меня не наделила», но вместо этого, бросив докуренную сигарету в окно, я устало буркнул: — Ты, Рейган, умом тронулся. Пошли давай, у нас ещё концерт не окончен. И под предлогом столь неотложных дел я эту тему оборвал, потому что развивать её дальше смысла не было никакого, и даже если Джонни решил меня таким способом в койку затащить, сейчас бы это не прокатило — я слишком ответственно отношусь к выступлениям, не смог бы я прервать шоу ради быстрого перепихона со своим лучшим другом. В общем, мы вернулись к пацанам. Этот пережратый стероидов любознательный тип, вдруг заинтересовавшийся гомоеблей, как ни в чём не бывало, шастал по сцене, контактировал с фанатами и присутствующими рядом, а я, на автомате исполнив свою часть трека и помахав для приличия руками, отошёл к установленному слева синтезатору и сделал вид, будто занимаюсь чем-то невъебаться важным. Мне нужно было несколько полноценных минут, чтобы обмозговать только что состоявшийся диалог — если это, конечно, можно назвать диалогом. Очень неоднозначный и очень подозрительный, блять, диалог вгонял меня в какое-то гейско-философское русло, от которого откреститься у меня как-то совсем не получалось. — Алё, Син, очнись, — Дил пощёлкал передо мной пальцами, — пиздуй представлять Кингдона. В первые три секунды я хотел поинтересоваться, кто это такой, а потом вспомнил, что этот парень катается с нами в туры и просто поддерживает группу на протяжении уже очень и очень долгого времени. Благодарно потрепав Фанни по съехавшей шапке, я вышел на середину сцены и любезно сообщил в микрофон о существовании этого классного типа, приглашая его на сцену для исполнения «Riot» и небольшого перфоманса с пивом. По итогам сего мероприятия всем нам необходимо было порядком расслабиться, освежиться и просто по-человечески выпить, потому что всего того, чем мы догонялись на протяжении всего шоу, очевидно, было недостаточно, поэтому наши бушующие в агонии печёнки потребовали продолжения банкета. Девушка Даша, которую Брайан пригласил помочь со съёмкой концерта, порекомендовала отличный местный бар и любезно согласилась нас туда проводить, а заодно и показать весь свой материал, который ей удалось отснять. В общем, прошёл час, прошёл второй, у всех, как мне тогда казалось, уже прошло послевкусие от сегодняшнего выступления, так что, всем, чем мы занимались — это бухали. Хорошенько так, шот за шотом, бутылку за бутылкой, по-русски, по-хардкорному напивались всем, что бы нам не предложили. В какой-то момент с нами рядом оказались несколько мне незнакомых рож, но было плевать абсолютно, я был слишком занят Джимом Бимом. По-богатырски поднакидавшись, я обмяк на деревянном сиденье, откинул голову на твёрдую спинку и, успевая через раз посылать нахуй восторгающегося Дога, который дёргал меня за плечи, демонстрируя работы фотографа, пытался придти в себя, осознавая, что через несколько часов нас ждёт поезд в Санкт-Петербург, и тем самым облегчая работу менеджеру, которому бы пришлось тащить пятеро пьяных туш, вместо благородно предложенных мною четверых. Короче, я уж думал подремать втихую, пока остальные развлекаются, как вдруг почувствовал упавшую мне на колено чью-то руку. Прямо-таки властную лапу, ёрзавшую вверх и вниз. Я невольно напрягся, вдохнул побольше воздуха в лёгкие и, стараясь сделать это как можно более непринуждённо, поднял голову и опустил взгляд. — Джонни, ты чё? — шикнул я, толкая того плечом. — Пойдёшь курить? — по-еврейски ответил он. Ну мы, естественно, и вышли за бар покурить. Вернее, конкретно курить выходил именно я, а, как выяснилось минутами двумя позднее, Рейган шёл с немного иной целью. Взял я, значит, из пачки сигарету, затянулся, прищурился и, набравшись смелости, решил вновь попытаться установить контакт с этим инопланетным пидрилой. — Ты, может, уже объяснишь, что с тобой происходит? — Всё забыть не могу. И если тогда, покуривая в гримёрке и взглянув на его глаза, я точно увидел, что они абсолютно трезвые, то теперь, даже освещённые тусклым светом уличного фонаря они говорили об обратном. Джонни, от которого несло перегаром и, вместе с тем, каким-то сладко-приторным ароматом, глядел на меня своими бухущими очами и предовольно скалился. — Забыть что? — наконец, оттаял я, будто бы не понимая, о чём речь, хотя с самого начала, ещё с того момента на перекуре, я всё понимал более чем прекрасно. — Тебя. Выпил я не меньше Рейгана, но, наполнившись отчего-то неловкостью и смущением, я с неподдельным интересом принялся рассматривать свои подранные кроссовки, находя это занятие куда более занимательным, чем нетрезвый разговор с нетрезвым приятелем, который обязательно выльется во что-нибудь на утро стыдливое и, могу поспорить, с максимально радужным окрасом. — Чарли? — через секунд десять я заметил, как он сделал уверенный шаг в мою сторону. Я занервничал, но виду не пóдал. — Чарли? — послышался повторный хруст снега под калифорнийской тушей. — Эй, — оказавшись совсем близко, он потянул меня за подбородок, а я невольно выронил из пальцев недокуренную сигарету, о чём сожалел больше, чем о том, что произошло в следующее мгновение. А произошёл поцелуй. Осторожный какой-то, трепетный, что ли, даже, сука, почти нежный, если не учитывать обстоятельства. Сопротивляться у меня ни сил, ни желания не было, я просто сложил замёрзшие руки на пульсирующую татуированную шею и принялся целовать лучшего друга в ответ. С языком, там, с обменом полагающейся долей слюны, с причмокиваниями — типа, всё как положено. Мы простояли в безлюдном переулке за баром ещё минут пять, если не больше, затем у меня буквально заледенели губы, и поэтому нам пришлось вернуться обратно к ребятам. По прибытию, наше общее продолжительное отсутствие громко и не к месту прокомментировал порядком напившийся Дэнни, упёршийся щекой о собственных кулак и прищуренными глазами сверлящий во мне дыру. Я поспешил оправдаться и, как в старые-добрые, перевести пидорство на другого — этим другим стал сам комментатор и двое его приближённых. Так что, следующие минут сорок мы усердно, не сдерживая себя в высказываниях, спорили о том, кто из нас больший глиномес и по каким именно причинам. Под утро, когда аргументы кончились, а новые знакомые стали расходиться, наш тур-менеджер сообщил, что пора отправляться на вокзал и выезжать в Санкт-Петербург. Перспектива подремать хотя бы несколько часов в поезде меня, безусловно, радовала, поэтому из бара я выскочил первым и, уже даже забыв об происшествии с Джорджем, подгонял народ к отъезду. К слову, поспать мне так, блять, и не удалось. Не помогал ни аспирин, учтиво врученный световиком, ни три литра минеральной воды, предложенных Брайаном. С Рейганом мы всю дорогу не разговаривали, что, конечно же, было вполне объяснимо — мужик начинал трезветь, а, следовательно, к нему начинала возвращаться память. Он даже в какой-то момент отсел от меня к Джею и завёл с ним какой-то диалог про женщин и водку. Но его мне быстро заменил Дэнни, который вдруг ни с того, ни с сего решил обсудить со мной какие-то вопросы насчёт грядущего выступления. Я ему, признаться честно, только поддакивал и соглашался со всем, что бы он там ни сказал, потому что думать тогда о чём-то серьёзном мне не хотелось вообще. Расположившись в гостиничном номере и практически сразу отказавшись от предложения Фанни с опохмелительными процедурами, я завалился на кровать и, сложив на животе скреплённые между собой руки, стал пыриться в потолок. — Это же всё из-за напряжения, да? — тогда я начал разговаривать сам с собой и подумал, что по возвращению из тура мне следовало бы обратиться к врачу. — Типа, из-за сексуального, — пытаясь оправдать и себя, и Рейгана перед хуй пойми кем, я дёргал пальцами и прищуривался, заставляя мозг работать сильнее, генерировать мне идеи и толковые мысли. — Тем более мы были пьяные! — это я произнёс непозволительно громко, но внимания даже не обратил. — А все пьяные — любвеобильные. Я бы и с Диланом поцеловался, если бы тот полез… или нет? Короче, опуская все подробности, скажу, что через семь минут ко мне заявится виновный в моём сумасшествии, поулыбается, поизвиняется, на коленях, разве что, не поползает, а потом толкнёт меня к стене и начнёт целовать с тем же энтузиазмом, каким горел несколько часов назад в Москве. Мы с ним, конечно, потрахаемся, снимем стресс и напряжение, а потом друг друга заверим, что всё это лишь в медицинских целях, чтобы крыша не поехала. Ещё какое-то время проведём под тёплым одеялом, обматерим напоследок и себя, и происходящее, а затем отправимся вниз, на те самые опохмелительные процедуры, от коих оба сначала отказались. Что ж, как в старые-добрые, да?