Январское лето

Red – Hymn For The Missing. Здравствуй. Знаешь, сегодня я, правда, хотел наведаться домой в «Нору». Закрыл магазин, уже поднялся в квартиру, чтобы нацепить ненавистный галстук и найти пиджак, по-моему, он у меня был, или у тебя? Но в последний момент что-то пошло не так, и я передумал. Трус. Мама уже даже не просит в ответном письме написать причину, почему я отказываюсь появляться на воскресном ужине. Понимает, наверное, что без толку – все равно не отвечу. Я практически не выхожу из магазина, за что частенько получаю нагоняй от Верити. Она говорит, что я стал похож на затворника. Кстати, не знаешь, кто это? Верити не объясняет, а когда спрашиваю, натянуто улыбается, убирает с глаз белокурую челку и бросает: «Я, пожалуй, пойду работать, мистер Уизли!». Кажется, избегает меня, разговоров со мной…я бы именно так и делал. А она ушла. Самое мерзкое: я даже не попытался отыскать ее. Нет изредка, когда я все-таки выхожу на улицу, то оглядываю толпу - ищу глазами ту, что просто растворилась в небытии. Последний раз я слышал о ней, когда Джинни навещая меня, случайно брякнула о поездке в Австралию, чтобы вернуть память родителям. Надеюсь, у нее получилось, возможно, она сейчас даже не в Англии. Живет на самом краю света в домике у океана и не вспоминает ни о чем. Возможно, ей удалось возродиться из пепла? Мне нет. Я бы тоже давно забросил этот вечно накрытый тучами городишко и уехал в крохотную деревеньку где-нибудь у моря, но разве я могу просто бросить нашу мечту? В нее вложено слишком много сил, а еще - это будет неуважительно по отношению к тебе. Ты наверняка сейчас надо мной смеешься, я прав? Я бы тоже над собой смеялся, если бы не было так больно. Наверняка смотришь на меня и говоришь: «Д-а-а, братец, ты и правда, самый настоящий слизняк!». И трус. Я не хожу на кладбище. Оттягиваю неизбежное. Пока не увижу твою колдографию на мраморной плите, могу внушить себе, что в воспоминаниях мы все-ещё вдвоем. Кажется, только это и помогает мне все еще дышать. Да-да, именно - скрываюсь за фантазиями и не хочу признавать реальность…не могу. Смейся, сколько влезет. Тому, кто ушел всегда проще… Я пытался, правда, пытался, ты же меня знаешь? Несколько месяцев занимался черт знает чем, а потом снова и снова пытался научиться жить с мыслью, что вас больше нет, старался изо всех сил начать жить заново. Старался целую неделю. А потом заново разбивался вдребезги, напивался до чертиков и лежал на кровати в твоем свитере, надеясь, что утром, наконец, не открою глаза и не увижу больше надоедливый слепящий свет, льющийся из огромного окна. Тогда был ровно год с того дня, как ты бросил меня одного… Но судьба решила, что недостаточно меня намучила. Утром я проснулся от того самого до неприличия осточертевшего, мутного дневного света с больной головой и единственной трезвой мыслью, зудящей в сознании – никому не показывать, что со мной творится, никому не рассказывать о том, что происходит на душе. Нет, семья, конечно, выслушает, возможно, даже в чем-то поймет, но прочувствовать в полной мере свою боль можно лишь самому, нечего делить ее на всех вокруг. Но к тебе это не относится. С тобой я хочу, как и прежде делить каждую минуту. Можно? Сейчас я живу в окружении какой-то неопределенности. Я не уверен ни в чем: в завтрашнем дне, в своем моральном здоровье, в правильности собственных действий, даже в магазине сейчас и то не уверен. Но, одно я знаю точно, что если вдруг однажды я перестану быть «затворником», решу пройтись по Косому переулку, на котором сейчас гуляет ледяной ноябрьский ветер и встречу ее, я больше ни за что не позволю уйти из моей жизни. Однажды. Очередная неопределенность. Может быть, оно наступит прямо сейчас?

***

Гермиона, обхватив себя руками, уже несколько минут смотрела на яркую вывеску, боясь, пошевелится. Огромная фигура рыжеволосого парня приветливо снимала шляпу, приглашая войти в магазин, который, несмотря на то, что уже давно был закрыт на ночь, все равно утопал в десятках неоновых огней. Руки окоченели, и девушка быстро потерла ладони друг об друга, обдувая их теплым воздухом изо рта. Именно сейчас отчетливо начерталась линия между прошлым и настоящим, линия, которая должна была на себе отправить состав, напичканный доверху страхами и сомнениями обратно, туда, где все начиналось, туда, где они были не такие глобальные, а по-детски наивные и решаемые. Именно сейчас почему-то расхотелось куда-то убегать, прятать голову обратно в песок. В эту секунду жадно захотелось открыть новую страницу жизни и расставить все заморочки по полочкам, рассадить рядом с «призраками прошлого» и оставить там навеки пылится. Пора. Гермиона медленно выдохнула теплое облачко пара и протянула руку к звонку, висящему на веревочке около двери. Пару секунд просто стояла, глядя на собственные окоченевшие пальцы, решаясь. А затем все случилось само собой. Огромная расписная дверь магазина резко распахнулась, заставив девушку отскочить, и на пороге показался молодой парень. Гермиона не сразу поняла, что перед ней застыл ошарашенный Джордж Уизли – слишком отросли потускневшие, некогда огненные волосы, слишком потерянным казался взгляд ясно-голубых глаз, слишком много всего отпечаталось на изможденном заросшем щетиной лице. Слишком много всего, чтобы просто принять тот факт, что перед ней действительно стоит тот самый Джордж. Сейчас это лишь тень того, кого она любила, когда они были детьми. «Отныне умершая оболочка на по-прежнему живом человеке». В горле образовался тугой ком, а все слова, которые Гермиона так старательно репетировала, стоя у входа в магазин на морозе, вмиг выветрились, налетевшим промозглым ветром. Джордж, по-видимому, ощущал нечто подобное, потому что его широко распахнутые глаза изучали бледное лицо девушки, будто он не верил, считал все это минутным помутнением рассудка, будто видел лишь образ нарисованный сознанием, а не живого человека из далекого прошлого: - Джордж… Он заметно вздрогнул, и Гермиона в какой-то миг пожалела о своем поспешном решении, пожалела, что вообще посмела открыть рот: - Меня…мама твоя попросила зайти. Парень поморщился, будто она сказала, что-то болезненное: - Она переживает. - Ты пришла, потому что моя мама сказала? Гермиона почувствовала, как внутри все похолодело от его хриплого низкого голоса, в котором так отчетливо слышалось разочарование: - Нет, конечно, нет! «Опять ложь! Ни за что бы, ни пришла, если бы не пинок от миссис Уизли, определенно не сегодня». Хотя Молли Уизли послужила лишь катализатором того, что неизбежно бы произошло: - Джордж, как ты? Парень натянуто улыбнулся, и Гермиона внутренне содрогнулась от яда, сквозившего в этой ухмылке: - Спрашиваешь меня спустя полтора года? - Я… - Почему ты ушла, Грейнджер? Глаза защипало, и Гермиона отвернулась, пытаясь спрятать те чувства, что так отчетливо отражались на раскрасневшемся лице. Внезапно Джордж протянул руку и осторожно коснулся холодной щеки девушки, провел по ней пальцем, утирая выступившую влагу: - Ты представить не можешь, как была нужна мне…, - его сотрясает легкая дрожь, и от осознания этого в душе начинают скоблиться озлобленные дикие кошки, разрывая нежную субстанцию когтями, острыми как сабли. От легкого невесомого прикосновения по щеке разливаются тончайшие ручейки тепла, от которых лед под кожей начинает медленно, но ощутимо таять. Невыносимо хочется полностью погрузиться в это спасительное тепло, позволить телу, наконец, целиком отогреться от долгого оцепенения. Гермиона не сдерживается. Делает уверенный шаг навстречу и прижимается носом к широкой груди, вдыхает позабытый во времени теплый запах, смешанный сейчас с запахом кожаной куртки и должно быть алкоголя. «Только не отталкивай, пожалуйста, не сейчас, дай мне минуту, не надо никаких слов!» Он молчит, будто соглашаясь с ее мыслями. Застывает и, закусив губу, закрывает глаза, позволяя нарушить личное пространство. Грейнджер сжимает в кулаках черный свитер и прячет глаза под отросшей челкой. Мир сжимается до одной улицы, а свет фонарей, кажется, освещает лишь две одинокие фигуры, оставляя темноту где-то позади за спинами. Мнимое тепло волнами разливается под окоченевшей кожей. Внушение не более – Джордж сейчас холоден как айсберг. По-прежнему не открывая глаз, парень выдыхает и, наконец, шевелится, зарываясь рукой в волосы девушки. От его прикосновения по шее бегут мурашки, и Гермиона всхлипывает, теряя контроль над собственными эмоциями. Все чувства, так надежно спрятанные в самых отдаленных закоулках сознания, разом высвобождаются из заточения, накрывают, вызывая невыносимую боль, заставляя думать о том, о чем она старалась не вспоминать целых полтора года: сожаление, вина и сокрушительная всепоглощающая любовь – адская разрушительная смесь. Джордж не двигается, старается дышать как можно тише, будто боится спугнуть миг их обоюдной слабости, а потом внезапно отстраняется и, нахмурившись, глядит на собственные пальцы, запутавшиеся в остриженных локонах: - Да, я немного сменила имидж, - Гермиона внутренне сжимается, понимая, насколько не к месту сейчас будет разговор о прическе. Она отступает на шаг и, заправив локон за ухо, прячет руки в карманах пальто: - Сейчас уже поздно, можно я зайду, завтра после работы? – голос хрипит толи от ледяного ветра, толи от волнения. – Если ты не возражаешь, конечно… Джордж отстраненно кивает, опустив взгляд в пол. Грейнджер натянуто улыбается и хочет развернуться, чтобы, наконец, уйти, но парень неожиданно с силой стискивает ладонь девушки: - Не уходи…пожалуйста, - волшебница чувствует как в груди что-то до боли сжимается, под его грустными голубыми глазами. «Я больше ни за что не позволю уйти из моей жизни». Он ломается – это видно слишком отчетливо. Еще секунду назад ядовитый обиженный взгляд сменяется испуганным, потерянным. Гермиона удивленно смотрит на их сцепленные пальцы и, закусив губу, судорожно качает головой: - Я зайду завтра, обещаю. Джордж тут же разжимает, уже побелевшие от напряжения пальцы, и на его лице вновь проступает ядовитая ухмылка: - «Не обещай то, что не в силах исполнить». Он еще секунду смотрит в глаза девушке, а затем в звенящей тишине улицы раздается громкий хлопок, и парень исчезает в воздухе. Гермиона какое-то время просто стоит, остекленевшими глазами глядя, на только что погасшую вывеску. «- Не заморачивайся, готовься к экзаменам – это сейчас для тебя основная забота. Гриффиндорка шагнула вперед и заглянула в излишне серьезные глаза парня: - Джордж Уизли говорит мне, готовится к экзаменам? Это что-то новенькое, мне уже стоит впадать в панику? Рыжий усмехнулся и его задумчивое лицо, наконец, прояснилось: - Вы же не задумали ничего в стиле близнецов Уизли? Парень фыркнул и к облегчению волшебницы посмотрел в ее глаза: - «Стиль близнецов Уизли»? - Гермиона выжидающе скрестила руки на груди. - Нет Грейнджер, в ближайший месяц тебе не грозят потрясения от наших проделок в школе. - Не обещай то, что не в силах исполнить, Джорджи! – послышался игривый голос Фреда, и тут же с лестницы показалась лохматая рыжая макушка». В теплом свете фонарей виднеются крошечные пляшущие снежинки – город наконец-то дождался первого снега.