***
За стенами раздаются крики и громкие, оглушающие выстрелы — они эхом проникают через открытые окна в здание, создавая громкие звуковые волны, нещадно бьющие по ушам. Оикава, приподнявшись на локтях, осматривается и мысленно отмечает, что в медкабинете находится один. Он медленно сглатывает ком в горле, пока мозг, ещё не до конца отошедший от различных лекарств и продолжительного сна, медленно включается в работу, анализируя только что полученную информацию; сердце начинает биться сильнее, а по рукам проходит мелкая дрожь. На улице выстрелы, а здесь никого нет. Значит, что, скорее всего, атакуют твари, и его команда сейчас там, пытается справиться со всем. Иваизуми тоже там. Оикава крепко сжимает зубы и, хмурясь, делает попытку встать — рана отзывается тупой болью, которую Тоору пытается игнорировать. Он не может лежать тут, пока его люди там. Он ведь капитан, отвечает за них и не может позволить, чтобы что-то случилось. Он должен сражаться вместе с ними. До самого конца. В глазах начинает плыть, когда Оикава садится, спустив ноги на прохладный пол медкабинета. Он делает несколько глубоких вдохов и выдохов, а затем, крепко схватившись за спинку кровати, пытается встать. — Если ты свалишься и помрёшь, то я точно не приду на твои похороны, — недовольно произносит Оикава, угрюмо оглядывая своего напарника. — Нет, серьёзно, какого чёрта ты творишь? Тот в ответ лишь пожимает плечами. — Всё в порядке. Оикава усмехается, прищурив глаза: — Тебя неплохо так отделали, — он загибает пальцы, — это раз, — загибает ещё один палец, — а потом в тебя выстрелили — это два. И ты провалялся в состоянии овоща больше недели. Это три. И теперь ты пытаешься поднять свою коровью жопу, собрать шмотки и пойти пиздить всех? — делает глубокий вдох, — Ушивака, да что с тобой не так? Ушиджима хмурится сильнее, прекращая свои попытки подняться. Он прокашливается, чувствуя ломанную боль по всему телу и думает, что выглядит сейчас, видимо, отвратительно. Он действительно так долго пролежал на больничной койке? У них много заданий и Оикава, скорее всего, всё это время впахивал за двоих, подвергая свою жизнь огромному риску — его спину ведь некому было прикрыть. Оикава не из тех, кто будет брать временных напарников, он предпочитает иметь под рукой человека, которого знает и которому всецело доверяет. Вакатоши поворачивает голову вправо, осматривая Оикаву — он раздражён, под глазами залегли тёмные круги. — Ты плохо спал? — Хм, — недовольно хмыкает Тоору, поднимаясь с небольшого дивана у окна. Он подходит к кровати, на которой лежит Ушиджима, аккуратно садится, чтобы только не задеть его, — много работы было. Отчёт написать по нашему последнему заданию оказалось довольно-таки тяжело, — Оикава прекрасно знает, что Вакатоши раскусит его ложь — он и правда всё это время сидел тут, заполняя бумаги для отчёта, и ждал пока очнётся напарник, отсчитывая часы. — Прекрати себя нагружать. — Кто бы, блять, только говорил про нагружать, Ушивака-чан, — он морщит нос, — ты мне сейчас напоминаешь Ива-чана. Ушиджима вопросительно выгибает бровь. — Что? Не смотри на меня так. Я попросил его помочь, — Оикава пожимает плечами, — так что был не один. О, ну в самом деле, Вакатоши, не делай такое лицо. — У меня всегда такое лицо, если ты не заметил. Губы Тоору трогает язвительная усмешка. — Ну да-ну да, — он пристально выдерживает пронзительный взгляд Ушиджимы на себе и усмехается. — Или, может быть, ты ревнуешь? — Ещё чего, — отмахивается Ушиджима, — кстати, — он прокашливается, — я не ожидал тебя здесь увидеть, — мягко, вполголоса произносит Вакатоши, чуть сморщившись от боли в ещё не зажившей ране. — В любом случае, — Тоору накрывает руку Ушиджимы своей ладонью, — я взял для тебя больничный на месяц. За это время нормально восстановишься. Поэтому просто лежи и не двигайся, — и чувствует, как Ушиджима медленно сплетает их пальцы. «Я не хочу, чтобы ты навредил себе и пострадал ещё больше» хочет добавить Оикава, но молчит и только смотрит в глаза Ушиджиме. Воспоминание, всплывшее из очень далёкого прошлого, неприятной волной ностальгии окатывает с головы до ног, вынуждая сердце сжаться в болезненном спазме, выстукивая рваные ритмы. Это было... действительно давно, думает Оикава, самое начало его службы, когда их начальство ещё не решило сформировать специальные команды и все, в основном, работали или по одиночке, или в паре. Всё было гораздо легче. От прошлого невозможно уйти, его невозможно стереть и забыть, оно всегда будет жить внутри тебя, будет напоминать о себе, как бы ты ни старался его перечеркнуть. Никогда не выйдет начать жизнь с чистого листа — призраки всё равно будут за твоей спиной. Несмотря на свои же слова про отдых и восстановление, которые он когда-то говорил и которые отлично помнит, несмотря на чёткое осознание, что это не самая лучшая мысль (просто ужасная), Оикава также понимает, что ситуации в корне разные и прямо сейчас за этими стенами творится ёбаный апокалипсис, когда трупы оживают и начинают пожирать всё на своём пути, а его люди там и даже один человек способен спасти многих. Он, держась за ту же спинку кровати, медленно поднимается на ноги, тихо шипя от боли.***
От смердящего запаха гнили начинает тошнить, рычание и хрипы мертвецов звучат в голове и бьют по оголённым нервам, которые и без того натянуты до самого предела. Тсукишима устал: сдерживать натиск тварей своим телом не самая лучшая мысль, но они с Ямагучи — кидает на него быстрый внимательный взгляд — хорошо справились. Сейчас дверь со сломанным замком подпёрта каким-то бревном, найденным на территории и держат его Бокуто и Акааши, дав Ямагучи и самому Кею немного передохнуть и набраться сил. Хоть каких-то. Получится, конечно, вряд ли. Тсукишима не в восторге работать с ними рука об руку от слова совсем, а Ячи, находящаяся всё это время рядом, раздражает только ещё сильнее (хотя куда ещё сильнее — вопрос), потому что толку от неё — никакого совершенно. А ведь даже с её помощью держать дверь было бы легче. От неё в восторге, наверное, только Ямагучи. И немного Нишиноя с Танакой — но они, думает Кей, в принципе в восторге от всего, что называется человеком женского пола. Неужели среди всех только один Тсукишима мыслит более трезво и видит в Хитоке опасность? — Да сколько ж их?! — буквально рычит Бокуто, сжимая зубы и, несмотря на занозы в руках, продолжает удерживать бревно. — Уже не так много как было, — спокойно, в своей манере отвечает Акааши, но Котаро замечает, как его голос немного дрогнул — то ли из-за прикладываемых сил, то ли из-за чего-то ещё — Бокуто не хочет сейчас в этом копаться. Никто не может сказать точно, сколько времени прошло и сколько они пытаются сдержать натиск мертвецов. Не больше получаса или несколько часов? Теряешься во времени, выпадаешь из него, существуешь как нечто вне его. Больше не чувствуешь минуты. Бокуто это пугает, хоть и пытается — всеми своими силами — держаться, но, кажется, и Куроо, и Акааши всё прекрасно замечают. У него, Котаро, нет такой сноровки военного, как у этих двоих — он обычный гражданский, которому пришлось в нереально быстром темпе учиться правильно атаковать, защищаться и держать огнестрельное оружие в руках, чтобы только выжить. — Ещё немного, Бокуто-сан, — подбадривает Акааши, стоя рядом и упираясь ладонями в чёрных перчатках без пальцев в массивное бревно, — их осталось совсем немного. С крыши продолжают доноситься выстрелы, а мертвецы кучей друг на друга валятся, замирая на этот раз навсегда. Бокуто страшно.***
— Ты думаешь, хорошая мысль брать это? — Куроо скептически оглядывает пачку с мясом в руках Льва. Хайба хмыкает в ответ: — Уже не думаю, — хмурится он, принюхавшись: от мяса, которое продолжительное время пролежало в душном помещении, успело протухнуть и теперь воняет не лучше тварей, — а... — он спешно оглядывается, — где все? — Чем ты слушал, когда мы шли сюда? — возмущается Куроо, подходя ближе к полкам с закрытыми банками и берёт одну из них, взглядом пробегаясь по этикетке, — они напротив, — он кивает в сторону аптеки, у которой теперь выбиты стёкла. В темноте видно две фигуры. — Встречаемся тут где-то через полчаса. Лев кивает и больше ничего не отвечает, кидая пачку с мясом туда, где взял. Он делает глубокий вдох, медленно выдыхая набранный воздух из лёгких. Усталость, несмотря на то, что они, вроде как, спят, давит на плечи, ещё больше запутывая комок нервов в груди. За спиной Хайба слышит, как Куроо собирает им провиант на ближайшее время — скоро будет это сделать сложнее и даже не из-за того, что магазины будут стремительно пустеть — они не единственные выжившие — срок годности у продуктов истекает, не каждый потянет питаться чем-то испорченным, хоть и выбора другого нет. Даичи следит за каждым действием Иваизуми, который тщательно выбирает медикаменты — и, как понимает Савамура, в первую очередь ищет то, что понадобится их капитану. Хаджиме, нахмурившись, внимательно читает инструкцию, прежде чем кинуть препарат в сумку и почти не обращает никакого внимания на Даичи, что последнего немного успокаивает. В голове отчётливо бьётся мысль, что Иваизуми не собирается нападать и вообще, пора взять себя в руки. Он, Савамура, не может отбросить и волнение о том, что сейчас происходит в академии — они всё ещё сдерживают тварей или те смогли прорваться внутрь? Нужно быстрее возвращаться и помочь. Замок они уже нашли — крупный, должен выдержать. Осталось собрать еду и какие-то лекарства. Хотя никто не знает, смогут ли вернуться они сами. Сейчас ничего нельзя предугадать, строишь в голове призрачное будущее, которое с треском ломается, открывая глаза на реальность: на жестокую и безжалостную. Даичи сильнее кусает нижнюю губу. — Это должно помочь, — разрывает гнетущую тишину тихий голос Иваизуми, протягивающего Даичи пачку таблеток. — Они хорошо помогают при простудах и подобном. Тому рыжему они явно понадобятся. — С-спасибо, — с небольшой заминкой отвечает Савамура, удивлённо поднимая брови и на пару секунд задерживая взгляд на напряжённом лице военного перед собой. Даичи берёт предложенные таблетки, бегло читает название и строку под ним «при простудах и гриппе» и, удовлетворительно кивнув, кидает в свою сумку. Иваизуми возвращается к перебиранию полок и думает, что сюда бы сейчас Куними или Ханамаки. Кого-нибудь, кто действительно во всём этом понимает и разбирается, а не имеет поверхностные знания как он. Тот рыжий и высокий парень с ним — Иваизуми чуть хмурится — это ведь именно они были тогда в том доме и кто-то из них ранил Оикаву. Злость комком собирается в грудной клетке. Не исключено, конечно, что Оикава — скорее всего — нарвался сам, но Хаджиме не может просто так закрыть глаза на то, что Тоору едва не умер от потери крови. Его спасение — чудо. Напряжение начинает расти.***
Спину Даичи прикрывает Иваизуми — Савамура чувствует какой-то дискомфорт. В глубине своего разума он понимает, что просто опасается Сейджо — они ведь идеально надрессированная верхами элита — но не хочет этого признавать. Их главная миссия — зачистить Токио и, как видел сам Даичи по некоторым районам, справляются просто на отлично; в память впечатались трупы как оживших мертвецов, так и тех, кто был жив. И, вероятно всего, они выходили из своих убежищ, чтобы попросить помощь, а в итоге получали пулю в лоб. Лев и Куроо идут впереди, крепко держа в руках ножи — лишнее внимание как с стороны выживших, так и со стороны тварей им не нужно. Погода пасмурная, лёгкий ветер приятно дует в лицо, и это намного лучше жары, от которой можно было помереть прям на месте. Хотя и в проливных дождях радости мало — только то, что твари не так воняют и то, что не сильно жарко. Тяжёлые сумки давят на плечи, но приходится терпеть и идти вперёд — они нашли почти всё, что искали. Со стороны академии слышатся крики и выстрелы, режущие по ушам. Куроо глубоко вздыхает, думая, что незамеченными им точно не остаться и он совершенно не будет удивлён, если к ним ещё и какие-нибудь выжившие придут. Не с благими, конечно, намерениями. У него плохое предчувствие и это напрягает: Тетсуро привык верить себе. Никогда никакое предчувствие не появится просто так. — Тварь, — шёпотом говорит Иваизуми, но достаточно громко для того, чтоб Даичи услышал. Савамура тут же хмурится и останавливается — Куроо и Лев следуют его примеру, прислушиваясь. Хайба тянется к ножу, привычными действиями достаёт и крепко сжимает. Он поворачивает голову направо: мертвец, когда-то, судя по всему, бывший мужчиной лет, может быть, тридцати-сорока, быстро шаркает ногами к ним, пуская чёрную слюну по сгнившим губам. — Я разберусь, — выдыхает Лев, делая шаг вперёд: сердце всё равно начинает случаться быстрее, а в нос бьёт запах протухшего мяса — раза в три сильнее того, что он взял в магазине — тварь тянет к нему свои руки. Лев делает ещё один шаг вперёд и, одной рукой придерживая тварь за голову — кожа на ощупь сморщенная и мягкая: если чуть надавить, то слезет, обнажая череп — а второй рукой с силой пронзает висок лезвием. Тёмная, почерневшая кровь брызжет на руки, на одежду и лицо — Хайба морщится, рванув нож на себя и отпуская мертвеца, который глухо валится безвольным трупом на асфальт, заливая его своей кровью. Лев невольно проходится по нему взглядом: футболка на животе разодрана, как и кожа под ней, на шее зияют несколько глубоких укусов. По спине проходит дрожь.***
— С ним всё в порядке, — говорит Коуши, замечая, как сразу же меняется в лице Кагеяма, — это не заражение. Простуда или грипп, — он позволяет Тобио зайти в кабинет — он направляется к Хинате и, скорее уже по привычке, кладёт свою ладонь на ещё горячий лоб напарника. — Мы боялись, что вас тут уже нет, — тихо шепчет Кагеяма, боясь разбудить Хинату, не сводя с него уставшего, сонного взгляда. Тобио старается не думать — хотя бы пока что — о Иваизуми, который был здесь вместе с Даичи и ещё какими-то незнакомыми людьми. Всё, что важно сейчас, в этот самый момент — что вся их команда тут и то, что с Хинатой всё в порядке. Если его состояние — Шоё нахмуривается во сне и слабо, надрывисто кашляет — можно так вообще назвать. Сонливость наваливается снова и снова. Теперь, когда можно немного выдохнуть (хотя, судя по тому, что тварей кое-как сдерживают и Тсукишима — как слышно через окно — материт всё, что видит, то выдыхать и расслабляться рано). Белки глаз покраснели, чувствуется болезненная сухость. Кагеяма зажмуривается на несколько секунд, надеясь, что станет легче. Не становится. — Кагеяма, — зовёт Сугавара, — тебе нужно отдохнуть и поспать. Асахи, я ему сейчас скажу, присмотрит за тобой и Хинатой. Коуши надеется, что Азумане всё-таки остался в академии, а не ушёл с Даичи, как планировалось изначально. Здесь сейчас Асахи нужнее. Кагеяма согласно кивает. Ему, после нескольких дней без сна и чудовищного напряжения, действительно просто необходим хотя бы небольшой отдых. Пока есть возможность. В таком состоянии — Кагеяма и сам понимает — от него толку нет никакого совершенно, только будет мешать.***
Куроо смотрит на то место, где последний раз они видели Кенму. Под рёбрами ноет; Тетсуро не сводит взгляда с залитого кровью рюкзака Козуме, с сожранного до неузнаваемости тела рядом, с патронов, которые Кенма тогда рассыпал. У него, Куроо, нет никаких сомнений, что труп, гниющий там — это его лучший друг. — Куроо-сан, — Лев кладёт руку на плечо капитана, — идёмте. Мы должны двигаться дальше, Куроо-сан. Тетсуро переводит взгляд с трупа на обеспокоенного Льва и кивает ему, понимая, что Хайба прав. Снова. Он не может зацикливаться на этом. Не может, потому что продолжает отвечать за жизни ещё нескольких людей, которые всё ещё живы и которые в нём нуждаются. Иваизуми и Савамура видят, что их замечает несколько тварей и тут же направляются к ним, громко хрипя. — Лучше пойти быстрее, — говорит Хаджиме, — начнём расправляться с этими — привалят другие.***
Когда дверь за Асахи и Кагеямой закрывается, Сугавара громко и облегчённо вздыхает. Он чувствует, что стало душевно легче: они живы и они всё-таки, вопреки всему, что так уверенно твердил Даичи, пришли сюда. И несмотря на болезнь Шоё, Коуши рад. Болезнь можно вылечить, а вернуть к жизни — нет. Он делает ещё один глубокий вздох, поворачиваясь лицом к открытому окну, из которого доносится шум. Сугавара берёт со стола пистолет, останавливаясь на нём взглядом и оглаживает чёрный холодный ствол подушечками пальцев, а затем крепко сжимает в ладони: оружие привычно лежит в руке. Даже слишком привычно, усмехается Коуши, понимая, как ему этого не хватало. Как давно он вот так вот — с уверенностью и наслаждением — не держал пистолет в руках. На миг снова хочется ощутить руки, полностью запачканные в крови; как она, насыщенного алого цвета, ещё совсем тёплая, стекает по ладоням, по пальцам, капая вниз. Сугавара цыкает, отгоняя давно запиханные воспоминания обратно в самый дальний угол черепной коробки. Им стоит оставаться там. Он подходит ближе к окну; предохранитель, лаская слух, щёлкает. Губы трогает усмешка, и он, подняв пистолет, наставляет в сторону скопления тварей. Он чуть щурит глаза, с тщательностью выбирая цель. Дуло смотрит прямо в голову Бокуто, который слишком занят, чтобы заметить это. В глазах Сугавары, вместо привычной теплоты, холод, способный, вероятно, заморозить весь Токио. Указательный палец перемещается на курок. Даичи, в этот момент смотрящий на Коуши, поклясться готов, что никогда раньше не видел такого выражения лица напарника. Сугавара замечает на себе чужой взгляд и, переведя пистолет чуть правее, уверенно делает несколько выстрелов подряд, убивая трёх тварей и почти сразу же исчезая из оконного проёма. — Блять, — ругается в голос Коуши, снова щёлкая предохранителем и кладя пистолет обратно на стол. Они быстро вернулись. Сугавара цыкает, потирая запястье, нужно быть осторожнее. — Такетора и Нобуюки, помогите им, — быстро командует Куроо, нахмурившись сильнее. — Да, капитан, — слышит он в ответ. Яку принимает из рук Нишинои ещё один магазин, меняя старый на новый в своём автомате и, прицелившись, снова делает несколько выстрелов в мертвецов, пока Нишиноя разбирается с оставшимися магазинами — коих, собственно, почти уже нет — а Танака, сидя рядом с Мориске, обстреливает трупов в другой стороне, иногда попадая мимо и тихо чертыхается. Бокуто громко выдыхает, когда к ним подходят Такетора и Нобуюки, кивая, что они пришли помочь держать это чёртово бревно, пока Лев вместе с Тсукишимой и Ямагучи ставят новый замок. Это рискованно, думает Кей, приближаясь к ходящей во все возможные и не очень стороны двери. Опасно, потому что их могут легко и просто укусить. Это как на удочке держать кусок мяса перед крокодилом и гадать: сможет поймать или нет? Только тут на удочке — они сами. Стоило бы дождаться, пока тварей перебьют, но также Кей понимает, что к тому моменту они могут не выдержать. Что хуже: погибнуть, но спасти всех, или впустить тварей на территорию академии и будь что будет? — Эй, куски мяса, — громко орёт Куроо, ударяя автоматом по забору в стороне, — давайте, ублюдки, смотрите какой я аппетитный! — Куроо-сан! — восклицает Лев, порываясь встать — но его удерживает рука Бокуто. — Что ты... — Давайте, идите ко мне, — снова кричит Тетсуро, делая несколько сильных ударов по забору, создавая ещё больше шума. Твари медленно переводят свои заплывшие белые глаза на источник шума и начинают двигаться к нему, гортанно рыча, пуская чёрную кровь из своих пастей. — Доверься ему, — говорит Котаро, отпуская Льва, — пока он уводит их отсюда, ставьте замок. Лев, — Бокуто пристально смотрит ему в глаза, — ещё раз говорю: доверься ему. Куроо знает, что делает. Лев, переводя полный растерянности взгляд с Бокуто на Куроо и обратно, неуверенно кивает, возвращаясь к Тсукишиме и Ямагучи. Бокуто прав: Куроо даёт им возможность установить замок с наименьшим риском стать обедом. Но что, если Тетсуро сам пострадает — Лев снова оборачивается, смотря на капитана. — Не отвлекайся, — спокойным тоном говорит Тсукишима, — чем быстрее сделаем, тем всем будет лучше. Лев не боится потерять свою жизнь. Лев боится потерять Куроо. Тсукишима поправляет одной рукой очки на переносице, замечая, как Ячи подбегает к Куроо и начинает вместе с ним шуметь, изо всех сил стараясь привлечь тварей. Тетсуро кивает ей в знак благодарности, вновь ударяя по забору — на этот раз рукой. Твари подходят всё ближе и ближе — так, что можно детально рассмотреть их страшные гниющие рожи. Увидеть, как кожа свисает ошмётками; почти у всех сгнившие губы, обнажившие ряды почерневших зубов от своей и чужой крови. Тетсуро периодически отвлекается, смотря на Льва: только чтоб его не укусили. Я не дам погибнуть ни тебе, ни остальным, думает Куроо, усмехаясь прямо в рожу какого-то мертвеца и подхватывает запнувшуюся Ячи.***
Ушиджима поворачивается на позвавший его голос и, видя стремительно приближающегося к нему Иваизуми, вопросительно хмыкает. Внутри Хаджиме — настоящий шторм, он готов порвать Ушиджиму на клочки прямо здесь и сейчас, но вместо этого, сжав зубы, с силой дёргает нового капитана Шираторизавы за грудки, правой рукой с силой ударяя в нос. Вакатоши непроизвольно делает шаг назад; Иваизуми отпускает его. Ушиджима чувствует саднящую боль в носу и тёплую струю, судя по всему, крови, начавшую течь. — Какого чёрта ты делаешь, — с утверждением произносит Вакатоши, одной рукой закрывая разбитый нос — на тыльной стороне кисти тут же появляются алые капли. Хочется ударить в ответ. Превратить лицо Иваизуми в одно сплошное опухшее от побоев месиво — потому что какого хуя? Какого хуя он набрасывается без должной на то причины? По крайней мере, Ушиджима не помнит, чтоб у них были какие-то прямые конфликты. Есть обоюдная неприязнь, которую оба тщательно пытаются скрыть, чтобы Оикава не чувствовал себя плохо. И только из-за Оикавы Ушиджима стоит и зажимает рукой свой нос, а не разбивает чужой в ответ. — Ещё раз, — буквально шипит Хаджиме, делая шаг вперёд, ближе к Ушиджиме, — ещё хоть один блядский раз Оикава будет расстроен из-за тебя, и ещё хоть раз ты причинишь ему боль, то, клянусь, Ушиджима, я убью тебя. — А ты бы не лез в чужую жизнь, — раздражённо парирует, — не суй свой нос туда, куда тебя не просят, Иваизуми. Хаджиме снова хватает его за воротник рубашки, встряхивая; внутри кипит злость, такая, что тяжело себя контролировать — скорее всего, через какое-то время Иваизуми будет жалеть, но сейчас... сейчас его глаза наполнены ненавистью. Она обжигает, пробирается в самое сердце, начиная делать чёрные, болящие дыры. Разрывать на мелкие части; больно, больно до светлых мушек перед глазами. Иваизуми замахивается снова, но кто-то останавливает его кулак. Тёмные глаза встречаются с карими, в которых плещется сейчас столько разных эмоций. Иваизуми чувствует их, словно они принадлежат не Тоору, а самому Хаджиме. Они как кислота, разъедают всё внутри. Иваизуми отпускает Ушиджиму, делая шаг назад. Он внимательно наблюдает за тем, как Оикава, прикусив нижнюю губу — наверняка до крови — подходит ближе к Вакатоши и стирает своими ладонями кровь с его лица, что-то тихо, неразборчиво говоря — или разборчиво, но у Иваизуми в ушах звенит настолько сильно, что никаких звуков не слышит — или не хочет слышать — он разворачивается и быстро, почти бегом, уходит. Ушиджима закрывает глаза, сидя у себя в кабинете и, сам не осознавая, сжимает руки в кулаки. Сейчас он здесь один: Тендо разбирается с самоубийством Семи, а Шимизу у пленника. Ушиджима наедине со своими пожирающими мыслями, наедине с собой, со своим прошлым, настоящим и будущим, каким бы оно ни было. Ему хочется вернуться назад и многое изменить.***
Иваизуми бегом врывается в здание академии, быстрыми, торопливыми шагами идя по нужному коридору. У двери никто не стоит, значит, всем пришлось сейчас находиться в другом месте — и Иваизуми их понимает, потому что ситуация этого требует. Он не хочет их винить в том, что они оставили капитана здесь одного и совсем без присмотра. Шаги эхом отскакивают от холодных стен, собственное дыхание быстрое, словно воздуха не хватает, и он пытается схватить ещё хоть несколько драгоценных глотков кислорода. С силой толкает дверь и та с шумом поддаётся, открывая вид на еле стоящего на ногах Оикаву, который пытается натянуть на себя военную форму. — Оикава, — зовёт Иваизуми, подходя ближе к напарнику и буквально выхватывая из его рук ремень, — не занимайся хернёй. — Ты не понимаешь! — недовольно отзывается Оикава в ответ, — им нужна помощь. Им она необходима, Ива-чан, ты понимаешь? Пока они все рискуют там своими жизнями, что делаю я? Лежу тут? Иваизуми делает большой глубокий вздох, считая до пяти. — Ложись обратно, ты серьёзно ранен, Идиотокава, это не шутки. — Ива-чан, ты что, моя мама? В глазах Иваизуми — раздражение. — Заткнись, — грубо обрывает он, — ты восстанавливаешься, а не просто так лежишь и прячешься. Твоя рана в любой момент может открыться вновь и тогда не факт, что мы сможем вытянуть тебя с того света. Ты так печёшься, но что будет, когда сам себя загонишь в могилу? Хаджиме кивает в сторону кровати, помогая Оикаве до неё добраться и снова занять лежачее положение. Рана ноет сильнее, Тоору тихо хрипит, пытаясь стерпеть боль. Он знает, знает, чёрт возьми, что Иваизуми прав — нужно лежать и хотя бы немного подождать, пока рана затянется, — но как он может? Как он может не быть рядом с теми, кто столько для него сделал? С теми, кого теперь можно считать своей семьёй, а не только коллегами по работе? Совесть давит на грудную клетку, дышать становится тяжело и вдохи даются через боль. — Где ты был? И как они? — Ходил на вылазку. Всё в порядке, — Иваизуми снова садится на стул, крепко взяв Оикаву за руку, — мы почти закончили. Скоро можно будет отдохнуть. — Надеюсь, не на том свете? — усмехается Оикава. — Не дождёшься, — цыкает в ответ Иваизуми, потрепав Тоору по волосам. — Тебе нужно поспать. Не беспокойся. Я рядом. То, что рыжий коротышка и Кагеяма — он наконец вспомнил его — сейчас находятся в академии, снова всплывает в голове Иваизуми, Оикаве сейчас знать не обязательно. Кагеяма здесь. Это значит, что кто-то из них обязательно что-нибудь выкинет.***
Асахи, взглянув на температуру, которую показывает градусник, удовлетворённо кивает. Хината несколько минут назад проснулся и, кажется, был очень удивлён, увидев перед собой самого Азумане, который лишь улыбнулся, давая понять, что всё в порядке и они в безопасности (ну, почти). Они — Асахи, Кагеяма и Хината — заняли отдельный, свободный кабинет на этаже. Тобио устроился на одной из парт. Асахи уверен, что или Даичи, или Сугавара скажут Хинате какое-то время оставаться в изоляции от других, чтобы болезнь не распространилась и не скосила всю команду. — Можешь ещё поспать, — мягко говорит Асахи, — Кагеяма тоже ещё не проснулся. — А... — Хината зевает, — сколько? — он кивает в сторону градусника, который Азумане держит в руке. — Тридцать семь и два. Почти снизилась. Даичи-сан принёс кое-какие лекарства, которые помогут тебе быстро встать на ноги. Отдыхай. Шоё окидывает взглядом кабинет и, замечая в самом углу спящего Кагеяму, спокойно выдыхает горячий воздух, покашливая, и, шмыгнув заложенным носом, ложится обратно. Он несколько секунд смотрит в грязно-серый потолок, прежде чем закрыть глаза. Хината не хочет спрашивать, как тут оказался Асахи, где они вообще. Он слышал голоса Даичи и Сугавары, значит, можно предположить, что они всё-таки смогли дойти. Или умерли, оказавшись вместе со всеми. Горло болит, говорить очень тяжело. Сквозь какую-то пелену до ушей доносится шум с улицы, но Шоё игнорирует это. Просто шум. Сейчас они в безопасности и Кагеяма наконец может отдохнуть после стольких дней на ногах. Возможно, Тобио не такой уж и придурок, каким кажется на первый взгляд.***
Нишиноя недовольно хмыкает; Сейджо действительно профессионалы, думает он, меняя магазин в своей винтовке, и это бесит ещё сильнее. Нельзя не признать их талант и их безупречное, чёрт возьми, владение оружием, а также слаженную работу в команде — у них, в Карасуно, конечно, тоже, но до такого автоматизма им ещё далеко. — А они хороши, — говорит Ю, делая выстрел. — Не зря ж элита, — хмыкает рядом Танака, показывая рядом сидящему Яку тварей, которые мешают поставить замок, — когда же они закончатся... — Элита, — хмыкает Нишиноя, — скажешь тоже. Псы они, которые по первому же взмаху руки хозяина виляют хвостами и готовы выполнить всё, что угодно, — выстрел. Внутри Ю плещется едкое раздражение. Они ведь не просто псы и не просто элита, они чёртовы убийцы. Никто больше из военных команд — насколько осведомлён Нишиноя — не выполнял ещё и наёмную работу до апокалипсиса. Как будто в Токио мало убийц, хмыкает он, ругаясь в голос, когда не попадает в тварь. Стоит только вспомнить того киллера, слухи о котором до катастрофы были едва ли не на каждом углу — и ведь никто, чёрт возьми, так и не смог поймать ублюдка. Как помнит Нишиноя — он великолепно владел оружием, особенно огнестрельным и с дальнего расстояния. Интересно, а сейчас он уже мёртв или навыки пригодились, чтобы выжить? Матсукава помогает Ханамаки укрепить чёрный вход, пока их спины прикрывают Куними и Киндаичи, забравшиеся на забор, чтобы было удобнее. — Я слышал, что их капитана подстрелил Кагеяма, — вдруг вставляет своё слово Рюноске. Нишиноя кивает ему, не отводя взгляда от мертвецов. — Не думаете, что кто-то из них может напасть снова? — вмешивается в разговор Яку, — я, конечно, ни с кем лично не знаком, но, так думаю, что пуля в их капитане, — кивком головы показывает на Сейджо, — оказалась не просто так. Твари продолжают рычать и наступать на себе подобных, пытаясь всеми силами добраться до еды. У Куроо стоит ком в горле от запаха и вида мертвецов; ввалившиеся в в череп глаза, серого оттенка кожа. Тварь открывает свою пасть, клацая челюстью, надеясь добраться и попробовать свежее мясо. Почему они питаются мясом живых? Почему не жрут себе подобных? Почему, чёрт возьми, трупы вообще стали оживать? Тетсуро снова кажется, будто он очутился в каком-то дешёвом ужастике, но знает, что здесь, сейчас, всё по-настоящему и это, к сожалению, не сон или сериал, а реальность. Страшная реальность, в котором тебя могут безжалостно, живьём сожрать, разорвать на куски, а потом ты, возможно, превратишься в такую же тварь, и уже тобой будет двигать голод. Для тебя не будет понятий близких людей и людей вообще, все они — еда, которую хочется скорее разорвать, вцепиться зубами, этой мёртвой хваткой, в тело, почувствовать во рту тёплую, горячую кровь. Почему такая смерть досталась Кенма? Разве он такого заслуживает? Разве хоть кто-то вообще заслуживает такое? Тетсуро ударяет по забору, с ненавистью смотря в заплывшие глаза мертвеца.***
— Ну что? — задаёт вопрос Тендо, — всё ещё молчит? — Да, — Шимизу поправляет очки, — может, не стоит так с ним? Сатори посмеивается и садится на кресло, стоящее в коридоре крупного здания, в котором живёт их команда — Шимизу следует его примеру и садится рядом, сжимая в руках белый халат. Тендо поворачивает голову чуть вправо, внимательно смотря на неё: — Это единственный способ разговорить, — пожимает плечами, — но я всё равно нашёл, где обитают его люди. Это было не так уж и сложно. От них столько шума, представляешь? — Так и будем держать его как пленника? — Ага, — согласно кивает Тендо, на секунду задумавшись, — пока — да. А дальше посмотрим, что скажет Ушиджима. Он поднимается на ноги, и, пару раз качнувшись на носочках, резко поворачивается лицом к Шимизу, наклоняясь — Киёко инстинктивно подаётся назад, упираясь затылком прямо в стену и широко раскрытыми глазами смотрит на приближающееся лицо Сатори, который по обе стороны от её головы ставит руки. — Скажи, Шимизу, — он щурит глаза, а у Киёко проходит дрожь по всему телу, — ты ведь знала, да? Ты ведь знала, что Семи был заражён тварью, не так ли? Врать не хорошо, родители в детстве не учили? — одной рукой он достаёт пистолет из кобуры и, щёлкая предохранителем, подставляет дуло к виску Шимизу, второй рукой всё ещё опираясь о стену рядом с её головой. — Ты правда думала, что я не узнаю? Какая плохая девочка, — его губы расплываются в язвительной усмешке, холодный металл пистолета касается гладкой кожи. Страх застревает комом в горле.***
Кагеяма открывает глаза и, полежав несколько секунд, не торопясь садится, зевая. В голове проносятся все события за день. Тобио зарывается правой рукой в свои волосы, лохматя их сильнее и поднимается на ноги, преодолевая всё ещё не ушедшую сонливость. Нужно посмотреть и проверить как Хината. Шоё находится спящим на другой парте, укрытый довольно тёплым одеялом. Кагеяма кладёт руку ему на лоб и выдыхает, чувствуя, что температуры — хотя бы в этот самый момент — нет. Тобио хочет, чтобы Хината поправился как можно скорее: ему не нравится видеть напарника таким, намного лучше, когда он постоянно о чём-то болтает и раздражает. Это намного лучше, чем Хината, который захлёбывается собственным кашлем и ничего не соображает из-за высоченной температуры. Кагеяма понимает, что за такое короткое время успевает привязаться к Шоё, начав считать его чем-то большим, чем просто парнем, с которым они вместе выживают. Ценности быстро меняются, всё привычное уходит куда-то далеко, становится недосягаемым. Люди меняются. Наверное, сейчас никто не остался таким, каким был до того дня, как мёртвые стали жрать живых. — Ты хорошо постарался, — звучит голос Асахи, — благодаря твоим стараниям его состояние не такое плачевное, как могло бы быть, говорит Суга, — он улыбается, — Хината уже шёл на поправку. Хорошая работа, Кагеяма. Тобио давит смешок, но не может скрыть улыбку, тронувшую губы. Он счастлив, что своими, хоть и совершенно бытовыми знаниями, смог хоть как-то помочь и облегчить состояние Хинаты. Он счастлив, что они оба живы и смогли добраться до своих людей. Кагеяма не уверен, что они смогли бы и дальше держаться — Тобио не выдерживал без сна, но и возможности отдохнуть не было — необходимо следить за Хинатой, чтоб ему не стало хуже. Кагеяма счастлив, что сейчас хоть немного можно расслабиться, а не продолжать теряться в догадках насчёт того, что с Шоё. Он умрёт? Это простуда или заражение? — Спасибо, Асахи-сан.***
— Ты не можешь себя держать в руках? — хмыкает Ушиджима, смотря на руки Тендо, забрызганные кровью. — Оу-оу, папочка сегодня в плохом настроении? — хмыкает Сатори, — перестань, серьёзно. Это вынужденные меры, — он закатывает глаза, показывая, что ему в любом случае плевать хотелось на недовольства капитана, — зачем звал? Ушиджима, вздохнув, поворачивается лицом к окну, смотря на город. Где-то там сейчас кто-то точно расстаётся со своей жизнью. Где-то там сейчас кто-то точно пытается спастись. — Что вы с Ива-чаном снова не поделили? — тихим голосом, несвойственно для себя, задаёт вопрос Оикава, стоя рядом с Ушиджимой в ванной комнате их съёмной квартиры, аккуратно стирая ватными дисками уже засохшую кровь. «Тебя» хочется сказать Ушиджиме. — Просто повздорили, не волнуйся. Оикава раздражённо цыкает: — Что? Не волнуйся? Не волнуйся, Вакатоши?! — он повышает голос, сильнее сжав ватный диск в пальцах. — Тебе нужно было идти в Шираторизаву, — не отвечая на поставленный Оикавой вопрос, серьёзным тоном произносит Ушиджима, глядя прямо в глаза Тоору, который, кажется, начинает закипать. — Чёрт возьми, может быть, это тебе надо было пойти в Сейджо, а? — Я думаю о тебе, ты это понять можешь? Шираторизава сможет раскрыть твой потенциал. — Завали, Ушивака, — небрежно бросает Оикава и делает шаг назад, но Ушиджима хватает его за руку — не даёт уйти — несильно сжимая запястье. Вакатоши тянет на себя и Оикава повинуется. Он наклоняется, соприкасаясь лбами с Ушиджимой, который смотрит так пристально, словно видит душу насквозь. А может, так и есть. Оикава снова цыкает. — Я хочу, чтобы мы могли быть вместе. Я хочу работать с тобой, ты это понимаешь или нет? Я хочу для тебя лучшего, — он переходит на шёпот: вкрадчивый, с хрипотцой, так, что у Оикавы перехватывает дыхание. — Тоору. Ушиджима чуть подаётся вперёд, с нежностью целуя. Внутри всё сжимается в маленький комок, переворачивается, взрываясь самым ярким фейерверком. Тоору кажется, что он разлетается на мельчайшие частицы, которые невозможно собрать воедино, он тонет, тонет в этих вязких чувствах и не пытается выбраться: позволяет им себя поглотить полностью. Язвительная маска превращается в пыль, исчезает, словно её никогда и не было, даёт видеть себя таким, каким является. Оикава притягивает Ушиджиму ближе. — Пора действовать, — с уверенностью говорит он. — Разработай план, у тебя несколько часов. — Есть, капитан, — Тендо хрипло посмеивается, а в глазах появляется азартный блеск, — будет сделано.