***
Хрипы тварей вокруг мешают сосредоточиться и вообще дико раздражают. Мертвецы цепко хватаются своими пальцами за забор, качая его туда и обратно, создавая дополнительный шум, на который идут остальные. Тендо ругается в голос; он сидит в кустах — снова! — и следит за происходящим в академии. Он видит незнакомого человека на крыше — он, видимо, дежурит. Однако — губы Тендо искажаются в усмешке — он вполне расслаблен; автомат стоит в стороне, а сам человек сидит, чуть развалившись, и сонно смотрит по сторонам. Он, Сатори, вероятно, смог бы легко проникнуть на территорию этой академии, но. Он не знает точно сколько там людей и как они вооружены. Тендо оглаживает подушечками пальцев гладкое лезвие ножа; чувствует засохшую кровь очередной твари, которую пришлось убить по дороге сюда. Ему ничуть не страшно. Страх — непозволительная роскошь. Он уверен в своих силах: твари — всего лишь тупые мертвецы, которыми двигает лишь дичайший неутолимый голод. Ушиджима сейчас должен ещё раз проверить, сколько у них осталось припасов. С водой и лекарствами, насколько помнит сам Сатори, есть напряг. Нужно как можно быстрее отправить Семи или Гошики на вылазку, а ещё лучше — наконец разобраться с этой академией. К зданию подъезжает крупных размеров автомобиль, который тут же привлекает всё внимание тварей. Тендо щурится и сжимает нож сильнее. Машина останавливается около одного из входов, а твари медленно начинают идти в эту сторону, надеясь ухватить еду. Дверь открывается и из салона выскакивают люди — глаза Тендо широко раскрываются, а дыхание в миг перехватывает; он тут же узнаёт в этих людях часть Сейджо, а эмблема на их форме ещё раз подтверждает, что это именно они и никто больше. Интересно. Ушиджиме точно понравится эта информация, однако Сатори знает, каким будет его первый вопрос: «Оикава среди них есть?». Ханамаки быстрыми движениями перекидывает сумку и автомат через плечо, ловко выхватывая нож и смотрит, где остальные — они делают то же самое, подходя ближе к медленно открывающимся воротам. Дверь открывается, но мертвецы слишком близко — Матсукава выставляет локтем левую руку, удерживая тварь на расстоянии, а правой пытается ножом попасть в голову. Он на секунду оборачивается — Ханамаки и Киндаичи тоже сцепились с воняющими трупами. Сердце бешено колотится внутри. Тварь буквально в нескольких сантиметрах от его лица; она щёлкает пожелтевшими зубами, смотря перед собой белыми, заплывшими глазами. В ушах начинает шуметь, словно его бросили в холодную воду, а вынырнуть, чтобы глотнуть свежего воздуха, не может. Тварь щёлкает зубами, сзади что-то орёт Ханамаки. Матсукава смотрит, смотрит, но впереди стоит чёткий силуэт его погибшей жены. Сердце больно сжимает, бьёт под дых с такой силой, что весь кислород мгновенно выбивает из лёгких. Матсукава задыхается, всё ещё удерживая рукой тварь под шеей, чтобы она не могла укусить — чисто по привычке. Кто-то с силой толкает Иссея в сторону, а тварь, которую он удерживал несколькими секундами ранее, глухо падает на асфальт. Под её головой тут же образуется большое кроваво-чёрное пятно. Ханамаки с силой даёт пощёчину: — Очнись, мать твою! Матсукава машет головой, возвращаясь в реальность. Вокруг — твари, Тсукишима, стоя около открытой двери, громко и раздражённо говорит пошевеливаться, иначе останутся за пределами академии и срать он на них хотел. Тендо ухмыляется — не каждый день увидишь, как хвалённые Сейджо дают слабину. Ушиджима прав: единственный, кто действительно многого стоит — это Оикава. Твари ускоряют свой шаг, а дверь с грохотом захлопывается прямо у одной перед носом. Киндаичи шумно выдыхает. Они переглядываются с Тсукишимой, а затем взгляд Матсукавы падает на Куроо, чей нож запачкан в свежей крови. — Спасибо, — Иссей кивает ему в знак благодарности. Лицо Куроо озаряет улыбка: — Без проблем, — он пожимает плечами, отдавая нож обратно рядом стоящему Льву. Сатори в который раз ухмыляется. Очень интересно. Ему без разницы, жив Оикава или нет. А вот Ушиджима, наверное, с удовольствием пустит пулю ему в голову, а затем будет с удовлетворённой рожей ходить весь день. Тендо знает его, как свои пять пальцев. Нет, лучше. И он, Тендо, единственный, пожалуй, кто с Ушиджимой на «ты». В их команде иерархия, которую никто не нарушает, а приказ Вакатоши — неоспорим. Разве что Сатори может сказать нет. Он крутит нож в руке, думая, что увидел он уже более чем достаточно. И уверен, что после того, как Ушиджима узнает о Сейджо — скажет немедленно действовать.***
— Бокуто-сан, — обращается к нему Акааши, сидящий рядом с Тсукишимой и не сводя взгляда с замка, — не хочу никого пугать, но он скоро не выдержит. Может слететь в любой момент. — И тогда твари попадут на территорию, — озвучивает свою мысль Ямагучи, за что получает усмехающийся взгляд всё это время молчавшего Тсукишимы. — Тсукки, надо сказать Даичи-сану или Суге-сану. Тсукишима понятия не имеет, когда он успел «подружиться» с Куроо и Бокуто, что те его донимают уже который час, а вместе с ними и Лев. Если Акааши сейчас уведёт своего болтливого друга — Кей будет несказанно благодарен. Потому что мало того, что Ямагучи и Ячи бесят до зубного скрежета просто, так ещё и эти. Кей делает глубокий вздох, прерывисто выдыхая, не произнося ни слова. Однако они, как ни крути, правы. Взгляд скользит по наспех склеенному десять раз замку: он и правда может развалиться в любой момент, и тогда все мертвецы окажутся тут, придётся открывать огонь, и нельзя исключать возможные потери. Их и так становится всё меньше и меньше. В конце концов — Тсукишима, прищурившись, бросает короткий взгляд на неподвижно стоящую академию — им придётся всем забраться в здание и сидеть там, в западне, откуда нельзя будет никуда выбраться. — Я передам Куроо, — серьёзным тоном отвечает Бокуто после минуты раздумий, — он передаст вашему капитану, — и смотрит на Акааши, получая одобрительный кивок головой. Куроо находится на их этаже, разгребающий остатки их провианта. Нужно снизить потребление еды и воды, думает он, сидя на грязном полу в позе лотоса, иначе долго они так не протянут. Недавно только были на вылазке и вот — снова нужно. Необходимо. Как бы в этой ситуации поступил Кенма? Сердце больно сжимается в спазме, а мысли вновь возвращаются к тому дню. Если бы он, Куроо, был хорошим капитаном и другом, то заметил, что Кенма не пошёл с ними. Он бы не дал ему умереть. Ни за что. Вина тяжёлыми камнями лежит на плечах; она давит, тянет к земле. Он, Тетсуро, никого не может спасти: ни Алису, ни Шибаяму, ни Кенму. На плечо резко ложится чья-то ладонь — Куроо мгновенно подскакивает и, выхватив нож, выставляет перед собой. Он замечает удивлённый взгляд Бокуто и поднятые руки — нож убирает, спокойно выдыхая. И садится на ближайшую парту. — Не пугай меня так больше. — Извини, — пожимает плечами Котаро, — Акааши просил передать, что там проблемы с замком на одной из дверей. Тот, который со стороны вечного скопления падали. Он держится буквально на соплях. Тсукишима со своим дружком его уже руками держат, боясь, что мертвяки выломают. Куроо задумчиво хмыкает, блуждая взглядом по кабинету. Это серьёзно. — Лев, — обращается он к напарнику, который сидит с какой-то книжкой в другом конце кабинета, — найди Даичи и объясни ситуацию, — он поднимается на ноги, ловко хватая свой рядом стоящий автомат, — а мы пойдём контролировать ситуацию. Очкарик и веснушчатый, как бы я ни хотел это признавать, одни в случае чего не справятся. — Никогда бы не подумал, что Вы захотите им помогать, — хмыкает Лев, большими шагами преодолевая расстояние до двери, — хорошо, я найду Даичи-сана. — Я и не хочу, — Куроо недовольно морщится, — но, если трупы попадут сюда — отдуваться всем. И тебе тоже.***
Матсукава подавлен. Он пытается скрыть это от взглядов других — но Оикава смотрит так, словно всю его душу насквозь видит. Тоору вопросительно поднимает одну бровь, словно спрашивая, что случилось — и переводит взгляд на Ханамаки. Такахиро просто кивает. И Оикава всё понимает. Без слов. Команда, которой не нужны слова; команда, которая понимает друг друга по полуслову. Внутри Иссея ураган. Он сильный и сметает всё вокруг. Он крутит болезненные воспоминания, от которых не получается никак избавиться. Вновь и вновь, словно его посадили перед большим экраном, на котором идёт вся его жизнь. Жизнь до и после. Хочется закричать в голос, ударить кого-нибудь — больно-больно, но пытается изо всех сил держать себя в руках. Потому что остальные не виноваты. Такахиро грустно усмехается, тихо подойдя к своей кровати и скидывая с плеч автомат, а затем и наполненную сумку. Куними подходит, ничего не спрашивая, и тихо, словно боясь быть услышанным, начинает разбирать новые припасы. Ураган, который больно сжимает грудную клетку. Ломает рёбра — они впиваются в лёгкие — дышать тяжело, из ран течёт свежая, живая кровь, заливая всё вокруг. Шрамов больше нет. Вместо них — кровоточащие пятна. Хочется взять и вырвать всё с корнем, избавиться раз и навсегда, но невозможно. Это твои воспоминания, твоя часть, и тебе с ней жить, тебе нести это бремя. Не можешь? В руках всегда холодный ствол пистолета, которым можно закончить все свои мучения и встретиться с любимыми. Покажи, насколько ты слаб, покажи, что ты сломлен. Тяжело всем. Матсукава не знает, что сказать — Оикава молчит и ничего не требует. Он прикрывает глаза, вероятно, собираясь ещё поспать. Иваизуми спит и не поднимает головы — будить его никто не собирается, понимают, что он потратил дохренищу нервов, и столько бессонных ночей на пользу явно не пойдут. Ему нужен отдых. Им всем нужен отдых. Хотя бы немного. Чтобы забыть то, что сейчас за стенами. Забыть, в каком мире они живут. Спокойно выйти на улицу и по привычке зайти в какой-нибудь магазин с кофе, сделать свой обычный заказ, а затем сесть за столик у окна и, наслаждаясь любимым напитком, писать привычный отчёт о миссии или разговаривать о пустяках. Хочется хоть на секунду вновь оказаться там, в своём счастливом прошлом, глотнуть свежего воздуха, который, несомненно, поможет набраться сил. На секунду оказаться там, на улице — без животного страха, который наполняет тело, и без пистолета в руке — просто на улице; услышать привычный гул машин и голоса живых людей, а не хрипы, от которых сердце готово выпрыгнуть из груди. — Я шёл в армию, чтобы помогать людям, — усмехается Ханамаки, снимая с себя запачканную чужой кровью униформу, — а теперь убиваю их. Матсукава хмыкает в ответ, стягивая с тебя чёрный бронежилет и небрежно кидая на лавку. — Почему ты думаешь, что мы им не помогаем? — вмешивается в разговор Оикава, натягивающий на себя серую футболку с принтом головы инопланетянина, — убийство — тоже помощь. Каждый человек хоть раз в своей жизни задумывался о собственной смерти и… БОЛЬНО, ИВА-ЧАН! — вскрикивает Тоору, когда Иваизуми, стоящий рядом, даёт ему несильный подзатыльник. — Не неси чушь, Идиотокава, — хмурится Хаджиме, — человеческая жизнь не игрушка, не относись к этому так легкомысленно. Киндаичи переглядывается с Куними и Яхабой. — И, к тому же, — не унимается Оикава, — иногда мы убиваем потенциально опасных для общества людей или вовсе настоящих преступников, которые заслужили смерть. Это разве не помощь людям? — он убирает в свой шкафчик военную униформу, беря с полки бирюзового цвета — как и их эмблема на форме — куртку. — Если бы не мы, эти люди могли причинить кому-то вред. Даже отсидев срок, они могли приняться за старое. — Какой же ты всё-таки придурок, — морщится Иваизуми, отворачиваясь от хмыкающего друга. — Ну хватит-хватит, вы как старая супружеская пара, — говорит Ханамаки, краем глаза видя, как вытягивается лицо капитана и как он хочет что-то сказать, но Матсукава вовремя подхватывает: — Которая за свой век устала от друг друга до тошноты, но и расстаться не могут. — Иваизуми-кун просто сильно любит Оикаву, о каком расставании ты говоришь, Маттсун? — Эй! — вскрикивает сам Оикава, — я, вообще-то, всё ещё тут! — его взгляд становится растерянным и блуждает по небольшой раздевалке в поиске поддержки — Киндаичи и Куними, как и Яхаба с Ватари тихо смеются в стороне. — И Ива-чан тоже тут! Эй, Ива-чан, — он толкает друга в бок, — скажи им хоть что-нибудь! — Ради всего святого и твоих всратых инопланетян, заткнись, Оикава. Матсукава открывает глаза. Вместо переругивающихся Иваизуми и Оикавы он видит, как Тоору, всё ещё слабый после операции, лежит на кровати, а Хаджиме, сидящий несколько суток возле капитана, спит на его ногах, так и не отпуская руку Оикавы. Яхаба и Ватари стоят за дверью, а остальные — разгружают припасы. Вместо тёплого дома, где его ждала любимая жена и сын — ожившие мертвецы, ждущие, когда смогут оторвать несколько кусков его мяса. Всё переверачивается. Больно.***
Тсукишиме кажется, словно его сердце сейчас выпрыгнет из груди. Он до боли в ладони сжимает ремешок висящего на плече автомата — уже заряженного — и несётся, не оглядываясь, к одной из дверей на территорию академии. В ушах стоит звон. Он буквально слышит, как пульсирует кровь внутри его вен и сосудов. Чувствует, как липкий страх сжимает свои цепи вокруг горла, перекрывая доступ к необходимому кислороду. Ямагучи бежит сзади, по пути доставая пистолет и щёлкая предохранителем — выставляет оружие перед собой, глазами лихорадочно ища мертвецов. Замок, который и так держался на соплях, открыт, и ещё несколько движений двери — он попросту свалится на землю. — Держи дверь, — кричит Кей, и Тадаши кивает, тут же рванув к ней и подпирая своей спиной. Он упирается ногами в землю, изо всех сил пытаясь держать тварей по ту сторону. Он чувствует сильные удары, чувствует, как они хотят пробраться сюда. Чувствует их голод, он почти осязаем. Отвратительно. Ужасные хрипы и рычание наполняют воздух. Тсукишима останавливает взгляд, полный ярости, на, как кажется, растерянной Ячи. Которая была здесь, когда он и Ямагучи пошли обсудить ситуацию с Даичи. Ага. Ага, значит. Он щурится, не сводя глаз с её лица, словно пытается добраться до самой души. — Тсукки! Откуда-то доносится раздирающий воздух выстрел — тварь, которая смогла просунуть руки в дверной проём, падает, а из её пробитой пулей головы начинает течь чёрная, мёртвая кровь. Танака с крыши показывает знак «окей» и прицеливается снова. Они вовремя сменились, думает Тсукишима, помогающий Ямагучи держать дверь своим телом: тяжело. Твари сильные. Замок падает на землю, Ямагучи хочется закричать в паническом шоке, но держит себя из последних сил, понимая, что Тсукишиме придётся приводить его в чувство. А сейчас у них нет ни секунды. Им нужно... нет, им необходимо не дать мертвецам пробраться. Выстрел. Кей слышит, как ломается череп и как тварь падает. Как другие начинают рычать ещё громче. Ярость смешивается со злостью и чудовищным, нечеловеческим страхом перед ужасной смертью. Тварям напрягаться сильно не придётся, чтобы укусить его или Ямагучи. Достаточно просунуть сюда свои мерзкие руки и поцарапать оголённый участок кожи. Танака что-то орёт с крыши, но ни Ямагучи, ни Тсукишима не могут разобрать — да и не хотят, в принципе, не время. Кей поворачивает голову влево и видит побледневшее от ужаса лицо напарника: он смотрит в одну точку, редко моргая и не прекращает скользить по земле, а затем снова упираться в неё ногами. Ячи. Тсукишима переводит на неё взгляд — не двигается, замерев, и просто испуганными глазами смотрит на пытающихся прорваться тварей. Это ведь ты сделала, думает Кей, ещё больше мечтая размозжить её череп о ближайшую твёрдую поверхность. Никого кроме неё тут не было, в этом он точно уверен: люди Куроо на своём этаже, Бокуто и Акааши — у другого входа. Который на противоположной стороне академии, и расстояние между ними довольно-таки большое. Псы правительства не выходят из медкабинета. Кей готов просто схватить её руками за тонкую шею и сдавить; услышать хрипы, как она будет делать тщетные попытки отцепить чужие руки и вдохнуть кислород. Прямо сейчас. Выстрел. На крыше появляется Энношита, быстро расправляющийся со своим автоматом и, прицелившись, отправляет в вечный сон ещё нескольких тварей. — На шум ведь их сбежится ещё больше, да? — с неуверенностью задаёт вопрос Ямагучи, смотря только себе под ноги, чтобы случайно не упасть и не оставить всё это лишь на Кея — один он не сможет и нескольких секунд продержаться, напор слишком сильный. — Да, — коротко отвечает Тсукишима. — Сейчас все, что были по всему периметру забора, сбредутся сюда. Перестрелять такое количество падали мы не сможем. Прекрасно. Ячи не может пошевелиться. Она чувствует на себе тяжёлый, злой взгляд Тсукишимы, но не может ничего сделать — тело не слушается. Руки мелко трясутся, тело пробивает крупная дрожь, в голове ни одной мысли кроме «помогите». Изо рта не доносится ни звука, хотя ей правда кажется, что кричит в полный голос. Страшно. Слишком страшно. В голове, перед глазами вновь и вновь проносятся на несколько часов забытые воспоминания. Вот они с ещё несколькими выжившими прячутся в кабинете, а вот уже — твари прорываются к ним, с нечеловеческой силой хватая первую попавшуюся часть тела и почти мгновенно погружая свои зубы в человеческое тело. Их морды орошает яркого, алого цвета кровь — воздух наполняется тошнотворным запахом железа — крики, наполненные болью, смешиваются с довольным мёртвым рычанием, создавая вакуум из звуков, не перестающих звучать в ушах. Хитока помнит, как забирается в лаборантскую, едва ли не на автомате щёлкнув замком, оставляя ещё несколько выживших, ещё не заражённых — таких же живых и мечтающих жить, как и она сама — по ту сторону двери, вместе с ужасными существами. Она слышит их крики. Слышит проклятья в свою сторону. Слышит рык тварей. Сердце колотится в груди, под рёбрами болит и тянет, страх пронизывает каждую клетку тела. Слёзы бегут из глаз — тёплая влага стекает по лицу, крупными каплями падая на землю и на одежду, впитываясь. Она, не моргая, стирает влагу со своих глаз, хватая ртом воздух. И невидяще смотрит на выбивающихся из сил Тсукишиму и Ямагучи.***
— Нишиноя, — обращается к нему Сугавара, — найди Кинношиту и помогайте Тсукишиме и Ямагучи. — Есть, — быстро кивает Ю и пулей выскакивает из кабинета. Сугавара тяжело вздыхает и трёт грубыми подушечками пальцев виски. Мозги плавятся, мысли бьются одна об другую, в голове просто одно сплошное месиво. Он ходит туда-сюда по кабинету, не прекращая смотреть в окно: что Тсукишима, что Ямагучи уже почти на пределе, Танака и Энношита пытаются отстреливать тварей с крыши, но толку почти никакого — их слишком много. — Суга, — Даичи кусает нижнюю губу и на секунду мнётся, — мне кажется, нужно уходить. Мы, — он кивает головой на ситуацию на улице, — не выдержим. Сугавара цыкает: — Не говори мне, что ты так просто сдался. И Кагеяма... — Прекрати, — грубо обрывает Савамура на полуслове, видя, как удивлённо вытягивается лицо Коуши, — прекрати, окей? Прекрати надеяться на неизвестно что. Если бы они были живы и хотели вернуться, то давно это сделали бы. Мы тут не первый день, и они были не на другом конце Токио. Прекрати изводить себя ненужными ожиданиями, — он делает паузу, — я не сдался, я пытаюсь, чёрт возьми, мыслить правильно. Ты сам видишь, сколько их там. Ты знаешь, сколько у нас осталось всего. Мы люди, а не супергерои. Губы Сугавары трогает раздражённая ухмылка. Он достаёт пистолет и парой ловких движений открывает окно; предохранитель щёлкает, холодный ствол привычно лежит в руке. Коуши делает несколько точных выстрелов. — Ты просто трус, Даичи. — Что ты... — Эй-эй, — вмешивается Асахи, стоящий около учительского стола, — Суга прав, — он неловко улыбается — вмешиваться в чью-то перепалку для него впервые, — где мы ещё сможем найти более удобное место для жизни? Нам, — он сглатывает слюну, чувствуя, как ком встал в горле, — нам необходимо бороться. Сугавара смотрит на него с удивлением, но ничего против не говорит — переводит взгляд на Савамуру, ожидая, что скажет он. — Я пойду вместе с Асахи, — на одном дыхании отвечает Даичи. — Ты проверил? — спрашивает Иваизуми у только что зашедшего Матсукавы. — Слетел замок на одной из дверей, — Иссей с тяжёлым вздохом садится на кровать, зарываясь пальцами в свои отросшие тёмные волосы, — четверо пытаются держать дверь и ещё двое отстреливаются с крыши. — Чёрт, — ругается Ханамаки, — мы не сможем уйти в случае чего. Машина стоит именно со стороны, где сейчас ломятся твари. — А если выйти через другой вход? — задаёт вопрос собирающий вещи Киндаичи. — Тащить капитана, тем более бегом тащить — слишком опасно не только для нас, но и для него, — Такахиро встречается взглядами с Иваизуми, — тем более Хаджиме-кун с места не сдвинется, если это будет угрожать жизни Оикавы. — Можно ведь помочь им, нет? Куними вопросительно поднимает одну бровь и, часто моргая, смотрит в упор на Киндаичи. — Возьми с собой Куними, — Иваизуми выпрямляется на стуле, разминая затёкшую шею и плечи, — и отправьте сюда Яхабу и Ватари. Пусть отдохнут. Однако все они знали заранее, что, в случае чего — а сейчас ситуация как раз-таки именно самая непредсказуемая: сейчас ты строишь планы как проживёшь следующий день, но через минуту бешено перебираешь мысли в своей голове и пытаешься придумать, как выжить, потому что твари тут, рядом, они окружают, а ещё через минуту ты чувствуешь раздирающую боль от зубов мертвеца — ни один из их команды не уйдёт без капитана и Иваизуми. Потому что любому ясно, что Хаджиме не выйдет из медкабинета без Оикавы. Ни за что. Именно. Твари рядом, они вокруг, что-то шепчут на своём языке тебе на ухо, а по телу проходит огромная волна всепоглощающего страха — заглатывает тебя, как огромная рыба свою добычу и выбраться ты уже не можешь. Твари рядом. Прямо за твоей спиной — Ямагучи оглядывается, тяжело дыша; мышцы уже начинают ныть от напряжения. Несмотря на то, что они подпёрли дверь несколькими весьма тяжелыми брёвнами, всё это всё равно приходится держать. Твари рядом. Они тянут свои руки, пытаясь поймать. Чувство, словно сердце бьётся где-то на уровне горла, не иначе. Твари рядом. Тсукишима с силой толкает Ячи, от чего она не удерживается на ногах и падает, ударяясь.***
Тендо более чем доволен своей работой. Он сидит в кабинете Ушиджимы и ждёт, пока Вакатоши что-нибудь ответит. Никто не торопится; время ползёт медленно и размеренно. — Нам нужен хороший план, прежде чем начать действовать, — наконец произносит Ушиджима, садясь напротив друга и смотря ему прямо в глаза. Он видит там озорные искры; они горят и блестят. Тендо что-то задумал. На его губах появляется весьма знакомая наглая улыбка, а глаза довольно сужаются в хитром прищуре. — Эх, — он театрально вздыхает, из-за чего Вакатоши только сильнее хмурится, — а я думал тебе будет интересно, что твои любимые Сейджо и, о, наверняка не менее любимый Оикава тоже живут там, — с удовольствием наблюдает, как на лице Ушиджимы меняются эмоции с раздражения до настоящего удивления, — неужели я ошибся, Вакатоши? Тендо знает на что давить. — Сенпай, — обращается к нему Гошики, только что вернувшийся с тренировки, — м-можно задать вопрос? Сатори вопросительно выгибает бровь и хмыкает: — Спрашивай, — он пожимает плечами, продолжая что-то заполнять в каких-то бумагах, переданных Ушиджимой. — Почему… — он запинается, — почему Ушиджима-сан и Оикава-сан так враждуют? На губах Тендо проскальзывает улыбка, он позволяет себе пропустить несколько смешков прежде, чем поднять голову, и, внимательно посмотрев Тсутому в глаза, ответить: — Неудачно расстались. Тендо видит Ушиджиму насквозь и знает каждое его слабое место. — Что? — Что? — он снова театрально улыбается, — я видел, как трое из Сейджо заходят в ту академию. Можешь пустить мне пулю в лоб, если я ошибся. Слова Сатори стекают по нему, словно ледяная вода, которую несколько секунд вылили на голову. Значит, они живы? Но все ли живы? — И, Вакатоши, — Тендо вздыхает, разминая затёкшую шею, — надеюсь, ты не рванёшь сейчас туда, — он улыбается, а в глазах холод, — у них сейчас небольшие проблемы в виде рвущихся на их территорию мертвецов. Вот и посмотрим, как они с этим справятся. В глазах плывёт. Комната расплывается, дышать тяжело. Тело лихорадит, одежда неприятно липнет к мокрой коже. Лицо бледное, белки глаз покраснели. Семи чувствует во рту противный металлический привкус; и снова начинает кашлять, едва успевая поднести руку ко рту — на ладони вязкое тепло, небольшими каплями стекающее на пол. Кровь тёмная, тёмно-алая, Семи истерично посмеивается, понимая — что вот он, его конец. Тело ломит. Он буквально чувствует, как медленно-медленно умирает изнутри, как вирус разрушает его тело, как погибает ещё человеческое сознание. Осознание хлыстом бьёт: через уже, видимо, небольшой промежуток времени он будет таким же, от кого пытался спастись всё это время; будет просто хотеть жрать, жрать своих же сокомандников, не понимая ничего. Рычащий кусок разлагающегося мяса. Отвратительно. К горлу снова подкатывает ком. Что, если он превратится и кого-нибудь укусит? Воспоминания о прошлом вспышками бьют под дых. Твари рядом. Они вокруг, они среди нас. Они внутри. Наверное, это расплата за все убийства невинных людей, со смешком на губах думает Эйта. Сознание гаснет, словно уже отгоревший костёр. Семи, собрав последние силы, немного поднимается, держась за спинку кровати — рукой ныряет под подушку Ширабу и, достав пистолет, падает на нагретый своим телом пол. Руки мелко дрожат, пистолет кажется невероятно тяжёлым — он снимает оружие с предохранителя, пару секунд посмотрев на безжалостное дуло, и приставляет к своему виску, безнадёжно, вымученно улыбаясь. Эйта делает ещё один болезненных вдох, до боли наполняя лёгкие кислородом, а указательным пальцем ещё раз оглаживает курок, в любую секунду готовый сдвинуться с места. Он слышит, как дверь за спиной открывается, и кто-то заходит. Вдох. На Гошики лица нет. Он бледный, словно уже умер, и смотрит в одну точку. Голос дрожит, а искусанная губа уже начала болеть. Он стоит в светлом кабинете Ушиджимы, чувствуя на себе два тяжёлых взгляда. Хочется раствориться в воздухе, исчезнуть. Или хотя бы отмотать время назад, чтобы не заходить в ту комнату. Ком тошноты вновь подкатывает к горлу. Перед глазами — Эйта с вымученной улыбкой на бледных губах и пистолетом у виска. Перед глазами — Эйта, нажимающий на курок. Перед глазами — падающее тело, из головы которого начинает литься тёмная кровавая жижа. Взгляд на капитана и Тендо поднимать страшно: чёрт знает, как они отреагируют. Ушиджиме ведь ничего не стоит взять и застрелить его, Гошики, прямо тут; к примеру, за то, что не смог предотвратить смерть Семи. Что вообще его толкнуло на этот поступок? Тсутому помнит, что ещё сутки назад, Эйта был живее всех живых, и даже мысли, что он покончит с собой, ни у кого не могло возникнуть. Семи не тот, кто вынесет себе мозги из-за апокалипсиса. Он был сильнее многих тут. Перед глазами — замершее навсегда тело. — И ты не знаешь, из-за чего он это сделал? — разрезает своим голосом тишину Ушиджима. — Н-нет, — Гошики делает глубокий вздох, — за несколько часов до этого он был немного странный, но мы все думали, что он просто устал... Какой-то частью Тсутому всё-таки ему завидует: Эйте больше не придётся хвататься за жизнь зубами, выгрызать для себя ещё немного времени в этом прогнившем — теперь уже в буквальном смысле — мире. Ему больше не нужно бояться. Ушиджима щурится: он видит состояние Гошики, видит его буквально насквозь. Видит, в каком он сейчас смятении и вполне догадывается, что сейчас творится в его мыслях. Самоубийство Эйты может здорово покачнуть их команду — и дело даже не в том, что он был неотъемлемой частью, нет — а в том, что остальные, особенно те, кто с ними относительно недавно — типа Гошики — могут потерять веру в себя, в свои силы и вообще в то, что стоит ли продолжать жить? Тендо с громким вздохом поднимается со своего места, приближаясь к Гошики. Он резко кладёт ему руки на плечи, от чего Тсутому едва не подпрыгивает. Сатори довольно улыбается: — Лучше сядь, — он давит на его плечи вниз, — а то свалишься ещё. А действительно: стоит ли жить? Может, Семи поступил правильно, решив всё прекратить? Может просто никто не видел его настоящего состояния? Может они, да, все они — чёртовы эгоисты, которые не видят дальше своего носа и не могут разглядеть старательно запрятанное «я» другого, уже ставшего близким, человека? Страшно думать, что люди теряют свою человечность, забывая о ней, будто её никогда и не было.***
— Ну, — Ханамаки стягивает с рук одноразовые медицинские перчатки, — что я могу сказать… — Просто скажи уже, — Иваизуми хмурится, вызывая на лице проснувшегося Оикавы заметную, довольную улыбку. — Если ты и дальше будешь так лыбиться, я тебя ударю, правда. — Грубо, Ива-чан! — Кхем, — Такахиро прокашлялся, — идёте на поправку, капитан. Скоро можно будет ненадолго вставать. Или, если удача повернётся ко всем нам жопой, то даже в ближайшие дни. Ситуация, происходящая на улице, не радует даже уставшего лежать Оикаву. Несмотря на все слова Ханамаки, он вполне мог бы и сейчас встать на ноги и, скорее всего, даже убить несколько тварей. Только Иваизуми не позволит рисковать. Сонливость лежит на плечах тяжёлыми, неподвижными камнями, слабость из рук всё ещё не уходит. Ощущение, будто его тело наполнено ватой, оно лёгкое, как перо. Рана ужасно ноет — видимо, действие препарата, которое они ему вкалывали, заканчивается. Будто сделали дыру и вытягивают через неё кишки. Пустота.***
Ему сложно: мало того, что спать хочется просто адски, так ещё нужно следить и за тем, чтобы твари не напали, и за состоянием Хинаты, которое, собственно, стабильным назвать никак нельзя. Он сонный, постоянно трёт покрасневшие глаза и периодически кашляет с ужасными хрипами, которые отдалённо напоминают хрипы мертвецов. Кагеяма боится перепутать кашель Хинаты с тварью — застрелить, конечно, не застрелит, но вот лишнюю в их ситуации панику поднимет точно — особенно, учитывая, что Тобио безумно хочет спать. Ему кажется, что он в буквальном смысле готов лечь прямо тут, на дорогу, и уснуть. Они по привычке двигаются по небольшим улицам, проходя мимо пустых, грязных — и даже выбитых — стёкол разных витрин. Наверное, раньше эти магазины очень даже неплохо выглядели; а сейчас за оконными рамами — темнота, скрывающая в себе тварей, готовых напрыгнуть на тебя из любого угла. Кагеяма вытягивает перед Шоё руку, останавливая его и сообщая, что идёт мертвец. Хината кивает, на всякий случай перемещая руку на пистолет — таким образом, чтобы, если что, смочь мгновенно достать его и снять с предохранителя. Даже с сонной, затуманенной головой он всё ещё помнит, что с мертвецами мешкать нельзя. Или ты их, или они тебя — а тут как получится, кто первый успеет, тот и выиграл. Жестокая игра на жизнь, в которой они принимают участие в не самой презентабельной роли — роли мяса для пожрать. Трупам. Кагеяма с опаской выглядывает из-за угла, внимательно просматривая едва ли не каждый угол, чтобы мертвец точно куда-нибудь скрылся. И не вылез. В таких ситуациях у Тобио всегда возникает неприятное чувство: что пока он выглядывает из-за угла и проверяет безопасно ли двигаться дальше, то какая-нибудь другая тварь подойдёт со спины и ни он, ни Хината ничего не смогут сделать, чтобы предотвратить укус. Мертвецы. Они тупые и неповоротливые, но иногда складывается ощущение, что они могут мыслить и умнее многих выживших. Словно их просто по-другому запрограммировали. До академии остаётся недолго, но Шоё кажется, что он прошёл уже не только Токио, но и всю Японию. Он крепко прижимает руку ко рту, стараясь как можно тише кашлять — горло продолжает болеть; он кашляет, а в уголках глаз собирается влага — глаза слезятся от кажущегося ярким света, хотя солнца-то и не видно. Оно где-то там, далеко, спрятано за серые тучи, грозящие вот-вот полить тут всё. Хината двигается за Кагеямой, изо всех сил пытаясь не отстать и смотреть по сторонам одновременно. Он не может позволить Тобио и дальше проводить бессонные ночи, не может и дальше своей болезнью заставлять его сидеть рядом, едва ли не каждые пять минут проверять температуру, и смотреть за тварями на улице. На самом деле, Хината какой-то своей частью уверен, что Кагеяма всё-таки уйдёт, оставив его одного в пустом доме. У Тобио есть талант и он умный, ему во много раз легче и быстрее было добраться до академии одному, а не тащить за собой такой балласт, как неизвестно что подхвативший напарник, от которого польза только в кормлении собой гниющих трупов. Голова болит, а при каждом дуновении ветра по телу бежит едкий холод, пробираясь под одежду. Токио сейчас — минное поле. Огромный город с огромным населением. Трудно даже представить, что тут такое количество тварей. Они ждут едва ли не на каждом шагу. Тупое существование. Почему это вообще произошло? Почему люди стали оживать и жрать других? Кагеяма делает глубокий вздох и мельком смотрит на Хинату, которому, кажется, снова стало хуже. И правда, его лучше не тревожить в таком состоянии, дать лекарство и не мешать спать. Только им необходимо дойти, чтобы убедиться, что или их команда ушла, или всё ещё там. Кагеяме страшно, что там может никого не оказаться, что он приведёт не способного толком бороться за жизнь к мертвецами Хинату. Наверное, Оикава-сан нашёл бы выход даже из такой ситуации. Совесть медленно жрёт. Тобио пытается оправдать себя: если бы он не выстрелил, то Оикава убил бы Хинату. Кагеяма в этом уверен на сто процентов. А если бы даже не убил, то серьёзно ранил. Для Оикавы вообще никого нет, кроме своей команды и Иваизуми. В голове всплывает свирепо-испуганный взгляд влетевшего в дом Хаджиме. По телу проходит дрожь. Выживает, в конце концов, сильнейший. По улице с левой стороны бредёт тварь, лениво переставляя свои ноги. Она останавливается вместе с Кагеямой и Хинатой, сжавшим нож в руке. Мертвец с выжранным брюхом и свисающими наружу кишками — точнее, остатками того, что ещё не выпало через огромную дыру — хрипит и принюхивается, словно собака, готовая броситься на свежую кость. Кагеяма напрягается, принимая удобную позу для атаки. Он быстро кивает Хинате, чтобы встал со спины и наблюдал за ситуацией, и Шоё без слов слушается, пытаясь отодвинусь своё плохое состояние на второй план. — Не двигайся, — шепчет Кагеяма, не сводя пристального взгляда с твари, — попробуем обойтись без атаки. Хината в ответ согласно кивает, фокусируясь на том, что находится со спины Кагеямы, к которой он сейчас плотно прижимается, даже не думая оборачиваться. Он верит напарнику: Тобио следит за ситуацией и не пропустит ещё одного мертвеца. Тварь чуть опускает голову ниже — длинные, грязные волосы спадают на морду. Кагеяма замечает, что волосы у мертвеца местами выдраны и видит запёкшуюся рану на голове: видимо, пожрали не только её живот, но и к голове приложились. Тварь шипит, клацая гниющими зубами и пытаясь что-то увидеть. Есть ли у них зрение? Могут ли они видеть? Наверное, всё-таки какое-то зрение у них всё же присутствует, думает Тобио, боясь, что Хината не выдержит и свалится. Мертвец, ещё раз зарычав, продолжает идти прямо, куда и шёл. Со стороны Тобио слышится облегчённый вздох.***
Нишиноя шипит в голос, из двух пистолетов сразу пытаясь отстреливать рвущихся тварей. Они идут на шум, становятся активнее, понимая, что за этим забором есть живое мясо, которое можно разорвать. Но если они не будут применять огнестрельное оружие — мертвецы точно прорвутся. У них не хватает сил сдерживать такой натиск. Перед глазами мелькают куча разных изуродованных, гниющих буквально на глазах некогда человеческих лиц, теперь же — куча безобразных морд отвратительных существ. Энношита стоит рядом, прицеливаясь и попадая точно в голову самым проворным мертвецам. Они падают, сбивая других, словно шар кегли. Твари рычат — громко, выбираются из-под себе подобных, поднимаются на ноги и снова пытаются пробраться внутрь. Что будет, если у них всё-таки получится? Нишиноя цыкает, зная, что Сугавара не успокоится, пока из академии не будут удалены все до одного живые люди. Даже те военные. Надо срочно что-то делать, потому что ещё немного — и им просто нечем будет отстреливаться от этой кучи живой падали. Асахи сидит за последней партой, пытаясь как-то успокоить трясущуюся Ячи. Она молчит и, опустив голову, всхлипывает. Её можно понять, думает Азумане, аккуратно поглаживая своей широкой ладонью по спине, надеясь хоть как-то вселить в неё надежду на будущее. Ячи буквально чувствует кожей ненависть Тсукишимы — она оседает и жжёт, а от пронзительного взгляда янтарных глаз хочется куда-нибудь спрятаться и больше не вылезать. Тсукишима смотрит с вызовом, с усмешкой. Ячи не понимает, чем вызывает такую реакцию; Ямагучи — другое дело. Он милый и всегда старается поддержать. И от того, что Тадаши постоянно старается быть рядом, не оставлять, становится как-то теплее. Ячи уверена, что если бы не Ямагучи, то Тсукишима давно бы пустил ей пулю в лоб и больше об этом не вспоминал. Даичи что-то обсуждает с Куроо, которого пригласили в этот кабинет. Сугавара впервые не чувствует враждебности, а также успевает заметить, насколько сильная связь между Львом, как всегда стоящим рядом с Куроо, и самим Куроо. И, конечно же, то, что Тетсуро отлично мыслит. Коуши предпочитает не вмешиваться в их разговор, понимая, что Даичи и сам всё отлично знает. Внимание привлекает Асахи, который решает остаться рядом с Хитокой, хотя хотел поспать, потому что этой ночью дежурить на крыше ему и Нишиное. Что могло так довести Ячи? Сугавара, присев на край одной из парт, погружается в свои мысли, понимает, что Тсукишима, который неизвестно по какой причине холодно к ней относится, такого бы не сделал. Тсукишима слишком умный, чтобы доводить кого-то, кого мало знает — он всегда держит дистанцию, отдавая предпочтение не связываться. Это странно. Куроо, подперев подбородок левой рукой, задумчиво исследует взглядом карту, которую прихватил с собой Лев, отжав у Такеторы. Которому, по идее, всё ещё безумно стыдно перед капитаном за поездку с ветерком. — Тут без вариантов, — говорит Тетсуро, не сводя взгляда с карты, — нам нужно выйти через вторую дверь и в буквальном смысле бегом лететь до магазина. Я и Лев недавно там были, тварей не было. — Чем быстрее пойдём, тем лучше, — согласно кивает Савамура, взглянув в окно, — они уже из последних сил держат. — Здесь же ещё команда, ведь так? — Куроо переводит задумчивый взгляд с исписанной разными заметками карты на Даичи. — Неплохо бы и их припахать. Сквозь открытые окна по всей академии раздаются частые выстрелы и доносятся крики и команды тех, кто сейчас изо всех сил борется с голодными тварями. Лев идёт сзади Даичи, чтобы, если что, не дать навредить Куроо — чёрт знает, что у этого Савамуры на уме. Хотя какой-то частью Хайба понимает, что в ситуации, в которой оказались они все, лишних действий быть не должно. Сейчас все их усилия направлены на одну цель, на общую безопасность. Работать сообща с другими командами непривычно, но чувствуется, как приумножается сила. Иметь Льва за спиной — почти то же самое, что и иметь крылья, которые спасут в случае непредвиденного нападения. Как бы Яку не отчитывал Хайбу, он всё равно потрясающий. Пытается за короткие сроки научиться тому, чему остальные обучались в течение нескольких изматывающих лет. И до невозможного преданный. Сейчас Тетсуро, спускаясь по грязной лестнице вниз, пытается думать о чём-то отдалённом, чтобы хоть как-то взбодриться. Сейчас он понимает, что разглядел потенциал Льва ещё тогда, когда они только-только встретились на дне рождения Алисы. Несмотря на то, какой он ещё до ужаса неловкий, именно такого человека им не хватало. А Яку отлично справляется в обучении, если сам Куроо занят. Чувствуется недостаток Кенмы; Тетсуро тяжело вздыхает, а в груди ноет. Кенма смог бы придумать, как сдержать натиск мертвецов, пока они ходят за замком. У медкабинета стоят два человека, которые тут же напрягаются, видя, как к ним приближаются посторонние. — Что-то не так? — задаёт вопрос Ханамаки, сидящий на подоконнике. — Нам надо поговорить с вашим капитаном, — говорит Куроо. — Капитан сейчас спит, — Такахиро щурится, жестом показывая Киндаичи и Куними, чтобы пока не вмешивались. — Если что-то сильно срочное, можете обсудить это с вице-капитаном. Он в кабинете, — замечает, как Куроо делает шаг вперёд, чтобы без каких-либо раздумий войти в медкабинет, — оружие оставьте тут, — останавливает его Ханамаки. — Мы не знаем, чего от вас можно ожидать. Без обид, простая мера предосторожности. Куроо внимательно смотрит на Такахиро, а затем, поняв, что он в чём-то прав, снимает с плеча автомат и отдаёт стоящему на входе Куними. Он спокойно забирает всё оружие, передавая Ханамаки на подоконник. — Он всё ещё не пришёл в себя? — задаёт вопрос Савамура сразу, как только заходит внутрь и видит на одной из кроватей человека, которого сидящий рядом с ним Иваизуми притащил, говоря, что нужна помощь. — Пришёл, — тихо отвечает Иваизуми, боясь потревожить Оикаву; хотя, если его не тревожат выстрелы, то громкий голос уж точно, — просто сейчас спит. Чего вы хотели? — взглядом кивает на стоящие недалеко стулья. — Нам нужен ещё один человек для вылазки, — начинает Даичи, садясь на стул, — вы не слепые и видите, что происходит на улице. — Знаю, — согласно кивает Иваизуми, сжав руку Оикавы, — один из наших людей сейчас помогает вам. — Долго не продержимся, — подхватывает Куроо. — Я пойду, — он опускает взгляд на свои руки, — буду через минут десять в холле. Оставить Оикаву одного страшно, но сидеть сложа руки дальше он не может, видя, как стараются другие. С Оикавой будет Ханамаки. От него толку точно больше, думает Иваизуми, отпускает руку Тоору и поднимается на ноги, тут же начав разминать затёкшие мышцы. Куроо и Савамура, вероятно, уже ждут его в холле. Ханамаки смотрит в упор, пристально, словно пытаясь заглянуть в самую душу Иваизуми. — Не парься ты так, — говорит он, — всё с Оикавой будет в порядке. Если проснётся, то, поверь, он как никто другой поймёт. Я знаю, что ты беспокоишься, — он кладёт руку на плечо Иваизуми, — но сосредоточься сейчас на другом. Он прав: сейчас от них троих зависит дальнейшее развитие событий. Иваизуми верит Ханамаки и прекрасно знает, что с ним, как и с Куними и Киндаичи, безопасно оставлять капитана — они перегрызут за него горло любому. Иваизуми боится, что мертвецы смогут прорваться внутрь прежде, чем они вернутся. Что, вернувшись, он не увидит ничего, кроме бродящей кучи тварей и крови. Он должен постараться.***
На улице шум усиливается раза в два, если не в три; хрипы тварей перемешиваются с выстрелами и криками выживших, создавая просто нереальный шум, громко звенящий в голове. Мир сходит с ума. Люди теряют привычных себя и находят себя настоящих, купаясь в крови и привыкая жить по новым правилам — по правилам, которые задают твари. Выживает не сильнейший, нет. Выживает самый пронырливый и смотрящий страху в лицо — в буквальном смысле. Сейчас страшно всем, но не все способны пойти в прямую атаку с ожившим мертвецом, который превосходит по силе. Люди хватаются за жизнь не потому, что хотят жить — ну кто, в самом-то деле, захочет жить с ожившими мертвецами по соседству? — умирать страшно. Страшно больше не существовать в мире, который, хоть и прогнил, но всё ещё крутится. В каждом ещё горит слабый огонь надежды, что всё прекратится. Каждый день приходится выбирать, что делать и как поступить, не зная, какой она будет, обратная сторона выбора. И только потом понимаешь, что по-другому сделать было бы лучше: сделай ты по-другому — спас бы кому-нибудь жизнь. Или умер сам. Ничего не остаётся, кроме как слепо верить во что-то хорошее, мозгами прекрасно понимая, что «что-то хорошее» будет только в гробу. В воображаемом. В лучшем случае, если твоё обожранное тварями тело не будет валяться где-нибудь на дороге в месиве из собственных вывалившихся кишок, то где-нибудь в кустах с пулей в голове. И последний вариант кажется раем для каждого сейчас выжившего — радости от того, что тебя, ещё живого, начинают разрывать на части, нет совсем. Люди вынуждены привыкать к новым условиям, почувствовать горький вкус жизни, почувствовать, как чужая кровь мерзко засыхает на руках, как мелкие капли впитываются в одежду, которую даже постирать-то негде. Как въедается в память хрип твари или истошный вопль человека, которому сегодня не повезло. Иваизуми поудобнее перехватывает ствол чёрного заряженного пистолета, готовый отражать атаку. Готовый вновь пачкаться в крови. Куроо и Лев переглядываются, словно общаются телепатически. Лев готов снова быть щитом Тетсуро, пока он сам занят тварями. Сейчас, когда дверь откроется — неизвестно, что их встретит. Может, тут тоже толпа мертвецов? Может, они облепили всю академию и выхода отсюда нет? Выстрелы стучат в голове, не давая уйти в себя, в свои поглощающие мысли. Выстрелы отрезвляют и ещё раз напоминают, для чего они тут собрались, забыв про какие-то ранее возникшие разногласия. Критические ситуации сближают. За дверью раздаётся кашель, переходящий в хрип — Куроо перехватывает нож так, чтобы было удобнее сразу вступить в атаку и не дать кому-то пострадать. Сердце быстро бьётся, разгоняя появившийся адреналин по телу. Рука Даичи лежит на дверной ручке. Он немного ждёт, а затем, кивнув Иваизуми, резко распахивает дверь, тут же отскакивая назад, чтобы, если что, не попасть в руки тварей. Взгляд Савамуры встречается с испуганными, удивлёнными синими глазами. Хината, которого Кагеяма держит на руках, тяжело дышит. И мелко, надрывисто кашляет.