***
Хината мечется по дому, как загнанная в клетку птица. Она бьётся об металлические прутья, но не может найти выход. Она цепляется за всё подряд, но выхода всё ещё нет. Шоё сгибается пополам из-за разрывающего горло кашля, едва не выплёвывая свои лёгкие на грязный пол, выложенный деревом. Он снова шмыгает покрасневшим носом, пытается отдышаться. Веки словно накачали свинцом: они настолько тяжёлые, что не закрывать глаза получается с огромными усилиями. Тело мелко трясёт от холода. Он смотрит на задумчивого Кагеяму, который что-то ищет в своей сумке. За окном твари. Они долбятся в закрытую дверь. От убитого несколькими минутами ранее трупа исходит чудовищный запах разлагающегося мяса. Мужчина средних лет лежит посередине гостиной лицом вниз, пока мёртвая — почти чёрная — кровь течёт из пробитого черепа. Хината зевает, не замечая запаха и того, что он наступает в вязкую засыхающую кровь и теперь следит по всему дому. Он ходит туда-обратно, снова кашляя. — Эй, придурок, — говорит Кагеяма, подходя к напарнику чуть ближе, — пей, — он протягивает Хинате разломанную на две части таблетку — наверное, чтобы Шоё было проще глотать — и немного наполненную бутылку воды. — От придурка слышу, — бурчит Шоё себе под нос, не желая ссориться хотя бы сейчас. Он, сморщившись от боли, быстро выпивает предложенное лекарство и всю воду в бутылке. Ничего. Он поправится. И тогда Тобио — Хината хитро щурится, прежде чем снова зайтись кашлем — узнает, кто из них настоящий придурок. Сейчас как никогда не хватает Сугавары и его тихого ворчания, что нужно быть осторожнее, чтоб не подцепить какую-нибудь инфекцию. По идее, Хината даже не знает, что он подхватил. Простуду? Вроде — насколько ему известно — при простуде не хочется выкашлять лёгкие и нет ощущения, что сейчас к чертям или сваришься, или замёрзнешь из-за температуры. Может быть, что-то более серьёзное? Или всё-таки простуда? Или же он уже вообще больше не жилец? Которому лучше стоит отсчитывать дни до своей первой смерти? Никому не известно, как может проявить себе в очередной раз вирус, покосивший всю планету, словно смерть просто взмахнула своей заточенной косой, блеснувшей в блике уходящего солнца, окрашивая острое лезвие в алый — и человечества больше нет? А те, кто ещё жив — просто неудачники, которые не попали под удар? Может ли быть так, что они впустую тратят лекарства на него, Хинату? Шоё одолевает паника, с которой он пытается бороться. Ему страшно, что он просто вот так вот умрёт, но ещё и может убить Кагеяму, если обратится. Он не хочет становиться очередным монстром. Он, чёрт возьми, всё ещё хочет жить, но не знает, есть ли смысл ещё за неё так усердно цепляться. Дыхание сиплое. Их жизни катятся в одно сплошное никуда. И больше ни одной мечты не осталось, кроме целей. Выжить. Защитить всеми силами то, что дорого. Хината мельком кидает взгляд на перезаряжающего всё оружие Тобио. Он сосредоточенно меняет магазины в автоматах, складывая в сумки те, что ещё и не закончились, но и не пустые. Хинату мелко потряхивает из-за холода, хотя он прекрасно знает, что здесь достаточно-таки тепло. Несмотря на пасмурную погоду за стенами, на улице весьма тепло. И сейчас уже, наверное, почти вечер. За ним ночь. А они в доме, который окружён этими грёбаными мертвецами. Но, предполагает Кагеяма, может быть, они разойдутся к утру? Но ждать рискованно. Хинате может стать в любой момент хуже, и он не сможет двигаться вперёд, а мертвяков в любую минуту может стать больше из-за шума. Хреново находиться в центре города, где было очень большое население людей. Чёрт. Хинате кажется, что он плавится изнутри.***
Тендо это бесит. Тендо это чертовски бесит. Он который час стоит перед этим парнем, которого они спасли и который, по сути, должен быть благодарен, но нихуя. Сатори снова пинает его в живот носком тяжёлого ботинка. И хмыкает. Парень сдавленно шипит, волосы закрывают половину лица. Тендо наклоняется и хватает за спутанные патлы, сильно сдавливая у корней и заставляя посмотреть себе в глаза. В карих глазах горит злость. Сатори усмехается; парень плюет ему в лицо. Тендо снова бьёт, ещё сильнее, в грудную клетку. И с долей наслаждения смотрит, как он начинает судорожно кашлять, жмурясь от боли. Из разбитого носа всё ещё капает кровь, но он, кажется, этого совсем не замечает. Кишки скручивает очередным спазмом. Чёртов ублюдок, думает Сатори, внимательно наблюдая, как парень лежит перед ним, распластанный и со связанными за спиной руками. На запястьях видно красные следы от туго затянутых верёвок. И он не хочет колоться. Ни своего имени, ни откуда он. Всё, что знает Сатори — он или военный, или прикончил военного, спиздив форму. Ко второму Тендо склоняется больше, потому что ну не может такой сопляк служить. А эмблема на плече ему, Сатори, не говорит совершенно ничего. Он раньше такой не видел. Значит, какая-то из более мелких групп? Тендо просто хочет уже прострелить ему что-нибудь и смотреть, как умирает. Медленно и истекая кровью. А после смерти прострелить голову, чтобы в тварь не превратился. Но приказ Ушиджимы не нарушишь. Придётся терпеть. — Думаешь, — усмехается Сатори, наступая ему на живот, тем самым поворачивая на спину, — такой крепкий, да? — он давит и смотрит, как парень под ним хмурится. — Ты слишком о себе хорошего мнения. Я тебя сломаю, — давит сильнее, улыбаясь, — с хрустом. Парню кажется, что его внутренности сейчас лопнут. Разорвутся, орошая эти стены кровавым фонтаном. Он должен умереть ещё там, от зубов мертвецов, а не здесь, от рук этих людей. Или только от рук Тендо. Разница не велика, в принципе. Тендо ещё раз его пинает и, сплюнув куда-то рядом, выходит из подвала. Дверь оглушительно закрывается, оставляя снова в душащей темноте. — Разрешите доебаться, — с порога говорит Сатори, и не без удовольствия смотрит, как Шимизу с раздражением цыкает, тут же подскакивая с мягкого кресла у стола. — Оу, я, кажется, не вовремя? — лыбится Сатори и проходит вглубь кабинета, плюхаясь на диван. — Всегда можем продолжить втроём, — щурится, облизывая губы, — однако я тут по другой причине. Этот ублюдок не колется. Шимизу Киёко — единственный, наверное, человек в их группе, кто бесится, а не бесит. Она поправляет очки. Ушиджима тяжело вздыхает. — Не колется вообще? — Вообще. — Сатори пожимает плечами. — Святое молчание. — Оставь его без еды и воды на пару дней. Посмотрим, как запоёт.***
— Эй. — Яхаба обращает на себя внимание. — Так что делать с трупами-то? В подвале. Опасно их так оставлять. Что их нельзя так оставлять — понимает каждый. Но никто не знает, что с ними делать. Открыть дверь… Открывать дверь неразумно и опасно. Но и по-другому их не убьёшь. Или же лучше оставить всё так, как есть? Ведь там, вроде бы, прочные замки и они, наверное, должны выдержать. Наверное. Несмотря на немного приподнятое настроение из-за того, что капитан очнулся — мозги у Яхабы кипят и ему кажется, что скоро они закипят в буквальном смысле. Он не хочет сидеть сложа руки и ждать, пока твари смогут вырваться на свободу. Две двери их, конечно, может быть и задержат, но вряд ли надолго. Шигеру бы послал это всё куда-нибудь очень и очень далеко, если бы не их задание и не их жизни, так как приходится оставаться тут. По крайней мере до того, как Оикава не встанет на ноги и не сможет крепко на них стоять. — В любом случае нам нужно открыть ту дверь, — садясь на стул, задумчиво говорит Ханамаки, — другого варианта же нет? — Может быть, туда ещё какая-нибудь дверь ведёт? — закрывая бутылку с водой, спрашивает Куними. — И всё равно дверь открывать. Не эту, так другую. — У меня есть одна идея, — обрывает всех Иваизуми, смотря в пол и щурясь, обдумывая, — рискованная, конечно. — А когда у нас не было риска? Ботинки оставляют грязные следы на когда-то чистом мраморе светлого цвета, который всегда был начищен трудолюбивыми уборщицами академии, чтобы было приятно ходить. Сейчас же он полон кровавых разводов, грязи, которую приносят люди, чьих-то гниющих органов в самых далеких уголках, которые вырвали обратившиеся ученики ещё у живых, обрывки серой кожи. Бойня, наверное, тут была огромная, думает Иваизуми, выходя в холл. По правую руку от него идёт Матсукава, с интересом снова разглядывая стены — и, наверное, думает о чём-то похожем. Хаджиме просто даже прикинуть не может, что тут творилось, когда всё началось. А видел со своей работой он всякое. И ему жаль этих детей. В тот день они даже не смогли побыть со своими близкими и вообще не подозревали, что из учебного заведения больше никогда не вернутся домой, а упокоятся только от пули в лоб. Или ножа в голову. Без разницы. Главное — с пробитым черепом. Вряд ли тут кто-то спасся из них, не считая тех, кто решил пораньше уйти домой или просто прогулять. Оказались умнее. Рассуждая, они поднимаются, крепко зажимая пистолеты в руках. Им нужно найти того парня, который их «встретил». Поговорить. Слабое волнение плещется внутри, как вода в стакане, который куда-то несут, постоянно тряся в руке. А Матсукава кажется спокойным. Иссей вспоминает строение академии и на каком этаже им найти его. Шаги рикошетят от пола прямо в уши, звонко стреляя. Как будто кто-то поднёс дуло к уху и выстрелил. По этажам разносится разный шум — приглушённые разговоры, шаги, скрип дверей, сбивая с толку. На каком? А не ошибутся ли они? Насколько Иссей помнит, их тут три команды. И он уверен — ничем хорошим это не закончится. Военные народ не дружный. Особенно после катастрофы. Кто-то убежал, поджав хвост, кто-то бросил службу и плевал на все приказы, спасая свою дражайшую задницу. А кто-то остался, рискуя всем и потеряв всё. Никто из их команды не успел увидеться с родными. Катастрофа началась во время одной из важных миссий, откуда их сразу отправили на зачистку особо заражённых районов, пока другие команды должны были эвакуировать жителей. По мнению Иваизуми — зачистка в районах их закалила ещё сильнее. По началу он действительно не мог выстрелить женщине или ребёнку в голову. За него это с лёгкостью делал Оикава. От этого всегда кидает в дрожь. Лицо Оикавы в те моменты всегда было ужасно хладнокровным. Он с безразличием отнимал жизни, словно он — бог, которому и предназначено решать, жить человеку или нет. Оикава Тоору убивал всех, кого видел на пути: будь то тварь, укушенный или же здоровый живой человек, не успевший на эвакуацию. Герой или убийца? Слово «родные» рубит на куски сердце Матсукавы. Снова. Он медленно идёт по лестнице, борясь с желанием остановиться, сесть и закрыть руками лицо. Он потерял тех, кто был для него всем. Почти в самом начале катастрофы. В один из районов с эвакуированными жителями прорвалась целая толпа тварей, сожрав почти всех подчистую. Некоторым удалось спастись. Многие были укушены и обречены на отнюдь не спокойную смерть. Иссей незаметно для идущего рядом Иваизуми сжимает ствол сильнее. Матсукава, наверное, всё бы отдал, чтобы вернуть их. К чёрту сожаления о прошлом, которого больше нет. К чёрту всю прошлую жизнь. К чёрту прошлого себя. К чёрту. Теперь ты совсем другой со слабыми отголосками себя прежнего. Они слабо звучат где-то внутри тебя, пытаясь напомнить, что ты не такой, хватит, перестань, остановись, не нужно. А другая часть тебя — большая — понимает, что сейчас ты как раз тот, кем всегда и был. Ты честен с собой. Ты не притворяешься больше: не для кого. На твоих руках крови столько, что её не отмыть даже за всю сотню лет, отведённую человеку. И с каждым разом она засыхает, становясь тяжелее. Она покрывает тебя с ног до головы, не давая забыть, что тем, кем ты являешься — это и есть твоё настоящее я. И никогда не было другого. Просто ты запер всё в себе, приученный улыбаться тогда, когда это нужно и не глотать слёзы, когда неплохо было бы выпустить эмоции наружу. Жить одним днём или миллионом ничем не отличающихся? Они доходят до самого последнего этажа, четвёртого, и по команде три одновременно перешагивают черту, заходя на чужую территорию. Иваизуми кажется, что тут даже атмосфера другая. И не слышно скребущихся тварей. Они медленно идут по длинному коридору, невольно читая таблички на дверях. Иссей трясёт головой и смотрит в другую сторону — в окно. Он щурится, видя, как новые твари снова начинают облеплять забор, а старые — вау — кучами лежат и разлагаются. Он видит трёх человек, сидящих около одного из входа и что-то делают с, кажется, замком. Матсукава останавливается, опирается ладонями на грязный подоконник, всматриваясь. У двоих есть на плечах эмблемы с воронами — значит, люди того, которого они тут ищут. Третья — девчонка в грязной… школьной форме? Иваизуми непонятливо смотрит на сокомандника, проследив за его взглядом и хмыкает: надо же. Чинят замки, которые снесли или пытаются сбежать, захватив с собой школьницу? Неплохо живут. — Какого хрена вы тут забыли? — раздаётся голос сзади и Иваизуми на автомате резко поворачивается, щёлкает предохранителем и наводит дуло на голову. Перед глазами тот самый чувак, которого они ищут. Рядом с ним Матсукава узнаёт парня, который их пропустил к Оикаве. Он держит на мушке Иваизуми — в ответ. Иссей медленно кладёт руку на чёрный пистолет Хаджиме, не менее медленно его опуская вниз, давая понять, что если целиться друг в друга — разговора не получится. Иваизуми довольно громко цыкает, щёлкая предохранителем снова и убирает пистолет за пояс, чтобы можно было быстро достать, если этого потребует ситуация. Он изо всех сил борется с желанием выстрелить ему в голову — просто за то, что оставил в Оикаве чёртову пулю, которая могла запросто прикончить его, если бы остальные не пришли так быстро. — Мы просто хотели поговорить. — Нам есть о чём? — Даичи вопросительно выгибает бровь, посмотрев на в ответ опустившего пистолет Сугавару. — Конечно. — Матсукава делает шаг вперёд — видит, что они реагируют спокойно — показывает Хаджиме нужный жест и они подходят к Савамуре ближе. — Зачем вам целая стая запертых тварей? По музыке соскучились? — Не понимаю, о чём ты. — Подвал, — коротко и ёмко объясняет Хаджиме, — в подвале за дверью этих тварей, судя по звукам, многовато. Они под замком — и я сомневаюсь, что ученики сами их заперли, когда начался хаос. И судя по состоянию академии, первыми выжившими были тут вы, не так ли? Даичи кивает, щурясь. — Так зачем вам мертвяки? — Я действительно не понимаю, о чём ты. Мы не проверяли подвал, — тяжело вздыхает, — получится ли их как-нибудь прикончить? — Какой смысл нам верить в то, что ты действительно не знал и хочешь помочь? — вопросом на вопрос отвечает Матсукава. — Какой смысл мне было вообще пускать вас в эту академию? — парирует Савамура, — речь идёт о безопасности и моих людей. И я выслушиваю и готов временно сотрудничать только по этой причине. Терять людей я не намерен. — О как… — У меня план, — перебивает Иссея Иваизуми.***
Кагеяма стоит на кухне и ждёт, пока шипучая таблетка в стакане наконец-то растворится. Он прекрасно видит, как хреново Хинате и что у того опять поднялась температура, как бы Шоё не пытался это скрыть. Они загнали себя в тупик и заперли. Выбираться через окна, как они уже раз сделали — не получится. Так как деревьев нет. Прыгать они не станут тоже. Несколько сломанных костей усугубит их дела куда больше, чем простуда. Тобио не знает, какие лекарства ему сейчас смогут нормально помочь, кроме слабых таблеток от кашля, жаропонижающих и обезболивающих. До катастрофы он, Кагеяма, болел очень редко, а если даже где-то и подхватывал заразу — за пару дней она проходила, никогда не доводя его до высокой температуры и пропусков таких важных и любимых тренировок по волейболу. Тогда Тобио думал, закончит университет, будет и дальше оттачивать свои навыки в игре, чтобы податься в профессиональный спорт. Теперь приходится оттачивать только навыки стрельбы и бега. Угасающее шипение таблетки немного успокаивает и отвлекает от навалившихся проблем. Кагеяма выходит с кухни и находит сжавшегося в комок Хинату на диване. Он скинул автомат, пистолеты и сдохнувшую рацию на стол. Мда, хозяева этого дома явно никогда бы не подумали, что их мебель, за которую, судя по интерьеру, отвалили немало, будут использовать под оружие. — Эй, Хината, — Тобио садится перед напарником на корточки, — Хината, — повторяет он, видя, что Шоё, кажется, уснул. Тобио прикладывает к его лбу два пальца и цыкает: чертовски горячий. — Проснись, тупица, — он не сильно пихает Шоё в плечо и тот открывает глаза, в которых сначала виден испуг, затем — адская усталость. — Выпей. Тебе полегчает. Хината шмыгает носом, садится — не без помощи напарника — и берёт стакан, поёжившись от прошедшего холодка по телу. Он чувствует, как Кагеяма, растянув на губах беззлобную усмешку, взъерошивает ему волосы. Он с болью глотает, хмурясь. Отдавая пустой стакан, хочет сказать «спасибо», но Тобио закрывает ему рот своей ладонью, понимая благодарность по удивлённым карим глазам. Хината понимает: «молчи, тебе ведь больно говорить». И улыбается от неожиданного тепла в душе.***
Акааши чувствует недоверие людей Куроо. Оно едкое и впитывается в кожу. Кейджи понимает — это, скорее всего, из-за того, что Бокуто едва не перерезал Тетсуро глотку. Бокуто странный, но Акааши уже к нему привык. Кейджи лохматит себе волосы и оседает на пол, опустив голову. Ему нужно искать своих людей, а не сидеть тут. Он должен. Должен знать, что они живы, должен знать, что никто из них не ранен и что им хватает припасов. Интересно, а ищут ли его или уже похоронили? В кабинете становится свежо из-за распахнутых настежь окон и открытой двери. В коридоре периодически мелькают то люди Куроо, то Бокуто, бегающий по людям Куроо. И Акааши, уставшему и заебавшемуся от всего кажется, что так и должно быть. Он просто сидит на прохладном полу, обнимая свой автомат и слушая сквозь пелену сна громкие возгласы своего друга. Или брата. Кем они там уже могут считаться? Акааши научил Котаро многому. К примеру, как стрелять правильно, чтобы не было сильной отдачи. Или быстро менять магазины. Бокуто способный, Бокуто быстро учится. Кейджи ухмыляется.***
Тендо раздражает сейчас любая мелочь. Даже больше, чем обычно. Но особенно тот парень. Ему лицо совсем в кашу нужно превратить, чтобы говорить начал? Сатори выходит на улицу и поднимает голову вверх, смотря в затянутое тучами небо. Они рисуют свою серо-белую картину. В голове крутятся шестерёнки: медленно, потрескивая. Ему нужно расколоть его. И он обязательно сделает это рано или поздно — уверен. Ухмыляется, проводя ладонью по грубой ткани ремешка автомата, висящего на плече. Он пару раз вдыхает, глубоко набивая свои лёгкие воздухом, и шумно выдыхает. — Эй, Ширабу, — зовёт он, смотря на построенную ими башню для часовых, — открывай ворота. — Что? Мы же только недавно вернулись… — не понимает Кенджиро. — Хочу прогуляться. — Сатори скалится. — Устал пытаться узнать хоть что-то из нашего, гм, гостя. Пройдусь, проветрюсь, освежусь. — Ты чокнутый идти туда один, — подаёт свой голос Гошики. — Совершенно точно. Ширабу качает головой. Ворота со скрипом открываются. У Тендо в глазах горят огни; они яркие настолько, что, кажется, хорошо бы освещали дорогу ночью. Он медленно переступает их границы, слыша стук металлических дверей за спиной. — Если папочка будет спрашивать, — он поворачивается, щурясь, — передайте, что скоро вернусь. Он чокнутый. Он знает это. И знает, что он сможет выжить тут даже в одиночку. У него есть решимость, оружие, что ещё нужно? В спину смотрят сокомандники, качая головами. Самоуверенность ещё никому не помогала.***
Даичи с Сугаварой идут прямо за Матсукавой и Иваизуми. Чем ближе они к медкабинету, тем быстрее начинает биться сердце. Даичи совсем немного становится страшно — что, если это ловушка? Что, если в планах этих двух — просто прикончить их? Их же там больше. И план проработан. Савамура медленно тянет руку к пистолету, тут же натыкаясь на взволнованный взгляд Коуши. В конце узкого коридора Даичи действительно видит тёмную дверь, а рядом, где находится медкабинет — людей Иваизуми. Они сидят на подоконниках и полу, рассматривая носки своих ботинок. — Как он? — спрашивает Иваизуми, когда они подходят чуть ближе, и Киндаичи подскакивает на месте — кажется, уснул. — Нормально, — он переводит дух, скользя взглядом по двум новым пришедшим и цепляется за руку Даичи, лежащую на рукоятке пистолета. Ютаро щурится. — Куними вколол ему слабое обезболивающее. Капитан сейчас спит. — Я позову Яхабу. — Ханамаки поднимается с грязного пола, чуть отряхивая свою форму и, преодолевая небольшое расстояние, открывает дверь: — Яхаба? Иди сюда. Коуши слабо пихает локтем Даичи под рёбра, говоря таким образом, чтобы перестал хвататься за пистолет, иначе их тут точно порешают. Не то что бы Сугавара боялся: он понимает, что действия капитана Карасуно могут расценить по-своему и как совсем не жест дружелюбия, открывая по ним огонь. К ним выходит ещё один, перезаряжая пистолет — так, на всякий случай. Дверь с трудом открывается, и Шигеру щёлкает фонариком, освещая уже знакомый подвал, показывая, что сейчас там угрозы нет. Даичи слышит хрипы. Яхаба по привычке показывает пару жестом рукой своим, заходя в тёмное и душное помещение, воняющее разлагающимся мясом. Иваизуми и Матсукава молча двигаются вперёд; Савамура переглядывается с Сугаварой, молча следуя за ними. Ступеньки узкие. Нога Иссея несколько раз соскальзывает и спасибо Хаджиме, который не даёт упасть. Тусклый свет мечется от одного угла к другому. Даичи хмурится, когда они заходят за угол и натыкаются на ещё одну дверь — на этот раз закрытую. Замок висит нетронутый. Шигеру подходит к ней и, глубоко вздохнув, несколько раз несильно стучит костяшками пальцев. Звук эхом раздаётся в помещении, а затем твари приходят в движение: за металлической дверью слышно их рычание, хрипы и скрежет ногтями в попытке выбраться. Даичи слышит, как они там бьются о дверь в темноте, и почти представляет, что сейчас творится там. Вонь стоит ужасная и Суга понимает, что им придётся таскать из магазинов ещё и освежители воздуха, потому что если открыть — задохнутся они все. Открывать её опасно. Но это единственный способ. Матсукава задумывается, сработает ли. — План рискованный, — говорит он Иваизуми, — ты уверен? Этой толпе придётся пройти мимо медкабинета, где будет всё это время Оикава. Руки Хаджиме сжимаются в кулаки. — Я уверен. Мы закроем дверь, чтобы твари туда не зашли. Если оставить их так, то мы можем сдохнуть тут все. — Он замечает сзади стоящего Сугавару, который внимательно наблюдает за их разговором. — Абсолютно все. И ты это прекрасно знаешь сам.***
Куроо ещё раз осматривает то, что Лев кинул в свою полупустую сумку и удовлетворительно хмыкает, застёгивая. Хайба за учительским столом собран и сосредоточен: он тщательно проверяет оружие, которое они собираются взять с собой. Он щёлкает полными магазинами, убирая нужное в сторону. Две винтовки, четыре пистолета и два ножа. Обычный набор, чтобы выйти сейчас на улицу с шансом остаться в живых. Лев видит, как Куроо достаёт из небольшого нагрудного кармана ту заколку, которую он, Лев, прицепил капитану на волосы ночью. Лев впивается в неё взглядом, а после — в самого Куроо, грустно разглядывающего небольшого кота. Алиса как-то очень давно дала её Льву, но потом все про неё забыли. Хоть сейчас пригодилась. — Вы… — с неловкостью начинает Лев, — скучаете по ней? — Что? — отвечает Куроо, не оглядываясь. Он проводит большим пальцем по контуру кота, глубоко вздыхая и сжимая заколку в ладони, — не мели чушь, уже прошло много времени. У нас есть заботы поважнее сейчас, — убирает её в тот же карман, из которого и достал, — ты всё сделал? — Да, Куроо-сан. Всё готово. Лев отдаёт оружие Тетсуро, внимательно смотря, как капитан всё быстро распихивает по своим местам на форме. Они выходят из кабинета, тихо закрывая за собой дверь. — Капитан? Вы куда-то уходите? — Инуока переглядывается с Такеторой. — До ближайшего магазина, — Куроо подходит ближе, — жрать скоро совсем нечего будет. Передай Нобуюки, что он за главного, пока меня нет. Спускаясь по лестнице, они замечают, что вокруг довольно-таки тихо для здания, в котором столько людей. Это как-то подозрительно и заставляет насторожиться ещё сильнее. Они спускаются на первый этаж и наконец слышат чьи-то голоса — Лев смотрит в сторону — в конце коридора он видит людей, что-то бурно обсуждающих. Но Куроо, покачав головой, идёт вперёд, и Хайба за ним. На улице душно, хоть и выглядит, что прохладно. Не так жарко, конечно, как в предыдущие дни, но и толку мало. Их форма тяжёлая и плотная, несмотря на надежность, в ней весьма жарко. Как бы Куроо хотел снова оказаться в том их доме, из которого они уехали. Только их команда. Отличный супермаркет рядом, в котором ещё было полно еды. Зачищенный район. Можно было переодеваться в обычную одежду. А что сейчас? Спасибо, что хоть крыша над головой есть. — Эй, четырёхглазка, — ухмыляется Куроо, подходя к трём людям Даичи ближе, — открой-ка дверку. — Не смей так... — Эй, эй! — Хайба, всплеснув руками, боковым зрением замечает на крыше ещё двух, — просто открой дверь. — С чего бы мне это делать? — С того, что если нам будет нечего жрать, то ваши запасы будут заканчиваться в два раза быстрее. И тогда был Кенма. Куроо, слыша, как за его спиной закрывается дверь, смотрит на то место, где они его оставили. Рассыпанные по залитой кровью земле пули и обглоданный до неузнаваемости труп, от которого сейчас разит гнилью больше, чем от самих тварей, скребущих по забору с другой стороны. Куроо не должен снова впадать в отчаяние. Лев протягивает руку, замирает на пару секунд, но всё-таки кладёт на плечо капитана, немного потянув задумавшегося Тетсуро на себя — и встречается взглядом с его — от этого бросает в дрожь, но Хайба держится и ещё раз тянет на себя, а затем в сторону, в которую им нужно. Куроо не стоит смотреть на это. Лев знает и понимает. — Что ты делаешь, мать твою, Лев? — наконец спрашивает Тетсуро, пытаясь выбраться из неслабой хватки своего напарника. — Ты, может, граблю свою уже уберёшь? — Я же Вам помочь хотел, — пожимает плечами Хайба, но руку всё-таки убирает, не рискуя своими жизненными показателями. Куроо молчит в ответ, едва хмыкнув. Ему очень хочется сказать что-нибудь едкое, как, в принципе, и всегда, но видит несколько тварей, которые одним своим присутствием выбивают из головы какие-то сторонние мысли. Лев достаёт пистолет, удерживая палец на предохранителе. То же самое делает и Куроо. Нужный им магазин находится за ближайшим поворотом, около которого подозрительно пусто. Твари, которые сейчас есть на улице, пока что не обращают на них никакого внимания — они оба двигаются медленно, стараясь не топать, а ступать мягко, чтобы не привлечь к себе лишнего внимания. Хреново будет, если открыть огонь прямо тут. И закончится эта стрельба тем, что мертвецов привалит на шум ещё больше, чем было, как отдача. Ты — стреляешь, а их становится только больше. Сколько же должно пройти времени, чтобы мертвецы сдохли сами? Сдохли насовсем. Куроо всё ещё не до конца понимает, есть у них разум или нет. Некоторые ведут себя более-менее логично. Некоторые даже притворяются мёртвыми. Они обычно сидят или лежат, не выдавая себя и хватая свою добычу в самый удобный момент — когда она, ничего не подозревая, проходит совсем рядом, думая и наивно полагая, что тварь уже убита кем-то. А она кусает, прокусывая и одежду, и кожу. Захлопывает свою хитрую ловушку. Волнение растёт в груди, когда они приближаются к нужному повороту. И резко выпрыгивают, наставляя дула пистолетов на, к счастью, пустоту. В нескольких метрах видно супермаркет; Куроо, кажется, слышит, как урчит живот Льва. Дверь магазина открыта — значит, кто-то тут уже точно побывал. Они не спеша заходят внутрь, всматриваясь в полумрак, царящий там. Лев порывается пойти вперёд — Тетсуро хватает его за руку, дёргая обратно. Нечего ходить тут по одиночке, когда они ещё не проверили это место на наличие тварей. Импульсивность Хайбы иногда раздражает. Они идут вперёд, преодолевая несколько стеллажей с продуктами, часть из которых, увы, уже не пригодна в пищу. Хоть сейчас все и не в том состоянии, чтоб привередничать, но отравиться каким-нибудь испорченным продуктом, а потом тратить и нервы сокомандников, и лекарства — не хочется. Но Льву интересно: что они будут есть, допустим, через несколько лет, когда срок годности всего, что находится в магазинах, выйдет? Они прислушиваются к шорохам и собственным шагам, внимательно смотря по сторонам, особенно на разные углы, из-за которых могут выпрыгнуть мертвецы. Всё чисто и тихо. Куроо не даёт расслабиться. Если бы Льва спросили, хочет ли он поменять напарника, то он уверенно скажет «нет». Работа с Яку, конечно, не настолько ужасна и тот часто давал дельные советы или чему-то учил, но с Куроо… с Куроо спокойнее. Лев думает, что задай такой же вопрос самому капитану — ответ будет «да». Он помнит, как они работали с Кенмой. Наверное, Куроо сейчас много старается, чтобы вот так вот держаться: Хайба помнит, что с Козуме они были даже слишком, чем просто близки. Внутри появляется какая-то едкая-едкая горечь, текущая по душе, как смертельно обжигающая кислота. Куроо останавливается у входа, откуда они и начали. — Всё чисто, — говорит он, — собирай всё с правой стороны. Я буду подчищать остальную. Эта пустота кажется слишком подозрительной для мира, в котором бродят трупы, беспощадно пожирая всё живое на своём пути.***
Кровь на руках, засохнув, неприятно стягивает кожу. Тендо кажется, что он лишился способности чувствовать страх — полное ничего. Он видит перед собой тварь — она чувствует запах живого человека, рычит и идёт ему навстречу, клацая челюстью. Но ему всё равно. Он вертит в руке нож, лезвие которого окрашено в красный, смотрит на тварь, делая несколько шагов вперёд, к ней. Он внимательно рассматривает девушку с заплывшими белыми глазами и зияющей дырой в шее — голова немного заваливается набок. Нож с хлюпающим звуком входит в висок, хрип резко прекращается. Ему, наверное, жаль её. Сатори аккуратно опускает труп на асфальт — несколько секунд смотрит на мертвеца, сидя на корточках — поднимается, стряхивая с рук новую, уже подсыхающую кровь, и смотрит в небо. — Я же Вам помочь хотел, — раздаётся где-то рядом. Сатори улыбается — сам не знает почему — глупо скалится, щурит глаза и, поудобнее зажав нож в руке, медленно идёт на шум. Люди тут… не те ли? Он хмыкает. Двое военных отдаляются от академии в, если он правильно помнит заученные наизусть карты, супермаркет. По телу льётся возбуждение, прогоняющее всю скуку. Автомат на плече немного мешает и неплохо было бы взять его и прикончить этих двух, но нет, Сатори внимательно осматривает их, словно пытаясь запомнить каждую деталь. Слишком вооружены, не выйдешь. Но если стрелять отсюда, из кустов — то, возможно, не заметят. Тендо присматривается к тому, что идёт рядом с высоким парнем — метра два точно есть! — и скалится сильнее, едва ли не смеясь в голос. А не он ли вчера хотел пустить себе пулю в рот? Взгляд быстро скользит по чёрной военной униформе, по уверенной хватке на оружии, умелых действиях и эмблемах на плечах. Кажется, он знает, как можно пополнить запасы. Они интересные — Сатори не может сказать почему, но что-то в них есть такое, цепляющее. На крыше академии, немного поодаль, он замечает ещё двух людей, которые или целятся в этих двух, или охраняют, чтобы всадить мертвецам пулю в лоб с большого расстояния. Отсюда они выглядят как две маленькие точки, держащие в руках или простые штурмовые винтовки, или крупнокалиберные автоматы. Наверное, Ушиджиме понравится новая информация.***
Он соврёт, если скажет, что не страшно. Только не может понять, за кого сильнее — за себя, за остальную команду, за Оикаву, который, чёрт возьми, один за дверью, мимо которого сейчас повалят твари, или за всё это вместе? Хаджиме стоит на своей позиции в коридоре, невидящим взглядом пялясь в тёмный дверной проём подвального помещения. Руки начинают болеть, он сильно сдавливает рукоять снятого с предохранителя автомата. Иваизуми кажется, что он даже не чувствует вес оружия в своих руках, что оно совсем лёгкое. Прострация. Он периодически смотрит на дверь медкабинета. Что, если Оикава очнётся, когда они начнут? От, допустим, ужасного шума? Он подойдёт к двери, откроет её, не зная, что его ожидает, и повалится на спину, когда какая-нибудь тварь заметит лакомство в дверном проёме. А куда одна, туда и другие. Ему нужно было остаться с Тоору, но и кинуть свою команду не может. Матсукава подходит и кладёт руку на плечо. А затем жестами говорит: «Всё будет в порядке. Обещаю». У Нариты трясутся руки. Миссия открыть дверь выпадает ему. Он не знает, успеет ли выбежать. Шанс пятьдесят на пятьдесят и никак иначе. Две команды рассредоточены по коридору и в холле, закрывая собой разные небольшие коридоры, в которые может зайти погулять оторвавшаяся от общей стаи тварь. Им просто нужно, чтобы они вышли из подвала и пошли по коридору на звук приманки — Казухито до крови кусает нижнюю губу — где остальные незамедлительно откроют огонь, нещадно паля по уже и так мёртвым телам. Он смотрит на открытую дверь, где его ждёт Энношита. Нарита сглатывает. Сердце бухает настолько сильно, что он, кажется, даже не слышит собственных мыслей. Кишки скручивает спазмами, словно сейчас вывернет желудок наизнанку прямо здесь и сейчас. От запаха и страха. От всего вместе. Это как будто высокоградусный коктейль из настолько разных и в то же время одинаковых эмоций, который заливают в него на пустой желудок и тот теперь бунтует. Энношита говорит, что все и всё готово. Теперь всё зависит только от него самого. Коктейля в желудке уже настолько много, что он начинает проникать под кожу, в вены, наполняя их собой, вместо крови. В нём течёт страх и надежда. Надежда на то, что он сможет выбраться отсюда прежде, чем твари попробуют его тело на вкус. Нарита тяжело вздыхает. Ещё раз. И ещё. Он секунду закрывает глаза, трясущимися руками нащупывая пистолет за поясом. Энношита направляет большой фонарь, который они нашли в одном из кабинетов, прямиком на сокомандника, освещая ему всё, чтобы не запнулся. Предохранитель щёлкает. Инстинкт самосохранения вопит «плюнь и беги. Сваливай, пока можешь, тупой ублюдок». Он открывает глаза, наводя дуло пистолета на замок. Отходит немного назад, так, чтобы было удобно сразу дать дёру отсюда. И несколько раз палит по замку, до тех пор, пока он со звоном не падает на бетонный пол, а твари не распахивают дверь, едва ли не вылетая из небольшого помещения. Энношита орёт: «беги». Мозг отключается полностью, Нарита рвётся к выходу, буквально прыгает по лестницам, соскальзывает и чувствует, как тварь хватает его за ногу — он пытается спихнуть её, чувствует, как по голени бежит что-то, но ничерта не чувствует — уже вообще и совсем ничего — Чикара стреляет в голову мертвецу и помогает выбраться. Всё так сумбурно и быстро, дышать тяжело и идти нормально не получается. Нарита видит, как мертвецы лезут за ними и уже выходят из подвала, капая на пол кровью, как слюной. Энношита кричит что-то трупам и помогает Казухито перейти в следующий коридор, где ждут все остальные. Ханамаки слышит приближающиеся хрипы и встаёт так, чтобы удобнее было и уходить, и стрелять одновременно. А тварей, оказывается, весьма много. И большая часть из них явно не похожа на учеников академии. — Что происходит? — спрашивает Бокуто, выходя из кабинета в коридор, где уже собрались остальные люди Куроо. — Не знаем, — говорит Яку, поправляя автомат на плече, — но палят там сильно. И кричат. Может, стоит спуститься? Они достают оружие, кому какое удобнее — кто идёт вооружившись пистолетом, а кто — сняв с плеча винтовку. Они быстро топают по лестнице вниз, пытаясь запихать разные догадки, всплывающие в голове куда-нибудь подальше. Если так оглушительно стреляют, то, должно быть — скорее всего — твари. Они останавливаются около залитого кровью холла. Две команды, находящиеся в академии, стреляют по прущим из коридора тварям, только и успевая менять магазины. Нобуюки взмахивает рукой и Некома рассредоточивается так, как удобно. Бокуто переглядывается с Акааши, тоже занимая позицию. Они открывают огонь, ловя на себе заинтересованные взгляды. Выстрелы оглушают и ничего не слышно. Твари падают на мраморный пол одна на другую, пока под ними растекается большая лужа из крови и чёрт знает чего ещё. Энношита помогает Нарите сесть и сделать передышку. Казухито считает себя трусом, а Чикара понимает, что это нормально. Они сидят на холодном полу, слушая музыку из хрипов вперемешку с выстрелами. Нарита дышит глубоко, быстро и часто, хватает ртом воздух. Он мотает головой — сам не знает зачем — и почему-то начинает смеяться в голос, когда стрельба прекращается и слышен звон патронов, звонко падающих на пол. Последняя тварь, тело которой пробито, как решето, оседает. Нарита смотрит на свою ногу и начинает смеяться ещё сильнее, не обращая внимания на взгляды других. Как иронично, а.***
Тсукишима цыкает. Им сказали стоять тут, наготове, если у них что-то выйдет из-под контроля и твари пойдут на улицу. Кей видит напуганные глаза Хитоки и поддерживающий взгляд Ямагучи — и тошнить начинает. Хоть молчат. И на том спасибо. Он опускает пистолет, поправляя левой рукой немного скатившиеся очки. Кажется, стоит подумать о линзах. Ему совершенно всё равно, что сейчас происходит внутри академии, но если истошных криков нет — значит, проходит всё удачно. Нишиное и Танаке, наверное, сейчас особо хорошо. Весь день просто сидеть на крыше, высматривая падаль и предупреждая по рации в случае чего или отстреливая мертвецов. — Похоже, мы можем вернуться к креплению замков, — воодушевлённо говорит Тадаши. — Идём. Заходить в задние совершенно не хочется, лучше уж потратить время на чёртовы замки, от вида которых уже тоже тошнит. А ещё ждать ту парочку из пришедшей команды. Жрать меньше надо, думает Тсукишима, подходя к одной из дверей, у которой они остановились в последний раз и из которой выходили те двое. Четырёх, блять, глазка. Тсукишиме хочется натянуть автомат на задницу Куроо — как минимум. Он хакер, а не охранник. Ячи берёт отложенный в сторону автомат Тадаши — Тсукишима щурится и внимательно на неё смотрит, незаметно перемещая руку к пистолету. Не хватает ещё, чтобы какая-то девчонка их тут порешала. Однако тогда они, может быть, поймут, что не стоит принимать с распростёртыми объятиями каждого встречного. Чёрт знает, что творится в их голове. В таком хаосе свихнуться не долго, особенно в одиночку, особенно, если образ жизни Хитоки — правда. Это ж какую психику иметь нужно? Она замечает раздражённый взгляд, улыбается и кладёт оружие обратно — за спину ничего не подозревающего Ямагучи.***
Кагеяма настороженно посматривает в сторону своего засыпающего на ходу напарника, иногда пихая его в плечо. Им нужно срочно найти, где переночевать: Хината не сможет идти ночью, а если придётся защищаться, то тем более. Тобио буквально чувствует его слабость. Он знает, что лекарство, выпитое Хинатой, снижает ему температуру, но требует сна и отдыха. Они кое-как выбрались из того дома. А теперь на улице начинает темнеть. Ветер дует немного сильнее, он холодный и ловко забирается под одежду. Сумерки с каждой минутой сгущаются, а солнце заходит. На небе уже видна неполная луна. Она освещает землю своим тускло-холодным светом, но это лучше, чем совсем ничего. Тобио не говорит ему каких-то ободряющих слов просто потому, что знает — толку от них немного, вызывают желание только ударить. Или это так только у самого Кагеямы. И он, Тобио, кажется, уснёт быстрее, чем сам Шоё. Он держится ночь вторую… или третью? — он сбивается со счёта — и ещё несколько часов протянет вряд ли. Насыщенный день отражается тоже в виде ужасной усталости, наваливающейся на плечи тяжёлым грузом. А ещё и не спать, охраняя. Идут они уже продолжительно долго, наверное, один район миновали точно. Окрестности совершенно незнакомые и хоть как-то нормально ориентироваться невозможно — только по карте, изученной за то время, пока они были за стенами и Хината хоть немного, но поспал. Может быть, им стоит перестать искать своих людей и подумать, где бы найти нормальное безопасное место? Такое, чтобы можно было жить в нём и дать возможность Шоё поправиться. А то он соберёт своим кашлем всех тварей в округе. Хината пытается сдержаться и не сгибаться, но получается, мягко говоря, не очень. Он чувствует такую слабость в теле, что, кажется, сейчас даже передвигать ногами не сможет и свалится прямо тут. На грязный асфальт. А вокруг — слышит — трупы. Красота. Шоё через силу хмыкает, а затем шмыгает красным носом и ёжится из-за ветра. Он действительно не хочет быть такой обузой Кагеяме, но и понимает сейчас совершенно точно, что Тобио его просто так не кинет. От этого радостно и грустно одновременно. Из-за своей болезни — хрен знает какой болезни — могут откинуться они вдвоём. А вдруг Кагеяма тоже заразится и заболеет? У них хватило бы лекарств хотя б на одного. Как, собственно, и еды, которая скоро пойдёт на убыль. — Вон там вроде всё спокойно, — Кагеяма прерывает мысли Шоё, показывает рукой на небольшой дом, стоящий в конце улицы.***
— О, а потренируете меня? — не успокаивается Лев, засыпая Куроо разными вопросами. Он скачет вокруг, что-то рассказывая из прошлого, выливая какие-то свои накопившиеся мысли. Если ему так легче, то Тетсуро выслушает, главное, чтобы не орал так, собирая всю токийскую падаль. Некстати вспоминается недавний сон, где твари танцевали в розовых платьях. Хорошо, что ничего спиртного они не взяли. — У нас тут каждый день сплошная тренировка, — отвечает Куроо, подходя к двери здания и открывая её, тут же морщась от головокружительного запаха разложения и гниения. Лев закрывает нос и рот рукой, удивлённо осматривая холл, буквально усыпанный мёртвыми тварями. — Оригинальный ковёр, — Тетсуро пытается обойти или перескочить всю кучу, Лев за ним. — Но воняет, — замечает Инуоку, сидящего на лестнице и подходит ближе, — чё тут произошло? Где остальные? Где сова? Со пожимает плечами: — Мы спустились на звуки выстрелов. А тут эти мешки валят. Ну мы тоже открыли огонь. Остальные ушли обратно наверх. Я решил дождаться вас. — Берёт одну из полных сумок Куроо, внимательно рассматривающего всё вокруг. В дальнем углу, около старого стола охранника, он видит людей Даичи, склонившихся над кем-то. Интерес берёт верх; Тетсуро медленно подходит ближе, стараясь рассмотреть, что же их так заинтересовало. Взгляд цепляется за человека, вокруг которого такая шумиха. Он скользит по нему, высматривая, и тихо-тихо цыкает, видя окровавленную голень с вываливающимися кусками мяса. Куроо не вслушивается в разговор. Нариту боль разрывает буквально изнутри. Его слабо лихорадит. И он прекрасно понимает, что теперь так и так умрёт. Заражение проникает во всё тело, медленно убивая. Тетсуро достаёт пистолет. Казухито встречается с ним взглядом. Он уверенно смотрит в немного растерянные глаза Куроо, едва заметно кивает ему, словно говоря: «сделай это, пожалуйста». Тетсуро крепко сжимает зубы; ему, чёрт возьми, просто чертовски жаль этого парня. Куроо жмёт на курок. Звук выстрела приводит его в чувство. Даичи тут же оборачивается, видя, как Куроо опускает пистолет, убирая в кобуру. — Такой смерти не пожелаешь даже врагу, — говорит Тетсуро, заранее зная, что сейчас начнётся тирада Савамуры, — я просто сделал то, на что у тебя кишка тонка. Он поворачивается спиной, прерывисто выдыхая. И торопливо идёт к лестнице, скрываясь за грязной шторой. Просто Куроо знает: Лучше пулю в лоб, чем медленно подыхать.