Выбор

      Взгляд Бокуто скользит по потолку, а в голове одна мысль сменяется другой. Люди Куроо. Похоже, они настоящая команда, думает Котаро, наблюдая за волнующимся за капитана Львом, за отношением Тетсуро к Кенме и к тому парню — Куроо волновался, хотя незадолго до этого очень злился на него. Несомненно, он настоящий лидер. Эта мысль заставляет Бокуто нахмуриться и вернуться на какое-то время назад, когда весь этот кошмар только-только начался.       Котаро не пытался узнать, почему это произошло, кто в этом виноват, он просто выживал, присоединившись к одной небольшой группе выживших. Однако эти дни из его жизни вполне можно назвать ужасными: каждый раз, попав в окружение, главарь просто оставлял одного из группы на съедение монстрам и уводил остальных, каждый раз всё горячее убеждая оставшихся, что он не кинет больше ни одного. И из-за страха приходилось верить. Абсолютно все пытались тогда стать близким другом того парня, надеясь, что друга-то уж точно он не бросит. Все, кроме Бокуто. Он никогда не попадал в число жертв: научившись достаточно хорошо стрелять, Котаро стал довольно ценным членом группы. Но от этого легче не становилось — предательство чувствовалось отовсюду, от каждого человека веяло опасностью. Бокуто ощущал себя волком-одиночкой в стае, чужим среди, казалось бы, своих. Ни один из группы больше не внушал доверия уже спустя два дня пребывания. Неудивительно, ведь каждый был готов убить «товарища» — меньше конкурентов на роль друга главаря и больше припасов будет оставаться, чем не плюс? Иногда Котаро удивлялся — неужели они не думают, что этот эгоист и верного напарника бросит? Он не тот, кому можно довериться. Спустя неделю под покровом ночи Бокуто ушёл из временного убежища.       Во второй встретившейся Котаро группе тоже были одни эгоисты. Да, они держались вместе, но не видели ценности в товарище, считая такового лишним грузом на плечах. Это была группа, в которой каждый сам за себя. Просто они держались вместе, так легче выжить, чем совсем одному, но друг другу, в случае опасности, не помогали. Оттуда Бокуто ушёл, не пробыв с ними и трёх дней, и, разумеется, никому не было дела до его ухода. Они были просто набором людей, а Бокуто была нужна команда.       Однако ходить по переполненным тварями улицам одному было одиноко, страшно, и Бокуто, пересилив свою неприязнь, вернулся к убежищу первой группы. Этот день в корне изменил его последующую жизнь: на месте он обнаружил лишь один-единственный труп — труп того главного. Всё-таки, кинул всех, за что и расплатился, подумал тогда Котаро. А войдя внутрь, он нашёл Акааши, который, с равнодушным лицом направив на него дуло автомата, заставил выйти на улицу, где на них двоих напала стая мертвецов, от которых им пришлось отстреливаться вместе. Кейджи, судя по всему, был не один, а со своей, наверное, группой, но путь к ним ему отрезали монстры, и в итоге он остался с Бокуто, став его лучшим другом, товарищем и верным напарником одновременно, и вообще, первым по важности человеком в жизни Котаро, который был всему благодарен за встречу с Акааши. Единственный раз, когда Бокуто был благодарен тварям — не появись они тогда, Акааши бы пристрелил его и ушёл восвояси.       Первое время Кейджи искал свою группу, обходя многие места, где они могли бы быть, и Бокуто всюду таскался за ним. В итоге они сблизились настолько, что, бросив почти все попытки, Акааши перестал так рваться к своим. Правда, он не забывает о них и по сей день — пообещал себе.       Бокуто выныривает из воспоминаний и глубоко вздыхает. В любом случае, самое главное — он сейчас далеко не один, и в одиночестве уж точно не останется. Спать уже не хочется, поэтому Котаро, взъерошив волосы, медленно поднимается и тихо выходит из комнаты.

***

      Ханамаки точно уверен в одном — жизнь капитана висела на тонком волоске, и он бы вряд ли протянул хотя бы до следующего утра. Сугавара сместил пулю туда, где достать её сложнее: аккуратно вынуть, не задев ни один сосуд — безумно сложно. Сейчас, когда в мире творится хрен знает что, заражение идёт в несколько раз быстрее, убивая человека за считанные часы. У капитана, как сообщил Иваизуми, была сильная температура, что могло его легко и просто убить. Сейчас сбить её почти невозможно, особенно слабыми таблетками. От субфебрильной до сильнейшей лихорадки за очень короткое время. Делать переливание тоже опасно, но без него — никак. Вся эта ситуация приводила в тупики с высокими стенами, через которые невозможно перелезть. Иваизуми всю операцию кое-как держался на ногах, ни слова не говоря просто смотрел, что делают его сокомандники и иногда не сильно пихал Куними в плечо, чтобы тот не уснул.       Около двери в медкабинет стоят Яхаба и Ватари, готовые в любую секунду выстрелить, Ханамаки и Матсукава же сидят в кабинете, следя за состоянием капитана и за теми, кого кое-как отправили немного поспать. Если те парни из другой команды опять сюда заявятся, смогут разобраться и сами, пусть остальные, кому нужен отдых, получат его. Пока есть хоть маленькая возможность для этого.       Команда Карасуно сидят в одном кабинете — все молчат, слушая отдалённый шум за пределами здания. Эти грёбаные спасатели притащили сюда ещё больше тварей, которые бьют по шумящему забору — шум привлекает ещё больше, пока, наверное, не созовут сюда всё бывшее население Токио, если не всей Японии. Даичи уверен: рано или поздно с таким напором они сломают забор и прорвутся на территорию своим стадом, с которым даже сейчас они не смогут справиться. И Савамуре вообще не нравится идея оставлять тех военных одних. Может быть, они и действительно пришли за своими людьми, но это не значит, что они не могут напасть на него, Даичи, и его людей.       В соседнем кабинете Хитока резко мотает головой, зажмурившись во сне и тихо стонет, сжав руки в кулаки, что не укрывается от взгляда Ямагучи, сидящего рядом на стуле. Тадаши заинтересованно хмыкает, наклоняется ближе к ней, рассматривая эмоции на лице. Может быть, её стоит разбудить?..       Тсукишима, стоявший до этого у окна, оборачивается и подходит на пару шагов ближе, хмурясь:       — Ямагучи.       Тадаши вздрагивает и выпрямляется:       — Ей, может, сон плохой снится, — пожимает плечами он.       — Неужели беспокоишься? — Кей усмехается, а в его голосе неприкрытая издёвка. Со вздохом он вновь возвращается к окну и вглядывается в ясное небо. — Раньше времени привязываться не стоит, проблемно будет, — как-то отстранённо, как будто самому себе.       Ямагучи вздыхает и откидывается на спинку стула, зажмурившись и взъерошив волосы. Возможно, Тсукишима прав, но — Тадаши ещё раз смотрит на Хитоку, протянув руку и смахнув с её щеки несколько светлых прядок — он не видит в ней врага.

***

      Куроо осторожно пробирается по очередному дому, крепко держа автомат в руке и готовясь в любую секунду выпустить пулю в голову очередного хрипящего мертвеца. Вокруг подозрительно тихо, он не заметил, как отделился от своей команды, и куда они делись вообще. Он помнит, что шёл с ними до этого коридора. Прислушивается — в ответ ему пронзительная тишина, словно его люди просто взяли и исчезли, растворившись в воздухе. Но... они же шли точно за ним.       Эмоций никаких нет — странно. Нет ни страха, ни интереса, будто бы все его чувства вырвали с корнем. Шаги осторожные, скорее уже по привычке, чем действительно мера предосторожности. Ему кажется, что в мире остался только он. Один выживший, который уже на пределе и долго не протянет. Сейчас даже самому отъявленному одиночке нужен кто-то рядом — одному в этом мире не выжить. Или сожрут, или совсем сойдёшь с ума, или самоубийство. Пожалуй, последнее сейчас было самым разумным действием, как роскошный подарок — пуля в голову, и тебе больше ничего не страшно. Не нужно бороться, не нужно кого-то терять и не нужно вообще беспокоиться, что же дальше. И будет всё равно, растерзают твоё бездыханное тело твари, с чмоканьем заглатывая оторванные куски плоти, или же нет.       Он проходит один из коридоров, останавливаясь перед тяжёлой деревянной дверью. За ней — тихие шаркающие шаги, это сразу доносится до ушей капитана, оживляя нервную систему. В одной руке он держит своё оружие, вторую кладёт на ручку, аккуратно потянув её вниз: дверь легко поддаётся, в узкую щель сразу бьёт луч солнца, падая на грязный пол. Куроо открывает её шире, сразу щурясь от яркого солнца, но пытается разглядеть, что здесь, сделав небольшой шаг вперёд — дверь за ним остаётся открыта.       Звучит тихая знакомая мелодия, кажется, до апокалипсиса они любили слушать её с Кенмой.       Глаза привыкают к свету, Куроо обводит площадку, и замирает — немного сбоку, словно на сцене, расположились твари в костюмах — розовых платьях. Они плавно двигаются в такт музыке, делая чёткие движения, но не перестают рычать. Пустыми впавшими глазами они смотрят на Куроо, изо рта свисает тёмная кровь, почти чёрная, мёртвые губы двигаются, обнажая ряды гниющих зубов. Они не пытаются пойти и схватить свою добычу, они продолжают медленно танцевать незамысловатый танец, полы платьев трепыхаются из-за движения и слабого ветерка. Они раз за разом повторяют движения, так чётко, словно долго и упорно учили их, сейчас показывая своё мастерство.       Куроо не шевелится, но автомат по-прежнему сжат в ладони. Он в упор смотрит в морды тварей, в груди появляется волнение, пускающее свои корни во всё тело, оплетая его, как лоза. Это волнение, как яд, медленно начинает проникать в кровь, и Куроо начинает дышать быстрее, задыхаясь страхом. Он не может отвести свой взгляд. Он не может шевельнуться.       Из-за всей толпы тварей выходит ещё одна — лениво переставляет свои конечности, шаркая по асфальту, и издаёт громкие гортанные хрипы. Светлые волосы растрёпанны и запачканы в крови, на руке виден здоровенный укус, который уже — если Тетсуро правильно понимает — начал гноиться. Тварь высокая, выше той толпы, и, наверное, самого Куроо. Капитан тяжело сглатывает, поражённый, скользит пристальным взглядом по твари — чёрная военная униформа, на плече эмблема с...       Куроо прошибает, словно током, он широко открывает глаза, со свистом втягивая воздух. Часто дышит, отступая на шаг назад, шепчет едва слышное «нет...нет...», сердце сразу заходится сумасшедшим ритмом, грудную клетку сжимает с такой силой, что ему кажется, будто бы она сейчас к чертям сломается, и острые обломки рёбер вопьются в лёгкие, протыкая их насквозь. Тварь медленно поворачивается к нему лицом, поднимая голову — мёртвые зелёные глаза смотрят в упор, от нижней губы до подбородка тянется засыхающая нить крови.       — Нет... — ещё раз слетает с губ Куроо. В ушах звенит, так громко, что он не слышит ни музыки, ни рычания, ни собственного голоса. Голова кружится, он держит автомат, но не может выстрелить. Он смотрит на продолжающих танец тварей, и на... на Льва?       Тетсуро слабо качает головой, медленно опуская автомат — дуло касается асфальта. Он не может. Почему-то не может нажать на курок, закончив всё прямо тут и сейчас. Его что-то сдерживает сзади, обхватив цепями и сильно затянув, чтобы не было возможности пошевелить руками или в ужасе убежать.       Куроо смотрит вперёд, пропуская то, как ещё одна тварь, имеющая отросшие тёмные корни и светлые крашеные волосы на концах, с жаждой впивается ему в руку, с лёгкостью прокусывая плоть, отрывая небольшой кусок и с чавканьем начиная жевать.       Куроо резко открывает глаза, тяжело дыша. Он смотрит перед собой — та же комната, в которую он и Лев вчера ушли. Быстро смотрит на свою руку — укусов нет — и с облегчением выдыхает. Сердце всё ещё бешено бьётся, но уже, кажется, начинает успокаиваться, возвращаясь к своему привычному ритму. Тетсуро ещё раз медленно выдыхает, прикрывая глаза, пытаясь расслабиться, и зарывается холодными ладонями в свои волосы, чувствуя приятную прохладу кожей головы. Неужели ему опять приснился кошмар? Сколько же времени и сил ему стоило, чтобы избавить от них, и что, теперь... они снова будут его преследовать, не давая ни одной возможности спокойно отдохнуть? Куроо знает, что они, как и раньше, вызваны адской усталостью, недосыпанием и постоянным стрессом. Ещё и эти розовые платья... Похоже, из-за магазина одежды. Это уже слишком. Может быть, стоит потом заскочить в аптеку, поискать, может, что-нибудь из успокоительного? Иначе, он знает точно, что свихнётся быстрее, чем Лев научится с первого раза лезвием ножа пробивать голову мертвецам.       Тетсуро не знает, который час, но по ощущениям и биологическим часам, уже утро. Ещё минута, другая, и Куроо принимает решение встать.       Капитан чувствует тяжесть, не дающую ему нормально подняться, недовольно поворачивает голову и изумлённо раскрывает сонные глаза, смотря на то, как чёртов Хайба спит на его заднице, как на подушке.       Лев спокойно дышит, даже не думая о том, чтобы проснуться: щека, как и левая рука, лежит на пятой точке капитана. Какого чёрта вообще? Куроо фокусирует свой взгляд, замечая в правой руке напарника недопитую бутылку — Тетсуро щурится — кажется, это коньяк. Голова немного болит, но, судя по всему, выпил он куда меньше Льва. Как он, Куроо, вообще уснул? Нет, не так. Когда они успели раздеться? Тетсуро отворачивается, проводя ладонью по волосам. Ладно, судя по всему, ничего непоправимого не произошло. Куроо поворачивает голову в другую сторону — их футболки валяются на полу. Он тихо ругается, пытаясь спихнуть с себя Льва, а затем, поняв, что так ничего не получится, он резко переворачивается на бок — Лев мгновенно открывает глаза, вскочив на ноги, наверное, подумал, что твари рядом. За это винить его бесполезно, это уже стало нормальной реакцией.       — Лев.       Хайба с секунду пялится в никуда, после чего смотрит на сложившего на груди руки капитана:       — О, доброе утро, Куроо-сан.       — Лев. Можно я спрошу тебя...

***

      По коридору Бокуто идёт как можно тише — многие здесь ещё спят, и нужно дать им выспаться как следует: сил на постоянный то бег, то едва слышный шаг и нервное напряжение требуется очень много. Когда же это всё закончится, думает иногда Бокуто, но тут же иронично усмехается себе — нечто такого масштаба настолько быстро не пройдёт. Может быть, это затянется на годы. Может быть, даже на века... Его мысль прерывается негромким грохотом из комнаты слева — Котаро вздрагивает, останавливается и прислушивается. Снова голос Куроо, теперь одного из его подчинённых... Бокуто потирает руки — разговоры этих голосов всегда безгранично интересны.       Однако последующие несколько секунд стоит мёртвая тишина, будто Куроо готовится задать вопрос, о котором совсем недавно сказал. Наверно, он спросит, как спалось. Или что-нибудь про время или температуру. О чём ещё можно спрашивать с самого утра?       — Какого хрена ты делал на моей заднице?! — Внезапно раздаётся из комнаты, заставляя Бокуто отскочить от двери и прижаться спиной к противоположной стене, воровато оглядывая, нет ли здесь ещё кого-нибудь. Похоже, разговор назревает весьма и весьма пикантный.       — Я просто поближе лёг, — Лев отвечает так, будто не произошло совсем ничего. Котаро вздыхает — на этот раз ничего интересного или компрометирующего. Зря он так всполошился.       — Поближе — не значит прямо на меня! — По звуку, Куроо сделал шаг, но в какую сторону — неизвестно. — Ты хоть думал вообще чем?       — Я же лёг поближе, — повторяет Хайба. — А как так получилось — без понятия. Но, Куроо-сан... Вы этой ночью очень шумным были.       Бокуто чувствует, что слышит то, чего совсем не должен. Это же личный разговор? Но ведь ему просто интересно, что же всё-таки происходит между этими двумя. В конце концов, Котаро просто проверяет свою теорию. Но чёрт, только что полученная информация слишком неожиданная, Бокуто просто обязан с кем-нибудь ею поделиться.       — Бокуто-сан, — как раз вовремя в коридоре появляется Акааши.       — Акааши! — Котаро кидается к нему, обдумывая, как бы преподнести информацию помягче, но Кейджи останавливает его:       — Бокуто-сан, снова за ними следишь? Не надоело?       — Но, Акааши, они только что...       — Идём на кухню, раз уж встали, — отрезает Кейджи, и Бокуто не остаётся ничего, кроме как пойти за ним. Однако за эти несколько минут он услышал довольно много, и это уже достижение. Но идея простоять под дверью их комнаты одну ночь, сполна утолив своё любопытство, приходит очень неожиданно.       Спустя мгновение из комнаты снова доносится тихий голос Льва:       — Вам кошмар приснился, Куроо-сан?       Куроо недолго обдумывает ответ — заставлять волноваться Льва и других членов команды лучше не надо, поэтому он просто усмехается и хлопает Хайбу по плечу, ненадолго задерживая на нём руку, и после открывает дверь, выглядывая в коридор:       — Нормально всё. Может, замёрз просто. — Оглядывает напарника с ног до головы, — И, Лев, оденься.       Какие-то секунды Хайба смотрит в спину капитана, а после, пожав плечами, согласно кивает и, наклонившись, подбирает первую попавшуюся тёмную футболку, в спешке натягивая её на себя, задней мыслью понимая, что почему-то она стала ему немного маловата, а затем движется следом: если Куроо говорит, что всё хорошо, значит, так и есть — ему он верит.

***

      Даичи бросает нетерпеливые взгляды на дверной проём и медленно моргает. Асахи ушёл куда-то, сказав, что у него есть предложение, о котором Нишиноя и Танака явно знают, однако упорно молчат. Неужели это настолько тайна? Ю сидит на парте, свесив ноги, и вертит в руках один из своих пистолетов — хотя бы что-то должно быть с собой. Танака — на парте по соседству, с перерывами оглядывает весь кабинет, заодно и своих товарищей. Ничего необычного в их поведении нет, так что же это за предложение?       — Д-даичи, — раздаётся сбоку тихий голос, и вся команда оборачивается: около входа в класс топчется Асахи, поглядывая на что-то внизу.       — О, Асахи-сан, — Нишиноя как обычно резко соскакивает с парты и кивком зовёт Азумане зайти уже, ну в самом-то деле, что он как не свой?       Карасуно привстают со своих мест, и по мере вхождения Асахи в кабинет на их лицах медленно, но верно застывает непонимание и удивление, граничащее с лёгким шоком. В руках у вошедшего горшок с предположительно цветком. Предположительно в прошлом. Даичи вообще не знает, как назвать это нечто в его руках — мозги от удивления отказываются работать. Цветок-мутант? Цветок-тварь? Кажется, только Нишиноя и Танака реагируют совершенно спокойно, более того, даже, кажется, рады появлению этого.       — Асахи, — более-менее справившись с шоком, Савамура укоризненно смотрит на Асахи, который сейчас, наверно, мечтает исчезнуть отсюда. — Это. Что? — Даичи кивком головы указывает на вроде бы цветок, а вроде бы непонятно на что.       — Растения тоже мутируют? Или это нечто действительно водится в природе? — Сугавара, в отличие от него, уверенно подходит к Азумане, с любопытством разглядывая мутанта в горшке. Неужели он находит это интересным?       — Оставим его, Даичи-сан? Вместо собачки? — Ю выжидающе смотрит на капитана, в то время как Энношита и Нарита позади него пятятся ближе к окнам — затея добром не кончится, это же очевидно. Вдруг это «растение» способно сожрать их в любую минуту, даже если спастись удастся, будут потери, а их, даже минимальных, допустить нельзя. И вообще, мало им ходячих трупов, так теперь ещё и жрущий цветок. Домашний питомец из этого, определенно, получится не очень: не легче ли тогда поймать одного мертвеца?       Савамура, источая тёмную ауру, озвучивает их мысли, на что Танака спешит ответить, выглядывая из-за шкафа:       — Оно живых не жрёт, только трупы из банок. Для биологии которые. Вроде.       — Да, в кабинете биологии перед шкафом с ним была куча осколков, ещё формалином пахло, наверное, именно их это нечто и ест, — предполагает Асахи, всё ещё со страхом глядя на Савамуру.       — Да ладно тебе, Даичи, — Коуши с улыбкой выгибает бровь и пожимает плечами. — Может, этот... цветок... — заминается он, — сможет помочь нам с этими тварями. Хоть совсем немного.       Даичи глубоко вздыхает и массирует виски средним и указательным пальцами, хмуро глядя на покрытие парты. Помочь. Ага. Как же.       — Ладно. Но присматривать за ним будешь ты, Асахи, — твёрдо говорит он, после чего Асахи, Танака и Нишиноя уходят из кабинета деть куда-нибудь растение, а остальные члены команды, кроме самого капитана и Сугавары, сбегают в коридор под предлогом проверки — вокруг Савамуры всё ещё чувствуется что-то тёмное.       — Новостей никаких не было? — Дождавшись, когда кабинет опустеет, спрашивает Даичи, подходя к товарищу. Коуши останавливается у окна, рассматривая чистое небо и освещённую улицу. На его лице заметна некая печаль, может быть, даже тоска:       — Кагеяма и Хината всё ещё не пришли, — тихо выдыхает он, снова оглядывая улицу будто в надежде заметить знакомую рыжую макушку. Но впереди пусто, даже чёртовы твари, и те в основном выползут только к полуночи, когда их глазам не будет мешать ослепительный солнечный свет.       — Если они не дошли до нас за столько времени, вполне вероятно, что уже мертвы, — как бы тяжело ни было говорить такое о собственных людях, сказать это нужно — тогда и самому Коуши будет проще: не будут давить мысли и переживания о том, где сейчас находятся парни и что с ними. Однако внутри всё равно будет слабо гореть огонёк надежды.

***

      Кагеяма отжимается ещё раз и оглядывает Хинату напротив: он сидит на холодном голом полу под окном на коленях; одна его рука медленно ерошит волосы, другая покоится на лбу; глаза прикрыты. Ещё несколько минут назад он собирался проверить, как обстоят дела на улице через окно, не решаясь выйти — как бы ни был чист район, когда они сюда пришли, твари не сидят на одном месте. Где пусто сегодня, там уже завтра будет полно мертвецов, которым всё равно куда идти, лишь бы сожрать кого-нибудь.       Хината чуть мотает головой, при этом жмурясь, и еле встаёт, выглядывая в окно и щуря глаза от неприятного яркого света. С этой стороны от дома пока что чисто и спокойно. Шоё отступает назад, слегка пошатнувшись, и садится уже на кровать, закрывая ладонями лицо. Когда он убирает руки, Кагеяма замечает, что он выглядит устало, глаза у него сонные, да и весь общий вид — какой-то болезненный.       — Хината, — Тобио встаёт и приближается к напарнику. — Всё нормально? — смешной вопрос. Не нормально совершенно ничего.       — Голова болит, — тихо отвечает Хината, сильнее прижимая руку ко лбу.       — Тч, — Кагеяма аккуратно убирает её и прикладывает к его лбу свою ладонь: из-за пола она холодная, и Хината прикрывает глаза, подаваясь вперёд. — Температуры вроде нет.       Хината молчит. Прикосновение Кагеямы довольно приятное. И охлаждает. К тому же он не стал класть руку резко — так голове стало бы ещё больнее, — наоборот, он сделал это даже бережно. Всё же долю заботы о товарище Тобио проявляет и Шоё глотает колкость, которую хотел озвучить.       — Я пойду, проветрюсь, — Шоё порывается встать, но Тобио удерживает его за плечо другой рукой. — Кагеяма, — устало просит он. Самочувствие и правда не очень, сейчас не помешало бы уединение и свежий воздух.       — Куда ты собрался? — Недовольно спрашивает Кагеяма. — На улицу нельзя, окно лучше открой.       — Это не открывается, — напоминает Шоё. — Там есть лестница на чердак. Наверху, может, прохладнее, — Тобио, выдохнув, отпускает его и, когда тот скрывается за дверью, всё равно несколько метров крадётся за ним, следя, чтобы он дошёл нормально, мало ли что.       На чердаке почти пусто, только полностью взобравшись на дощатую поверхность, Хината замечает позади себя Кенму, как обычно, сидящего с книгой. Странно, что он здесь.       — О, а ты почему тут? — Шоё подсаживается рядом, с радостью отмечая, что здесь тень и гораздо прохладнее, да ещё и во весь рост вытянуться можно. Здесь даже Тсукишима спокойно стоял бы, вскользь замечает Хината. Воспоминание об одном из сокомандников пробуждает и мысли об остальных: как они там? Всё ещё в той академии или же уже ушли, посчитав Кагеяму и самого Хинату погибшими? Голова начинает проходить, чувствует он, замерев и прислушавшись к себе: сквозь щели в досках и выбитые части стекла небольшого окошка проходит свежий воздух.       — Кухню заняли, — Кенма пожимает плечами и откладывает книгу, держа палец на прочитанной странице.       — А-а, — наверно, все те парни уже встали, а Кенма, видимо, не любит скопления людей, вот и ушёл. Но, может быть, тут и другая причина, большинство людей здесь — всё-таки, его команда.       Оглядев Козуме, Хината неожиданно для себя замечает несколько ножей около него:       — А это-о... — удивлённо уставляется он на них.       — Эти с кухни, — Кенма кивком указывает сначала на ножи, а потом — на одну из вертикальных деревянных балок. — Куроо с утра тренировался.       Хината поднимает взгляд туда, куда указал Козуме, и замечает, что балка истыкана остриями ножей.       Вот как... Капитан использовал даже обычные кухонные ножи, которыми атаковать сложнее, чтобы поддерживать свои навыки на высоком уровне. Наверное, он не стал беспокоить спящую команду, чтобы взять специальные ножи у них. Выходит, он на самом деле настроен серьёзно: готовый выживать, готовый защищать своих. Интересно, как там всё-таки своя команда — Шоё закрывает глаза, задумываясь. Все ли живы? Здоровы? Сознание беспрестанно подсовывает картины их гибели, вынуждая выныривать из мыслей и с силой вертеть головой, отгоняя навязчивые видения. Они должны жить. Обязаны. Иного выбора у них нет.       И всё же, и Хината, и Кагеяма не проводят ни дня без воспоминания своих, пусть не вслух, просто мысленно, но вопрос «как они там?» посещает их головы всё чаще. Даже если команда и забыла уже о самом Хинате, его угрюмом напарнике, они оба всё равно волнуются за друзей. Однако, кто знает, вдруг их возвращения всё ещё ждут? Сугавара-сан точно ждёт и надеется — Шоё всегда утешает себя этой мыслью, потому что в этом человеке он уверен абсолютно, ведь если он и забудет о ком-то, то последним из всей группы. Его надежда, наверное, самая твёрдая.       С чего Хината вдруг начал думать о них? Наверно, этому поспособствовали новые знакомые: Кенма, его команда и их капитан, который позволил Шоё и Тобио остаться, доверившись Кенме. Хината и Кагеяма были вооружены, настроены не дружественно, по крайней мере, при встрече, и даже при таких условиях капитан другу поверил. Даичи-сан бы так не поступил. Он не верит незнакомцам. Или бывают исключения?       Чувствуется даже лёгкая зависть: хочется так же ощущать доверие, поддержку со всех сторон и надёжный тыл за спиной; хочется воссоединиться уже, наконец, со своими — быть словно отрезанным неприятно. Хината безумно рад, что с ним Тобио — благодаря ему создаётся иллюзия защиты: он один из его команды, союзник, свой, он поможет и защитит, когда будет нужно. Он рядом. Но одного Кагеямы порой мало — он не сможет прикрыть сразу отовсюду, успевая следить и за своими противниками, да и в компании нескольких человек даже стреляешь увереннее: промахнёшься — тебе помогут, не бросят. Это та самая связь между всеми ними. Крепкая, как титан.       Хочется скорее вернуться...       — Шоё? — Из размышлений Хинату вырывает голос Кенмы, уставившегося на него. Он так долго пробыл в своих мыслях?       — А, извини. Задумался, — усмехается Шоё и, ведомый неким порывом, вдруг хватает один из ножей возле Кенмы и резко запускает его в балку напротив. Нож вонзается в дерево, но слабо, самым кончиком, и падает на пол с глухим стуком спустя секунду. Нахмурившись, Шоё берёт ещё один и бросает повторно. На этот раз нож уже не падает, и Хинате приходится подойти и дёрнуть за рукоять: глубоко вошёл.       — Отлично, — Шоё сжимает одну ладонь в кулак, а позади раздаётся вздох Кенмы:       — Ты правда рад этому? Это же почти ничего, — сначала Хината не понимает, о чём тот говорит, но до него быстро доходит:       — Конечно! Я же должен улучшать свои навыки, как-никак. Хоть по минимуму.       — Как будто в этом есть толк... — в сторону бросает Козуме. — Может, это просто удача, и в реальности ты погибнешь? — Пожимает он плечами, выгибая бровь.       — Удача или нет, — Кенма вздрагивает: взгляд Хинаты становится будто совсем другим. — Если ты хочешь выжить — ты выживешь. Я тренируюсь потому, что не хочу больше терять никого, — Шоё прикладывает руку к груди — там во внутреннем кармане лежит фотография сестрёнки. — Удаче я только рад. Ты никогда не терял никого? Близких, к примеру?       Кенма поникает: терять приходилось, ещё как. Прежняя жизнь была отнюдь не самой спокойной: Куроо, втянувший его в военные дела, — причина этого. Какие-то товарищи по команде бывали смертельно ранены и умирали в больнице, некоторые были схвачены, кто-то сиюминутно погибал в перестрелках, а кто-то попросту предавал, боясь смерти. Уходили многие.       — Терял. Но не близких, — делано равнодушно отвечает, наконец, Кенма на вопрос Хинаты. — Благодаря Куроо я был в военном отряде, — в лице Шоё видно сначала удивление, а после — что-то сродни уважению. Он восхищён? Но тот отрезок жизни Кенмы нельзя было назвать светлым.       — Но зато благодаря ему ты можешь держать в руке оружие, — улыбается Хината, хлопнув Кенму по плечу. — И ты выживаешь не один — вас целая команда, каждый из них, я уверен, готов пойти на жертвы ради тебя. Ты же тоже веришь им?       Умение уверенно держать в руках оружие только сейчас кажется роскошью. А в обычных буднях, которые были раньше, с этим приходилось тяжело. Потому что держать в руке оружие становится привычкой, зависимостью, и ты всегда, даже когда не на задании, пытаешься выхватить из кобуры пистолет. Ты привыкаешь решать всё и сразу радикальными мерами, зачастую сразу же лишая кого-то жизни. И это — груз, если даже убивать приходилось самых последних подонков — такой тяжёлый, не дающий нормально выпрямить спину.       Кенма отворачивается на секунду, но после всё же едва заметно кивает.       — Цени их, — Шоё снова садится на пол.       — Ты тоже не один, — напоминает Кенма.       — Мы ищем своих, — поясняет Хината. — Правда, уже несколько дней безуспешно. Но мы их обязательно найдём, — обе ладони сжаты в кулаки. — Они нужны нам, как эта команда — тебе, — брови сведены к переносице. — Цени их, — повторяет он с улыбкой и кивком.       А Кагеяма, стоящий внизу, хмыкает, услышав последние слова напарника: надежда и воля в нём всё ещё льются через край, а значит, всё нормально.       Кенма же какие-то мгновения удивлённо смотрит на Хинату и в конце концов кивает, слегка улыбнувшись.       — Да, наверное, ты прав, — нынешний состав команды и правда стал близок. Шоё в ответ улыбается шире и вдруг на секунду сжимает зубы: в голове снова ощущается вспышка боли.       — Ранен? — Тут же спрашивает Кенма.       — Не, — отмахивается Хината. — Голова с утра болит.       — Температуры нет?       — Кагеяма сказал, что нет, — вспоминает Шоё. — Но я как труп хожу, если честно.       — Кухня уже свободная, наверно, тебе воды надо. И отдохнуть, — решает Кенма моментально. — Оставайтесь ещё, тебе в таком состоянии идти нельзя.       — А разве нам позволят? — усмехается Хината — их же уже сегодня выпнуть должны.       — Позволят, — Козуме, кажется, абсолютно уверен. Наверное, следует позволить ему помочь?       Шоё кивает и, дождавшись, когда Кенма встанет, первым спускается вниз.

***

      Время, судя по всему, уже близится ко полудню. Солнце уже высоко, и на улице опять стоит изнуряющая жара, поэтому никто даже не решается выйти за пределы дома, в котором, собственно, тоже прохлады-то особо нет. Окна второго этажа нараспашку открыты — на первом это делать всё ещё опасно: если зачистили район, это совсем не значит, что какая-нибудь тварь не может забрести сюда из соседних. Простая мера предосторожности. Интересно, скоро ли будет дождь? Той грозы, затянувшейся на всю ночь, оказалось чертовски мало — такое солнце сожжёт всё. Никто не будет удивлён, если будут пожары. Лес, наверняка, начал сохнуть из-за недостатка влаги, а тушить огонь не будет уже никто.       Дел ни у кого нет. Просто лежать и смотреть в потолок, о чём-то думая про себя или обсуждая что-то с кем-то. На балконе сменились люди, начавшие опять сторожить дом, высматривая тварей, пока Такетора ушёл спать. Инуока хлопает его по плечу, по привычке поинтересовавшись, всё ли в порядке, и, получив положительный ответ, плюхается на какую-то постеленную тёплую ткань, найденную в доме — они бы могли вытащить и стул, и кресло, но опять же — опасно. Лучше будет, если их не будет видно выше перил. Рядом стоит бутылка с водой, незаконченная пачка с сухой лапшой и автомат. Всё, что нужно — своеобразный набор для того, кто хочет выжить любой ценой. Со садится в самый угол, где нормальный обзор, и, к его счастью, спасительная тень. Проведи он день или хотя половину на солнце — свихнётся, наверняка получив солнечный удар.       Куроо опять обходит все комнаты, чтобы посмотреть, кто чем занят и вообще где — в случае необходимости.       Бокуто старательно избегает и его, и Льва. Акааши просит простить его наивного спутника и тоже удаляется следом за Котаро. Да что с ними не так? Или что-то не так с самими Куроо и Львом? Тетсуро пожимает плечами, крадясь по стене на голоса. Он осторожно заглядывает в комнату с открытой дверью, видя, что всё, вроде бы, нормально — Бокуто развалился на полу в позе звезды, Акааши скромно занял место на мягком кресле. Куроо также осторожно отходит назад, обратно, направляясь к гостиной — не стоит сейчас тревожить этих двоих.       Рано утром, когда он спустился вниз, чтобы перекусить, Кенма попросил весьма странную вещь: позволить остаться тем двоим ещё на день. Они ведь даже не знают, чего можно ожидать от них — может быть, они их просто перебьют, воспользовавшись моментом, и заберут все с трудом добытые припасы? И Кенму тоже. Он слишком добрый. Почему? Куроо хмурится — Кенма мало кому доверяет. Пока, насколько Тетсуро знает, это была только их команда. Им приходилось доверять друг другу с самого начала, а затем, когда они стали ближе и завязалась связь — это вошло в привычку, и Кенма больше не сторонился. Единственное, к кому Козуме присматривался до самой катастрофы, и, наверное до сих пор — ко Льву, как к новичку в их составе. А тут — на те! — позволь остаться им. Что за глупости?       Куроо медленно бредёт по лестнице, слушая, как звуки собственных шагов раздаются эхом в ушах.       Лев нашёлся за чисткой своего оружия — пусть, давно пора это сделать. Хоть чем-то занят — на губах проскальзывает тень ухмылки, когда Куроо смотрит на сосредоточенное лицо напарника, и — Тетсуро позволяет себе даже усмехнуться — на то, как Хайба высунул кончик языка, пытаясь разобраться с автоматом. Капитан отталкивается от дверного косяка, направляясь дальше.       Он подходит к кухне и замирает, тихо цыкнув. Кенма, отложив книгу действительно с интересом что-то обсуждает с тем рыжим парнем, пока второй, тот хмурый, Кагеяма, внимательно их слушает.       — Всё нормально? — Решается спросить всё-таки Тетсуро, так, на всякий случай. — Сможешь во второй половине дня подменить Инуоку? Немного отдохнет от жары.       — З-здравствуйте! — Хината подскакивает на своём месте, разворачиваясь к Куроо и глупо улыбается. — С-спасибо, что разрешили остаться, — уже тише добавляет он, и Тетсуро не может удержаться, чтобы не ухмыльнуться. Забавный малый.       — Нормально, — отвечает в своей манере Кенма, зачем-то кивнув, — Хорошо, — он щурится, — но возьму с собой Шоё.       Куроо качает головой, отводя взгляд в сторону, на стену. Нет, это, определённо, очень странно.       — Ты просил вчера бумагу, — чуть промедлив, добавляет Кенма, — я нашёл старый блокнот в своей комнате, он там, на столике в гостиной.       Куроо что-то непонятно бурчит себе под нос, и, крутанувшись на пятках, уходит в указанном направлении.

***

      Тупой карандаш плавно скользит по бумажной поверхности, чертя разные иероглифы. Несколько слов в каждой строчке. Куроо всё ещё не отпускает его идиотский сон, как такое вообще может присниться? Он же и пил мало. Опять виноват стресс? Ещё и Лев с Кенмой появились в виде таких же тварей, завершая всю сумасшедшую композицию. Куроо, как ни странно, помнит каждую деталь этого безумства, даже быстрое биение своего сердце, которое едва не ломало грудную клетку. На секунду капитан задумывается — а что будет, стань Кенма и Лев тварями в реальности? Сможет ли он пустить им пулю в голову, как и куче других монстров? Это ведь уже не они будут. Это будут существа без души. Они даже ничего не чувствуют. Почему во сне не смог?       Карандашом он выводит ещё два иероглифа, поставив жирную точку в конце и пробегается глазами по написанному:       "Отправил своих по локациям, потом пришлось посидеть на грёбаной ветке, потому что грёбаные мертвяки расселись под грёбаной веткой и не сваливали. Потом прилетела грёбаная сова, стреляла криво, пришлось учить. Приехали в крутой домик, утром уехали, нашёл своих. Приехали сюда, нашёл Кенму и ещё какие-то два хрена припёрлись, выгоню потом. Ужасно."       Идеально, думает Тетсуро какое-то время, после чего, перечитав, поникает. Записки должны быть, наверно, с описаниями чувств и каких-то эмоций, а не как его сухие повествования. Или, наверное, должны содержать какие-то подробности. Но другими словами рассказать никак, всё его мнение о произошедшем именно такое. Похоже, идея попробовать вести что-то вроде дневника выжившего пришла слишком, слишком спонтанно. Капитан цыкает — ну ещё бы, после такого-то количества алкоголя.       — Куроо-сан, это блокнот? — Раздаётся сверху, и Куроо вздрагивает. — Вы что-то пишете?       Тетсуро прижимает блокнот к себе, чтобы пронырливый Лев ничего не увидел. Хайба смотрит на него с интересом, облокачиваясь на спинку дивана — прямо сзади капитана, так, что последний прекрасно чувствует тёплое дыхание у себя на шее и по телу бежит дрожь. Чёртов, чёртов Лев, почему он так не вовремя появился, не дав даже закончить окончательную мысль в своих записях?       — Молчи, не разгоняй моё вдохновение, — на выдохе просит Куроо, немного сдвигаясь на край, подальше от Хайбы.       — Но... это же бумага, да?       — Шелести отсюда к чёртовой сове, — сдержанно говорит капитан, сжимая в руке мягкий переплёт блокнота.       — Ну, как скажете, — пожимает плечами Лев, вытягиваясь во весь свой рост и шумно уходя в указанное место.       Куроо шумно выдыхает напряжение, широкой ладонью проводя по шее, и, отодвинув блокнот в сторону, откидывается на спинку дивана, закрывая глаза. День с утра начался безумно, и он больше никогда не будет пить. Точнее, не будет давать пить Льву. Открывает один глаз, подтягивая к себе помятый блокнот, ещё раз читает написанное и обещает, что себе тоже.       В голову крадутся мысли о том, что всё слишком спокойно, настолько подозрительно, что он готов натянуть на себя тяжёлую форму и, схватив заряженный автомат, сидеть и ждать, пока нагрянут твари. Правильно ли они делают, что сейчас так расслабились, забыв про опасность за пределами этих стен? Правильно ли они делают, что ведут себя так, как будто им и правда ничего не угрожает? И где, чёрт возьми, Яку и остальные? Всё ли с ними в порядке? Нет, не так. Живы ли они вообще? Хочется наивно верить, что да, и они сейчас идут сюда, к ним. Хочется точно знать, зря он всё ещё беспокоится за них, или уже всё лишнее?       Куроо не торопливо обводит комнату взглядом: н-да, может быть, сегодня всё-таки будет спокойно.

***

      Сквозь сон чувствуется лёгкий утренний холод. Хината приоткрывает глаза, несколько раз моргает и пробует шевелить пальцами — замёрзли. Шоё уже не хочет спать, но глаза всё равно так и тянет закрыть. Кагеяма рядом, спит на животе, уткнувшись лицом в подушку. Хината потягивается, в последний раз откидывается назад, кидает взгляд на потолок и глубоко вздыхает. Нужно вставать. Интересно, который час? Внутри ощущается надежда на раннее утро — Тобио, наверно, предпочтёт уйти отсюда как можно раньше, не дожидаясь, пока им напомнят об этом и выгонят из дома, потому что — усмешка на губах Хинаты — Кагеяма слишком горд для этого. Да и давно уже пора бы дойти до места, где находится их команда — про них точно уже и не вспоминают. Кто-нибудь будет рад их появлению? Они ведь всё-таки команда, друзья и товарищи... Хината вертит головой, садится и взъерошивает волосы — нельзя углубляться в раздумья. У него получится бесшумно дойти до кухни? Шоё надеется, что да.       И всё же удаётся — навыки тихого перемещения выработались довольно быстро. С другой стороны здесь точно не все по-настоящему спят — они готовы проснуться и схватить оружие в любое мгновение. Хината отводит взгляд от пола впереди чуть вбок — Кагеяма не заметил его копошений, значит, как же он должен был устать? Отчасти здесь есть и вина самого Шоё, ведь именно из-за него, не запомнившего информацию, им пришлось ходить едва ли не кругами. То, что он надеялся на Тобио, его не оправдывает — в нынешнее смертельно опасное время нужно не то что надеяться на себя, нужно иметь в виду, что и напарник возлагает на тебя надежды, что вполне справедливо — одиночка здесь не выживет. Наверно, Кагеяма тогда был больше разочарован, чем зол. Хината сглатывает, сжимает зубы и решительно кивает самому себе — в следующий раз он не подведёт.       — Шоё? — Хината дёргается от неожиданности. Вот почему нельзя глубоко задумываться, особенно, когда ты один.       В кухне за столом сидит уже проснувшийся Кенма с книгой в руках, которая на этот раз, видимо, другая: с иной обложкой и потоньше.       — Утра, — тихо приветствует Хината, проходя к раковине.       Набрав воды в кружку, он несколько раз ополаскивает рот и раздражённо вздыхает — от привычных утренних водных процедур теперь тоже остался лишь минимум. Ещё одной небольшой порцией воды Шоё споласкивает лицо и, зажмурившись, быстро вертит головой в стороны, окончательно просыпаясь. На кухне и во всём доме по-прежнему стоит тишина. Хината садится напротив Кенмы и, помедлив несколько секунд, решается заговорить:       — А чего рано так? — Подумав, он продолжает: — Сколько времени-то вообще?       Козуме только пожимает плечами.       — По привычке встал, — внезапно отвечает он, спустя пару мгновений. — Да и просыпаться от воплей Льва или Такеторы не очень хочется.       — Хината, — на пороге стоит Кагеяма, уже одетый и явно готовый сваливать отсюда. Видимо, он проснулся, почувствовав, что никого рядом нет. Если, конечно, он вообще спал, а не притворялся. — Готов? Жду на улице.       Дверь открывается и закрывается за ним почти бесшумно, Хината вздыхает снова — предстоит ещё день поисков, выматывающий и изнуряющий, порой набегает желание просто лечь посреди дороги и отречься от всего...       Немного жаль уходить — эта вдруг обнаруженная мысль перебивает всё остальные. Шоё с Кенмой могли бы подружиться, Козуме выглядит одиноким. Вдруг в голове вспыхивают некоторые слова капитана и, решив хотя бы на словах оказать молчащему Кенме ответную услугу, Хината поворачивается к нему:       — Эй, — тот отрывается от строчки и поднимает голову. — Эм... Спасибо, что помог нам, — неловкая усмешка, Козуме в ответ кивает. — И, если что, мы с Кагеямой будем в... академии? Наш капитан сказал, что мы останавливаемся в какой-то школе или академии рядом с центром, поэтому, если идти некуда, то я там, — улыбается Хината. — Только дойти бы, конечно, — нервно бросает он в сторону. — И, ну... Спасибо ещё раз! — быстрый поклон, и он тихо идёт к выходу, но у самой двери его окликает Кенма:       — Шоё, — почти шёпотом. — Береги себя.       Какое-то время Хината удивлённо смотрит в ответ, а потом широко улыбается:       — Ага! — Энергично кивает, и его рыжие волосы покачиваются. — Ты тоже будь осторожен! — ответный кивок Кенмы едва-едва заметен.       На улице Кагеяма притягивает Хинату к себе и быстро суёт в его руки автомат, потом рюкзак, в котором, судя по звукам, лежат патроны.       — Их же у нас забрали... — Шоё удивленно склоняет голову вбок, разглядывая своё оружие. — Откуда?       Со стороны Тобио раздаётся хитрый и гордый смешок.       — Круто... — Хината правда восхищён — забрать оружие у таких опытных людей, да ещё и украсть боеприпасы. Значит, Тобио точно крепко спал — на то, чтобы незаметно провернуть такую операцию, когда вокруг — чутко спящие и бдительные люди, требуются не только силы, но и нервы — нужно прислушиваться к каждому шороху, каждому скрипу.       — Идём, — сейчас Кагеяма выглядит таким надёжным, что Хината полностью уверенно кивает и вслед за напарником скрывается за соседним домом.

***

      Хината опять зевает, не торопясь шагая по дороге. Сейчас ещё утро и солнце так не печёт, как днём, лишь немного начинает припекать. Он опять смотрит на профиль Кагеямы, лицо которого предельно серьёзное — в принципе, как и всегда — и отворачивается, продолжая внимательно смотреть на дорогу. И Шоё действительно рад, что по району прошлась зачистка — ни одного ожившего трупа. Он знает, что твари где-то здесь всё равно есть, но основная дорога чиста. Теперь они хотя бы знают в какую сторону им направляться, а это, несомненно, огромный плюс. Наверное, команда их уже и не ждёт, посчитав, что погибли — что ж, это нормально, хорошо.       Смогут ли они вообще дойти? Найти своих? Сколько им по времени нужно добираться до академии? Не помнят, как вообще дошли до этого района, да и не до того было, чтобы запоминать дорогу. Надо было спасать свои задницы. В общем-то, Кагеяма не понимал, почему их команда до сих пор в городе — население здесь очень большое, следовательно, и тварей тоже достаточно. Тобио просто уверен, если они выбрались бы из ранее шумного, кипящего жизнью Токио, доехав до какого-нибудь небольшого посёлка, жить стало бы проще. И трупов меньше. А для поиска припасов существуют вылазки, на которые они и так отправляются почти ежедневно.       Шаг за шагом. Хорошо, что они оба прекрасно отдохнули и выспались — давно так себя не чувствовали. Голова не кружится и не болит, в глазах чёткое изображение мира, а не расплывающееся пятно, как будто за секунду теряешь всё зрение. Наверное, так видит мир без очков Тсукишима, — вспоминает Хината и незаметно для Кагеямы тихо посмеивается.       Но эмоционально они полностью выжаты. Нет желания даже на свои обычные перепалки. И страшно от того, что вот так им предстоит жить всю свою оставшуюся жизнь: будь это час, день, неделя, месяцы или годы. Хината безумно хочет вернуться в то время, когда этого ужаса не было — да и не один он такой, у всех одно и тоже несбыточное желание.       Уходят от того дома они уже достаточно далеко, дорога становится более незнакомой, с постоянными поворотами. Идут они исключительно доверяясь своей интуиции, сомневаясь, не нужно ли повернуть тут или вон там?       — Тихо, — Кагеяма резко тормозит, вытягивая перед Хинатой правую руку, не давая пройти, — тихо, — повторяет он, немного наклонив голову. На его лице мгновенно отражается страх, и он прерывисто выдыхает.       Где-то рядом слышен хрип. Неужели они уже вышли из того района? Хината напрягается, доставая нож, также делает и Кагеяма, кивнув напарнику и они, медленно шагая по середине дороги, двигаются дальше. Откуда доносится рычание — понять невозможно; оно, как распространяющееся эхо, кажется, что со всех сторон. Будто бы их тут очень много и опять придётся бежать со всех ног непонятно куда, только лишь бы спастись. Живот Шоё предательски урчит, и он тихо цыкает, вспоминая, что у него в сумке лежит немного еды — спасибо Кенме, который одолжил. Однако тормозить тут, чтобы быстро перекусить под мелодичное рычание, вариант далеко не самый лучший. Они немного ускоряют шаг, но хрип не становится ни тише, ни громче — вводит в заблуждение, словно эти твари специально пытаются запутать. Но оба понимают, что это невозможно — они не могут осознавать что-то. В чём-то Хината даже завидует мертвецам — ни о чем не надо заботиться, ни о сне, ни о жизни, ни о пище — если есть кто-то живой, будешь пытаться его разорвать, повинуясь инстинктам, если нет — просто слоняться где-то без смысла. В чем-то это действительно напоминает войну. Жестокую войну.       В любом случае, всё, что сейчас нужно — оказаться хоть ненадолго в действительно безопасном месте.       Живём надеждой.       Рычание становится немного сильнее и Кагеяма кивает в сторону какого-то дома, куда сразу же смотрит Хината и облегчённо вздыхает: тварь внутри, тянет гниющие руки в некоторые места, где окно разбито. В любом случае, нужно поторапливаться, стекло не железное и может попросту не выдержать натиска рвущегося к пище мертвеца.       И убивать его тоже смысла нет. Выстрелом привлекут других, а зайдя в дом — непонятно, чего ожидать. Может быть, эта тварь там далеко не одна. Пока не бродит за пределами стен этого дома, волноваться не стоит.       Хината дёргает Кагеяму за рукав, потянув немного дальше и останавливается, смотря на два поворота в разные стороны.       — Кажется, Кенма говорил, что вон там, — Хината указывает на поворот влево, — нужно свернуть.       — Нет у меня особого доверия к нему, — Тобио убирает нож обратно, — но попробуем.       Делать всё равно больше нечего.

***

      Едва раскрыв глаза, Нишиноя потягивается, а после первым делом выглядывает в окно: солнце уже вовсю светит, и на улице никого: все твари скрылись ещё пару часов назад. Те, что сидели у ограды школы, наверно, всё ещё там — в том месте постоянная тень из-за множества деревьев вокруг. Немного туманно. Возможно, ночью был мелкий дождь, но никто ничего не слышал, может, просто моросило. Скорее всего, там на улице сейчас тихо — та самая утренняя будто гудящая тишина, которая приятно давит на слух ещё во времена живого города, а теперь эта тишина поистине мёртвая, оттого угнетающая. Похоже, снаружи ещё и холодно — в кабинете тоже это чувствуется.       Нишиноя приоткрывает окно, глубоко вдыхает и морщится — утренней свежести он, похоже, больше не почувствует. Ю оборачивается назад: Асахи всё ещё спит на двух придвинутых друг к другу партах. Лучше было бы что-нибудь постелить под ними — лёжа сверху, вся их команда находится выше уровня подоконника, а значит, их можно заметить, если смотреть в бинокль или прицел хоть с крыш домов или деревьев — они же как на ладони тогда. За ними вполне могут следить, ведь мало ли кому они насолили, пока сюда добирались. Хотя — Нишиноя хмыкает — в этом новом мире никто такое делать не будет. Просто нет смысла подвергать себя опасности, да и, к тому же, если такие люди были, сейчас они в числе мёртвых.       Постоянно сидя здесь и ничего не делая, они не добьются ничего — каждый это понимает, однако действовать не особо спешит — по-прежнему страшно. Неизвестность пугает. Казалось бы, ты не один, с кем-то переносить тяжести проще, но они просто еще не оправились. Да, прошло уже много времени, да, командная связь окрепла, и творящееся во внешнем мире они несут на плечах все вместе, но у всех внутри живёт ещё одно грызущее чувство — чувство вины. Они все кого-то бросили, кого-то потеряли: одни оставили семью, у других близкие превратились в монстров. Порой сложно направить дуло на очередную тварь — а вдруг это сестра, брат, или, может, родная мать? Ощущение того, что погибший друг внезапно вцепляется в спину, вонзая когти в кожу и пуская по венам и артериям яд вины, мешает жить спокойно. Порой хочется умереть и где-то там, за гранью живого, извиниться за то, что покинул — по крайней мере, так бывает у Нишинои — память о семье всё ещё гложет.       Ю, невидящим взглядом уставившийся на площадку, вертит головой, хмурится — прочь такие мысли, близкие не одобрили бы и его болезни, о смерти нельзя даже задумываться. Сейчас у него новая семья, он уверен, — родители точно рады за него. Ему есть кого защищать теперь. Со временем все это поймут. Солнечный свет слепит глаза... Пока есть этот свет, слабо отгоняющий мутантов, есть доверие между товарищами и, главное, надежда — они будут двигаться вперёд. Решив закончить размышления на более-менее позитивной ноте, Нишиноя подставляет щёку под греющие лучи, после — оглядывается: верные пистолеты лежат там же, где вчера были оставлены. Раз уж все ещё спят, а делать нечего, нужно бы первым совершить обход, да и проверить тех военных — вдруг уже планы строят. Ю пристёгивает к брюкам ремни на бёдрах и хватает стволы, бесшумно выскальзывая из кабинета. В коридоре тихо и относительно чисто, но эта тишина обманчива: возможно, за какой-то из дверей спрятался противник, а в одном из кабинетов — стайка трупов. Бдительность на первом месте, как бы ни было спокойно на вид.       Медпункт — в коридоре за поворотом. Перед ним Нишиноя на всякий случай проверяет, заряжены ли пистолеты — просто по привычке — и делает первый шаг на кафельном полу — бесшумно. По обеим сторонам от закрытой двери сидят двое из той команды: поставлены на охрану, но явно спят. Ладно, сейчас пока дела до них Ю нет. Осторожно переступая, он довольно быстро проходит мимо уснувших. Ни один и ухом не ведёт. Нишиноя усмехается — пусть и военные, но и своя команда на что-то способна. Но, кажется, он усмехается слишком шумно: один поднимает голову, осматриваясь. Ничего, всё равно пора уже просыпаться.       Вдоль того же коридора не обнаруживается ничего, ещё ниже — на цокольном этаже — тоже пусто. Только возвращаясь в свой кабинет, на лестничной площадке Нишиноя слышит тихое рычание. Неважно, откуда эта тварь вылезла, подпускать её к остальным нельзя. Ю вынимает один пистолет, выходя сразу в проход. Мутант обращён спиной к нему. Ветра здесь нет, и он учует не сразу. Приближаясь ближе, Ю выставляет пистолет вперёд, но при этом слышится щелчок, и тварь оборачивается, фокусируя слепой взгляд на жертве, рывком двинувшись к нему. Нишиноя отпрыгивает, не стреляя — промахнётся, он точно это знает — и приземляется на чуть согнутые ноги; его рука при этом откидывается назад, и времени на прицел ему не хватит — монстр слишком быстр. Тогда он выхватывает из ремней второй ствол и всаживает пулю в плечо твари — это отталкивает её, и выигранной секунды достаточно для точного выстрела в голову. Тварь повержена — падает на пол, но вот команда от шума точно вскочила, парни внизу — тоже.       Слышатся шаги, и из одного кабинета выбегает Танака, на ходу заряжая автомат:       — Ноя-сан! — Нишиноя оборачивается и показывает другу большой палец, а Рюноске в этот момент замечает неподвижное тело у его ног и успокаивается.       — Нишиноя! — Сюда же сбегаются и остальные члены команды, только Тсукишима и Ямагучи остаются в дверях кабинета.       — Один сюда забрёл, — объясняет ситуацию Нишиноя. — Но... — он запинается, не зная, важная ли это информация, но всё же решается: — Но он был быстрее других.       — Хочешь сказать, они ещё и разные бывают? Те, которых видели мы, ходили медленнее медленного, — Коуши и Танака косятся на труп: его задние конечности выглядят длиннее и крепче.       — Наверное, — предполагает Даичи, — зависит от того, какая часть тела больше поражена. Вот только чем и как... Но ты нас напугал, — переводит он тему. — Заодно и разбудил. Доброго утра.       — Утра, — хором отвечает команда. Утро самое обычное, но спорить с капитаном — себе дороже.       — Ты уже обошёл школу? — Спрашивает Даичи, осматриваясь.       Нишиноя кивает:       — Да. Чисто.       — А те военные?       — Спят, — усмехается Ю. Остальные удивлены. — Но уже, кажется, нет, — он показывает на сжатые в ладонях пистолеты.       Танака смотрит на него с восхищением, Даичи — с одобрением, и только на лице Сугавары можно заметить грусть: руки Нишинои созданы не для оружия, но жизнь согласия не спрашивает. В эту же секунду вспоминается Хината — такой яркий и солнечный, и внезапно втянутый в игру со смертью — он не вступал в неё, но был принят; те же, кто нет, — погибли в первые дни после апокалипсиса: непригодных отсеяли. При этой мысли вспоминаются вчерашние слова Даичи, но Коуши отказывается в них верить: не могут Кагеяма и Хината взять и погибнуть.       Они вернутся.       — Коуши, — Сугавара вздрагивает: Даичи зовёт его по имени. Савамура взмахивает рукой, зовя с собой в кабинет.       Нишиноя вслед за Асахи уходит к себе, Танака от нечего делать отправляется за ними. Они снова проведут день, просто сидя на месте? Ведь неплохо было бы уничтожить ту толпу у забора. Тсукишима же не подаёт признаков волнения: раздались два выстрела, не попал первый патрон — точно попал второй; два пистолетных выстрела — это Нишиноя, а он не промахнётся, когда свои под угрозой. Пока волноваться не о чем, думает Кей, и одёргивает себя. Он снова уходит к окну в кабинете, за ним отходит и тяжело вздохнувший Тадаши.

***

      Как бы не хотелось ещё раз закрыть глаза и провалиться в сон, Иваизуми всё-таки потягивается, ёжится от холода — несмотря на погоду на улице, тут, в здании, довольно холодно, особенно в некоторых кабинетах. Отлично, ещё один день бесполезного существования в этом мире, населённом живыми трупами. Да. То, что надо. С утра ничего так не поднимает настроение, как осознание, что сегодня тебя могут сожрать. В любой момент. Или, что ты можешь стать свидетелем смерти близких тебе людей, не имея возможности помочь. Да, это — безусловно, именно то, чего так не хватает, чтобы разлепить сонные глаза и подняться.       Иваизуми ложится на спину, пытаясь прогнать остаток сна. Нет, он не может, и так уже достаточно спал. На соседних кроватях спят Киндаичи и Куними, не обращая внимания на холод — их автоматы стоят рядом с кроватями, значит, смогли вернуть оружие — получается, их дела уже значительно лучше, появился шанс выжить в случае атаки. Чёрт, как же Иваизуми всё-таки им благодарен — они могли кинуть его и Оикаву, не рискуя собой в больнице. Или они могли просто не принести лекарства, опять-таки рискнув своей жизнью. Не бросили.       Интересно, что они делали бы, не будь всего этого? Чем бы они занимались сейчас, не превратившись почти всё население планеты в ходячих трупов. В любом случае, их занятия и дела были бы во много раз лучше, чем сейчас.       — Где Оикава? — Иваизуми приоткрывает дверь, замечая за ней своих людей. — Уже час найти не могу, — хмыкает он, подходя к своему шкафчику.       Матсукава, стягивая чёрные перчатки с рук, усмехается, как и натягивающий лёгкую футболку Ханамаки. Остальные просто пожимают плечами — чёрт знает, где сейчас носит Оикаву. После очередной тренировки его никто не видел, исчез — и всё в этом. Хаджиме выдыхает, сжимая в руке свой телефон, а затем ещё раз смотрит на экран — грёбаный Тупокава, у которого мобильник недоступен. Зачем этому недоумку вообще телефон, если постоянно выключает?!       Ладно, Иваизуми подождёт, не развалится.       Однако вопрос остаётся прежним. И то, что Ханамаки и Матсукава привыкли к неожиданным исчезновениям капитана — видно сразу. Конечно, они волнуются за него не меньше самого Хаджиме, но предпочитают лишний раз это не озвучивать — в прошлый раз, месяц, наверное, назад, Оикава расчудесным хреном услышал, так потом ещё неделю не давал покоя, при любой возможности стараясь напомнить, что он — безумно важное звено команды, за которое все-все волнуются, иначе и быть не может!       Так где может его носить на этот раз? Потерялся по дороге, ища смысл своей жизни? Или чёрная кошка дорогу перебежала — обходил? А может быть, помогал какого-нибудь пожилому человеку донести тяжёлые сумки? Иваизуми всё понимает, доброта и порывы помочь — дело, несомненно, хорошее и благородное, но Оикава даже не переоделся — в самом-то деле додумался ходить по городу в военной униформе? С оружием?       Оикава, сколько помнит его Иваизуми, таким был всегда. Он мог неожиданно пропасть, объявившись через несколько часов и кое-как переставляя ноги. Отпускать даже на несколько метров от себя опасно, причём опасно для самого же Тоору — приключения на свой зад он находит постоянно, быстро и качественно. В любых ситуациях, как будто притягивает неприятности к себе, как магнит. А может — он нарывается специально, по пути домой натянув улыбку с такой уверенностью, что хочется больно-больно ударить, заверяет, что да, Ива-чан, не парься, всё правда хорошо, просто устал. Привычно.       Что у них завтра по плану... кажется, опять тренировка. Куними, будучи почти постоянно в сонном состоянии, искренне не понимает, зачем им настолько частые тренировки, если задания обычно лёгкие и изнурять себя не столь важно, и так справятся, по опыту. Тренируются они почти каждый день, с утра до ночи, оттачивая свою меткость в тире и улучшая рукопашные навыки боя, как и правильно обезвредить противника, избежать экстренных ситуаций, немного практики в медицине, и опять по кругу. Ничего нового — каждый элемент прочно отложен в голове, и вряд ли это уже хоть когда-либо получится забыть полностью. Понятное дело, что если они выполняют такие задания, то это дело необходимое, правительству не нужны промахи, даже малейшие — им нужно, чтобы всё было идеально до мельчайших деталей.       Дверь сзади скрипит, медленно-медленно открывшись, и Оикава делает осторожный шаг вперёд, шепнув:       — Извините.       Оикава не поднимает голову и смотрит в пол; подойдя к своему шкафчику, он быстро стягивает с себя бронежилет, выдыхая от непривычной лёгкости, но пытается всячески закрыть своё лицо. Иваизуми хмурится, не особо обращая внимание на заинтересованные взгляды сокомандников — он буквально чувствует, что с Оикавой что-то не так. Если он себя так ведёт, значит, случилось что-то действительно значимое. Появляется раздражение, но Иваизуми всё равно подходит ближе, занося руку для сильного подзатыльника.       — Как грубо, Ива-чан! — Цыкает Тоору, потирая голову, но смотреть в пол продолжает. — Ты совсем меня не жалеешь! Что ты будешь делать, если я попаду в больницу с сотрясением?       — Отдыхать.       Со всех сторон слышится копошение, короткие хмыки и звуки застегивающихся молний на куртках.       — Иваизуми-сан, Оикава-сан, — обращается к ним Киндаичи, — мы, наверное, пойдём, удачного вечера.       «Потом расскажешь» — жестами показывает Ханамаки для Иваизуми, выходя следом за их новичками и Матсукавой. Они часто так делают — или уходят в самый неподходящий момент, словно пытаясь специально оставить их вдвоём, или приходят в самое неожиданное время, пугая до смерти хлопком по плечу.       — Оикава.       Резко, чтобы нельзя было возразить. Раздражённо, чтобы было понятно — время его идиотских шуточек закончено, и теперь Иваизуми действительно в бешенстве. Оикава громко сглатывает, но молчит. Он чувствует в своей груди давящий комок отвращения к себе, в который раз произнося в своих мыслях одно и то же — какой же ты жалкий. И говорить совершенно нет желания. Впервые. Тоору, прижавшись спиной к холодным шкафчикам, медленно сползает на низкую скамейку, согнувшись и уронив голову в колени. Отвратительно.       — Посмотри на меня, — Иваизуми садится перед ним на корточки, тяжело вздыхая. — Я сказал, — сжимает кулаки, — посмотри на меня.       В ответ Оикава молчит, отрицательно мотнув головой. Да что он как ребёнок, ну в самом-то деле, а? Не пять же лет.       — Какой же всё-таки ты, — он подаётся вперёд, хватая Оикаву за плечи и, надавив назад, невольно заставляет Тоору поднять голову, — придуро... — и замирает на полуслове, смотря в потемневшие карие глаза.       В них ничего, кроме удивления. Лицо Оикавы в отвратительном состоянии — около скулы наливается синяк, нос, как и нижняя губа, разбит и кровоточит, капая на форму. Оикава только хочет что-то сказать и оттолкнуть Иваизуми, но его руку перехватывают — костяшки пальцев тоже сбиты. Совсем с ума съехал? Если он с каким-то гражданским, то проблемы наверняка будут, и не только у него, но и у всей команды...       — Ты... — Хаджиме опять съедает предложение, — с кем?       — Всё в порядке, Ива-чан, всего лишь царапины. — Оикава тянет на губах улыбку. — С Ушивакой-чаном можно говорить только кулаками.       Иваизуми скрипит зубами, обещая когда-нибудь прикончить Дуракаву за легкомыслие.       Воспоминание из прошлого, такое странное и забытое, быстро проносится в голове, словно произошло только вчера. Тогда, Иваизуми хорошо помнит, Оикава весь вечер был сам не свой — молчал и лежал. Больше ничего. Даже раны пришлось ему обрабатывать самому Хаджиме, тщательно всё смазав йодом и другими средствами. Тоору в ответ только шипел от боли и пытался как-то пошутить про заботливого Ива-чана. Команда не задавала лишних вопросов, всё поняв и как-то издалека, словами, пыталась поддержать своего капитана.       Хаджиме тяжело вздыхает, лениво сползая с кровати и подходя к Оикаве, садясь рядом с ним на стул. Опять берёт его руку в свою, крепко сжав. Тёплая. Цвет кожи у него тоже наконец-то пришёл в норму, как и дыхание. Хоть что-то хорошее. Впервые за эти долгие дни. Оикава шевелит головой, на секунду нахмурившись — и опять расслабляется, так и не открыв глаза. Уже лучше — он подаёт признаки жизни. Значит, шансы есть, и они большие. Иваизуми улыбается уголками губ, оставляя лёгкий поцелуй на тыльной стороне ладони Тоору, и совсем не замечая, как на них, не сдержав ухмылки, пялится Ханамаки.

***

      Адреналин течёт в крови, с каждой секундой всё увеличиваясь. Дыхание быстрое, выдающее весь страх. Руки трясутся, не слушаясь, он не может перезарядить винтовку — никак не получается достать использованный магазин и вставить новый. Комната, в которой он находится, тоже никакого спокойствия не внушает — это же кладовка. Темнота поглощает, утягивая тебя в центр твоих фантазий и страхов, живущих в голове. Перед глазами появляются разные образы — как светлые тени, только мелькнувшие перед глазами и вновь исчезающие, а через низ закрытой двери пробивается полоска тусклого света, дающая слабую возможность видеть свои руки — и как-нибудь поменять чёртов магазин.       Никогда нельзя разделяться — вот, что он успевает понять и уяснить очень хорошо. Нет, даже слишком хорошо, так, что теперь всю оставшуюся жизнь вспоминать будет. Когда они разделились с командой? Два дня, наверное, назад? Из Шибуи, с которого они начинали, их довольно быстро загнали в незнакомый район, кажется, в Минато или Чиёду — они уже не пытались определить, да и незачем, надо было только бежать и бежать дальше, а потом... искать пути назад — по памяти и каким-то ориентирам на дороге в виде дорожных знаков, магазинчиков и ещё чего-то, по мелочам. Районы в Токио — настоящая паутина, в которой легко запутаться и почти невозможно выбраться.       По спёртому воздуху можно понять, что пространства тут очень мало, однако это только пугает ещё больше — вдруг сейчас откуда-нибудь выйдет тварь, а отбежать даже и некуда? Шибаяма прерывисто выдыхает тёплый воздух, медленно втягивая кислород опять в лёгкие, и чувствует небольшое головокружение. Ну и сколько он уже тут торчит, как мышь в клетке? Спиной прислоняется к двери, шумно сглотнув эту неизвестность, и, поёжившись, вынимает из автомата использованный магазин — наконец-то.       Рычание прямо за дверью и толчок твари, которая, наверное, чуувствует запах живого мяса, решив прорваться внутрь, чтобы схватить своё лакомство, — магазин с шумом падает на пол, оглушительно отдавая в ушах.       Яку и Нобуюки стоят в коридоре, с ног до головы перепачканные в чёрно-алой крови, уставшие, но не потерявшие бдительность. Эти твари... эти твари смогли загнать их в свою ловушку — прямо в яблочко, словно тщательно это спланировали. Они глупо попались. По пути в зачищенный район — как жаль — наткнулись на небольшую стайку трупов — штук пятнадцать-двадцать навскидку. Дорога узкая, никак не пройдут в обход, тем более незаметно. Пробиться, перестреляв тварей, может быть и можно было, но они решили не рисковать — район многонаселенный, значит, и трупов тут достаточно. Пойдут ещё на шум, тогда при встрече явно никак не выберутся. Улицы тут петляющие, многие заканчиваются там, где и начинались — это было тоже опасно. Да и вообще здесь они были, наверное, раз второй. Первый — когда ехали с командой в тот дом, до которого теперь так проблематично добраться. Твари хитрые — Яку и сам не понял, как они оказались в заброшенном доме с ещё десятком мертвецов, как будто те, на улице, специально гнали их сюда. Яку не заметил, как они разделились с Шибаямой, и тот успел прошмыгнуть в кладовку, а они — под лестницу.       Убили тварей они уже достаточно, но где-то всё-равно слышится их мерзкое рычание, натягивающее нервы, как тетиву лука — звук становится ближе и стрела, состоящая из страха, летит прямо в цель, заставляя действовать, бежать и спасаться, а не ждать, пока тебя удачно разорвут и сожрут. Нормально жить в этом мире нереально.       — Ладно, — выдыхает Яку — ладно. Мы в заднице.       Он перехватывает автомат поудобнее, готовясь сразу стрелять, как раздаётся пронзительный крик, заставляющий резко сорваться с места, бегом рвануть вперёд, напрочь откидывая мысль, что твари могут выйти из самых укромных мест и отхватить своё. Действовать чисто рефлекторно, послав куда подальше свою собственную безопасность и то, что вернуться под лестницу у них, скорее всего, уже не получится — Нобуюки кричит что-то вслед, кажется, называет его придурком и говорит вернуться, а потом — Яку замечает краем глаза перед тем, как свернуть влево, что Кай вылез из укрытия и направляется за ним.       Нет, нет, нет, нет, только не это. Не может просто быть. Не-е-ет.       Яку на секунду застывает на месте, а потом резко подаётся вперёд к Шибаяме, пока за спиной звучат резкие выстрелы, и тварь рядом с ним падает на пол, переставая рычать, а чёрная кровь пачкает светлый ковёр под ними, — оторванный кусок плоти, который это существо ещё не успело проглотить, также выпадает на пол, образуя какое-то месиво из разорванной кожи, мышц, сосудов и хрен знает чего ещё — неважно. Шибаяма шипит от боли, хмурится, ничего не говоря — прогибается в спине, зажмурившись до белых пятен в глазах. Он позволяет оттащить себя в угол, а затем убирает руку от предплечья, в голос выругавшись. Боль пронзает тело, опять и опять, до тёмных кругов перед глазами и немого крика. Кровь быстро пропитывает рукав тёмной водолазки, и начинает капать на пол — капля за каплей, и уже небольшая лужица. Боль настолько сжигающая, что он не может вытерпеть и стонет в голос.       — Надо найти безопасное место и обработать, — Кай перезаряжает своё оружие, — быстрее, быстрее. Идти сможешь?       Шибаяма даёт положительный ответ кивком головы, а Яку, не задавая лишних вопросов, перекидывает его здоровую руку себе через одно плечо, поддерживая сокомандника, когда они поднимаются и начинают двигаться к выходу из этого дома.       Сейчас... сейчас. Всех тварей тут они, вроде бы, перебили, а если ещё осталась какая-нибудь падаль, то непременно уберут её со своего пути, добравшись до цели.       Кровь продолжает капать, голова кружится, в нос бьёт едкий запах железа, а перед глазами начинает всё плыть, но он, хватаясь за Яку, пытается переставлять ноги сам. Даже рана в руку может так подкосить человека — они не просто в заднице, они совсем на грани.

***

      Напевая себе под нос простую песенку из услышанной когда-то рекламы, Куроо неспешно идёт в их со Львом комнату, как вдруг из одной слева слышит голоса Бокуто и Акааши. Эти двое всегда говорят на интересные темы, да и к тому же, они всегда вместе, что не может не настораживать — наверняка что-то у них есть, они же даже в ванную ходили вдвоём. Ухмыльнувшись, Тетсуро отходит на пару шагов назад, кладёт автомат на пол, а сам, прижавшись спиной к стене, придвигается к щели между дверью и косяком.       — Знаешь, Бокуто-сан, — произносит там Акааши каким-то мягким тоном, таким с Куроо обычно Лев разговаривает, и в интонации Кейджи нет строгих нот, только спокойствие. Обыденным голосом, не пытаясь выделить или подчеркнуть какие-то слова.       Вдруг у входа в коридор показывается Лев. Куроо оживляется и подзывает его жестом к себе, моментально прикладывая палец к губам — тихо. Хайба какое-то время догоняет, о чём хотел сказать капитан, но, поняв и заметив его хитрый взгляд, заговорщически улыбается и кивает, делая осторожный шаг вперёд, однако запинается о лежащий на полу автомат, из-за чего его следующий неуклюжий шаг звучит как падение чего-то тяжелого.       Ну твою же мать, Лев.       — Тихо ты! — Шипит Тетсуро, резко сжимая руку в кулак.       — И-извините!       — Кто эту херь сюда положил вообще?! — Секунда... — Ладно, забей. Иди сюда и слушай.       Лев пристраивается рядом, вслушиваясь в слова.       — Я очень хотел бы быть рядом с тобой в тот день, — тихо продолжает Акааши. Куроо замирает в предвкушении, а Лев вспоминает, куда капитан спрятал пачку лапши. Ничего не вредно, пару раз можно.       — Да-а, да-а, чтобы дать мне подзатыльник, — отвечает Бокуто слегка капризно.       — Естественно, как можно было додуматься до такого? — Мягкость в голосе Кейджи пропадает, словно была просто прикрытием его злости.       Куроо закусывает губу, что не укрывается от взгляда Льва, и выдаёт:       — Во-о-от. Сова сразу угадала, что скажет этот чувак. Тут точно есть чё-то такое.       Лев хмыкает, пожимая плечами — ну и? Он тоже сразу предвидел привычное «во-о-от» капитана, и что такого? Они столько времени провели вместе, что не изучить повадки и привычки капитана было просто невозможно, особенно с таким внимательным наблюдением, как у Льва. У тех парней, наверное, так же, поэтому удивительного ничего.       Акааши складывает руки на груди и кидает мимолётный взгляд в окно, возвращая его на Бокуто впереди:       — Ну так как можно было додуматься до такого? — Кейджи хмурится, но явно немного удивлён.       — Ситуация требовала, — пожимает плечами Бокуто, подняв вверх указательный палец и прикрыв глаза. Сейчас он не лжёт, тогда ему правда нужно было действовать быстро, и ничего лучше он придумать не смог.       — Ситуация, — передразнивает Акааши. В экстренной ситуации нужно рассчитать всё, а не бросаться бездумно. Может быть, этим они с Котаро и отличаются, всё же, оба из разных миров, прошлое у них разное, окружения также непохожи. Однако Кейджи надеется, что они с Бокуто всё-таки сработались за то время, которое провели вместе. Иначе бы они не дошли вдвоём ни до этого дома, ни даже до этой команды.       — Акааши, — Бокуто щёлкает пальцами и кивком указывает на улицу. — Долго мы здесь сидеть не будем, надо машину проверить. В последний раз там что-то барахлило. Вдруг ещё заглохнет где-нибудь по дороге.       Естественно, кто ж за рулём-то был, думает Куроо, щурясь, косится на Льва.       Чего её проверять, развалится скоро, если вспомнить, откуда они её достали. Рука Акааши тянется ко лбу, но он удерживает себя и просто тяжело вздыхает.       — Ты со мной? — Котаро поднимается и подходит к двери, выжидающе смотря на друга; Кейджи отмечает топот и суету за дверью. Делать всё равно больше нечего, а сидеть просто так — нельзя. Поэтому Акааши проводит ладонью по лбу и кивает, вставая с пола.       — Отлично, — Бокуто улыбается, толкая дверь, и замирает: под своё мелодичное «твою мать» Куроо, вместе со своим неизменным напарником, валится на пол, споткнувшись о, видимо, автомат на коврике, да ещё и здорово ударяется, судя по его приглушённым ругательствам и шипению.       Сюрприз. Неожиданный сюрприз.       — А вы тут чего? — Осторожно, обходно спрашивает Бокуто, выходя из комнаты полностью, давая Акааши место пройти. Кейджи только закатывает глаза, оглядев своего напарника и Куроо — да что с ними всеми не так?       — Нормально, — Куроо показывает большой палец, стаскивая себя со своего подопечного, и поднимает с пола винтовку: — это вот чистить шли, — подавая руку Льву и суя оружие в его руки, Тетсуро разворачивает его спиной к себе и толкает, — Повернулся неудачно и упал.       — Ну... Ладно, — Бокуто, провожая парней взглядом, пожимает плечами и, развернувшись, открывает дверь на балкон — оттуда можно по лестнице спуститься вниз, прямо к машине. У перил обнаруживается один из людей Куроо — он приветственно кивает — держащий наготове автомат. Скоро его смена, скорее всего закончится, но он явно бдителен: расслабляться здесь нельзя.       Первым делом Котаро открывает капот, рассматривая каждую деталь — может, что и увидит. Акааши тем временем проверяет, сколько бензина осталось. К ним присоединяется ещё один член команды Куроо, автомобиль выдержит? Им нужна достаточная скорость, чтобы уйти не только от мертвецов, но и от военных, да даже от простых выживших, которые обладают машинами куда быстрее и современней, чем их.       — Надолго не хватит, — предупреждает Кейджи. Бокуто кивает:       — Нужно будет найти ближайшую заправку, как выедем.       Оба они искренне надеются, что там у них будет достаточно времени.

***

      Как бы не хотелось, а ноги постепенно начинают гудеть от непрерывной ходьбы. Кагеяма изредка кидает едва обеспокоенные взгляды на своего напарника, который, собственно, кое-как переставляет ноги — это одновременно удивляет: Хината никогда так быстро не уставал. И дело, Тобио уверен, вовсе не в жаре. В конце концов, это Хината. А в Хинате энергии больше, чем во всей их команде. Не исключено, что он просто безумно устал от всего, что происходит, но опять всё возвращалось к одному факту — это же Хината. Конечно, он тоже человек, но не могло же произойти что-то такое... ужасное? — что могло сломить его дух. Тем более, так быстро. Хотя, если углубиться в свои воспоминания и пролистать в своей голове весь вчерашний день, то можно сказать, что с Хинатой уже было что-то не то. Причём с самого утра — он был бледнее обычного и с мешками под глазами, которые, по идее, должны были исчезнуть, так как они выспались. Если, конечно, этот придурок не просидел всю ночь, занимаясь разной ерундой.       Сам же Хината имеет только одно желание — лечь. Неважно куда, главное — лечь, закрыть глаза и отдаться сну, давая телу вновь отдых. Ему, откровенно говоря, очень и очень хреново — голова снова болит настолько сильно, что кажется, будто вот-вот развалится на две половины, опять-таки, избавляя от жизни в этом хаосе. Всю дорогу его не покидают мысли, что как долго продлится это? Как долго ещё им выживать? Пытаться выжить. В самом-то деле, не всю же жизнь им так проводить? Еды уже сейчас становится мало, а что потом, к примеру, через несколько лет? Где всё брать? Остаётся вариант — лес, думает Хината, однако никто не знает, безопасно ли это. Хоть они и сейчас часто берут из леса разные ягоды и прочее, всё может измениться, если, допустим, в корни растений проникнет этот вирус и убьёт их — хотя, этот вариант всё-таки мало реален. Сугавара рассказывал, что эта зараза действует только на людей, и что-то сказал про ДНК человека. Хината не понял, и не стал ввязываться в подробности — всё равно ничего яснее не станет, а лишний раз грузить себя не хотелось.       Кагеяма идёт впереди, не оглядываясь назад, слыша шаркающие шаги Шоё за собой. Хинате немного страшно: что будет, если на них сейчас нападут? Сможет ли он помочь Тобио? Во всём теле ужасная слабость, автомат кажется просто тяжеленным, как и нож, а крепко сжимать оружие в ладонях вообще почти не получается — рука вот-вот и разожмётся, роняя оружие на землю. В глазах всё плывёт, они то и дело сильно слезятся; Шоё приходится фактически через каждую минуту вытирать выступившую влагу, успевающую катиться по его лицу. Главное, чтобы Кагеяма не видел — подумает ещё, что он плачет. Горячее солнце Хината не чувствует, тело бьёт мелкая дрожь. Этот район очень небезопасный, Шоё это знает, прекрасно знает. Он просто плетётся сзади Кагеямы, всеми силами пытаясь преодолеть свою сонливость и слабость, чтобы хотя бы взять винтовку и быть готовым защищать и защищаться.       Они заходят в небольшой тенёк, где в лицо дует приятный холодный ветер — Кагеяма блаженно улыбается, а Хинате это кажется сущим кошмаром, так как становится лишь холоднее. Как этот придурок Кагеяма вообще не замёрз?       Идут они уже примерно пару часов, но складывается ощущение, что целую вечность. Где эта академия вообще находится? На другом конце Токио, что ли? Или на другом конце Японии, что становится уже более вероятно?       Хината оглядывается — всё чисто.       — Кагеяма-а-а, — зовёт он, растянув последнюю гласную, — подожди.       Хината ещё раз ёжится от пронизывающего его насквозь холода, чуть пошатнувшись в сторону, но на ногах устоявши. Кагеяма коротко хмыкает, всё-таки повернувшись, задавая немой вопрос. Останавливаться-то нельзя. Делать привалы тоже. Время нельзя упускать ни на секунду.       — Почему... почему так холодно? — Голос звучит громко в голове, раздирая тишину острыми когтями. — Почему ты вообще этого не замечаешь? — Шоё шмыгает носом, пытаясь сфокусировать свой взгляд на напрягшемся напарнике, который, в свою очередь, делает несколько осторожных шагов назад, оказываясь прямо перед Хинатой.       — Только не говори мне, что ты... — он кладёт свою ладонь на лоб Шоё, обжигая его кожу холодом — Хината шумно выдыхает, невольно подаваясь ближе, словно цепляясь за эту прохладу, — тупой Хината, — ругается Тобио, кладя одну руку на плечо напарнику и принимается торопливо осматриваться, — только у такого придурка, как ты, может быть температура в такой момент.       — Извини.       Не хочется спорить. На это, как бы ни хотелось, нет сил.       — Ты же весь горишь. — Кагеяма берёт автомат в одну руку, заранее сняв с предохранителя, а второй, придерживая напарника за плечи, чтобы он не свалился, ведёт к одному из заброшенных домов. — Теперь или нас сожрут, или я тебе сверну шею.       Глаза слипаются, к горлу подкатывает тошнота, приводя с собой ещё больше жгущегося холода. Хината даже не знает как это назвать — ощущение, что он горит изнутри, но, несмотря на это, ему жутко холодно. Руки, будто бы налитые свинцом, отказываются слушаться. Перед глазами какой-то дом, где им, судя по всему, предстоит провести неопределенное количество времени. Такими темпами команда точно про них забудет.       — Отойди, — командует Кагеяма, кладя руку на ручку — и резко её поворачивает, с ноги открывая дверь и отходя сразу же назад, наводя на дверной проём дуло автомата — чисто. — Идём.       Шоё, ещё раз шмыгнув носом, заходит сразу после Тобио, аккуратно закрыв за собой дверь. Они стоят, не двигаясь, прислушиваются к звукам — тишина. Хорошо. Пока всё хорошо, можно надеяться, что тут правда нет тварей. Хината, едва преодолев слабость, дрожащими руками достаёт нож, выставив перед собой и идёт следом за Кагеямой, стараясь как можно внимательнее увидеть каждый угол этого дома. Даже его ошибка может стоит жизни их двоих. А Хината не хочет, чтобы из-за него пострадал Кагеяма — он же не виноват, что Шоё умудрился так влипнуть. Хината вытирает глаза, дрожит, но послушно идёт, даже не думая над тем, чтобы остановиться. В конце концов, считает Шоё, Кагеяме необязательно с ним тут возиться. Он может уйти, отправившись в академию один. Хината его не держит, не хочет задерживать. Не хочет быть виновным в его смерти. Если погибать от зубов тварей, то только ему, Хинате, одному.       — Прости, Кагеяма, — извиняется он, — нам не стоит останавливаться, — тяжёлый вздох, — правда. Я не хочу, чтобы ты, если что, погиб по моей вине.       Кагеяма, выходящий из спальни, лишь хмыкает. Неужели этот тупой Хината действительно думает, что он его кинет? Серьёзно? Им нужно лишь немного времени, чтобы таблетки подействовали и начали сбивать температуру. Непонятно, как вирус, превративший людей в этих жрущих тварей, попадает в организм, какие симптомы, как попытаться вообще помочь. Может быть, Шоё вовсе не простудился, и помощь ему уже бесполезна? Однако рисковать ухудшением состояния придурка Кагеяма не хочет.       Тобио подходит сначала к одному окну, смотря на улицу, затем к противоположному — всё чисто.       — Располагайся, — он кивает на кровать, — я найду жаропонижающее.

***

      Кагеяма раздражённо закрывает шкафчик в ванной и ругается себе под нос. В его доме аптечка и любые предметы первой необходимости всегда лежали на видных местах, чтобы не пришлось искать их по всем углам, чем сейчас и приходится заниматься. Правда, перед тем, как давать Хинате жаропонижающее, нужно измерить его температуру. Возможно, её вообще не надо сбивать. Вопреки ожиданиям Тобио, что он просто не заметил аптечку, она обнаруживается в кухне — уж там-то он вообще не думал её искать. Градусник в ней есть, поэтому Кагеяма сразу возвращается в комнату, где оставил напарника. Хинате явно тяжело, что сразу заметно уже по выражению его лица. Это точно задержит их здесь ещё на несколько дней, но бросать его Тобио не намерен. Кем он тогда будет в глазах остальных? Даже не так. Кем он тогда станет для себя самого? О том, чтобы сбежать одному, не может быть и речи. Он будет тут столько, сколько потребуется Хинате для хоть какого-то выздоровления.       — Хината, — негромко зовёт Кагеяма, вертя в руке градусник и сбрасывая до тридцати шести. — У тебя до этого было что-нибудь? — Вроде бы он и не кашлял, и на насморк не жаловался.       — Вообще, — так же тихо отвечает Шоё после минуты тишины, — горло болело. Наверное, инфекцию подхватил или типа того, — кажется, что он говорит через силу. Лучше лишний раз его не тревожить. Но...       — И ты не сказал? — Кагеяма и удивлён, и раздражён. — Надо было сразу говорить, ещё вчера бы лечить попробовали... — к концу фразы голос Тобио становится тише — неважно, насколько он зол сейчас, Хинате лучше не станет, а вот слышать крик в таком состоянии явно не особо приятно — это Кагеяма прекрасно понимает.       — Как будто и так проблем мало, — укоризненно пытается ответить Шоё, прикрывая глаза — сил совсем нет, хочется спать.       — Теперь у нас их только прибавилось, — хватит. Такими словами Тобио только подстегнёт болезнь Хинаты. — Держи, — он даёт ему градусник и, дождавшись, пока Хината поднимет руку, чтобы его взять, пододвигает к кровати стул и поочерёдно изучает имеющиеся в аптечке лекарства. Жаропонижающее есть, к счастью, не просрочено. Но, как он и решил раньше, сначала нужно узнать, какая температура у Шоё. — Лежи пока, — Кагеяма поднимается и, стараясь не шуметь, уходит на кухню. Кажется, Хината говорил, что тот парень, Кенма, дал ему что-то для очистки воды, самое время этим воспользоваться — горячая вода точно понадобится. Чайник здесь тоже есть — спасибо и на этом. Главное, чтобы было электричество. Хоть совсем немного.       — Всё? — Первым делом спрашивает Кагеяма, когда возвращается обратно.       Хината кивает и достаёт градусник, полуприкрыв глаза смотря на шкалу. Тобио забирает предмет из его рук — на мгновение его холодные пальцы задерживаются на горячих Хинаты — и он всматривается.       — Тридцать семь и восемь, — озвучивает Кагеяма. Вряд ли такую температуру нужно сбивать — при ней должен погибнуть вирус, так что, скорее всего, давать жаропонижающее Шоё бесполезно — может стать и хуже. Когда температурил сам Тобио, мама давала ему много питья: в основном чай, либо минеральную воду. Она всегда говорила, что во время болезни нужно потеть, значит, лучше всего будет сделать Хинате горячий чай. Если она поднимется ещё на два градуса, то даст Шоё таблетки для снижения. Кагеяма ещё раз смотрит на название препарата и хмурится, — это, вроде бы, действенное и сильное лекарство, значит, точно должно подействовать.       — Ладно, лежи, я пока чай сделаю, — Кагеяма кладёт градусник на полку над кроватью и подправляет одеяло Хинаты.       — Кагеяма, — Шоё останавливает его прямо у порога. — Ты же не уйдёшь?       Тобио выдыхает почти раздражённо, но вместе с тем как-то обнадеживающе, по крайней мере, так кажется Хинате.       — Естественно нет, — как само собой разумеющееся.       Шоё через силу улыбается и переворачивается на другой бок — лицом к стене. Уснуть никак не получается, сердце бьётся, как бешеное. Не будь ему настолько плохо, точно бы начал винить себя за то, что задерживает сразу и себя, и напарника, но сейчас на это просто нет энергии. Единственное, что остаётся — это спать и стараться как можно быстрее поправиться. На счету каждый час. Нет, не так. Каждая минута.       Между коробкой и пакетом с чаем Кагеяма решает сделать выбор в пользу первого — после коробки должна идти ещё какая-то упаковка, а значит, там чай более качественен. Хотя, кто знает, Тобио делает этот выбор исключительно интуитивно. Хорошо бы, если бы в холодильнике был свежий лимон или мёд, думает он, насыпая в отдельную кружку сухой чай, заливая его кипятком и наблюдая, как некоторые чаинки, кружась в воде, поднимаются на поверхность.       — Большими глотками не пей, — предупреждает Кагеяма, дожидаясь, когда Хината сядет и возьмёт в руки кружку.       Какое-то время Шоё ждёт, пока напиток немного остынет, а после осторожно и понемногу начинает пить. Горячая жидкость приятно обжигает горло, спускаясь к желудку. Хината искренне надеется, что это ему поможет — фактически, это единственный шанс, и выбирать не приходится.       Через несколько минут Тобио бросает последний взгляд на укутавшегося засыпающего Хинату и уносит посуду назад в кухню, прикидывая, чем ещё может помочь другу. А потом хмыкает и решает пойти на балкон, чтобы посмотреть, нет ли опасности на горизонте.

***

      В глазах всё плывёт уже спустя пару улиц. Руку почти не чувствует из-за безумной боли, кровь всё ещё идёт, не так сильно — спасибо перевязке Яку и ремню Нобуюки, — но ветер подхватывал запах, распространяя его по округе. Наверное, твари уже успели почуять, но пока, к счастью, мерзкого рычания и шаркающих шагов нет. Или просто они не слышат, так как торопятся, лихорадочно ища глазами какой-нибудь дом, где можно немного переждать.       Жарко.       От виска катится капля пота, и Яку, тихо выругавшись, вытирает её тыльной стороной правой ладони.       Шаг за шагом по пыльному асфальту, иногда стряхивая с ботинок разный валявшийся на грязной дороге мусор. Н-да, раньше улицы всегда убирались, а теперь... Яку с грустью вздыхает ещё раз, чувствуя, как затекают его собственные плечи от груза в виде раненого сокомандника.       Ладно, решает для себя Нобуюки, в любом доме они смогут оказать помощь. В сумках есть некоторые медикаменты для оказания первой помощи, они брали их перед вылазкой — просто меры предосторожности, без которых нельзя сейчас. Ткань для перевязки можно взять любую — даже те же шторы. С этим проблем нет. Главное, чтобы не было тварей. Или, чтобы их было мало — одна-две; с большим количеством падали они сейчас не смогут справиться. В любом случае, они будут идти на Шибаяму, от которого исходит аппетитный для них запах крови.       Интересно, как там остальные? Как капитан и Лев? Смогли ли они спуститься с того дерева? Яку видел, как их загнали на ветку, хотел помочь — но в их с Нобуюки и Шибаямой сторону направлялось достаточно большое количество монстров, от которых, как бы позорно не звучало, пришлось спасаться бегством.       Юки прерывисто дышит, с болью глотая кислород. Яку чувствует сумасшедший жар друга даже через их форму, и тихо цыкает, понимая, что что-то надо делать. Только у них нет ни одного препарата для сгона температуры, что вдвойне усложняет задачу.       — Эй, — зовёт Кай, — давайте вон в тот? — свободной рукой он указывает на небольшой двухэтажный дом с синей крышей, затем достаёт пистолет, и, немного тормознув, помогает второй рукой снять с предохранителя. От Яку он получает кивок, от Шибаямы — сдавленный болезненный стон. Листья небольшого дерева, растущего во дворике, стали чёрными на концах, сгорая на палящем солнце без ухода и недостатка воды. Нобуюки аккуратно сбрасывает с себя руку Шибаямы, передавая всего напарника в руки Яку, и действует по привычке, ничего нового — аккуратно открывает дверь, отходя назад, приготовившись стрелять, и спокойно выдыхает.       — Стойте тут, — Кай придерживает открытую дверь одной рукой, — я быстро обойду комнаты. Если что, Яку, позовёшь.       — Да.       Пол под ногами неприятно скрипит, не вселяя никакого спокойствия. Гостиная, определённо, была очень уютно обустроена — но сейчас тут всё разбросано, видимо, хозяева этого дома пытались уйти как можно быстрее. Что ж, впрочем, это и понятно. Сердце глухо бьётся, перед каждым углом пропуская по паре ударов. Страшно. Страшно, что сейчас на него может выпрыгнуть мертвец. Пистолет крепко зажат в чуть дрожащих руках, дуло каждую секунду направлено на совершенно разные предметы. Кай, обойдя гостиную, направляется к кухне, смежной с этой комнатой. Шаг становится медленнее, Кай сглатывает вязкий ком из слюны, чувствуя, как мгновениями перехватывает дыхание. Кивает сам себе, набирая в лёгкие как можно больше воздуха, и резко заходит в кухню, быстро обводя пистолетом всю небольшую комнатку — единственное, что тут не от мира сего — это засохшая кровь на стене и полу. Значит, можно двигаться дальше. Ещё пара комнат и второй этаж.       Яку поддерживает тело Шибаямы, хоть тот совсем не лёгкий, в свободной руке держа заряженный пистолет. Мелкая дрожь бьёт по телу, то ли от сдавливающего грудную клетку ужаса и страха, то ли на него так действует лихорадка Юки. Мориске цыкает, прикладывая свою ладонь на лоб друга, и кое-как удерживается, чтобы в сердцах не пнуть по стволу рядом стоящего засыхающего деревца.       — Дерьмо, — тихо срывается с его губ, подтягивает Юки ближе к себе, понимая, что спина у него самого, наверное, будет теперь болеть от такого напряжения.       Шибаяма не в силах что-то сказать, его периодически вырубает, в сознании он почти не находится. Дышать становится всё хуже и хуже, боль в руке вовсе не чувствуется, а кровь перестала идти. Теперь, чуть ниже перетянутого ремнем предплечья, красуется небольшой, но достаточно глубокий укус — из раны можно увидеть поврежденную мышцу, разорванную кожу, маленькими клочками-сосульками свисающую с образовавшегося на месте укуса углубления. Лицо Шибаямы становится всё бледнее, даже не думая возвращаться в норму.       Яку опять глубоко вздыхает, прекрасно распознавая в воздухе слабый запах разлагающегося мяса, и делает вывод, что твари где-то тут, возможно, в паре улиц от них и идут на запах Юки. Они же не смогут убежать. Если только бросив раненого тут, чего, конечно же, никогда не сделают, слишком отвратительно об этом даже думать. Шибаяма — их часть. Если суждено погибнуть тут, то они будут все вместе, втроём.       — Затаскиваем, — в дверном проёме показывается Нобуюки, опять перекидывает одну руку Шибаямы себе через плечо, и, принимая больший напор на себя — заходят в дом, с щелчком закрывая за собой входную дверь.       Теперь остаётся дело за малым.

***

      Им определенно повезло, что примерно в километре есть хороший супермаркет, в котором ещё не растащили товар и можно прихватить с собой достаточно еды, чтобы спокойно прожить недельку-другую, если, конечно, за это время ты сам не станешь чьей-нибудь пищей. Из-за яркого солнца приходится часто щуриться, прикладывая ребром ладонь ко лбу, чтобы создать хоть немного тени и что-то разглядеть. Несмотря на недавно проведенную зачистку, расслабляться по-прежнему нельзя. Воздух пропитан запахом гнили, неприятно ударяя в нос и вызывая неконтролируемые приступы тошноты. Хоть освежитель воздуха с собой носи! Рядом с домами, вдоль всей улицы, лежат окровавленные тела — у кого были сквозные пулевые ранения, у кого ножевые. Отличить, кто был человеком, а кто тварью, тоже вполне легко. Чисто по внешнему виду: твари мертвы дольше, значит и процесс разложения у них уже продолжается более длительное время — этому свидетельствуют трупные пятна, выступившие на потемневшей и скукожившейся коже, впавшие в глазницы глазные яблоки, и, конечно же, укусы. В любом случае, всё это вызывает непонимание ситуации: зачем убивать живых? Разве им не лучше сейчас держаться вместе, а не по одиночке? И, судя по всему, драгоценное правительство всё ещё в целости и сохранности, раз в состоянии отдавать приказы. Хотя чему тут удивляться? Весьма ожидаемо, что они спрячутся где-то в укромном месте под надёжной охраной и с кучей припасов. Трусы и не более. Интересно, выпусти их в такие условия, сюда, в центр Токио, сколько бы они продержались? Сутки? Двое? Или даже меньше? Кенма считает таких людей отвратительными: да и не он один, вся команда. Люди, которым они должны были подчиняться, мертвы. Оно и к лучшему. Лучше быть самим по себе, а не слушать кучку обезумевших стариков.       По идее, Кенме вообще всё равно, что с ним будет. По крайней мере, так считает он сам. Куроо знает точно — если его прижать к критической ситуации, Козуме будет хвататься за жизнь, как кот, впиваясь в хрупкую материю клыками и когтями, пытаясь выбраться. Возможно, просто работают инстинкты. Страх заставляет действовать, хочет он того или же нет.       Кенма поправляет ремешок от полностью заряженного автомата, закидывая его себе на плечо и недовольно хмурится. Одна радость: удалось сбежать одному. Проводить время, даже на различных вылазках, он тоже предпочитает один. Исключением является только Куроо, который иногда безумно раздражает своей чрезмерной заботой и беспокойством. Кенма набирает побольше воздуха, сбавляя немного шаг и прокручивает старые события у себя в голове. А ведь когда-то они с Куроо работали вместе, как напарники. Это был прекрасно синхронизированный дуэт, справляющийся со своими задачами на отлично. Отточенная техника всегда срабатывала на «ура», поражая противника в цель. Проработали спина к спине они года полтора-два, не меньше. Кенма ещё раз вздыхает, смотря по сторонам — всё чисто, и продолжает вспоминать минувшее. Потом... потом в их команду пришёл Лев (точнее, его привёл к ним Куроо), перевернув всё вверх дном. И Кенма, как и вся команда, вообще не понимали, за что его приняли? Они тут не в игрушки играют, а Хайба не умеет ровным счётом ничего — даже быстро разбирать пистолет или стрелять сразу на поражение. Козуме точно помнит, что сначала в напарники его отдали Яку, который каждый вечер жаловался на новенького: то не так сделает, другое не так сделает, слишком шумный, относится ко всему несерьёзно. И, в конце концов, когда их верхам надоело рассматривать жалобы Мориске, Хайбу забрал сам Куроо. Своеобразный обмен напарниками — сам Козуме работать с Яку был не против, разве что непривычно подстраиваться под незнакомый ритм работы и выполнять иные задачи. И с тех пор эти двое работают вместе, хотя Лев всё-таки научился всему необходимому, но иногда продолжает лажать. Куроо мог вернуться к нему, Кенме, но возится с Хайбой. Или, может быть, капитан просто боится за то, что этот большой ребёнок погибнет? Или чувствует ответственность перед его старшей сестрой?       — Тц.       Без разницы, что там с ним будет.       В конце очередной улицы, по которой он сейчас идёт, наконец-то виден супермаркет. И возвращаться нужно поскорее, пока Куроо не заставил всю оставшуюся команду, в том числе и тех двух парней, которых они со Львом притащили с собой, искать его, создавая шум и привлекая тварей. Козуме ещё раз осматривается по сторонам, прежде чем ускорить свой шаг до лёгкого бега.       Добравшись до центральных дверей, Кенма оглядывает габаритный магазин: спокойствия, ну ни капли, не внушает. Тёмные окна, в которые попадают солнечные лучи — значит, там должно быть не так уж и темно.       Взяв автомат в руки и сняв его с предохранителя, Кенма осторожно входит внутрь, быстро прогоняя в своей голове, что нужно захватить с собой. Пару пачек лапши и несколько бутылок воды, да, точно. У Льва с утра был хороший аппетит, даже слишком, а потом к нему подключился Такетора — от того, что было на полках, не осталось и следа. Нет, серьёзно, у них там что, бездонные желудки? Чёрные дыры? Хотя, кажется, к этим же вопросам можно отнести и тварей.       Шаги отдаются эхом в большом помещении, но посторонних шорохов, вроде бы, не слышно. Тут всё-таки оказывается довольно светло, и полку с необходимым удаётся отыскать быстро. Сумка, наполненная пачками лапши и бутылками воды, неприятно тяжелеет и давит на плечо. И, походу, из двигающихся объектов он тут действительно один. Значит, наверное, ничего страшного не будет, если задержится на несколько минут ради того, чтобы осмотреть другие полки, вдруг ещё что-нибудь съестное удастся найти?       В сумку отправляются несколько банок с консервами и небольшая пачка конфет.       — Надеюсь, Куроо не начал пани... — Кенма резко замолкает, замирая на месте, боясь даже шелохнуться.       Хрипы.       Рычание.       Дыхание резко спирает, Кенма бегло застёгивает сумку, снимая с плеча автомат, и, медленно оборачивается назад, видит в окне множество покачивающихся теней. Они медленно двигаются вперёд, явно не собираясь останавливаться.       — О, нет.       Мимо супермаркета идут твари, капая на асфальт чёрной кровью. Они, как непробиваемая стена, направляются вниз по улицам — осознание больно бьёт хлыстом по спине, — где расположен дом, в котором они остановились. Дела приобретают очень, очень крутой оборот.       Кенма мгновенно срывается с места, со всех ног побежав к дверям — он знает один из коротких путей до дома.       Он должен. Не простит себе, если опоздает хоть на секунду.

***

      Тишина и спокойствие за стенами — определённо идёт что-то не так. Отсутствие мертвецов заставляет невольно искать подвох во всём. Не хочешь, но в голове сами появляются навязчивые мысли: спокойствия быть не может. В то же время теснятся мысли о Шибаяме. Страх за него куда больше, чем от небольшого осознания, что тебя могут сожрать в любой момент. Привязанность никогда ничем хорошим не заканчивалась, особенно теперь, когда всё рухнуло.       Прошло уже, кажется, около трёх часов. Из-за палящего солнца в доме чертовски душно, а открывать окна весьма опасно, им же не нужны здесь случайно зашедшие на обед гости?       На перекрестке проходят твари, иногда подходя на несколько метров к дому, наверное, на запах крови. Они слишком чуткие. Это, определённо, очень плохо.       Лихорадка не спадает, хотя ему дали довольно сильное жаропонижающее, найденное в аптечке здесь. Кашель распирает грудную клетку даже во сне, периодически вынуждая просыпаться, а потом также резко вновь проваливаться в беспокойный сон. Его тело мелко дрожит из-за высокой температуры, дыхание с хрипами, ткань дивана под Шибаямой нагревается, становясь ужасно горячей. Ему дали лёгкое покрывало, сославшись на то, что во время лихорадки нельзя намеренно греться, а тут ещё и духота такая. Оставшейся тканью, найденной в доме, Яку и Нобуюки завешивают все окна, так, на всякий случай, не забывая запереть входную дверь на защёлку. Если кто сюда пожалует — они определённо услышат скребущие звуки, а там остаётся только прикончить.       В конце концов, Нобуюки решает уйти на балкон, чтобы, если что, они могли быстро свалить отсюда. Сонливость мешает нормально следить за ситуацией вне дома — всё-таки, они всё это время толком не спали, так, иногда, местами, когда появлялся часок на отдых. Психостимуляторы и энергетики, лежащие в сумке, уже не помогают. Организм слишком быстро к ним привыкает, и это чертовски нехорошо. Хотя и жить на этом добре — идея очень хреновая. Кай, перезарядив автомат, садится на пол, спиной прижавшись к стене. Н-да, состояние Шибаямы их тут сильно задерживает. Нобуюки смотрит вперёд — на пыльную дорогу, по которой раньше сновали туда-сюда люди, торопясь каждый по своим делам.       Прежним теперь ничего и никогда не будет.       Больше никогда не просидишь за компьютером или телевизором, впитывая в себя последние новости происходящего как в стране, так и в мире. Больше никогда тупо не проваляешься на диване или проспишь день. Никогда не выйдешь на улицу немного прогуляться и набраться сил, встретившись с кем-то. Созданные человечеством блага вынуждали нас существовать, ни в чём себе не отказывая. Теперь, когда цивилизации пришёл конец, мы вынуждены начать жить, хотим этого или нет.       Человечество вернулось к тому, с чего всё начиналось — только окунувшись в более суровые условия в виде оживших трупов. А что будет, когда даже выжившие погибнут? Пищи для мертвецов не будет, и они... будут просто ходить? И тогда, может быть, жизнь совсем умрёт, оставив в бесконечном космосе ещё одну мёртвую планету.       Тяжёлый вздох рассекает тишину, давая чёткое осознание: ведь ты всё ещё жив. У тебя есть цели. Не позволяй отчаянию взять над тобой верх.       — Нобуюки! — Резкий крик Яку заставляет резко подскочить, едва не выронив винтовку из рук. — Нет! Нет! Отойди!       В тело острыми клыками впивается недостающий так адреналин, освобождая от оков сна. В крови бежит безудержный страх — как? там внизу мертвецы? Они же всё проверили несколько раз! И дверь закрыли, и окна... Нобуюки сглатывает комок в горле, резко срываясь с места — шаги по деревянной лестнице отдаются ударами в голове, в голове — тишина, словно слух отключили. Он находит комнату, в которой раздавался шум, и резко заскакивает, совершенно не осторожничая, будто бы забыв, что это безумно опасно для него самого же.       Глаза широко распахиваются от ужаса увиденного, руки предательски дрожат, Кай не может поднять автомат — на полу возятся Яку и Шибаяма. Мориске опять и опять пытается спихнуть с себя сокомандника, что-то крича, срывая голос, а Шибаяма — Нобуюки наставляет на него дуло автомата, не моргая — Шибаяма пытается его сожрать. С его губ капает вязкая тёмная кровь, попадая на лицо и форму Яку, глаза застилает белая пелена, кожа — ещё бледнее. Из его горла доносится гортанное рычание и хрипы, словно что-то пытается сказать, пытается сделать так, чтобы его поняли, но всё тщетно.       — Да не стой же ты, чёрт возьми!       И Нобуюки, мотнув головой, освобождаясь от оцепенения, спускает курок, оглушая всех громким выстрелом. Пуля попадает точно в голову, пробивая череп с характерным хрустом. Тело Шибаямы обмякает, рычание прекращается и он безвольно падает на испуганного Яку, который сразу же, тяжело и прерывисто дыша, скидывает тело с себя и отползает немного дальше, всеми силами делая попытки унять дрожь. Грудная клетка вздымается слишком быстро — от этого слегка кружится голова. Он молчит, как и Нобуюки — взгляд вновь и вновь скользит по Шибаяме, рядом с головой которого растекается небольшая алая лужица.       Произошло всё слишком быстро, и Яку даже не успел толком понять, что происходит. Он молча сидел рядом с диваном, на котором спал Шибаяма, а потом Юки просто резко накинулся на него, повалив со стула на пол и, капая своей кровью, попытался сожрать. Осознание, что один из них стал тварью, начинает медленно-медленно пробираться от мозга к горлу, на несколько мгновений перекрывая воздух.       — Ты... — Кай опускает автомат, негромко стукнув дулом по полу, — Ты в порядке?       — Д-да, — Яку поднимается на ватных ногах, едва не падая опять — успевает ухватиться за полку на стене. — Я в порядке. Вроде бы.       Нобуюки наконец-то отводит взгляд от Шибаямы, с силой стиснув зубы, проводит ладонью по лицу, словно хочет стереть все воспоминания об этом. Он просто убил его. Он выстрелил в своего друга. Чёрт. Мысль о том, что это был уже не Юки — остаётся в самом дальнем углу черепной коробки, придавленная паникой.       И вот — минус ещё один.       — Нам нужно уходить, — выдавливает из себя Яку, — этих тварей и так привлёк запах крови, а тут ещё и выстрел. Мы начинаем жить по заданным мертвецами правилам.       — Но... Шибаяма...       — Это уже не Шибаяма, — сжимает руки в кулаки, нахмурившись, — и у нас сейчас действительно нет времени. Они рядом.       И, к сожалению, Яку прав: у них нет времени на слёзы о потерянном товарище. Они это ещё успеют сделать. Только чуть позже. Хотя уходить, кинув Юки так, совсем не хочется. И делать вид, что сейчас вообще ничего не случилось, ещё сложнее.       — Будем дальше искать наших? — Кай, подойдя к дивану, торопливо начинает собирать вещи, — будет проблематично незаметно пройти через собранную шумом и запахом падаль.       — Найдём и прорвемся.       И если ты хочешь жить, ты будешь подчиняться этим правилам.

***

      Дыхания не хватает, а ноги подкашиваются от усталости и напряжения. От скорости он едва не падает, но знание, что позади пара десятков голодных тварей, вынуждает бежать опять, ещё быстрее, пытаться. Ещё рывок, едва не спотыкается о труп какой-то изрядно подгнившей девушки, задерживаясь на её лице взглядом, и опять вперёд, перепрыгивая мусор и тела. Тяжёлая сумка мешает, но бросить её тут — категорически нельзя, ведь не факт, что в ближайшие дни они смогут найти пропитание. Если, конечно, вообще выберутся отсюда живыми.       Кенма видит дом и несвойственно для себя смеётся, немного истерично, на эмоциях, не прекращая бежать, постоянно оглядывается назад. На жару наплевать, лишь бы успеть. Волосы прилипают к шее и лицу, мешаясь, но всё внимание приковано к пустому балкону, где одиноко лежит автомат. Они что, серьёзно решили кинуть пост? В такой-то момент?!       Козуме буквально залетает на крыльцо, трясущимися руками открывая дверь и вваливаясь в дом, с силой закрывая её за собой — громкий холопок заставляет часть обитателей дома вздрогнуть, с опаской посмотрев на того, кто потревожил покой. Кенма молчит, быстрыми шагами преодолевает несколько метров от порога до гостиной, кидая сумку на мягкий диван — поближе к Такеторе — и ловит ничего не понимающий взгляд.       — Быстро... — на полувыдохе, — где Куроо?       Дышать — больно, вздохнуть полной грудной клеткой не получается, сразу же что-то мерзко скучивает в спазм. Горло жжёт, голова кружится — ноги дрожат, словно пытаясь дать намёк, что присядь хоть на немного, свалишься.       — А? — Тетсуро выглядывает из кухни, заинтересовано окидывая друга взглядом, — что такое?       — Уходим. Быстро, — напряженный тон даёт понять, что Кенма серьёзен. Он знает, что говорит.       Со второго этажа показывается Хайба, усевшийся на ступеньки и подперевший голову рукой.       О, боги, они вообще не подозревают о том, что сюда надвигается? О том, что вон там, на расстоянии меньше километра, идут твари? Где Инуоку таскает? Почему он покинул свой пост?       — Там толпа тварей, — он сглатывает, пытаясь хоть немного отдышаться, — они идут сюда. Я видел тени в магазине, и их точно много. Мы не справимся. Я думал, что не оторвусь от них, — Козуме ёжится, когда в его голове всплывают лица шагающих за ним мертвецов.       Куроо выходит к нему, рукой что-то показывая Хайбе, и Лев мигом уходит на верх, наверняка к тем парням, с которыми они сюда приехали. Тетсуро смотрит серьёзно, взглядом скользя по тому, что за окном. Он не видит пока что трупы, но, безусловно, верит Кенме. Он слишком ленив, чтобы просто так бежать сюда сломя голову, потом едва держась на своих двух.       — Нам надо идти в ту академию, о которой говорил Шоё, — Козуме поднимает голову, смотря в глаза Куроо с вызовом, — если там их команда, значит, нет тварей. Академия — толстые стены.       И на секунду самому Кенме кажется, что он сошёл с ума. Просто доверяется каким-то незнакомцам, обрекая себя и остальную команду не пойми на что.       Тетсуро хмурится, Такетора, не сводя взгляда с этих двоих, старается как можно тише уйти, чтобы сказать Инуоке, который вот только что вышел из туалета, направляясь обратно на балкон.       — Мы не можем так рисковать только потому, что ты поверил этому коротышке, — Куроо скрещивает руки на груди, — мы не можем знать на все сто, что он не соврал.       Кенма прекрасно понимает опасения капитана, но всё ещё считает, что это — лучший вариант. Больше-то им некуда.       — Куроо-сан! — Крик Инуоки перебивает из разговор, обращая внимание всех, — Куроо-сан... там... там толпа тварей... они прут прямо на нас!       Его голос дрожит, в глазах испуг. Взгляды всех, кто находится в этом доме, прикованы к капитану, нервно ожидая ответ. Время, как вода, быстро утекает, ценна каждая секунда. Пытаться отстреляться от такого количество трупов — верное самоубийство, и это понимает каждый. Останься они тут, будут обречены без шанса на спасение. В воздухе чувствуется страх.       — Живо собирайтесь.       Кенма улыбается уголками губ, сразу же последовав за Тетсуро на кухню, чтобы помочь собрать вещи. Куроо, подведя друга к кожаному диванчику, надавливает на его плечи, усаживая и шикая, чтобы немного отдохнул перед тем, как им придётся быстро убираться отсюда.

***

      Все собраны перед входом в дом, готовые к пути любой длительности. Отдых явно восстановил силы команды: на лицах нет усталости и измученности, глаза горят, позы выражают уверенность и готовность бежать.       — Итак, — Куроо оглядывает команду, проверяя вооружение. — Всех нас плюс то, что в багажнике, машина выдержит? — Он прикидывает сам, одновременно ожидая ответа и от Бокуто.       — Должна бы, — Котаро кивает. — Только бензина надолго не хватит.       — Около магазина есть заправка, но мы не успеем, — Кенма пожимает плечами. — Эти твари около неё, если не прямо там.       — Успеем, если поторопимся, — Бокуто щёлкает пальцами. — Пошли.       Акааши быстрыми шагами доходит до машины и садится на место водителя: больше он никого туда не пустит, будь транспортом хоть легковая машина, хоть грузовая, хоть чёртов танк — вести будет он. Да и никто больше людей Куроо за руль не посадит — это негласный общепринятый закон. Бокуто спешит занять место слева. Лев, Инуока и Такетора мигом устраиваются на заднем сиденье, и места для Куроо и Кенмы, в принципе, не остаётся. Куроо обходит машину и, сузив глаза, в упор смотрит на Льва, который, улыбнувшись, ладонями указывает на свои колени. Такое чувство, что он специально занял эту часть сиденья, чёртов Хайба. Но выбора нет, не выпинывать же его из салона, и Тетсуро, вздохнув и закатив глаза, усаживается на колени напарника.       — Давай сюда, — Такетора делает взмах рукой, после чего Кенма, полураздражённо вздохнув, забирается в машину.       Бокуто оставляет один автомат при себе, ещё два даёт Куроо и Кенме: Ямамото и Инуока не смогут свободно стрелять, зато эти двое — вполне способны.       — Ну, — Куроо прикрывает глаза, когда автомобиль заводится, и ухмыляется: — Погнали!       Машина, медленно тронувшись с места, выезжает на дорогу к автозаправке, еле-еле набирая небольшую скорость. Тетсуро чуть поникает: сказать эпичную, заводящую фразу ему не удалось, но ехать слишком быстро тоже не следует: то, что здесь была зачистка, не значит, что мертвецов здесь убавилось. Вполне возможно, что их пришло ещё больше, и не только те, которых Кенма видел в магазине. Звуки выстрелов, запах живой крови и отвратная вонь окончательно разлагающихся трупов — всё это привлекает тварей, создавая кучу проблем. Лишняя предосторожность не помешает.       Магазин, а недалеко и бензозаправка уже скоро показываются за двумя домами. Вид довольно жуткий: машины около бензоколонок, тишина, солнце и безлюдно. Тепло, но ледяные мурашки пробегаются по спине. Куроо и Бокуто настораживаются; Акааши, оглядев дорогу впереди, надавливает на педаль тормоза, и парни снимают автоматы с предохранителей. Здесь их уж точно уже ждут эти твари, следует подготовиться. Кейджи бросает взгляд на зеркало, Куроо в отражении кивает, взглянув на Кенму. Машина снова приходит в движение. На площадке автозаправки, не считая пустующих покрытых пылью машин, чисто. «Хонда» приближается к одной из колонок и останавливается. Бокуто и Куроо выходят первыми, держа наготове автоматы, осматриваясь, и расходятся в разные от машины стороны, но на небольшое расстояние.       — Халявно до краёв, — хмыкает Тетсуро, вставляя пистолет в бензобак и фиксируя его. Через плечо Акааши Бокуто заглядывает на панель около руля, выгибая бровь:       — О, на нуле почти. Заглохли бы скоро.       — Ладно, — Куроо оставляет дела с бензином на Акааши и отходит от машины. На глаз тут чисто, но почему-то ощущение чужого присутствия становится только сильнее, а оно никогда ещё не подводило. К тому же, они поставили машину совсем рядом с офисом, а мало ли кто там есть. Куроо пытается высмотреть что-нибудь в окнах, но видит там только своё отражение, как и то, что Бокуто позади него поворачивает голову влево. Кусты с той стороны шуршат, и оттуда вылезают пара мертвецов, рыча и пошатываясь. На мгновение все живые здесь замирают, по коже их лиц скользит слабый порыв ветра, и твари поднимают головы, увереннее направляясь точно в сторону Куроо, который, мотнув головой, несколькими короткими очередями, почти не прицеливаясь — они слишком близко — валит их на асфальт. Из-за офиса выползает целая стайка, довольно быстро движущаяся к команде. Акааши напрягается, Кенма быстро выходит из машины. Кейджи проверяет количество бензина и, сжав зубы, — ещё не всё — мотает головой. Бокуто выходит вперёд, подбегает к Куроо, пока тот, сменив магазин и передёрнув затвор, отходит на шаг назад, отставляя одну ногу для устойчивости. Мутанты останавливаются, вертя головами по сторонам, после чего короткими прерывистыми шагами начинают двигаться почти прямо к обоим парням, вытягивая вперёд кровавые лапы и шатаясь в стороны.       — Вы чертовски не вовремя! — Шипит Куроо, пуская по паре очередей в каждого мертвеца. Ещё один выстрел раздаётся сзади, и к ногам Бокуто сваливается убитая Кенмой тварь.       — Мы так и будем сидеть тут?! — Такетора с силой сжимает руку в кулак, смотря то на Акааши, то на своего капитана.       Кейджи хмуро следит за показателем количества бензина на панели, нервно закусив губу, выжидает ещё несколько секунд и окликает:       — Всё! — Вынимая пистолет из бака и быстро закрывая крышку, после чего Акааши оббегает машину, сразу заводя её, и почти в тот же момент она приходит в движение.       Куроо отходит назад, бегло осматривая места, где ещё могут быть твари, Бокуто следит за бензоколонками, Кенма — за дорогой и обочиной. Автомобиль разворачивается, Куроо и Бокуто уже бегом преодолевают расстояние до неё, сразу же запрыгивая и оборачиваясь. Сзади остаётся последняя тварь; Тетсуро, цыкнув, прицеливается; машина виляет, Куроо едва не сваливается за дверцу, — Лев успевает перехватить его поперёк живота, а сам Куроо промахивается, попадая чуть правее и не причиняя мертвецу никакого вреда. Дорога ухабистая, и Акааши приходится постоянно выворачивать руль, из-за чего машина едет неравномерно.       — Куроо-сан. — Хайба прижимает капитана к себе сильнее. — Хватит, — Тетсуро продолжает прицеливаться в бредущего мутанта, но так он может запросто вывалиться из салона, чего Лев совсем не хочет.       Куроо, про себя выругавшись, всё же откладывает винтовку, поставив её на предохранитель.       Дальше им остаётся ехать разве что к центру города.

***

      Машина плавно въезжает в район городских кварталов. Снова порыв ветра, а солнце перекрывает тёмная туча, набрасывая тень на город. Куроо хмыкает: выглядит как предзнаменование. Может быть, как угроза потери. Потеря... Оставшаяся часть его команды даже не успела к ним примкнуть. Что, если они больше не воссоединятся? Если им троим придётся всё отведённое время так и бродить по улицам: без прикрытия, без защиты и поддержки? Тогда их жизнь будет зависеть от количества патронов, потом — еды, и в конце концов погибнет даже самый выносливый. Тогда Куроо не сможет назвать себя полноценным капитаном — что же за капитан такой, который не уберёг команду? Они договорились встретиться в том доме, но что найдут остальные? Ничего. Ни команды, ни самого капитана. Разве что только кучу тварей, которые точно будут им рады. Это можно счесть обманом со стороны Куроо. Тетсуро поникает: чёрт. Он же, получается, просто бросил своих на произвол судьбы. Оставил тех, кого ему доверили. Но, с другой стороны, у него не было выбора — к дому шли трупы, и пришлось быстро принимать решение. Он ничего не может изменить. Остаётся надеяться, что его поймут. Если будет, конечно, кому понимать.       — Дальше никак, — обрывает его мысли Бокуто. Куроо замечает, что они остановились на перекрёстке, двигатель машины также затих. — Там кто-то есть, — справа слышны выстрелы. Выходит, дальше придётся идти пешком. — Зачем мы вообще поехали сюда, если в итоге оставляем машину? — Котаро хмурится, но всё-таки берёт в руки автомат.       Кенма сглатывает и отводит взгляд, но Куроо хлопает его по плечу, говоря первое, что приходит в голову и считая это долей поддержки:       — Никто не говорил, что дойти будет легко.       Оно верно, но всё же сам Кенма планировал дойти до академии с минимальными потерями, а тут, выходит, им придётся потрудиться. Но назад идти нельзя, поэтому вся команда, стараясь не шуметь, выходит из машины — больше не ощущая приятного тепла со спины, Куроо ёжится при дуновении слабого ветерка. Вполне можно ожидать, что здесь, в городе, будут не только мертвецы — сколько ещё выживших, а то и военных, отправленных на зачистку, у которых лучшее вооружение, достаточно провизии и большое количество людей. Они точно не станут разбирать, кто человек, а кто нет — убьют каждого без разбора. Кенма щурится — в принципе, судя по тем трупам, что он видел, когда бежал из магазина, так и есть. К примеру та девушка, о тело которой он чуть не запнулся — убили её, это видно сразу, недавно, одним лишь выстрелом в голову — значит, бедняжка была живой, когда ее застрелили. И почему у тех военных такая цель, убивать всё, что шевелится, Кенма понять не может.       Впереди дом с двумя подъездами, двери в которые были открыты — заходи и выходи кто хочет. Можно пройти справа от него, если там есть тротуар, в том же случае можно и слева. Если же прохода нет, то остаётся только идти в дом и выйти через крышу, либо через балкон квартиры. Да и то не факт, что в доме не будет тварей или... живых тварей — особой разницы не видно. Все члены команды переглядываются и, кивнув, вынимают из багажника машины оружие и прочее необходимое, после чего бесшумно скрываются в кустах справа у обочины.       — Так, ладно, — Куроо накидывает на плечо лямку рюкзака с патронами, настороженно оглядывая дорогу. — Доходим до подъезда, там посмотрим, что дальше. Я первый, вы дальше, — оглядывая свою команду, — Бокуто — замыкающий, — Котаро кивает. — Пошли!       Тетсуро выглядывает из кустов, осматривая дорогу. Днём город и правда будто мёртвый, зато ночью всё ещё похож на живой: некоторые вывески по-прежнему светятся, а в каких-то окнах многоэтажек даже горит свет. Тогда Куроо иронично усмехается — не нужно показывать себя, куда лучше быть тенью, незаметной, но присутствующей: тогда ты визуально неуязвим и для военных, и для тварей. Пока тебя не заметили, конечно... А так — растрачивать бездумно электричество, которого фактически нигде нет, тем самым привлекая как тварей, так и выживших — глупо. Или эти люди не собираются и дальше бороться за свою жизнь, наслаждаясь последними днями... Куроо вертит головой — сейчас не время для размышлений, чем быстрее он перебежит к дому, тем быстрее туда дойдут и остальные. Впереди ничего нет, поэтому он уверенным шагом направляется прямо, но в какой-то момент замечает справа от дома несколько тварей. Почему, ну почему именно сейчас?! Чёрт, с той стороны им обойти не удастся. Тетсуро ускоряется и бегом преодолевает перекрёсток, попутно отмечая стайку мертвецов слева по дороге и отдельно бродящих уже справа. Ни туда, ни сюда идти не получится.       Остальные несколько метров Куроо проходит без происшествий и оборачивается, делая взмах рукой и показывая три пальца: дистанция — три метра. Лев, кивнув, без задержек выбегает на дорогу, оглядываясь, и за небольшой отрезок времени доходит до капитана. Остальные точно так же пересекают перекрёсток, и только Бокуто, замечает Куроо, как-то странно смотрит направо и вперёд.       — Там тоже таскаются, — осведомляет он, дойдя до подъезда. — Ну чего, внутрь?       Тетсуро задумчиво кивает, после чего поднимает взгляд на команду:       — Лев, Ямамото, — на взмах руки капитана оба входят в первый подъезд, — Остальные — с Бокуто, — Котаро делает кивок в сторону второго, и группа уходит, сам же он ждёт дальнейшего плана: — Встречаемся на крыше, оттуда как-нибудь спустимся и до академии, — Куроо указывает большим пальцем назад, в сторону центра города. Академия где-то там. Конечно, не в самой центральной части, но идти им всё равно туда.       Оба скрываются в подъездах, где их ждут группы, и первыми взлетают на первый этаж по ступенькам — остаётся преодолеть три этажа и соединиться со второй частью.       Бокуто внимательно следит за закрытыми дверями квартир — из каждой может выбежать мутант, несколько, или даже военный отряд. Одновременно с этим он прислушивается к шагам позади — все ему доверенные пока что на месте. Акааши замыкает отряд, часто оборачиваясь — в подъезд могут забежать, и атака со спины будет неожиданной. Этот подъезд, видимо, пуст, и добраться до последнего этажа — там находится лестница на крышу — не будет тяжёлой задачей. Хоть где-то и когда-то легко.       Куроо тормозит, и, прищурившись, вытягивает руку вправо, останавливая остальных: что-то здесь есть. Точно — по ушам бьёт рычание сверху. Они явно не одни тут. Похоже, грядёт очередная перестрелка. Хотя, думает Такетора, не легче ли трупы одолеть ножами — меньше шума же? Тем более в подъезде такое эхо. Тетсуро первым снимает автомат с предохранителя и передёргивает затвор, его примеру следуют и остальные. Первый мутант показывается впереди, и Куроо тут же пристреливает его, после чего сжимает зубы от досады: их там слишком много, он не может рисковать командой здесь, где нельзя даже развернуться. Это станет месивом. Шаркающие шаги становятся слышнее, как и хрипы — сердце начинает биться быстрее, сильнее гоняя кровь по телу — Лев оглядывает эту лестничную площадку, слегка пихнув локтем Куроо, указав, где сейчас можно скрыться. Ещё момент — и их от твари отделяет меньше десяти ступенек, а она, желая быстрее впиться гниющими зубами в свою добычу, пытается ускорить свой шаг, протягивая руки с разорванной кожей вперёд, разглядывая часть Некомы белыми глазами. Быстрый взгляд в сторону — эта дверь приоткрыта, и Тетсуро открывает её полностью: команда быстро понимает и скрывается внутри квартиры. Последним в неё заходит сам капитан. Внутри тихо, она пуста. Что ж, это им только на руку. Если только с балкона... А вот и оно: со стороны улицы слышен удар, видимо, кто-то спрыгнул или упал на железное покрытие пола балкона, тихо выругался. Двое. Убить двоих, в принципе, составить труда не должно, поэтому Куроо, решив действовать быстро и атаковать внезапно, делает шаг в сторону зала, тут же прицеливаясь, за ним вбегает готовая стрелять команда, но...       — Свои! — Моментальный вскрик знакомого голоса останавливает их. Куроо неверяще смотрит вперёд, не зная, что делать: благодарить отличную реакцию Яку или просто радоваться — похоже, его команда снова в полном сборе. Они здесь. Живые, почти невредимые и такие родные сейчас. Страх потери медленно, но верно отходит, оставляя ощущение лёгкого спокойствия и даже облегчения. Но что-то не так... Яку осматривает команду, делая неуверенный шаг вперёд: — Миссия завершена, капитан, — первым делом отчёт, как и всегда. — Без потерь... почти.       Куроо резко поднимает голову, хмурясь: здесь только Яку и Нобуюки. Неужели...       Яку кивает и опускает голову, сжимая одну руку в кулак, а второй проводя по щеке, куда пару часов назад капнула кровь его погибшего сокомандника.       — Мы потеряли Шибаяму, — со сквозящей горечью в голосе произносит он. — Не от рук военных, — предупреждая следующий вопрос капитана. — Он... он больше не жил.       Тетсуро чувствует, как его ноги ослабевают, и опускается на колени, смотря в одну точку, совершенно не моргая — в груди будто бы образовывается дыра.       — Чёрт возьми! — В сердцах выкрикивает он, ударив кулаком по полу и зашипев от слабой ноющей боли в костяшках. Он всё же допустил оплошность. Если бы Шибаяму убили военные или те же мертвецы, это была бы быстрая смерть. Но он допустил то, что Юки стал таким же, как эти твари. Не смог. Не уберёг. Он не выполнил своего долга, как капитан, допустил гибель товарища, чего больше всего и боялся. Что, если по его вине погибнут и остальные? Страх медленно сковывает всё тело, холод охватывает как будто изнутри — Куроо обнимает себя обеими руками, кружится голова. Он слышит, что в комнате повисла тишина, давящая и угнетающая, словно она упрекает его в этом промахе, обвиняя в смерти одного из них. Противно. Просто отвратно от чувства собственной бесполезности и беспомощности. Нельзя сказать, что один погибший для целой команды незначителен. Только не сейчас. Они потеряли не ещё одну боевую единицу, они потеряли незаменимого друга. Это многое изменит, как изменило исчезновение Фукунаги в самом начале катастрофы. Больше нельзя будет по привычке отправить на миссию Нобуюки, Яку и Шибаяму — этот состав изменится. Больше не получится даже всего-навсего увидеть Юки. Его просто больше нет. Он не ушёл, не пропал без вести, его не взяли в плен — его просто уже не существует. Это безвозвратная потеря. И виноват в ней вовсе не оставленный за главного Яку, совсем нет, в ней виноват сам Куроо, который был ответственен за каждого. Правительство больше не властно над ним, но он всё равно взял на себя роль главного, лидера, который обязан вести команду вперёд, не позволяя погибнуть никому. Но он не смог... Может быть, команде нужен другой капитан?.. Глупо допускать в свою голову такие мысли, и Куроо прекрасно это знает, что сейчас далеко не время, и что вообще он сейчас выглядит очень жалко. Он всё это знает и понимает, но, увы, ничего с собой сделать не может. Эта новость ударяет острым лезвием так глубоко, что режет по оголённым нервам и чувствам, выпуская наружу, как воздух из шарика, часть накопившихся эмоций.       — Куроо-сан, — Лев опускается рядом и кладёт руку на спину Тетсуро. Сразу чувствуется тепло, исходящее от его ладоней. — Иначе никак. Это не Ваша вина, — голос Хайбы тихий, отчётливо слышный одному Куроо.       «Выходит, мы теперь сами по себе? Верхушки как обычно только свои задницы спасают!»       «Ну, раз уж я капитан... — ухмылка, — Обещаю довести до конца вас всех. До единого».       «Никто из нас не погибнет!»       Ложь. Все его слова стали наглой ложью. Один всё же уже не дойдёт до конца этого кошмара...       — Нам пришлось убить его, — осторожно говорит Яку. Куроо тяжело и иронично усмехается. Что ж, они избавили его от страданий. Шибаяме не придётся безвольно таскаться по улицам. Парни не допустили его полного обращения в монстра. И всё же он погиб. Но... Нет, Куроо нельзя сдаваться.       — Спасибо, — едва слышно отвечает он, но его голос стал явно уверенней. Проходит несколько секунд, и он поднимается. Как бы то ни было, команду нужно вести. От его страданий сейчас никому лучше не станет.       — Вы наш капитан, — озвучивает мысли всех присутствующих Лев, сжимая плечо Куроо.       Тетсуро выдыхает, собираясь с мыслями, и озвучивает план для прибывших:       — Надо идти на балкон. Оттуда на крышу, там остальные. Получится? — Яку и Нобуюки пришли с крыши и точно должны знать, как обстоят дела там. Мориске задумывается на секунду и медленно кивает, припоминая, как они добирались сюда. — Тогда вперёд, времени нет, — и Куроо снова первым выходит наружу, поднимая голову: впереди несколько лестниц и дверь к чердаку. Только бы Бокуто и его группа были там. Глубокий вдох, и капитан ступает на железную перекладину лестницы.       А ведь с такой высоты они — почти мишень, хмыкает Куроо, остановившись прямо перед дверью и взглянув на город. Снова светло. Уже тихо, но это всего лишь иллюзия. Везде прячется кто-то: военный, простой выживший или же мертвец. Жить в этом мире тяжело, но постоянный адреналин в крови не даёт упасть. Последний взгляд на солнце, Куроо открывает дверь и входит в тёмный прохладный чердак, осматриваясь. Пахнет чем-то не особо приятным, о чём недовольно отзывается Такетора, тыкая носком ботинка в тушку птицы, а пол под ногами доверия не внушает. Тетсуро приостанавливается и высматривает хоть какие-нибудь силуэты впереди, замечая что-то тёмное в уголке справа.       — Кенма, — наверно, не стоило сразу себя выдавать, но он уже это сделал. В следующий раз будет нужно подумать, а в этот всё же не прогадал: небольшой силуэт отделяется от общего, за ним и остальные приходят в движение. Часть, доверенная Бокуто здесь, а со стороны их угла, возможно, можно выйти. Козуме подходит ближе и останавливается, замечая Яку и Нобуюки в полумраке. Они оба приветственно кивают, а в глазах Кенмы немой вопрос, ответом на который служат отведённый в стороны взгляды. Остальная часть команды также подбирается поближе, Акааши и Бокуто осматривают новоприбывших, замечая скованность в их движениях. — Мы потеряли Шибаяму, — Лев вздрагивает: в голосе Куроо вновь чувствуется вина. Нельзя больше напоминать ему о чьей-то смерти — Тетсуро слишком остро чувствует ответственность за своих, чтобы так просто перенести чью-то гибель.       — К-как потеряли? — Кенма сжимает в кулак рукав одежды, следя за неторопливым кивком Куроо. — Убили?       — Уку...       — Я допустил его превращения в тварь, — перебивает Тетсуро, склонив голову. Не найдя ничего лучше, Лев порывисто сжимает его предплечье. Нужно срочно действовать дальше по плану, пока капитан не ушёл в себя. — Наверное, не стоило брать на себя эту обязанность, — ещё тише, команда настораживается, не зная, чем поддержать Куроо. — Парни, вы...       Блеск в темноте — и к горлу Куроо приставлено острие ножа; несколько щелчков в мгновение ока, и на Бокуто направлено шесть дул автоматов; Акааши передёргивает затвор своего и встаёт по левую сторону от Котаро. Сам же Бокуто усмехается, подводя нож ближе к шее замершего Куроо, наблюдая за тем, как члены его команды сжимают оружие крепче, уже готовясь стрелять; как расцветает шок в глазах Кенмы и холодная ярость на лице Льва. Бокуто тихо смеётся, ещё один раз усмехаясь, и нож убран обратно в кобуру. Тетсуро неверяще оглядывается на Котаро. Это... это ещё что такое было?       — Хей, — Бокуто примирительно выставляет вперёд руки, после чего хлопает Куроо по плечу. — Видел? — Команда всё ещё насторожена, ни один и не подумывает даже ослабить хватку на своей винтовке. — Они — твои люди. Ты — их капитан. Они всё ещё верят тебе, — на их лицах прослеживается недоумение. — Не давай слабину перед своими. Ответственность — это, конечно, хорошо, и то, что ты за одного только человека так беспокоишься — тоже, но перед командой-то ты должен быть сильным! — Бокуто резко сжимает руку в кулак, ухмыляясь. — Так что вперёд, подняв голову! — Подмигивая.       Он ради этих слов всё затеял? Куроо оглядывает команду, чуть махнув рукой вниз: автоматы медленно опущены, но подозрение с лиц не исчезает. Парни и правда приготовились защищать его за какие-то пару секунд, несмотря на то, что он, кажется, уже и не достоин этого. Бокуто прав. Команда доверяет ему свои жизни, и он может доверить им свою собственную. Он не должен казаться слабым в глазах товарищей. Как капитан, он просто обязан поднимать им дух и вести вперёд. Да, точно. На лице Тетсуро вновь расцветает привычная ухмылка, что не скрывается от глаз Льва, который впервые за эти часы успокаивается.       — Спасибо, — Куроо ударяет кулаком Бокуто в плечо. — Отсюда можно выйти? — Котаро указывает на дальний угол:       — Там ещё одна лестница, с крыши на крышу тоже спуститься можно, а на улице чисто вроде. По крайней мере, до сих пор было.       — Отлично, — Тетсуро задумывается. — Идти до той академии — вправо, там и куча военных, и эти гады. Нам нельзя рисковать, — отрезает он.       — Но, если дойдём, будет куда безопаснее! — Пытается возразить Кенма, сделав небольшой шаг вперёд, ближе к Куроо.       — Кенма, — выдыхает Тетсуро. — Я не могу больше терять никого, — команда кивает.       — Куроо, — Козуме щурится. — Я обещаю, что мы никого не потеряем, — терпеливо и медленно произносит он.       Тетсуро закатывает глаза, цыкая:       — Ке-енма, я. Не. Могу.       — Почему ты не можешь просто довериться мне? — Снова тема о доверии. Да, Куроо должен верить своей команде, но Кенма — только её часть, пусть и лучший друг. Все остальные, включая Акааши и Бокуто, всё равно поддерживают сторону Тетсуро. — Шоё сказал, что это место безопасное, — Козуме хмурится — злится, подмечает тут же Куроо, и складывает руки на груди, перед этим поправив съехавший с плеча ремешок автомата.       — Мы не можем верить первому встречному, — хмыкает Бокуто в стороне, влезая в их разговор.       — Может, он просто заманивает тебя, и ему нужна какая-то инфа? Или вообще там эти твари, а ему просто надо, чтобы мы приняли удар на себя? Зачистить, так сказать, им путь до безопасного места. Или там вообще целая команда. Я не могу так рисковать. И ты это знаешь, — в другое время Куроо согласился бы, но сейчас, после потери одного из своих людей, он более внимателен, и если они пойдут к той академии — это не приведёт ни к чему хорошему. Тем более, достаточно даже того, что они вообще пошли туда. Куроо не верит этому рыжему коротышке. Вообще. Ни на грамм веры. Предлог, под которым он отправил Кенму в академию, может быть совершенно любой. И вообще, может быть, их убьют, забрав себе всё оружие и остальные припасы?       Козуме хмурится ещё сильнее, но особо не показывает, что разозлился — ведь Куроо никогда раньше так ему не отказывал. Куроо вообще очень редко с ним не соглашался. Кенма всегда был головой их команды, а тут ему просто-напросто не доверяют. Дожили.       — Отлично, — Кенма отворачивается, хмыкнув. — Не хочешь верить мне, да? — С издёвкой. И чего он тогда так всполошился, когда Бокуто его схватил? Лучшие друзья? Лучшие друзья друг другу верят. — Тогда я дойду один, ладно? Я верю Шоё, — складывая руки на груди. И нет, он не показывает недоверие к Куроо, он просто предлагает заведомо лучший вариант.       Куроо пожимает плечами: Кенма не должен уходить один, он точно просто играет. Если не обращать внимания, он успокоится сам.       — Пошли, нужно искать другую дорогу, — команда медленно движется за ним, Куроо, в темноте, последними идут уже Акааши и Бокуто, кидая осторожные взгляды на Кенму.       — Бокуто-сан, ты здорово подорвал их доверие. Я же просил не действовать бездумно? — Устало.       — Ситуация, Акааши, — усмехается Котаро. — Ситуация требовала, — и пожимает плечами. Куроо доходит до края чердака, и Бокуто догоняет его, обходя снова насторожившуюся команду. Дверь к лестницам, сразу видно, держится слабо, к их удаче, не на замке.       Куроо осторожно открывает дверцу и выглядывает. С этой стороны пейзаж всё тот же, но солнце успело опять скрыться за облаками, и домов больше. Посередине, окружённый многоэтажками, неработающий фонтан, окружённый зелёными деревьями, который никому больше не нужен: нет времени любоваться, нужно идти. Вся команда сзади, только Кенма всё ещё топчется на прежнем месте. На этот раз первым на железную ступеньку наступает Бокуто, проверяя её на прочность. Совсем немного пошатывается, но команду вполне выдержит. Внизу проход по дороге между трёхэтажкой и тем парком с фонтаном. Шаги отдаются тихими металлическими звуками из-за покрытия подошв ботинок. Самая последняя из лестниц — Куроо чертыхается — поднята и привязана верёвкой к верхней лестничной площадке.       — Как пожар — так ещё и хрень эту отвязывать? — Ворчит Бокуто, но его последние слова не слышны из-за короткой автоматной очереди; Куроо усмехается, Акааши вешает автомат обратно на плечо. Снова несколько ступенек — команда на асфальте.       Впереди тротуар. Если они пойдут по нему, возможно, их заметят. Ещё один поворот влево — по другую сторону от дома, и дальше жилые дома. Туда нельзя: где-где, а именно там совершенно точно таскаются толпы мертвецов, военные, да и другие выживающие. Все они — враги. Остаётся лишь вперёд, а в конце улицы уже можно будет решить, куда дальше. С правой стороны — невысокие деревья, посаженные на равном расстоянии друг от друга. Дальше после них видно живую изгородь, которой окружён фонтан, и край его бассейна. Тихо, звука воды не слышно — не работает. Снова эта притворная тишина. Бесит.       Из подъезда левее раздаётся шарканье и негромкий выстрел; Куроо, быстро среагировав, указывает на фонтан — туда, к нему, только два входа, и можно будет переждать, если здесь военные или мертвецы, либо вообще свернуть с этой дороги и уйти в другую сторону через второй вход. Команда, держа оружие наготове, быстро пересекает парк и добирается до фонтана. Вода в его бассейне мутная из-за пыли и грязи; Бокуто тянет к ней руку, но Акааши перехватывает её и негромко цыкает: с другой стороны в воде лежит труп твари с простреленной головой, из которой всё ещё вытекает чёрная кровь вместе с иными жидкостями человеческого мозга, смешиваясь с водой — значит, застрелили совсем недавно. Бокуто, фыркнув от досады, отходит от фонтана и выглядывает в проход между кустами, Куроо — с другой стороны: из подъезда именно в этот момент вываливается туша мертвеца, с глухим грохотом лицом рухнув на асфальт, пачкая его, а вслед спиной вперёд пятится кто-то живой, сжимающий в руке пистолет. Сжимает, но выстрелить не посмеет — слабый, Куроо качает головой. Оружие у него явно только для вида. Следом, лицом к нему, уверенно шагая, выходит военный с винтовкой. К проходу подбирается вся команда — выстрелит ли? Так ли жестоки армейские, как они считают? Куроо чувствует, как Лев сжимает его плечо — это точно рука Хайбы. Бокуто щурится, Акааши держит привычную невозмутимость на лице, но его брови всё равно чуть нахмурены. В воздухе витает напряжённая тишина.       Юноша сжимает пистолет уже двумя руками. Похоже, военный решил сломать его волю: если он подступит ещё на шаг, так же держа того на прицеле, то парниша упадёт — он не выдержит. Такетора сжимает руку в кулак: всё-таки, военные — те же твари, просто быстрее и опаснее, а урона от них не меньше. Тишину разрезает резкий выстрел; команда вздрагивает: парень стоит — военный стрелял в сторону. Куроо и Бокуто еле дышат, ощущая растущую злость внутри себя: он ещё и издевается над ним. Если его приказом было истребить всех тут живущих, то почему он просто не может взять и выполнить задание, не играясь с жертвами, чёрт бы его побрал? Настоящий армейский цепной пёс: выдрессированный, агрессивный ко всему окружающему. Юноша напротив него внезапно бросает оружие и раскидывает руки в стороны; команда замирает от неожиданности.       — Давай! — Раздаётся в тишине слабый вскрик парня. Его руки заметно трясутся, взгляд — с мольбой о пощаде. Он надеется, так наивно надеется, что военный опустит свое оружие и отпустит его. На парне — обычная одежда гражданского, значит, пистолет он или спёр под шумок, или же ему кто-то дал его. Это... обычный же выживший.       — Да он двинутый! — Такетора напряжённо всматривается в позу того.       — Стреляй же! Ну?! — Голос неровный, почти плачущий. — Тварь... — в сторону, уже тише.       Военный, растянув на губах довольную улыбку, медленно нажимает на курок, выстреливая; Куроо и его команда рефлекторно пригибаются к земле. Спустя мгновение, юноши в живых больше нет. Под его телом растекается лужа алой крови, не такой, как у мертвецов, она тёмно-красная, насыщенный цвет чего-то живого.       — А он сильный, — Инуока выгибает бровь.       — Неа. — Куроо вертит головой. — Он слабый, — отворачиваясь от товарищей. — Он настолько слаб, что не мог выдержать такого давления, вот и просил убить себя. Хотя, какая разница? — Усмехается. — Этот всё равно бы прикончил его.       — Зато ложиться под него и молить о пощаде не стал, — хмыкает Бокуто. Тетсуро пожимает плечами: ну, да, это тоже можно отметить.       — Нда, вот она, реальность, — Яку складывает руки на груди, прикрыв глаза.       — Он всё ещё стоит... С другого хода валим? — Куроо слегка наклоняет голову вбок, посматривая на второй выход. — По тому тротуару проще было бы.       — Тч, — Яку, хватая автомат в руки, подбирается ближе к изгороди, как можно незаметнее — будут проблемы, если увидят его и остальных — прицеливается и уверенно стреляет: военный коротко вскрикивает, падая на землю, покачнувшись — автомат глухо бьётся об асфальт. — Это тебе за всех, — шёпотом.

***

      Кенма замедляет шаг, проходя мимо фонтана, заметив там столпившуюся у входа команду. Видимо, дорогу им закрыли, вот они и ушли. Сейчас Козуме чувствует не такую готовность уйти одному, какая была какое-то время назад — всё его существо рвётся к остальным. Но он твёрдо решил дойти до той самой академии свои путём, и отступать уже некуда; возвращаться, признавая неправоту и поражение — не в духе Кенмы. Он должен... нет, обязан доказать, что он, и только он был прав, сказав действовать так, что именно его роль думать за всех и быть мозгом команды, пока бьётся её сердце — Куроо, уверенно ведущий их за собой. Это не должно меняться.       Кенма прикрывает глаза и отворачивается от своих. Если идти прямо — он выйдет прямо к нужной академии. Шоё говорил и про этот фонтан, и про парк, значит, он на верном пути. А вот свернувшая команда явно найдёт только смерть. Кенма цыкает от досады, он — не Куроо, его рвение к товарищам куда меньше, и он вполне способен ему противостоять. Жаль, конечно, что его мнение для команды стоит ниже мнения Куроо, но зато в одиночку он доберется быстрее и тише. Это тоже своеобразный плюс.       Раздаётся громкий выстрел. Кенма, вздрогнув, вертит головой, отгоняя лишние мысли. Нужно идти. Куроо неправ — Шоё не похож на того, кто обманет и подставит. Если его команда будет против Кенмы, он сможет попросить разрешение на пребывание Козуме у них, как и сам Кенма совсем недавно. Волноваться не о чем. Наверное. Полное глубокое доверие ещё не сформировалось, но уже интуитивно хотелось верить Шоё — всё его существо кричит о том, что он поможет и не обманет. Стоит поверить — деваться-то некуда. Поправив ремень автомата, Кенма глубоко вдыхает и вновь направляется прямо, изредка прячась за деревья при подозрительных звуках.       Тем временем команда Куроо, крадучись, возвращается на тротуар, оглядываясь ещё чаще — вероятно, тот военный был не один. Если он из какой-то группы, где-нибудь могут сидеть их снайперы: где-то в окнах домов, например. Они могут выстрелить со спины — рефлекторно оглядываешься, чувствуя спиной взгляд, — а могут и спереди, прямо в сердце. Ты не знаешь, откуда они это сделают, когда и какими патронами, и опасаешься как бы вне пространства и времени.       — Ненавижу неопределённость, — шипит Бокуто, смотря то вправо, то влево, задерживаясь на кронах деревьев — там тоже может кто-то быть. — Сто процентов, сидят где-нибудь и ждут, когда приказ дадут.       — Не хорони нас раньше времени, — хмыкает Куроо, прикладывая ладонь ребром ко лбу и смотря вперёд, далеко в конец улицы. Там поворот. Лучше, наверно, не отклоняться от первоначального плана.       До конца улицы они доходят спокойно, разве что один раз приходится засесть в кустах, пока кучка мертвецов вдалеке проходит мимо, и около тридцати метров бежать, услышав голоса из второго подъезда. К счастью, их никто не замечает, что не только радует команду, но и заставляет поднапрячься — это словно затишье перед бурей. Погода — как отражение ситуации: ветер больше не дует, ни одна травинка не колышется. Такая тишь обычно бывает перед сильным дождём, а то и грозой; после тишины начинается сильный ветер, а там и до непогоды недалеко. Какие-то тёмные тучи надвигаются от горизонта, прямо над дорогой. Ещё одна тропа ведет в сторону — какое-то здание.       — Это местная академия, — подсказывает сзади Яку, подойдя ближе и всмотревшись.       — А... — Куроо задумывается на несколько секунд. Позади — тихо. — Кенма...       Нет ответа.       — Кенма? — Тетсуро оглядывается, за ним и команда. — Твою мать! Куда он делся?       — Он же сказал, что пойдёт один, — хлопает себя по лбу Яку. — Он постоянно сзади, его никогда не слышно, мы и не заметили, чёрт побери!       Кенма и раньше, несколько раз, ещё до конца света, ставил их перед таким выбором, но в итоге всё равно шёл с командой.       — Чёрт-чёрт-чёрт... — шепчет Куроо, нервно переминаясь с ноги на ногу, сжимая руки в кулаки и смотря по сторонам. — Надо его искать, — он больше не может позволить погибнуть кому-то, а тем более лучшему другу — это будет катастрофа! Куда он пошёл? Озарение, а вместе с ним и решение приходят сами собой: — Идём в академию! — Капитан первым уверенным шагом направляется по тропе к повороту, за ним прямо — вход в это здание.       Нужно спешить.       А ведь он твёрдо отказался от этой академии... Похоже, прийти сюда было им предначертано. От напряжения и ходьбы под жарким солнцем уже и команда, отлично натренированная, начинает уставать. Нужно передохнуть где-то, но нельзя замедлять поиски Кенмы — он может погибнуть, а то и вовсе стать тварью, как Шибаяма. Этого Куроо не простит себе никогда в жизни: Кенма — не просто единица их команды, он лучший друг, потерю которого пережить будет безумно тяжело. Тетсуро вертит головой — нельзя думать о плохом. Может быть, он уже добрался до академии раньше них? Да, наверное, так и есть, Козуме сейчас стоит и ждёт остальных. Но тогда там его могли схватить и взять в плен, и снова жизнь команды под угрозой: взамен могут потребовать либо кого-то из подчинённых Куроо, либо боеприпасы или провизию, что всё равно означает скорую гибель. А, может, Кенма попал под пулю в середине своего пути? Нет-нет, нельзя об этом думать. Они успеют найти его. Точно успеют.       За небольшой отрезок времени команда доходит до узкой дороги и останавливается недалеко от входа. Немного дальше Куроо замечает ещё одну такую же дорогу, параллельную этой, но она кажется очень далёкой. Доверия не вызывает. Ещё и лес с той стороны, тёмный, отпугивающий. Там уж точно даже солнце не попадает, хорошо, что они решили идти именно этим путём. Что ж... Куроо готов: страх прошёл, осталась твёрдая уверенность в том, что он способен будет помочь другу во что бы то ни стало; команда последует за ним, в этом он больше не сомневается.       — Идём.

***

      Кенма цыкает, дойдя, наконец, до академии: ещё и забор, и калитка, только их не хватало. По пути сюда он несколько раз успел пожалеть, что пошёл один, но каждый раз одёргивал себя: решил — решил, и признавать свою неправоту, позорно вернувшись, он не станет. Но здесь всё-таки неуютно: подозрительно тихо, редкие шорохи, ещё и лес справа. Там же, совсем рядом, на небольшой возвышенности лежат большие бетонные блоки. Похоже, тут собирались что-то делать, возможно, пристрой к академии. Но сейчас его не должно это волновать, нужно быстрее пройти внутрь и найти Шоё. А если его там нет?.. Кенма хлопает себя рукой по лбу — об этом-то он не подумал. Может, он ещё не дошёл до здания, а Кенма уже тут. Его же схватят и обезоружат! Чёрт. На ошибках учатся — потом он всё будет продумывать наперёд. Он и до этого был мозгом команды, обдумывая каждое возможное препятствие. И надо же было так проколоться и, совсем не поразмыслив, рваться сюда! Эту оплошность он в жизни не забудет. Кенма закатывает глаза, сжимая зубы. И что ему теперь делать?       А вот и ответ: из леса выходят пятеро, шестеро, один за другим куча мертвецов. Они не настолько умны, чтобы прятаться, значит, просто скрылись от солнца. Кенма судорожно вздыхает и поворачивается влево — из рощицы перед забором выползают ещё несколько. Он с ними просто не справится в одиночку. Самое время крупно пожалеть об уходе.       — Тч, — Кенма берёт в руки автомат, скидывает лямку рюкзака с одного плеча и взбегает на бетонный блок — там его пока не достанут. Нужно успеть достать несколько магазинов и выбрать, куда бежать. Придётся спрыгивать, это задержит его на несколько мгновений, но зато боеприпасы будут при нём, отстреляться сможет.       Слышится рычание прямо за спиной; Кенму с силой дёргает в сторону, и он шокировано оборачивается: здоровая тварь стоит точно перед ним, и, похоже, разорвала его рюкзак. Монстр пятится назад, готовясь к рывку, и бросается вперёд; Кенма отскакивает в сторону, сумка срывается с плеча и падает на землю, патроны и магазины разбрасываются по траве, а сам Кенма, приземлившись неправильно, заваливается вбок и падает на спину, невольно громко вскрикивая.       До команды доходит этот вскрик, заставляя всех выпрямиться и прислушаться. Голос оттуда, где сейчас — прямо параллельно им — куча оживших трупов, их больше десяти или пятнадцати — видно сразу. Они медленно сходятся в плотный круг.       — Кенма! — Куроо кидается вперёд, замечая огромную толпу мутантов у второго входа. Это голос Кенмы, это точно он! У него нет времени на приказ команде, нужно срочно бежать туда.       — Куроо-сан! — Лев останавливает капитана, бросаясь за ним, обхватывая его торс и роняя на землю. Их товарищи в замешательстве, Бокуто и Акааши вообще без понятия, что делать — Кенму спасать надо, но Лев поступает верно — там столько тварей, что команда не продержится и десяти минут. Нельзя так рисковать. — Не надо, Куроо-сан! — Твёрже произносит Хайба, суживая глаза и заводя за спину руки капитана, не обращая внимания на кинувшихся к нему Яку и остальных — для них непривычно видеть его таким, идущим наперекор капитану. Он всегда был самым послушным из подчинённых Куроо.       — Отвали от меня! — Куроо повышает голос, пытаясь вырваться, но Лев держит крепко — нельзя пускать его на верную гибель. Команде, себе — может быть, но Куроо он погибнуть не позволит. — Я обещал! — К сожалению, обещания не всегда получается выполнить.       — Нельзя! — Громко рявкает Лев, заставляя замереть и капитана, и всех остальных. — Вы обещали больше не ставить под угрозу, и противоречите своим же словам! Мы пойдём за Вами, но в итоге погибнут все, — свободная рука Льва сжимается в кулак. — Мы не можем так рисковать! Смерть Кенмы-сана ничего не изменит. Выбирайте: либо он, либо все мы, включая Вас, Куроо-сан, — почти шёпотом в сторону: — Я не позволю Вам погибнуть. Вы нужны нам, — Тетсуро затихает. — Нам, а не ему. Он ушёл, ушёл по собственной воле. Нам нельзя, — склонив голову ближе к капитану. — Выбирайте.       — Отвали, — уже спокойнее произносит Куроо, и резко пытается вырваться, но Лев, не отпустив, резко дёргает капитана на себя, едва не падая на спину, — отвали, отвали, я.... — голос надрывается, — я помогу ему, отвали... Я должен...       Яку кидается вперёд, хватая плечо Льва, но он дёргает им, сбрасывая чужую руку. В ту же секунду подбегают Такетора и Инуока:       — Лев, чёрт возьми, мы должны...       — Да заткнитесь Вы! — Обращаясь только к Куроо, Хайба повышает тон, раздражённо нахмурившись, — ему уже ничем нельзя помочь! Ничем, понимаете?! — Сквозящая злость, и Куроо вздрагивает, переставая вырываться, просто смотрит, замерев, вдаль, где куча тварей образуют круг ещё плотнее, — Вы ничего не должны и не обязаны, мать вашу, понятно?! — Лев легко встряхивает Тетсуро. — Так хотите побыстрее сдохнуть?! От зубов тварей?!       Команда, замерев, внимает словам Хайбы, мысленно отвечая и интуитивно ожидая ответа капитана.       Сам же Кенма у леса приоткрывает глаза, спустя мгновение распахивая их: мертвецы подходят ближе, отрезая дорогу ко входу и оставляя лишь путь в чащу, где сидят ещё несколько. Встать не получается: от страха тело парализовывает. Автомат лежит далеко, еда и патроны разбросаны чёрт знает где. Он один. Никто не придёт к нему на помощь. Он видит, как твари, тянущие свои руки к нему, отрезают все возможные пути отступления.       Это его ошибка.       Хайба оттаскивает Куроо к забору, туда следуют и остальные. Куроо дрожит, и Лев, ослабив свою хватку, немного ждёт реакции капитана, и только после отпускает. Тетсуро медленно опускается по стене, сев на землю и просто смотрит в никуда. Взгляд стеклянный, и он не знает, что сказать — ни себе, ни команде. В голове одна за одной крутятся моменты с Кенмой: вот его валят на спину, подходя всё тем же плотным кругом, сквозь который он точно не сможет пробиться. Как они медленно опускаются, мёртвыми руками удерживая, чтобы не вырывался. Как они медленно, словно специально пытаясь доставить мучительную боль, впиваются зубами в плоть, глубоко, и не спеша откусывая, пытаясь насладиться вкусом — торопиться некуда. Как они, сами того не понимая, не осознавая, упиваются беспомощностью человека с всё ещё бешено колотящимся сердцем. Как Кенму просто раздирают на куски, а он от боли не может даже закричать, из горла получаются лишь хрипы, в глазах — может быть, выступающие слёзы. В голове Куроо это происходит настолько красочно и правдоподобно, что он руками обхватывает голову, с силой сжимая волосы. Это его вина. Только его и ничья больше. Он должен был предвидеть, что Кенма действительно решит отправиться в одиночку. Он же капитан, должен был заметить раньше!       Команда молчит, сжимая руки в кулаки, беспомощно уткнувшись взглядом в землю. Им нечего сказать. Слова сочувствия будут только сильнее давить. Им всем, даже Бокуто и Акааши, которые, фактически, толком и незнакомы с Кенмой, сейчас хреново.       Лев проглатывает какие-то слова, опускаясь на корточки и кладя свою ладонь на плечо Куроо, словно пытается извиниться. Тетсуро на секунду дёргается, и Хайба думает, что сейчас он ринется туда, где толпище трупов, но ошибается, когда чувствует прохладный материал форменных перчаток и теплоту пальцев — рука Куроо сжимает его запястье, и Хайба просто вздыхает.       — Мне правда очень жаль, Куроо-сан, — тихо произносит Лев, — но мы должны двигаться вперёд. Тут сейчас очень опасно.       Он прав. Он, чёрт, опять прав, думает Куроо, прерывисто выдыхая и сжав запястье Льва ещё сильнее.       Куроо медленно встаёт на ноги, поднимая голову — осматривает каждого, и кивает. Академия за спиной.       Всего за несколько часов потерять двух товарищей, подорвать собственную гордость и доверие своей команды — сколько ещё раз Куроо придётся это пережить? Сможет ли он пронести на плечах всю эту тяжесть? Выдержит ли? Сейчас он чувствует себя безумно уставшим и совсем без понятия, как смотреть в будущее, как прежде. Как вести за собой команду, как сохранить их жизни, как стать тем самым лидером — эти вопросы мучают с самого начала. Получится ли?       Бокуто проходит мимо, хлопнув по плечу, и останавливается чуть дальше. Лев, стоящий в свете слепящего солнца, обнадёживающе улыбается.       Конечно, ответ прост.       Куроо до боли кусает нижнюю губу, сжимая в руке ремень автомата. Он ничего не чувствует, кроме мерзкой пустоты внутри и собственной беспомощности. Со стороны слышны хрипы и рычание, и, кажется, твари заметили их — судя по тому, что Акааши достаёт пистолет, снимая его с предохранителя и целясь куда-то, но пока не стреляя. Он смотрит на Куроо, ждёт действий капитана — если они сейчас зайдут на территорию академии, то стрелять в тварей будет необязательно и они не привлекут ещё больше внимания к себе. И так тут разорались, тц.       Куроо хмыкает; со вздохом поднимает одну руку, делая всем знакомый жест — идём. Акааши улыбается уголком губ, подтолкнув Бокуто.       В его, Тетсуро, глазах нет прежнего блеска — они тусклые и безэмоциональные.       Он — сердце, которое всё ещё бьётся, не давая умереть остальному организму. Он — сердце, гоняющее кровь — остальных.       Шок не отпускает, и в груди что-то больно сжимается, скручиваясь в узел, как напоминание о Кенме, о том, что больше ничего не вернуть назад и у него нет шанса всё исправить. В голове проносятся старые воспоминания — они сейчас бурным потоком мерцают перед глазами, там, где он жив и всегда рядом. И Куроо знает, что Кенма его не покинет.       Тетсуро оглядывается назад — некоторые твари идут сюда, поэтому он, оглядев спины всех впереди, быстрыми шагами направляется следом.       Созданная им самим иллюзия. Иллюзия того, чего больше нет.