***
Он медленно, нехотя открывает глаза и тут же щурится из-за ярко светящего солнца. Лев зевает, мотает головой, чтобы избавиться от пелены сна и понимает, что сейчас только раннее утро. И настолько раннее, что капитан ещё спит. Он, Хайба, должен признать, что сегодня организм здорово расслабился и он неплохо так смог выспаться, что в их времена бывает крайне редко. Остальные, наверное, тоже ещё спят. На эту ночь они решили не оставлять часовых, плотно закрыв двери в каждом из своих кабинетов. Лев, поднявшись на ноги, потягивается, чувствуя приятную ломоту во всем теле. Куроо выглядит совершенно уязвимым; он, обняв автомат, просто безмятежно спит, словно забывает про опасность, которая поджидает каждую минуту. Губы Льва сами растягиваются в подобии нежной, заботливой улыбке, и вот он уже аккуратно, стараясь, чтобы капитан не проснулся, накидывает на него плед, под которым сам спал всю ночь. Тетсуро что-то бурчит во сне, а затем, притягивая теплую ткань ближе, зарывается в неё с носом. Лев думает, что это слишком мило видеть капитана вот таким, а не серьёзным лидером, который ведёт их за собой. Он думает, у Куроо много сторон. Их интересно вот так вот узнавать: вчитываться в каждую страницу, понимая, какой он, их капитан там, внутри. По телу бежит небольшой холод от ветра на улице: неужели сегодня не будет печь так же, как и в предыдущие дни? Словно они действительно попали в ад, только вместо огромных котлов — жаркая до невозможности погода, а вместо страшных демонов — живые мертвецы. В принципе, одно и то же. Через окно Лев видит, как покидают территорию академии трое военных, обитающих на первом этаже. Наверное, пошли на вылазку. Разумно делать это так рано утром, пока солнце не достигло пика. В военной форме в такую погоду двигаться тяжело и, к сожалению, опасно, но зато тварям тяжелее прокусить. Лев видит, как они умело двигаются — сразу видно профессионализм, уровень подготовки значительно выше, чем у них. Они огибают забор, и пока один отвлекает тварей, двое других пытаются завести мотор весьма крупного авто. Твари клацают зубами и медленно начинают идти на посторонние звуки, издаваемые живыми людьми. Сердца бешено стучат - Матсукава бегло заскакивает в салон машины и буквально перед носом тянущей к нему свои конечности твари захлопывает дверь, тут же блокируя, чтобы мертвецы по счастливой случайности не открыли её. Он умело, отточенным рывком, хватает пистолет и целится в тварь, рожа которой все ещё трётся о стекло. Лев роняет тяжёлый вздох, а затем замечает рядом с Куроо небольшой блокнот, кажется тот самый, который тогда нашёл Кенма. Хайба, непрерывно поглядывая на капитана, берёт в руки записную книжку, рассматривая грязную цветную обложку, а затем открывает и видит знакомый почерк капитана на первых страницах, усеянных короткими заметками. — Ну и вонь, — морщась, с отвращением произносит Бокуто. — Естественно они не будут приятно благоухать, Бокуто-сан, — не заставляя себя ждать, бубнит Акааши, надевая на руки найденные в здании медицинские перчатки. Нишиноя и Танака внимательно наблюдают за ними, готовые в любую секунду достать пистолеты и сделать из этих двоих решето. Ю замечает небольшое отличие Бокуто от других членов его команды и дело даже не в том, что на нём нет военной формы и он в обычном гражданском. У него нет той чёткости и уверенности в движениях, выстрелах. Походу, он обычный выживший, присоединившийся к группе военных. Он более… простой. И всюду ходит за этим парнем, Акааши. Нишиноя щурится, делая в голове какие-то выводы, а затем, кивнув Танаке, берёт одного убитого мертвеца за ноги и тянет в сторону, где в прошлый раз они сжигали выпущенных тварей из подвала. Хорошо было бы иметь респиратор, думает Танака, а лучше сразу противогаз. К горлу подкатывает ком и Рюноске делает над собой огромное усилие, чтобы не оставить свой скудный завтрак на земле. На самом деле, он никогда не думал, что однажды будет разгребать огромную кучу убитых трупов. И что вообще будет трупы убивать. Хотя, ладно, кто вообще об этом задумывался? Он бы очень хотел сейчас оказаться в каком-нибудь дешёвом сериале — в них всё это как-то легче. Из-за духоты запах тухлого мяса становится ещё более невыносимым и каждый понимает, что оставить их тут — вариант отвратительный. Вся академия провоняет насквозь. Акааши, не реагируя на тихие перешептывания Нишинои и Танаки, таскает трупы. Перчатки окрашиваются в грязно-вишнёвый цвет. Он берёт за ноги очередной труп. Кожа под пальцами рыхлая и противная; она проваливается внутрь, вжимается в такую же гниющую мышцу. В некоторых местах она рвётся при любом соприкосновении, обнажая бледно-бледно розоватого цвета мясо. Мерзко. Мертвец оставляет за собой тянущийся след и в некоторых местах ошмётки кожи. Видимо, этот парень основательно так успел прогнить. За спиной рычат и хрипят новые твари. Они, как и другие, цепляются своими мерзкими пальцами за сетку, раскачивают забор в разные стороны, клацают зубами и своими белыми заплывшими глазами внимательно следят за ними. Акааши чувствует на себе этот пронзительный взгляд, а ведь никто даже не знает, могут ли мертвецы вообще видеть. Твари хотят жрать. Акааши, кинув очередной труп в общую кучу, не спеша поворачивается к одному из оживших мертвецов и подходит к нему на расстояние вытянутой руки. Сзади Кейджи слышит растерянный голос Бокуто. Он, Акааши, сейчас больше чем уверен, что Котаро смотрит в его спину самым своим тупым взглядом, видимо ожидая, что будет дальше. Кейджи переводит взгляд на мертвеца перед собой. Он, оживившись, пытается активнее достать свою добычу, просунув руки в отверстия — Акааши тут же делает большой шаг назад. Он всматривается в рожу существа перед собой, чувствуя зарождающееся отвращение. Он будет выглядеть примерно также, если умрёт. Если, конечно, никто особо добрый заранее не пустит ему пулю в голову, избавив от шатаний в гниющем теле. А ведь некоторое время назад этот мертвец жил как все. Эта мысль до сих пор не хочет укладываться в голове. — Эй. — Инуока подскакивает к Бокуто и Акааши, из-за чего последний вздрагивает и, выдернутый из своих размышлений, поворачивается на уже знакомый голос. — Может вам помочь? — Да, — кивает Кейджи, — было бы неплохо.****
Кагеяма не знает что делать и как поступить будет более правильно. Им нужно, нет, просто необходимо двигаться вперёд, но нет совершенно никакой гарантии, что Хинате не станет плохо по пути. Тащить напарника, сумки, оружие, и защищаться от мертвецов он не сможет вообще никак. Но и оставаться здесь — идея бредовая. Уж слишком тихо, даже если район зачищен. Он мёртвый. Такой же мёртвый, как и трупы. А также вряд ли их команда всё ещё в той академии и ждёт их. Они давно могли уйти. И точно уж не оставили записку с новыми координатами. Кагеяма уверен: их уже, вероятно, сто раз похоронили. Есть ли вообще смысл идти туда? Или более разумно будет найти новое, безопасное убежище и остаться в нём? Хинате уже лучше — Кагеяма аккуратно прикасается тыльной стороной ладони ко лбу напарника — уже не такой горячий и кашель не такой сильный. Однако Шоё ещё не здоров. Внутри что-то больно сжимается. Кагеяма не сможет выстрелить в Хинату, даже если тот обратится. Он, Кагеяма, слабый. Он не такой, как тот же Оикава Тоору, на которого всегда стремился походить. Оикава превосходный и хладнокровный убийца. Тобио не такой. В голове всплывает, как он, Кагеяма, выстрелил в Оикаву. Он помнит с каким страхом и яростью на него смотрел Иваизуми, подхвативший слабеющего напарника. Ком подкатывает к глотке. Оикава, вероятно, сейчас мёртв. Но это же было ради защиты Хинаты. Да? Так ведь? Так? Он зарывается пальцами в грязные тёмные волосы, больно сжимая. И хмурится. Он не контролировал себя. Это была самооборона? Кагеяма пытается успокоить себя, но сердце только начинает биться сильнее, а грудную клетку сжимает какое-то противное непонятное чувство. Оно накрывает с головой. Сожаление? Боль? Всё вместе? Он не должен был стрелять в Оикаву на поражение. Можно было выстрелить в руку или ногу. Нет. Для Оикавы боль — ничто. Он бы двумя выстрелами уложил и самого Тобио, и Хинату. Что было бы, присоединись Кагеяма к Сейджо, как и планировал? Хината медленно открывает глаза и тут же натыкается взглядом карих глаз на жрущего себя изнутри Кагеяму. Шоё пытается что-то сказать, но во рту всё пересыхает и получается только непонятный хрип. Кагеяма дёргается и подскакивает, положив правую руку на нож. — Ты чё, совсем дебил? — поражённо задаёт вопрос Хината, широко распахнутыми глазами смотря прямо на почти испуганное лицо напарника. — Прирезать меня вздумал? — Придурок! — недовольно рычит Кагеяма, вновь садясь на тёплое, нагретое его задницей, место, — не издавай больше таких звуков, дебила кусок, я подумал… — Что я уже откинулся? — перебивает Шоё, помогая ослабшими руками себе сесть, — ага, не дождёшься. Тобио только глубоко, раздражённо вздыхает: — Как ты? — Уже лучше. — он улыбается. — Горло, как видишь, уже болит не так сильно. — И тут же заходится слабым кашлем. — Нормас-нормас, не беспокойся. Кагеяма кивает, внимательно скользит пристальным, цепким взглядом по напарнику. — Ты уже не такой бледный, — тихо отмечает он. Шоё на это только улыбается. И Кагеяме кажется, что в доме становится чуточку теплее. — Это… нам нужно двигаться дальше.***
Ханамаки громко захлопывает дверь прямо перед носом мертвеца. — Не сегодня, — говорит он трупу, который скользит своими окровавленными руками по стеклу. — Голова болит. Матсукава давится смешком, пытаясь завести авто. В салоне напряжённое молчание. Не каждую машину можно завести, но выйти из этой — Киндаичи смотрит в окна — у них не получится. Мертвецы буквально облепили корпус. Слышно мерзкое, приглушённое рычание, от которого становится не по себе, а по спине проходит едва ощутимый холодок. От смерти их сейчас разделяет только тонкое стекло. Киндаичи крепче сжимает уже заряженный пистолет. Мотор привычно завывает. — Ханамаки-сан. — Киндаичи достаёт из кармана карту с уже прочерченным путём. — Держите. Мимо проносятся деревья. Они всё дальше удаляются от академии, в которой оставили дорогих для себя людей. Жизнь капитана всё ещё полностью зависит от других. Благо там остался Куними, который соображает в медицине и в случае чего сможет помочь. Главное — быстро вернуться. Дорога пустая, на обочинах иногда стоят уже давно заброшенные машины, и в хорошем случае неплохо было бы остановиться и проверить их — они во многих кинутых автомобилях находили чего пожевать или оружие. А если ещё сильнее повезёт, то даже патроны и пули. Но сейчас не тот случай, никто из них понятия не имеет, сколько провозятся в старом лагере. Как после этого будет Матсукава. Нужно было ехать Яхабе или Куними, почему Матсукава вызвался? Дорога длинная. В машине невольно расслабляешься и начинает клонить в сон. Но спать ни в коем случае нельзя. На обочине по левой стороне Киндаичи замечает мертвеца, который уже кого-то жрёт. На грязном асфальте разливается кровавая лужа, в которой тварь с удовольствием купается, наслаждаясь запахом, а после отрывает ещё кусок человеческого мяса, пихая в рот — и с удовольствием жуёт, не переставая издавать гортанные хрипы. Киндаичи этого не слышит, но прекрасно знает, что так и есть. Он глубоко вздыхает. С тварью, кажется, легко справиться. По крайней мере когда смотришь на это с экрана телефона, телевизора или компьютера — без разницы, в принципе, вообще — так и есть. Кажется, будь ты на месте героя, точно бы уж выжил. И сейчас, оказавшись на самом деле в такой безумной, полной до абсурда ситуации, Киндаичи понимает, настолько сильно он ошибался. Твари… они тупые. Тупые и чертовски опасные. Машины для убийства. Ютаро невольно напрягается. Автомобиль плавно сворачивает вправо, немного сбавляет скорость — в лобовое стекло видно брошенный лагерь для выживших. Матсукава едва заметно сильнее сжимает руль, что не укрывается от пронырливого взгляда рядом сидящего Ханамаки.***
Асахи, работая на своём выбранном участке, видит, как один из новоприбывших, невысокий парень, взяв у Сугавары зажигалку, быстрым шагом направляется к Танаке. К Танаке, который сейчас материт и проклинает весь мир до начала времён. Тут не просто воняет, тут просто смердит до тошнотворных позывов — Бокуто уже не сдержался — до выступающих слёз. А они ведь мужики, не плачут. Нишиноя подбадривающе хлопает Рюноске по плечу, а в следующий момент рядом уже стоит Яку с зажигалкой в руках. Нишиноя внимательно смотрит, всё ли готово: твари свалены в огромную кучу, рядом стоят бутылки с драгоценной водой в случае, если огонь выйдет из-под контроля. — Наконец-то поджарим их до хрустящей корочки. Даичи за всем внимательно следит с крыши академии. Рядом стоит заряженный автомат, в любую секунду готовый стрелять. По левую руку стоит наполовину полная бутылка с водой. Савамура пристально следит за Бокуто, и сейчас он не кажется опасным. Но зачем он тогда подслушивал? Даичи хмыкает: ещё та тёмная лошадка. Хотя парень, таскающийся с ним, не лучше. Нашивка на его плече — сова — кажется до жути знакомой. Савамура щурится, копаясь в своей памяти; разве это не знак Фукуродани? Даичи помнит, что раз, на учениях в Токио, его команда с ними пересекалась. Глаза широко распахиваются: точно! Никакого Бокуто там не было. Из всей их шайки Котаро единственный, кто одет в гражданское, а не в военную форму. И движения у него рваные. — Не военный, значит, — задумчиво тянет Савамура.***
Лагерь встречает их тишиной и пустотой. Они несколько минут сидят и смотрят в окна автомобиля, мысленно вновь возвращаясь на несколько месяцев назад, к самому началу катастрофы; когда в людях была надежда, что они смогут победить страшный неизвестный вирус, а может даже, если очень повезёт, — смогут излечить заражённых. Теперь же, когда всё обернулось так — Киндаичи качает головой — надежды рухнули, разбились с оглушающим звоном, рассыпаясь на миллионы мельчайших осколков под ногами, и собрать заново уже невозможно. Ханамаки берёт своё оружие и, открыв дверь авто, медленно выходит, вытягиваясь во весь свой рост и крепко перехватывает ствол пистолета, смотря по сторонам. Никого нет. Всё серое и безжизненное настолько, насколько это возможно. Правильно. После того нападения тварей всех выживших эвакуировали отсюда. За ним следом выходят серьёзный, больше задумчивый Матсукава, и только потом выглядывает Киндаичи, поправляя сумку, в которую они должны будут складывать всё, что найдут. Если найдут. Ханамаки чувствует, как сердце Матсукавы с новой силой болезненно сжимается. Он подходит к напарнику и кладёт руку на плечо, показывая, что он тут, рядом, и всегда, в любой момент готов поддержать, не дать сломаться. — Заходим с левого входа. — Матсукава пальцем указывает на металлический забор. — Будет разумнее просто перелезть, чтобы не вызывать лишнего шума, — добавляет он и щурится, — и неподалеку был склад с припасами — сначала наведаемся туда. — Есть, капитан, — шутливо кидает Ханамаки, направляясь в сторону входа в заброшенный лагерь. За забором тоже всё чисто. Настолько, что может показаться, словно тут никогда не была ни одна тварь. Только стены в небольшой постройке для охраны заляпаны уже давно засохшей кровью. Киндаичи глубоко вздыхает и, убрав пистолет за пояс, хватается пальцами за металлическую сетку, пытаясь как можно тише перелезть на ту сторону. Ханамаки и Матсукава ждут, пока он окажется на территории лагеря и только тогда полезут следом. Главное — не создавать много шума. Чёрт знает, где могли собраться мертвецы и сколько их сбежится на звуки. Ютаро с глухим стуком спрыгивает, хватая убранный несколькими минутами раннее пистолет, и смотрит по сторонам. Всё чисто — он делает жест рукой и Матсукава, не спеша, начинает карабкаться. Они молчат. Тишина начинает давить, но разговаривать опасно. Ханамаки стоит спиной к забору, внимательно осматривая всё вокруг на наличие пришедшего мертвеца. В памяти всплывает то, как они подъезжали сюда несколько месяцев назад, как раздавали припасы выжившим. Ссору Иваизуми и Оикавы. Это, кажется, случилось за день-два до нападения. Такахиро усмехается: они ещё никогда не видели Иваизуми в таком гневе, и тем более никогда не видели такую злость по отношению к Оикаве. Это было несвойственно для него. Ханамаки задумчиво кусает нижнюю губу — наверное, если бы в капитана не выстрелили, они до сих пор бы не разговаривали. Оикава — единственный, кто безоговорочно и спокойно убивал как до апокалипсиса, так и когда он начался. Он убивал раненых, не давая им шанса. Убивал всех тех, кто молил о пощаде. Как и после на зачистках. — Эй. — Матсукава толкает напарника в плечо указательным пальцем. — Давай быстрее.***
Лев стоит сзади капитана, держа руку у пистолета, чтобы в любой момент можно было выхватить и сделать из головы Сугавары решето. И Коуши, судя по всему, чувствует это — чувствует то напряжение, которое повисает в воздухе: такое, что при желании можно потрогать рукой. Куроо пристально смотрит в глаза человеку Даичи и ждёт ответ. Сугавара прекрасно понимает: если он сейчас сделает хоть одно неверное движение, Хайба украсит его мозгами эти и без того грязные стены. Но внутри — спокойствие. Коуши не чувствует ни страха, ни волнения — ничего. И он натягивает на свои губы лёгкое подобие улыбки; Лев напрягается ещё сильнее. — Вы и ваши люди, — наконец говорит Сугавара, — можете остаться тут. Однако, — он хмыкает, переводя взгляд с Куроо на Льва и обратно, — все мы понимаем, что будет, сделай вы что-то не так. Насчёт Даичи можете не волноваться, я улажу с ним дело. — Всё так просто? — щурится Куроо. — Не совсем. — Коуши снова улыбается. — Взамен мы потребуем от вас помощь как на вылазках, так и по благоустройству этого места. Раз живём под одной крышей. — Идёт. — Тетсуро протягивает правую руку. Сугавара отвечает крепким рукопожатием. Лев думает, что всё равно что-то тут не так. И кто в их команде капитан: Савамура или Сугавара? Для Хайбы непривычно, как и для всей Некомы, что на мнение капитана, главного, можно так просто повлиять. Хайбе кажется, что Даичи — всего лишь прикрытие настоящего лидера, Сугавары. Они уже не первый раз видят, как их медик вертит Савамурой, принимая решения самостоятельно. Что-то… что-то всё-таки не так.***
Оикава спокойно осматривает маленькое помещение, в котором они всё это время находились. Его взгляд заинтересованно скользит по грязным стенам и потолку, усыпанному множеством трещин. А затем — на открытое окно, из которого сюда попадает свежий воздух. Он принюхивается: запах дыма. Что-то горит. И невольно сжимает руку Иваизуми, на что тот сразу же реагирует: — Сжигают мертвечину, расслабься, — спокойно говорит он, большим пальцем поглаживая грубую кожу на руках Тоору. — Как ты? — Жить, как видишь, буду, — усмехается Оикава в ответ, а затем, сделав недолгую паузу, переводит на Хаджиме внимательный взгляд. Иваизуми ёжится. От этого взгляда ему всегда становится не по себе, словно он загнанное в банку насекомое. — Скоро, надеюсь, смогу отлепить свою задницу от этой кровати. — Он привычно натягивает на лицо улыбку; Иваизуми поклясться готов, что никто, кроме него, самого Хаджиме, не сможет понять всю фальшь. Оикава дерьмовый игрок. Дерьмовый, когда ты знаешь его лучше, чем себя. Когда ты можешь предугадать его мысли. — Я тебя сейчас ударю, Идиотокава. — Грубо, Ива-чан! Между ними снова повисает вязкое напряжение.***
Ханамаки скидывает в сумку все банки, которые видит. Сердце быстро бьётся, он чувствует, что здесь, в лагере, они далеко не одни, но не может понять, кто именно: выжившие или твари? И что лучше. Кого лучше сейчас встретить? — Никого, — отвечает Матсукава. — Тц, неужели я это сказал вслух, — чертыхается Такахиро, беря с полок полные магазины. Склад, к их счастью, оказался почти нетронутым, Киндаичи благодарит за это всех богов, которых знает. Теперь у них есть и чем защищаться, и чем питаться. Он чувствует, как что-то тяжёлое сваливается с плеч и с грохотом падает на пол, растворяясь, словно этого груза никогда и не было. Чувствовать облегчение в такие дни — настоящая роскошь. Сумка приятно давит на плечо. — Что ж, — тянет Ханамаки, внимательно осматривая опустошенный склад, — могу нас поздравить, мы с успехом стащили всё, что тут было. Теперь надо обойти дома, в которых жили люди. Может, найдем там ещё что-то полезное. Не успевает Киндаичи согласно кивнуть головой, как слышит где-то вдалеке приглушённые хрипы. Тело мгновенно напрягается, а в голову бьёт адреналин. Матсукава видит, как меняется лицо сокомандника и щурится, тоже прислушиваясь. Ханамаки делает то же самое. И то, что они слышат — никого не радует. Киндаичи подходит к окну, аккуратно заглядывая под жалюзи — сердце начинает бешено колотиться, гоняя по телу страх — и видит тварей, бредущих по главной дороге. По которой им, чёрт возьми, сейчас уходить, а ещё и лезть через забор. Чудесно. — Их там штук двадцать, наверное, — навскидку говорит Киндаичи, переводя взгляд с мертвецов на Иссея и Такахиро. Они оба переглядываются, словно ищут в глазах друг друга какой-нибудь план, чтобы выбраться отсюда живыми. Тварей мало, но половину Киндаичи мог просто не увидеть. Хотят они или нет, нужно выбираться, и как можно быстрее, пока мертвецы близко не приблизились к складу и им не пришлось буквально пробираться сквозь них. — Выходим и сразу же движемся к выходу. И лезем. Без очерёдности. Они. — Матсукава кивает на окно. — И так и так нас заметят и сразу же будут пытаться сожрать, тут без вариантов. Если что, отстреливаемся. — Он видит вопрос в глазах Ханамаки и тут же отвечает: — Наша задача выбраться, и уже не так важно, с шумом или без. Припасов хватит на первое время, обойдёмся без домов, если хотим спасти свои шкуры. — Он, достав пистолет, снимает с предохранителя и убирает за пояс. — Идём. Ханамаки и Киндаичи согласно кивают, приготовив оружие. Страх огромными волнами хлещет, смывает былое спокойствие. Руки мелко трясутся, в голове нет ни одной мысли, кроме как скорее сесть в авто и давить со всей силы на газ, чтобы скорее, скорее отсюда убраться, принести припасы остальным. Ютаро тут же вспоминает, что у ворот в академию им, скорее всего, так же придётся пробираться через тварей, только уже с ножами — шуметь там никак нельзя, если они все — все три команды — не хотят сдохнуть или, как минимум, искать новое убежище. А это вряд ли. Матсукава, сглотнув, медленно поворачивает ручку двери и, немного приоткрыв, выглядывает наружу. Тварь с обратной стороны резко всем весом наваливается на дверь, пытаясь достать до Иссея — Киндаичи, ещё не успевший убрать пистолет, метко стреляет мертвецу в голову. Кровь попадает на лицо и одежду Матсукавы, но он это игнорирует и резко открывает дверь — мертвец, которого только что убили, глухо падает на землю, заливая кровью. Они видят, как мертвецы идут к ним. Они рычат, хрипят. Мёртвыми, белыми глазами внимательно следят за военными и, как им кажется, ускоряют свой шаг в надежде скорее вкусить свежего, ещё живого мяса. Киндаичи срывается на бег, за ним Матсукава и Ханамаки. В ушах, кажется, колотится сердце — страшно — и стоят хрипы. Много хрипов. Мертвецы рычат, словно злятся, что их еда хочет сбежать, словно что-то говорят, пытаются сказать. — Какого чёрта ты встал?! — орёт с забора Ханамаки, огромными, шокированными глазами смотря на Матсукаву, который, судя по всему, и не думает забираться вверх. Неужели он?.. Ханамаки смотрит туда, куда уставился его напарник. Сердце пропускает один удар, затем несколько и срывается на бешеный ритм. Под рёбрами начинает болеть, нещадно жечь. Дыхание рваное, быстрое. Матсукава делает судорожный вздох и сквозь пелену слышит громкие, обычно оглушающие, выстрелы. Мертвецы падают один за одним. Кроме одного. Один продолжает медленно идти к ним. Некогда красивые тёмные волосы, теперь слипшиеся от грязи и крови, кожа приобрела бледно-серый цвет; глаза впали, тёмный зрачок заплыл, и сейчас они кажутся совсем белыми — как и у всех других тварей. Одежда грязная и разорванная, на ноге видно гниющую рану от чьего-то укуса. Матсукава, не моргая, опускает пистолет — он падает на грязную землю. Внутри, там, в душе, что-то переворачивается, ломается с диким треском, рвётся. Кажется, его сердце. Мертвец продолжает шаркающими шагами к ним приближаться.***
— Мы укроемся здесь, — бегло говорит Кагеяма, закрывая входную дверь в какой-то первый попавшийся ларёк на все имеющиеся замки и осматривается, есть ли чем ещё подпереть. Хината поражённо смотрит на напарника, но согласно кивает. — Только давай сначала всё-таки проверим, есть тут трупы или нет, и потом будем что-то решать. Снаружи они видели кого-то в военной форме и это явно не кто-то из их команды. Несмотря на то, что они и сами не в обычном гражданском — никто не знает, сколько команд отправлено на зачистку города. Кагеяма изначально знал, что из них точно будут Сейджо. Должна быть ещё и Шираторизава, но из них он никого не видел и вообще уже сомневается, что они живы. Они вместе проходят вглубь ларька, прислушиваясь даже к собственным шагам. Тут только одна дверь — Кагеяма подходит к ней, кивая Шоё, чтобы готовил нож. Хината слушается, крепко сжимая рукоятку в ладони. Тобио с ноги открывает дверь в пустой туалет и шумно выдыхает. Тут нет никого, кроме них. Хината громко кашляет, Кагеяма преодолевает в два больших шага расстояние между ними и прикладывает прохладную ладонь к уже горячему лбу. Тобио цыкает, скидывая рюкзак на пол и доставая оттуда простыню и плед. — Не смотри на меня так. — Он проходит в более тёмный угол и аккуратно раскладывает простыню. — Не хоромы, но сойдёт. Эй, — он хмурится, — просто прижми свою задницу, придурок. — От придурка слышу, — слабо огрызается Хината, но всё-таки садится и тут же чувствует, как его накрывают тёплым пледом. Кагеяма, наверно, с ума сошёл тащить с собой такую тяжесть. — Я найду таблетку, не вырубайся сразу, сейч… — Кагеяма, — перебивает его Хината, смотря в пол. — Что? — Спасибо.***
Матсукава теряется в своих мыслях, в своих догадках и в своих чувствах. Только что поступило сообщение про нападение на закреплённый за их командой лагерь выживших. Несколько смертей. Ханамаки кладёт руку на плечо Иссея, давая этим жестом понять, что он тут не один. Что будет всё хорошо и его родных в числе погибших нет. Сейчас они пересекут ворота, выйдут — посмотрят списки погибших и, не увидев фамилию Матсукава, спокойно отправят Иссея к своим, а сами разгребут панику и будут думать, как укрепить защиту. У Матсукавы мелко трясутся руки, он кусает внутреннюю сторону губы и прерывисто дышит, моля всех, кого только знает, чтобы его семья была жива. Он слышит звук открываемых ворот — Оикава тут же давит на газ, въезжая на территорию лагеря. Он смотрит сквозь тонированное лобовое стекло — многие люди собрались тут на улице и ждут, что сейчас он, Оикава Тоору, скажет. Он не знает, что они хотят услышать — что конец всего прекратился? Что нашли лекарство? Наверно. Матсукава выскакивает из авто и не обращает никакого внимания на людей. Он делает глубокий вздох и несётся к будке охраны, на которой прикреплён список погибших. И он, кажется, перестаёт дышать, когда видит свою фамилию. Иссей слышит, как мир начинает рушиться; глыбы падают на землю, оставляя после себя чёрные, словно глазницы мёртвого, места. Там — пустота. Ничего нет. Он вслух чертыхается и срывается на бег до уже знакомого дома, нагло расталкивая возмущённых людей. Боковым зрением он видит, как вышедший на улицу Оикава что-то говорит людям, а Ханамаки идёт за ним. Знакомая дверь не заперта. — Иссей! — Она тут же кидается ему на шею, крепко обнимая. Слёзы, не переставая, катятся по лицу, она давится всхлипами, плечи трясутся. Чувствует, как Иссей кидает на пол тяжёлый автомат и крепко обнимает, кое-как дыша. — Что, чёрт возьми, случилось? — Его голос дрожит. Девушка смотрит ему в глаза — которые уже блестят, и она понимает, каких трудов ему сейчас стоит сдерживаться. — Всё случилось так быстро. — Она снова всхлипывает, растеряно бегая красными глазами по лицу мужа. — Я… — Где он? — Охрана забрала все тела, — глаза снова наполняются слезами, — я не знаю, — она утыкается носом в уже родное плечо, сжимая в руках грубую ткань бронежилета, — это моя вина, если бы не я, он был бы в порядке… — Ты не виновата. — Он гладит её по голове, пытаясь успокоить, хотя ещё немного и сам к чертям сломается. И будут они реветь в два голоса. — Слышишь? — Я так и знала, что не нужно сегодня идти на детскую площадку, но всё равно пошла, понимаешь? — она глотает слёзы, — если бы не я, Иссей, всё было бы в порядке. Он чувствует, как в спину вонзается невидимый нож, в самое сердце. Чёрная кровоточащая дыра. Внутри больше ничего нет. Есть болезненные воспоминания. Воспоминания, которые накапливаются и которые не хочется отпускать. Иссей чувствует, как глаза становятся мокрыми. Тварь продолжает идти. Она подходит всё ближе и ближе. Ханамаки спрыгивает с забора, жестами говоря Киндаичи, чтобы следил за ситуацией. Дыра снова начинает кровоточить. Матсукаве кажется, словно его сердце сейчас просто сжигают, как и все его чувства. Словно просто всю его чёртову душу подожгли и оставили вот так вот навсегда гореть. В первом нападении мертвецов на их лагерь погиб их сын, укушенный забредшим внутрь лагеря мертвецом. Во втором нападении пропала жена. Матсукава стоит, будто облитый ледяной водой; не моргает, просто смотрит вперёд, на приближающегося на опасное расстояние мертвеца. На глазах появляется влага. Он надеялся, искренне надеялся, что она смогла сбежать вместе с другими выжившими и сейчас находится в какой-нибудь группе. Она всё время была тут. Ханамаки достаёт нож, но Матсукава, даже не взглянув на напарника, забирает из рук того грязное, с кровавыми разводами на остром лезвии, оружие, крепко сжимая у себя в руке. Иссей буквально чувствует пронзительный, задающий немой вопрос, взгляд Такахиро, но ничего не говорит. Он делает шаг навстречу мертвецу. Труп, что когда-то был его любимой, начинает ещё сильнее рычать и тянуть руки, пытаясь схватить. Иссей делает ещё шаг, ловко ставя руку под подбородок твари, чтобы не смогла укусить. Сердце, кажется, вовсе не бьётся. Лезвие с характерным звуком входит в висок, а мертвец перестаёт хрипеть и обмякает в руках Матсукавы, который кидает нож на землю. Он аккуратно опускает её на землю, дрожащей ладонью с нежностью проводя по грязным, спутанным волосам. — Я люблю вас.***
Иваизуми аккуратно трясёт Оикаву за плечо, чтобы разбудить. Наконец он может это сделать без страха, что Тоору, открыв глаза, начнёт гортанно хрипеть и пытаться его, Хаджиме, сожрать. Напарник что-то недовольно мычит и медленно открывает глаза. — Тебе нужно выпить лекарство. — Иваизуми помогает ему сесть и замечает, что Оикаве это даётся с болью — рана в не самом удачном месте. Оикава всё ещё бледный, что значительно беспокоит Хаджиме. Сколько понадобится времени, чтобы капитан восстановился? Они ведь не могут тут долго находиться, пусть их и не выгоняют. Но это пока что? Остальным придётся выбираться на вылазки по поиску нового безопасного места. Сколько понадобится Оикаве времени? Чтобы он хотя бы смог самостоятельно передвигаться? Беспокоить его сейчас — абсурд, Иваизуми ни за что не позволит. Он помогает Оикаве выпить необходимые таблетки, оставленные Ханамаки, и лечь обратно. — Ива-чан такой заботливый, это греет мое сердечко, — хрипло выдавливает из себя Тоору и натягивает на лицо жалкое подобие улыбки. — Ты можешь хоть раз просто промолчать? — Как я могу. — Оикава посмеивается, тут же чувствуя тянущую боль в животе. — Как я могу, когда ты такой? Куними берёт руку капитана, прощупывая пульс. Он кивает, спокойно резюмируя: — Пульс пришёл в норму. Оикава-сан, отдохните.***
Кагеяма сидит на крыше ларька, в котором они остановились. На улице невыносимо душно, июнь сходит с ума, как и их мир, в принципе. Он видит, как по улицам бредут мертвецы. Медленно, шаркая ногами, они двигаются сами не зная куда — куда-нибудь: может повезет и наткнётся на живого? Откуда-то раздаются выстрелы. Приятно знать, что он и Хината — не единственные, кто остался жить. Токио стал серым и безжизненным. На улицах разбросан разный мусор, а где-то даже ошмётки чьего-то мяса. Кровь и гниль. Эти запахи наполняют собой воздух, они уже стали чем-то до омерзения привычным, уже не тошнит. Мертвецы продолжают вести свою игру, свою грязную охоту. Токио словно огромная паутина, а выжившие — попавшие в неё мошки, и чем сильнее они пытаются выбраться, тем сильнее запутываются в липких нитях, давая сигнал тварям. Они выходят из своих убежищ и не спеша ползут по улицам к попавшей в ловушку жертве, начиная её медленно заживо пожирать. По спине проходит весьма ощутимый холодок. Кагеяма не хочет принимать установленными мертвецами правила, не хочет вот это всё. Не хочет смотреть, как жестоко умирают люди, не хочет таким вот образом бороться за свою жизнь. Не хочет. Вокруг — мёртвый мир. Кагеяма зевает; он чертовски хочет спать и отчасти завидует Хинате. Спустившись обратно в ларёк, Тобио проверяет, как Шоё. Его дыхание уже начинает приходить в норму, но кашель, хоть и стал слабее, всё равно не прекращается. Его тело не сильно горит, видимо, сказывается действие таблетки. Кагеяма встаёт в полный рост и, потянувшись, ходит туда-сюда, чтобы только не заснуть. С крыши уже видно нужную им академию. Тихие шаги прерывают гудящую тишину, за окном тоже всё чисто. Здесь, как замечает Тобио, ещё остаются какие-то пачки с едой. Им определённо как-то слишком подозрительно везёт.***
Всё тело ужасно ноет от постоянных ударов, а солоноватый вкус собственной крови во рту уже привычен. Здесь холодно и темно. За Сатори недавно захлопнулась дверь подвала. Девушка-медик, которая представляется как Шимизу, бережно обрабатывает нанесённые Тендо удары. — Просто скажи им то, что они требуют, — говорит она, протирая спиртом ссадины на опухшем от побоев лице. Он усмехается, а затем шипит, со всей силы сжав зубы — больно. Какой смысл сейчас в этой помощи, если завтра всё равно ему снова терпеть удары? Какой, блять, смысл? Просто пустите пулю в голову, думает он. Сейчас ему в тысячный раз кажется, что лучше бы сожрали твари. Это было бы и то менее болезненно. И всего раз. Больше терпеть не пришлось бы вообще. Тендо сумасшедший, ему доставляет удовольствие кого-то колотить, как боксёрскую грушу, снова и снова, день за днём. Перед глазами — снова ехидная улыбка Сатори. — Как тебя зовут? — мягко спрашивает Шимизу, накладывая швы на огромную рану над бровью, — я не стану им говорить, если ты так хочешь. Но мне нужно знать, кому я помогаю, — левой рукой она поправляет очки, — я не разделяю ни методов капитана, ни методов Тендо. Он снова шипит от пронизывающей насквозь боли, прокусывая губу; мысли путаются до невозможности. Он устал. Совершенно вымотан. Ему, по идее, плевать уже, что они сделают: продолжат бить или наконец дадут возможность сдохнуть, но своих людей он предать не может. Ни за что. Смерть рядом. Она рядом с каждым, чьё сердце продолжает биться в груди. Сидит, крепко держа в руках косу и ждёт, пока сможет забрать тебя в своё мрачное царство. Мрачное ли? Она, видя твои жалкие попытки остаться в этом сошедшем с ума мире, довольно смеётся, поражаясь, насколько человеческое существо может быть упрямо и глупо. Лучше находиться в настоящем аду, выхода из которого нет, чем закончить свои страдания? — Кенма, — хрипло выдавливает он из себя, — Козуме Кенма.